Глава 2. Я добралась до лестницы и все еще переполненного фойе

Я добралась до лестницы и все еще переполненного фойе. Внимательно оглядела толпу в поисках Мики, но, поскольку он был одного со мной роста, мы не могли видеть друг друга в толпе. Люди расступились, и я увидела его в середине комнаты, он разговаривал с семьей, которую я не узнала. Он улыбался, лицо светилось чувством юмора. Он засмеялся, откинув голову, беззвучно для меня из-за гула толпы. Толпа сомкнулась вновь, и я снова потеряла его из виду. Я направилась к нему. Давка рассосалась, и я снова смогла его увидеть. Он был одним из тех редких людей, которые могли показаться изящными, пока вы не замечали их широкие плечи, сужающиеся к талии. Он был сложен как пловец, хотя занимался бегом и тяжелой атлетикой, как и большинство оборотней, которых я знала. Все его костюмы приходилось приспосабливать с помощью спортивных разрезов. Итальянские костюмы, казалось, подходят лучше всего. Американские костюмы выглядели, в основном, как коробки и ужасно смотрелись на коротких мужчинах с мышцами. Хотя Мика был сильным, а не грузным. Костюм Мики сидел на нем идеально, и я поймала несколько брошенных ему вслед взглядов женщин, спешащих мимо нас со своими семьями. Я улыбнулась, потому что знала, что без костюма он выглядел еще лучше, чем в нем. Проходивший мимо мужчина посмотрел на его зад. Там Мика тоже не был обделен. Полагаю, из-за того, что он был невысоким и привлекательным, я могла бы назвать его красавцем, если бы он захотел, но он был слишком хорош для таких слов, как «красавец». Кроме того, у него были волосы почти по пояс. Вьющиеся, и такого богатого, глубокого коричневого оттенка, который мог быть светлым, когда он был маленьким. Волосы у него были почти такие же кудрявые, как и мои, и рассыпались по его спине так, что многие женщины могли позавидовать. Мои собственные волосы были мне почти по пояс, потому что он хотел постричься, а я не хотела, чтобы он это делал. Я хотела убрать несколько дюймов своих волос, и он мне не позволил. Так что мы заключили сделку. Если я отрежу себе волосы, он отрежет свои. Мы зашли в тупик, у меня не было таких длинных волос со школы.

Он повернулся ко мне, словно почувствовал мой взгляд, и я смогла, наконец, увидеть все, от тонкой линии лица, может быть, немного чересчур длинной у челюсти, для того, чтобы считаться полным совершенством, но только эта линия позволяла ему выглядеть мужественным. Начальная школа, должно быть, была адом, так как невысокие и красивые мужчины обычно не преуспевают. Он сказал мне, что его глаза были первоначально коричневыми, но я никогда не видела глаз, с которыми он родился. Он пришел ко мне с глазами леопарда, навсегда пойманными в эти темные ресницы, зеленовато-желтые, меняющие цвет в зеленый или желтый в зависимости от того, какого цвета одежду он носил или как падал свет. Большую часть времени он носил темные очки, чтобы скрыть глаза, но с наступлением темноты они зачастую больше привлекали внимание, чем что бы то ни было скрывали, и его поражало, как много людей могло смотреть ему в глаза и только заметить: "Какие красивые глаза" или: "Какой великолепный зеленый цвет", и не уловить связь.

Натаниэль сказал бы: "Люди видят то, что они хотят видеть, или то, что их мозги говорят им видеть, большую часть времени".

Мика одарил меня улыбкой, которая полностью предназначалась мне. Она была полна любви, страсти, и той самой связи, которая родилась между нами, практически, как только мы встретились. Он был моим Нимир-Раджем, моим королем леопардов, а я была его Нимир-Ра, королевой леопардов. Хотя я не перекидывалась ни в кого, я все еще как-то хранила в себе часть леопарда, и эта часть, казалось, знала его. Мика никогда не ставил это под сомнение, и я сделала что-то невероятное: позволила ему приручить себя. В течение двух лет и до сих пор мы были счастливы друг с другом. Это был рекорд для меня.

