Глава 10. Шолто высок, мускулист, красив и внешне до последнего дюйма – благородный сидхе Благого Двора

Шолто высок, мускулист, красив и внешне до последнего дюйма – благородный сидхе Благого Двора. Волосы у него бледно-золотистые, словно зимнее солнце, подернутое снежной дымкой. Сейчас рука у Шолто висела на перевязи, а когда он повернулся к свету, на лице стали заметны тени – будто следы синяков. Кит-то говорил, что на Шолто напали его собственные подданные. Они боялись, что, переспав со мной, Шолто станет полноценным сидхе и не будет уже слуа и их царем.

За спиной у Шолто стояли четверо в плащах – они тут же рассредоточились, двое к двери, двое к нам. Дойл поспешил сказать:

– Мы вторглись в твои владения ненамеренно и не по своей воле, царь слуа. Мы просим прощения за нежданный визит.

Я бы встала на колено, если б места хватило, но осыпающийся край черного обрыва был всего в паре дюймов от моих ног, а спиной я жалась к стене. Для реверансов эта тропа не годилась. Как и для боя. Если на нас нападут – нам конец.

Заговорил один из охранников Шолто – пониже прочих, с обнаженным клинком:

– Ты гол и почти безоружен. Видно, что-то и правда стряслось, раз ты явился сюда в таком виде с принцессой под мышкой.

– Это война! – женским голосом воскликнула фигура повыше. Голос был мне знаком – Черная Агнес, глава телохранителей Шолто и первая его фаворитка. Она когда-то пыталась убить меня из ревности.

Шолто повернулся к ней, и стало видно, что вся грудь и живот у него замотаны бинтами. Должно быть, рана под ними чудовищная.

– Хватит, Агнес! Хватит! – прикрикнул он, и по пещере загромыхало эхо.

Возвышавшаяся над ним фигура в черном плаще смерила меня злобным взглядом. Глаза угольками горели на черном уродливом лице. Карги – они все уродливы, природа у них такая.

Телохранитель пониже наклонился к Шолто прошептать ему что-то, и эхо разнесло по пещере не человеческую речь, а щебетание ночных летунов – хотя охранник летуном никак не мог быть: он ходил на ногах и ростом был с человека.

Шолто снова повернулся к нам:

– Вас послала ваша королева?

– Нет, – ответил Дойл.

– Принцесса Мередит, – обратился ко мне Шолто, – мы вправе сразить твоих стражей и пленить тебя, пока твоя тетушка не заплатит нам выкуп. Мраку, как и Холоду, это известно. С другой стороны, Мистраль мог сбиться с пути, если позволил гневу взять верх, а Аблойк в винном дурмане забредет куда угодно. Верно, Сегна?

Закутанная в светло-желтый плащ фигура ответила басом:

– Не, в тот раз он не слишком обрадовался, когда протрезвел. А, кубконосец?

Я не раз слышала, что Эйба называли так с издевкой, но до этой ночи не понимала почему. А ему напоминали о прошлой славе – сыпали соль на раны.

– С тех пор, дамы, я внимательней выбираю место, где отрубиться, – сказал Эйб обычным своим легким, ироническим, но с горчинкой тоном.

Две карги расхохотались. Другие телохранители тоже разразились шипящим смехом – кем бы ни были эти двое, породы они были одной.

– Не беспокойся, Мрак, – сказал Шолто. – Эйб не нарушал с каргами обет целомудрия – или смертный приговор ждал бы всех. Но рвать на куски белую плоть каргам почти так же забавно, как заниматься сексом.

Снова защебетал тихий голос, и Шолто кивнул в ответ.

– Ивар верно подметил: вы мокрые и в грязи, так вымазаться в нашем саду вам не удалось бы.

Он показал здоровой рукой на запекшуюся от засухи землю и совершенно недоступную лужицу воды во многих футах от нас.

– Позволь мне вывести принцессу на ровную землю, – попросил Дойл.

– Нет, – отказал Шолто. – Она там в полной безопасности. Скажи-ка, Мрак... или принцесса, не важно кто. Как это вы так извозились в грязи? Лгать не пытайтесь, я знаю, что снаружи снег, а не дождь.

– Сидхе никогда не лгут, – заявил Мистраль.

Шолто и его свита покатились со смеху. Птичьи трели смешались с рокочущим контральто карг и открытым, веселым смехом Шолто.

– Сидхе не лгут... Помилуй, большей лжи не существует.

– Лгать нам не позволено, – сказал Дойл.

– Но в той правде, что выходит из уст сидхе, дырок столько, что лучше бы вы лгали. Мы, слуа, предпочтем честную ложь той полуправде, которой нас кормит двор, – а мы ведь вроде бы принадлежим к тому же двору. Мы изголодались на этой кормежке. Так что скажите нам правду, если на это способны: как вы промокли и вымазались в сухом саду и как вообще вы здесь оказались?

– Мы промокли в саду нашего холма, там шел дождь, – сказал Дойл.

– Вранье, – объявила Агнес.

Мне пришла в голову мысль.

– Клянусь своей честью... – начала я. Кто-то из карг хмыкнул и засмеялся, но я не смутилась: – ...и тьмой, что поглощает все, что в садах неблагих сидхе шел дождь, когда мы их покинули.

Я не просто дала клятву, которую по своей воле не нарушит ни один сидхе – из страха навлечь на себя проклятие, – я дала ту же самую клятву, какую потребовала у Шолто, когда он нашел меня в Калифорнии. Он поклялся тогда, что не причинит мне вреда, и я ему поверила.

Торжественность клятвы даже карг заставила заткнуться.

– Осторожнее со словами, принцесса, – сказал Шолто. – Не вся древняя магия погибла.

