И доктор Гусаров

Ручей действительно почти высох, и на этот раз до

медпункта, где живёт хирург Геннадий Гусаров, я до-

брался без приключений. Геннадий познакомил ме-

ня со своим соседом – молодым, высоким и, конеч-

но, бородатым блондином. Когда в декабре прошло-

го года «Профессор Визе» покидал Ватерлоо, с бере-

га нам прощально махали руками тринадцать поляр-

ников. «Обь» уже встречали четырнадцать человек: в

коллектив станции полноправным членом вошёл аме-

риканский микробиолог Джон Крум.

– Я сыграл большую роль! – пошутил Джон – Я лик-

видировал своей персоной «чёртову дюжину»!

Чтобы произвести такую длинную фразу, Джон

неоднократно прибегал к помощи Гусарова, прилично

владеющего английским, А когда Геннадий похвалил

своего ученика, польщённый Джон решился расска-

зать целую историю.

Недавно Ватерлоо посетило американское турист-

ское судно: несколько десятков туристов, видимо, не

самых бедных в Штатах людей, решили ради экзо-

тики поглазеть на ближайшую к цивилизации точку

Антарктиды. И вот к Джону подошёл один америка-

нец и с трогательной доверчивостью сообщил, что он

очень мало и плохо говорит по-русски. Джон сочув-

ственно ответил, что и он тоже «чуть-чуть». Америка-

нец удивился и спросил, где его собеседник так здо-

рово овладел английским. Джон пояснил, что в штате

Северная Каролина. Потрясённый американец закри-

чал, что он тоже из Северной Каролины, и поинтере-

совался, сколько времени мистер там жил. «Двадцать

лет», – ответил Джон.

Джон оказался чуточку флегматичным, но скром-

ным и приятным в общении собеседником и потому

в последующие дни получал от ребят с «Оби» столь-

ко приглашений, что вынужден был с тысячью изви-

нений часть их отклонять, говоря при этом: «Не мо-

гу же я совсем забросить на произвол судьбы моих

маленьких друзей!» Так он называл простейшие мик-

роорганизмы, ради изучения которых и отправился в

Антарктиду.

– Простейшие – это очень важно, – говорил Джон. –

Очень, очень важво. Если их наблюдать в течение ря-

да лет, можно сделать серьёзные научные выводы.

Например, о степени загрязнения Антарктиды. После

Беллинсгаузена я хочу поехать к японцам на Сева, а

потом мечтаю поработать на Байкале, который счи-

таю самым интересным озером в мире. Как по-ваше-

му, удастся мне осуществить эту мечту? Учтите, что

к концу зимовки я надеюсь говорить по-русски без по-

мощи моего учителя, доктора Гусарова!

Для своих двадцати четырех лет Джон на редкость

серьёзен и, как говорят ребята, очень трудолюбив. В

ужин его чуть ли не силой приходится отрывать от

микроскопа.

– Если я буду мало работать, – с улыбкой пояснял

Джон, – за что меня кормить? А если серьёзно, то я

люблю свою работу и хочу чего-то добиться в жиз-

ни. Родители мои люди небогатые, рассчитывать на

их помощь не приходится. Университет мне удалось

закончить только благодаря тому, что получил кредит

на плату за обучение. Весь свой годовой заработок

возвращу кредиторам, расплачусь и тогда начну ра-

ботать на себя.

Мы расспрашивали его о настроениях молодёжи в

Соединённых Штатах.

– Много разных взглядов, точек зрения, модных

увлечений, – говорил Джон. – Одно время очень рас-

пространились хиппи, теперь их стало меньше. Я сам

был хиппи и ходил босиком, но вести такую жизнь

мне оказалось не по карману: модные лохмотья сто-

ят очень дорого. Какой-нибудь программы у хиппи нет,

это болезнь юности, и она проходит, но быстрее у

тех, кому надо зарабатывать на жизнь. А что касает-

ся политики, то среди молодёжи очень популярны бы-

ли Джон и Роберт Кеннеди, которые казались нам бо-

лее прогрессивными и либеральными, чем их сопер-

ники. К сожалению, и братья Кеннеди не покончили

с войной во Вьетнаме, о чём мечтала вся наша мо-

лодёжь, потому что мы не хотим погибать во имя ка-

ких-то очень туманных политических лозунгов…

Беседа с нами потребовала от Джона столь боль-

ших усилий, что он извинился и «выключился из иг-

ры». А я, горя нетерпением, набросился на Гусарова с

просьбой рассказать о тех необычных визитах, кото-

рые были в наше отсутствие.

– У нас создалось впечатление, что туристы, при-

бывшие на американском судне, – это просто скуча-

ющие миллионеры, и развлекать их не было ни осо-

бого желания, ни времени, – сказал Геннадий. – На-

чальник станции предоставил в их распоряжение вез-

деход, они отправились на экскурсию, а мы продолжа-

ли заниматься своими делами. Вышел я из дому, вижу

– навстречу мне идёт пожилая, но энергичная, спор-

тивного склада женщина. Спрашивает по-английски,

не знаю ли, где можно найти доктора. Я отрекомендо-

вался и спросил, чем могу быть полезен. Оказалось,

что в медицинской помощи она не нуждается, ей про-

сто нужно перезарядить фотоаппарат, а у доктора, по

слухам, имеется зарядный мешок.

Я выполнил её просьбу, и мы разговорились. Она

сказала, что воспользовалась редкой возможностью

повидать Антарктиду и очень сожалеет, что такое ин-

тересное путешествие ей довелось совершить без

мужа: Эрнест очень любил путешествовать, он был

известным в Америке писателем и объездил полмира.