Обычно к настоящему моменту я бы все как-то разрушила, или мужчина сделал бы что-то, на что я могла указать и уйти, сказав: я знала, что ничего не выйдет. Мика сумел пройти лабиринт моего сердца и не попасться ни в одну из ловушек. Он попрощался с людьми и подошел ко мне.

Он улыбнулся, уголки его рта приподнялись, как бывало иногда, глаза сияли, словно он мысленно смеялся.

— На что ты смотришь? — спросил он вполголоса.

Я улыбнулась в ответ, потому что ничего не могла поделать. — На тебя.

Наши руки потянулись навстречу одновременно, пальцы нашли друг друга, сплелись, играя с прикосновениями и ощущением друг друга. Один мой знакомый сказал, что, взявшись за руки, мы получали больше, чем некоторые пары, целуясь. Но мы сделали и это, потянувшись и стараясь обойтись с губной помадой осторожно. Большинство ночей Мика провел с помадой на губах. Он не возражал.

— Кто это был? — спросила я, когда мы повернули и пошли рука об руку с остатками толпы в сторону зрительного зала.

— Одна из семей из нашей группы поддержки, — сказал он.

Мика был главой-представителем Коалиции сообществ по лучшему взаимопониманию между людьми и ликантропами. Ее ласково называли пушистой коалицией. Коалиция помогала новым оборотням адаптироваться к перемене в их образе жизни и оберегала от преждевременного обращения за пределами безопасных квартир. Новые оборотни были непредсказуемы. Могло пройти несколько полнолуний, прежде чем они начинали достаточно себя контролировать, чтобы быть надежными без опеки старших, более опытных оборотней. И да, «непредсказуемые» означало, что их раздирала жажда плоти, и лучше свежей. К тому же, у них было мало воспоминаний о том, что они сделали, и те были затемнены. Большинство новичков возвращались после обращения к человеческой форме, поэтому они должны были находиться в безопасном месте или там, где кто-то буквально мог их прикрыть.

Мика и некоторые другие местные лидеры пришли к идее создания семейной группы поддержки, где члены семьи, которые не были оборотнями, могли свободно говорить о своих родителях, братьях и сестрах, или даже дедушках и бабушках. Сейчас оборотни имели законные основания на существование в Соединенных Штатах, однако дискриминация по-прежнему встречалась. Существовали целые профессии, где провал одного-единственного анализа крови исключал вас навсегда из списка. Военные, полицейские, пищевая промышленность, медицинский уход — трудно было сохранить работу, если вы были учителем детей, и родители узнавали, что раз в месяц вы превращаетесь в большого плохого волка. Такого рода дискриминация была незаконна, но трудно доказуема. Это была одна из причин того, что Ричарда Зеемана, учителя средней школы и местного Ульфрика, короля волков, не было здесь сегодня вечером, сидящего по другую руку от Жан-Клода. Ричард технически был волком зова Жан-Клода, а я была его человеком-слугой. Мы были триумвиратом силы, и оба должны были быть здесь, рядом с ним, но Ричард не стал бы подвергать себя риску быть уволенным и потерять работу. Это плюс то, что Ричард действительно ненавидел быть оборотнем, но это была уже другая проблема. Но на данный момент ни у кого, кто пришел с Жан-Клодом, не было проблем с тем, кем именно и какими они были.

Большинство мест были уже заняты, и в первую очередь я заметила волосы Ашера, сверкающие золотом в свете огней. Я не шучу о золоте. Он не был блондином, его волосы были настолько близки к настоящему золоту и все же естественного цвета, как ни у кого другого. Конечно, как только я отыскала Ашера, увидела и Жан-Клода рядом с ним. Черные волосы Жан-Клода были закинуты на спинку сиденья, на несколько дюймов длиннее, чем у Ашера, у которого они были чуть ниже плеча. Жан-Клод отрастил волосы, потому что мне, вроде бы, нравились более длинные волосы у моих мужчин. Ашер сообщил мне:

— Отращивание волос длиннее, чем они были на момент смерти, отнимает энергию у вампира. У меня нет в запасе такой энергии. — Что предполагало, что у Жан-Клода она была, и это было любопытно узнать.

Была еще одна блондинка по другую сторону от него. Джей-Джей, нынешняя подруга Джейсона, приехала из Нью-Йорка, чтобы посмотреть на него на сцене. Они вместе ходили в школу и знали друг друга немного в колледже. Они встретились вновь на девичнике у друзей, и вот она пришла посмотреть на него на сцене. Он ездил полюбоваться ею на сцене с Нью-Йоркским балетом трижды. Это была ее третья поездка в Сент-Луис в течение многих месяцев. Я еще никогда не видела, чтобы у Джейсона было с кем-то так серьезно.

Он был почти смущен, когда Джей-Джей сказала, что приедет на концерт. Он сказал в ответ:

— Это просто любительская ерунда. Ты занимаешься настоящим делом.

Я не знаю, что она ответила, потому что оставила его заканчивать телефонный разговор за закрытыми дверями, но что бы она ни говорила, вот она сидела бледная и красивая, ее длинные, прямые светлые волосы в аккуратной косе спускались вниз по изящному изгибу шеи и плечам. Платье на ней было розовое, почти белое, с тонкими ленточками. Она была, как и большинство артистов балета, изящна и грациозна, так что могла носить тонкое платье, не надевая под него ничего, и выглядеть великолепно. Я бы выглядела так, будто остро нуждаюсь в бюстгальтере. Мои локоны только начали отрастать в длину.

Жан-Клод и Ашер встали прежде, чем мы даже подошли к проходу. Они повернулись, не оглядываясь, словно чувствовали нас, возможно, так и было. По крайней мере, Жан-Клод.

Другой человек встал в ряду позади них, и только тогда я поняла, что это Истина. Он зачесал свои волосы до плеч в плотный, аккуратный хвост, и был совершенно гладко выбрит. Лицо Истины застыло в вечности со щетиной, которую можно было назвать не-совсем-борода, потому что так он выглядел, когда умер. Бритье означало, что он, возможно, не сумеет отрастить ее вновь, даже если захочет. Он тоже был одет в хороший костюм. Если бы его волосы не были по-прежнему привычного коричневого оттенка, я бы подумала, что это его брат, Нечестивец.

Я стояла, уставившись в его лицо, ошеломленная. Я хотела спросить: «Где же твои сапоги? Где твоя кожа»? Но это казалось не тем, что стоило говорить.

Мика наклонился и произнес:

— Скажи ему что-нибудь.

— Гм, ты выглядишь хорошо, — сказала я, и это прозвучало безнадежно неадекватно. Я попыталась еще раз: — Кажется, я просто никогда не видела тебя таким аккуратным. Ты выглядишь великолепно.

Он поправил переднюю часть пиджака.

— Я взял его у Нечестивца. Он в ряду перед нами.

Мика милостиво повернул меня, так что я направилась к Ашеру и Жан-Клоду, которые все еще стояли. Истина всегда выглядел как смесь байкера вне закона и средневекового егеря. Он был здесь в качестве охраны. Интересно, это Жан-Клод настоял, чтобы он привел себя в порядок?

Нечестивец слегка кивнул и улыбнулся из ряда перед ними. Он выглядел как никогда похожим на брата, хотя я знала, что людьми они родились через год один после другого. Его волосы были прямыми и светлыми, более плотными, чем легкие каштановые волны его брата. У обоих были серо-голубые глаза, и теперь, когда подбородок Истины был выбрит, стала заметна такая же глубокая ямочка на подбородке.