– Хемингуэй? – спросил я.

– Да, – удивилась она.

– И вы… Мэри Хемингуэй?!

Она смотрела на меня и улыбалась. Я извинился и

побежал за ребятами.

В одну минуту вся станция узнала, что в медпунк-

те находится Мэри Хемингуэй, спутница жизни выда-

ющегося писателя. Мы выставили на стол все луч-

шее, что хранилось в наших кладовых, угостили Мэ-

ри полярным обедом, расспрашивали её, танцевали

с ней под радиолу. Метеоролог Энн Креэм принёс эс-

тонский журнал с рассказом Хемингуэя и подарил его

Мэри. Она была растрогана таким приёмом и долго

сидела с нами в кают-компании, рассказывая о Хе-

мингуэе, о том, что он всегда с большим интересом

относился к нашей стране, высоко ценил советского

читателя. Сама она уже один раз была в Советском

Союзе и надеется, что и этот раз не последний.

Геннадий подарил мне фотографию: Мэри Хемин-

гуэй в кругу полярников станции Беллинсгаузена. Я

вспомнил мудрое изречение знакомого по Северу

лётчика Горбачёва: «Все самое интересное происхо-

дит за день до вас или через день после вашего от-

лёта».

С Геннадием у меня ещё во время перехода на «Ви-

зе» установились добрососедские отношения. Целый

месяц мы сидели за одним столом в кают-компании

и, насколько я помню, не успели надоесть друг дру-

гу. Доктор молод, строен, высок и красив; карие гла-

за, чёрные волосы и острая бородка делают его похо-

жим на разночинца времён Писарева. Впрочем, сре-

ди полярников такой тип не редкость: Валерий Чуда-

ков, например, словно сошёл с картины Репина «От-

каз от исповеди». До Беллинсгаузена Геннадий заве-

довал отделением в хирургической клинике известно-

го ленинградского профессора Углова, где занимался

изучением врождённых пороков сердца, и подготовил

диссертацию. В Антарктиде доктор не новичок. В Де-

вятую экспедицию он зимовал на Молодёжной, участ-

вовал в походе Восток – Мирный и пришёл на вторую

зимовку, умудрённый полярным опытом.

Здесь доктору Гусарову предстояло нанести два

визита, после которых в чилийских газетах замелька-

ло странное для русского уха созвучие: «Сеннади Гу-

сардви».

Однако, прежде чем поведать эту историю, на-

помню читателю, что рядом с нашей станцией Бел-

линсгаузена, в нескольких стах метрах находится чи-

лийская антарктическая база. У соседей, с которыми

у наших ребят сложились исключительно дружеские

отношения, доктор Гусаров пользовался особым рас-

положением: не только благодаря личным качествам,

но и потому, что на чилийской станции не было врача.

По первому зову и без специальных приглашений

Геннадий приходил к чилийским друзьям и оказывал

медицинскую помощь.

– Двадцать третьего декабря я навестил одного

больного, – рассказывал Геннадий, – и тут ко мне под-

ходит Хорхе Вилья, начальник станции. «Не можете

ли дать по радио консультацию своему коллеге, с ко-

рабля „Пилото Пардо“? У одного офицера подозрение

на аппендицит».

Чилийские радисты были уже наготове. Перегова-

ривались мы с помощью морзянки. Меня спросили,

не могу ли я вместо устной консультации прилететь

на судно, чтобы в случае необходимости произве-

сти операцию. Я поставил в известность начальни-

ка станции Симонова, получил, конечно, его «доб-

ро» и вскоре уже летел над морем: чилийцы не со-

мневались в нашем согласии и во время перегово-

ров выслали вертолёт. Через полчаса я был на кораб-

ле, вместе с молодым судовым врачом-практикантом

осмотрел офицера, подтвердил предполагаемый ди-

агноз и немедленно сделал операцию. Действитель-

но, промедление могло привести к беде: у больного

был остро развившийся гнойный аппендицит. Отдох-

нув за чашкой кофе в каюте командира, я на вертолё-

те вернулся домой.

Прошло три недели. Неожиданный звонок с чилий-

ской станции: простите за беспокойство, но с кораб-

ля «Пилото Пардо» за доктором Гусаровым вылетел

вертолёт. И снова аппендицит! Я предупредил по ра-

дио, чтобы больного, не теряя времени, готовили к

операции, и отправился на судно. Мой первый паци-

ент, уже совершенно здоровый, весело встретил меня

на палубе и провёл в операционную, где уже лежал на

столе заболевший матрос. Минут за тридцать сделал

операцию, пообедал и вылетел обратно, буквально с

«доставкой на дом» – вертолёт приземлился в десяти

метрах от моего медпункта. Иду домой, а за мной сле-

дом второй пилот с каким-то ящиком. Это чилийские

моряки преподнесли нашим полярникам «презент»:

свежие помидоры и плоды авокадо – по виду груши, а

по вкусу нечто среднее между сыром и маслом, очень

напоминают «Виолу»… Вскоре Хорхе Вилья вручил

мне благодарность чилийской антарктической группы

и многочисленные вырезки из газет, где меня называ-

ли «Сенади Гусардви», «Геннади Гусардви» и сильно

переоценивали, скажем прямо, рядовые операции, о

которых шла речь. Приятно было другое: с тех пор на-

ши отношения с чилийскими соседями стали ещё сер-

дечнее, а это действительно мы очень ценим: зимо-

вать нам вместе целый год…