Ашер взял мою руку в свою, и я вдруг посмотрела на того, рядом с кем и Нечестивец, и Истина выглядели слишком мужественными, слишком современно-красивыми. У Ашера были почти такие же широкие плечи, как и у братьев, но его лицо… Масса волнистых золотых волос, глаза бледно-голубые, как лед, которому дали жизнь и цвет, в обрамлении темных ресниц и бровей. Это было лицо, от которого всегда захватывало дух. Это была красота, которая заставляла ангелов плакать или желать продать душу. Он был просто одним из самых красивых людей, которых я когда-либо видела. Он считал, что его лицо было уничтожено шрамами от святой воды, испещрявшими правую сторону всей этой красоты. Но они доходили только до половины, и идеальный изгиб рта оставался нетронутым. Словно инквизитор, который пытался изгнать из него дьявола, дрогнул над тем, что осталось от этого лица.

Я знала, что шрамы продолжают спускаться вниз по правой стороне его груди, пересекая его голень и бедро. Он управлял Цирком Проклятых и был в маске на манеже, что позволяло ему выглядеть красивым и таинственным и не показывать шрамы. Для него выход в общество, как сейчас, был хорошим знаком. Хотя он был мастер использовать тени, темноту, свои волосы, чтобы люди вокруг него никогда не видели шрамы, если он не хотел. Он был одет в мягкую голубую шелковую рубашку с высоким отложным воротником, заколотым булавкой для галстука с голубым бриллиантом почти в цвет его глаз. Жан-Клод и я купили его для него только в этом году. Следует признать, что большую часть денег для камня дал Жан-Клод. Я неплохо зарабатывала, но алмаз был почти с ноготь величиной.

Увидев, что он носит его так, что он привлекает внимание к его лицу, утвердило меня в мысли, что каждая копейка была потрачена правильно. Я улыбнулась ему и стала на цыпочки, чтобы ему с его шестью футами не пришлось наклоняться слишком далеко.

Ниже талии он был одет в темно-коричневую кожу и сапоги, которые заканчивались у колен. Тот факт, что я не посмотрела ниже пояса, пока он не поцеловал меня, что-то говорил о том, насколько хороша была верхняя часть, он весь был хорош. Также я знала, что Жан-Клод одел его на сегодняшний вечер. Ашер больше предпочитал костюмы, если он не одевался на светское мероприятие, а кожа делала его денди, только не такой вид кожи.

Это было скорее прикосновение щекой, чем поцелуй, чтобы спасти его от моей губной помады, но это заставило меня задуматься о том, что сказал Мэтью, насчет того, что все меня целуют. У меня был секс с каждым вампиром из тех, что ждали меня. Это была неудобная мысль.

Ашер прошептал:

— Что заставило нахмуриться это милое личико?

— Кое-что, что сказал Мэтью за кулисами, — ответила я шепотом.

— Действительно развитый не по годам, если он может сделать тебя настолько несчастной.

Я посмотрела на него, и он передал мою руку Жан-Клоду. На нем была белая рубашка, почти такая же, как у Ашера, но сверху он надел короткий черный бархатный пиджак, и в качестве заколки на галстуке он использовал античную камею. Это был один из первых подарков, который я когда-то сделала ему. Она была симпатичной, но и близко не такой красивой, как алмаз Ашера. Это заставило меня задуматься о том, что пора пройтись по магазинам.

Черные кожаные штаны Жан-Клода выглядели мокрыми, а сапоги облегали его бедра, как вторая кожа. Мне не нужно было видеть заднюю часть сапог, чтобы знать, что вверх по его ноге поднимаются кружева. Мне нравились эти сапоги, и я видела их со штанами и без них. Я споткнулась, когда он привлек меня ближе, слишком сильно задумавшись о сапогах в качестве единственной одежды на нем, а потом был момент, когда я подняла глаза, — нужно было видеть это лицо. Мы были парой в течение пяти лет, теперь уже почти шесть, и я все ждала момента, когда я смогу смотреть на него и не ощущать себя так, словно это какая-то ошибка. Кто-то настолько красивый не мог быть влюблен в меня, когда у него была целая планета людей на выбор. Я привела себя в полный порядок, но Жан-Клод заставлял меня чувствовать себя пробравшейся в Лувр и укравшей шедевр со стены, чтобы покататься по нему голой.

Его глаза были такого темно-синего цвета, что чуточку больше тени сделали бы их черными, но этого никогда не случалось. Его глаза были самого темного оттенка натурального синего, какой я когда-либо видела, как у Ашера — бледного. Глава их линии крови, их sourdre de sang, буквально "фонтан крови", имела пунктик насчет голубых глаз и коллекционировала различные оттенки голубых глаз красивых мужчин. У нее были столетия, чтобы найти их, а у меня оказались два ее самых удивительных экземпляра прямо здесь. Она бросила Ашера, когда он покрылся шрамами, а Жан-Клод бежал от нее. Теперь он был своим собственным sourdre de sang, первый новый Мастер своей собственной линии крови за тысячу лет.

Он наклонился и нежно поцеловал меня в губы. Я поцеловала его в ответ, позволяя моему телу прижаться к нему, и его руки обняли меня, это было как дыхание, словно я затаила дыхание, пока мы целовались.

Он отодвинулся с моей помадой на губах, но ему шел этот цвет. Он улыбнулся мне, сверкая глазами, как будто готов был рассмеяться. — Ma petite. Это было все, просто мой ник, но, кажется, в нем были годы "Я люблю тебя".

Зажглись огни. Это был сигнал, чтобы занять свои места до того, как поднимут занавес. Джей-Джей встала, так что Жан-Клод помог мне занять кресло рядом с ним, где сидела она. Она улыбнулась и сказала 'Привет!'. Я сказал ей, что рада, что у нее получилось приехать. — Я бы не упустила свой шанс увидеть танец Джейсона снова, — сказала она, и лицо ее озарилось, когда она произносила его имя. Она всегда была хороша, но в этот момент она была прекрасна. У нее были такие же весенне-голубые глаза, что и у Джейсона. Они оба обладали мягкой внешностью, которая иногда встречается у белокурых голубоглазых людей. Они выглядели достаточно похожими, чтобы быть братом и сестрой, но у них разве что был общий пра-пра-дедушка. Многие дети из их школы были похожи на братьев и сестер. Видимо, пра-пра-дедушка был занятным мальчиком.

Что-то заставило меня обернуться и посмотреть назад на Мику и Ашера в начале прохода. Ашер пытался поприветствовать Мику так же, как и меня, но Мика отодвинулся. Ашер сел смеясь, в то время как Мика проскользнул мимо Жан-Клода и меня, чтобы сесть по другую сторону от меня, рядом с Джей-Джей. Жан-Клод похлопал Мику по спине, как бы говоря: все в порядке. Наедине Жан-Клод и Мика приветствовали друг друга намного теплее, но Мика дал ясно понять, что он не был пищей для всех. Ашер принял это как вызов, сможет ли он соблазнить Мику, и когда не получилось, он, кажется, ощутил неловкость. Я любила Ашера, но в нем были садистские наклонности, которые мне были не очень по душе.

Если он не перестанет нажимать, он навсегда останется в черном списке Мики. Я не знала, что делать с ростом напряженности в отношениях между двумя мужчинами, но что-то нужно было сделать, прежде чем Ашер оттолкнет моего Нимир-Раджа достаточно далеко, вынудив его сделать что-то неприятное. Мика и Жан-Клод пытались разорвать друг другу горло в первый раз, когда познакомились. Если у Жан-Клода и у меня не получится успокоить Ашера, Мика сам позаботится о нем, и нам может не понравиться, как он это сделает. Он не был гомофобом, он просто не хотел давать кровь Ашеру, а тот, похоже, плохо воспринимал отказ.

Мика напрягся рядом со мной, он старался сохранить нейтральное выражение лица, но если вы знали, где искать, на нем нетрудно было заметить гнев. Я накрыла его руку своей. Он был жестким и неуступчивым, но затем расслабился в моей руке. В конце концов, он улыбнулся мне, но его реакция в общественном месте дала мне понять, что Ашер был очень близок к тому, чтобы довести его до ручки.

Я посмотрела на Жан-Клода, чтобы понять, заметил ли он. Он смотрел на сцену, как будто ничего неподобающего не случилось. Он не заметил, или же пытался пока игнорировать эту проблему? Мне нужна была поддержка, а не поведение страуса, прячущего голову в песок. Но если у Жан-Клода и было уязвимое место, то это был Ашер, и ладно, может быть, я. Нам обоим сходили с рук вещи, которым ему, вероятно, следовало положить конец, как он поступал раньше.

Нечестивец смотрел на меня. Он видел и понимал проблему. Обе проблемы: между Ашером и Микой, и тот факт, что Жан-Клод, казалось, ее игнорировал. Я была уверена, что Нечестивец и Истина подыграют мне, если я смогу придумать выход, который не разрушит нашу счастливую маленькую тележку яблок.

Беда была в том, что на вампирской территории я была человеком-слугой Жан-Клода, и Ашер был Мастером вампиров достаточной силы, чтобы владеть своей собственной территорией. Он остался, как заместитель Жан-Клода, потому что он любил нас и не хотел разлучаться, но это означало, что моя позиция власти была немного неуверенной.

Я была истребительницей вампиров, но я бы не убила Ашера, и он это знал. Так что угрозы я не представляла. Я была некромантом и могла контролировать нежить, не только зомби, но большинство немертвых, в том числе вампиров. Но я знала, что если я достану свой главный козырь и возьму Ашера под контроль подобным образом, он никогда не простит меня. И когда я настолько сильно брала кого-то под контроль, иногда это не проходило, что меня немало тревожило.

Моника шла, торопясь, по противоположной стороне от прохода. Большинство людей вынуждены были убирать ноги или вставать на той стороне, что была дальше от всех нас, считавшихся частью ее группы. Это было в духе Моники. Она явно сделала ставку на Ашера и была отвергнута. С тех пор она держалась от него подальше.

Она улыбнулась и махнула нам всем, когда села рядом с Джей-Джей. Рядом с нами все еще оставалось одно свободное место.

Огни вспыхнули снова, и в начале прохода рядом с Ашером показалась Вивиан. Он и Жан-Клод поднялись, так что я тоже поднялась. Мика был уже на ногах. Вивиан была достаточно маленькой, так что мы, вероятно, могли бы остаться на своих местах, но старшие вампиры часто реагировали на женщин так, как будто суета не вышла из моды, и, если они могли быть джентльменами, я тоже могла быть леди.

Она прошла мимо меня с торопливым "извините, что опоздала".

— Ты не поздно, — сказал Мика.

Я добавила:

— Вы как раз вовремя.

Чем заслужила небольшую улыбку. Ничто не могло на самом деле сделать Вивиан менее красивой, но вокруг ее глаз и рта пролегла усталость беспокойными морщинками на ее красивой коже. Ее кожа была такого оттенка кофе со сливками, что казалась почти белой. Технически она была афроамериканкой, но в ней было много от ирландки: начиная от густых, почти прямых волос и заканчивая серо-голубыми глазами Она была одним из верлеопардов в нашем парде. Однажды мне пришлось спасать ее от очень плохого человека. Он делал с ней ужасные вещи. Я бы убила его в конце концов, но месть исправляет положение только в кино. В реальной жизни после того, как злодей мертв, травмы продолжают жить внутри жертв.

Она была здесь, чтобы посмотреть на ее друга по комнате, Стивена, на сцене. Она заговорила с Джей-Джей, когда села по другую сторону от Моники. Вивиан сняла свое пальто, и как только я увидела платье, я поняла, почему она опоздала. Она поехала домой с работы, где трудилась в качестве помощника по административным вопросам в страховом агентстве, чтобы переодеться. Платье почти ничего не прикрывало, черное с бронзовым бисером и золотыми бусинами, которые дрожали, когда она двигалась. Вечерние платья Джей-Джей и Вивиан почти заставили меня сожалеть о том, что я не переоделась, но тогда я бы действительно опоздала. Я могла бы взять что-то на работу, чтобы переодеться, но если честно, это не пришло мне в голову до этой минуты. Ну, и ладно.

Мика наклонился и прошептал:

— Ты выглядишь великолепно.

Я ответила шепотом:

— Это было так очевидно?

— Для меня, — сказал он и пожал мне руку. Я пожала ему руку в ответ, и мы обменялись улыбками, которые предназначались только друг для друга. Натаниэль был единственным, кто разделял с нами эту улыбку иногда, но его здесь не было, потому что он должен был быть на сцене.

Рука Жан-Клода прикоснулась ко мне, и я поняла намек, прижавшись головой к его плечу и взяв его за руку. Он был дамским угодником на протяжении веков, и он поклялся, что я была первой женщиной, которая заставила его чувствовать себя немного неуверенно. Я, как правило, тяжело действовала на эго определенного типа мужчин. Те, от которых женщины обычно теряли голову, никогда особенно не трогали меня, потому что я всегда чувствовала, что если они заставят меня потерять голову, значит, они попрактиковались на большом количестве женщин до меня, и будут практиковаться с женщинами после меня. Я редко ошибалась на этот счет. Кроме того, обычные уловки по вскруживанию головы часто оставляли меня озадаченной. Я до сих пор не был уверена, следует ли мне извиниться перед Жан-Клодом за то, что портила ему его игру, или гордиться этим.

Часть меня по-прежнему считала, что, упади я в его объятия легко, он бы ухаживал за мной, выиграл, и к настоящему моменту оставил ради другой игры. Может, это было несправедливо, или говорила моя неуверенность, а может правда.

Его рука в моей была теплой. Это означало, что он на ком-то покормился. Это должен был быть добровольный донор. Женщины в особенности выстраивались в очередь, чтобы кормить его. На самом деле, одной из причин, по которой я потратила последние несколько недель, просматривая тонны фотографий и DVD, с небольшой помощью других мужчин, была та, что нам необходимо было более регулярное питание. Другие вампиры и группы оборотней по всей стране направляли заявки на некоторых из своих людей, чтобы присоединиться к нам. На DVD-дисках было все: от грубого порно до странно неловких лент знакомства. Ситуация напоминала старую идею брака по договоренности, хотя это было что-то вроде приглашенного любовника. Группы надеялись, что это даст им сильную связь с нашей ветвью власти, и это было возможно.

Они отправляли кандидатов Жан-Клоду какое-то время, и он вежливо вернул их всех назад. Последняя партия пришла лично мне. Казалось, они почувствовали, что Жан-Клод вернул всех из страха обидеть меня, и, может, в этом была доля правды, так что я села и стала смотреть. Мне немного помогали Натаниэль и Мика, и Джейсон, но никто из вампиров. Я не поступила так нарочно, но…

Кто кормил Жан-Клода? Как заместитель, я хотела знать, но потом оставила все, как есть. На самом деле я не хотела знать. Прием крови был слишком близок к прелюдии для вампиров его линии крови. Конечно, он делил меня с большим количеством других мужчин, поэтому моя ревность к тому, что он брал кровь у другой женщины, казалась детской и несправедливой. Но только потому, что это выглядело по-детски и несправедливо, не значило, что я чувствовала себя иначе. Глупо, но это так.

Свет погас, и я была спасена от своих тяжелых мыслей, когда занавес поднялся. Я сидела в темноте, держа руки двух людей, которых я любила больше всего. Это был неплохой способ начать выходные. Я заметила, что Моника смотрит на нас. Отражалась ли на ее лице зависть или гнев? Я повернулась снова к сцене и позволила Монике надеть свою привычную вежливую доброжелательную маску. Обычно я предпочитала, чтобы окружающие меня люди были искренними, но для нее я готова была сделать исключение. Я знала, что ей нельзя верить, так что она могла притворяться, что я ей нравлюсь, а я — что она мне. Это не была дружба, но это было понимание. Заиграла музыка, я прижала Мику и Жан-Клода к себе и смотрела, как Ашер держит другую руку Жан-Клода. Даже в библейском поясе (Территория на Юге и Среднем Западе США с преобладанием приверженцев протестантского фундаментализма. Библия до сих пор основная настольная книга во многих фермерских семьях), когда выключали свет, можно было держаться за руки.