– Я знаю, чем клянусь, царь Шолто, Властитель Всего, Что Проходит Между. Первый дождь за века, пролившийся в мертвых садах, намочил мне волосы, и возрожденная заново почва измазала мне кожу.

– Как же это случилось? – спросил Шолто.

– Это невозможно, – сказала Агнес и махнула мускулистой черной рукой в сторону двери. – Вот это – магия благих. Они сговорились с неблагими нас уничтожить. Я тебе говорила, что золотой двор никогда не посмел бы, если б не заручился полной поддержкой Королевы Воздуха и Тьмы.

Она несколько театрально указала на сияющую дверь пальцем.

– Вот доказательство.

– Мередит, – тихонько попросил Дойл, – убери дверь.

– Не надо шептаться, если рассчитываешь на хорошее отношение, Мрак, – сказал Шолто.

– Я попросил принцессу убрать дверь, чтобы вы убедились – благие здесь ни при чем.

Агнес повернулась так быстро, что капюшон слетел, открыв черную солому ее волос и кошмар на месте лица, сплошные нарывы и шишки. Карги в отличие от прочих слуа прячут свое уродство от мира. Слуа обычно считают все свои несообразности признаком красоты или силы. А карги себя скрывали – впрочем, как и другие два телохранителя.

Агнес наставила на меня черный длинный коготь:

– Это не она дверь вызвала. Она смертная, а смертная рука такую дверь создать не может.

– Окажи любезность, принцесса, – тихо, но отчетливо, чтобы не сказали, что мы шепчемся, попросил Дойл.

– Мне нужно, чтобы дверь закрылась, – сказала я громко, чтобы все меня слышали, и эхо моего голоса заметалось по пещере, отражаясь от стен.

Дверь еще немного оставалась на месте, словно давая мне время передумать, а потом все же исчезла. Спутники Шолто вздрогнули, Агнес пошатнулась, как от тычка в спину.

– Не может смертная плоть управлять ситхеном. Ни один ситхен не поддастся!

– Пару часов назад я бы с тобой согласилась, – сказала я.

– Как вы сюда попали? – спросил Шолто.

– Я попросила проход в мертвые сады. Никак не ожидала, что могу вызвать дверь в твои владения, Шолто.

– Царь Шолто, – поправила Агнес.

– Царь Шолто, – послушно повторила я.

– Но почему твоя просьба привела тебя в наши сады, принцесса Мередит?

– Дойл хотел, чтобы я открыла дверь в мертвые сады, и я именно так и сделала: попросила дверь в мертвые сады. Вот только не уточнила, в какие. Остальное ты знаешь.

Шолто молча смотрел на меня. Тройное золото глаз – горячий металл, осенние листья и бледный солнечный свет – делало его лицо прекрасным, только взгляд от этого ни на йоту не становился легче. Он так на меня глядел, словно мысленно взвешивал.

– Не может такого быть, – сказала Агнес.

– Ложь они могли бы придумать и получше.

– Ты все еще веришь всему, что скажет любой кусок белой благородной плоти? Разве то, что они с тобой сделали, ничему тебя не научило, царь Шолто?

Я не знала, на что намекает Агнес, но подозревала, что повязки на Шолто к этому имеют отношение.

– Довольно, – оборвал ее Шолто, но лицо и поза выдали его смущение. В последнюю нашу встречу царь слуа прятался под надменной маской, очень похоже на Холода. Сейчас, казалось, маску с него сорвали, и прятать чувства ему стало не под чем.

– Можно ли нам подойти к тебе, царь Шолто? – спросила я так же отчетливо, но смягчив тон. Высокий надменный модник, которого я помнила по Лос-Анджелесу, имел мало общего с мужчиной, что стоял напротив, ссутулив плечи.

– Нельзя, – отрезала Агнес этим своим странно красивым контральто. Карги в большинстве своем скорее каркают, чем говорят, – будто гравия наглотались.

Шолто резко к ней повернулся – и напрасно, видимо. Он пошатнулся, едва не упал. И разозлился еще больше.

– Здесь я царь, Агнес! Я, не ты. – Он стукнул в грудь кулаком. – Я, Агнес, я! Пока еще я!

Он повернулся к нам, и мы увидели на повязке выступившую кровь – рана разошлась. Шолто наполовину был аристократом-сидхе и наполовину – слуа, а слуа ранить еще трудней, чем сидхе. Как же он получил такую рану?

– Выведи принцессу на твердую землю, Мрак, – велел Шолто.

Дойл осторожно повел меня по тропе, за другую руку меня крепко держал Рис. Они вывели меня на место, где берег расширялся. Мистраль с Эйбом выбрались на твердую землю следом за нами.

Дойл взял меня за руку и весьма торжественно повел к поджидающим слуа. Идти приходилось медленно – из-за костей. Мы оба были босиком, а что случилось с Эйбом, видели все. Хватит с нас на сегодня и одной такой раны.

– Ненавижу тебя, принцесса, – не выдержала Агнес.

Шолто бросил через плечо:

– Еще немного, и у меня кончится терпение, Агнес.

Результат тебе не понравится.

– Вот они идут – будто тень и свет, так грациозно скользят по костяному полю нашего сада, – сказала Агнес, – и ты смотришь на нее, словно она и вода, и пища, а ты измучен голодом и жаждой.

Я невольно взглянула на каргу, услышав эту реплику, даже забыла на миг об опасных костях.

– Не надо, Агнес, – ответил Шолто, но на лице у него все было написано. Агнес была права. Взгляд Шолто не одной только похотью горел, хотя и любовью его выражение назвать было трудно. Взгляд отражал страдание, как если смотришь на то, что хочешь больше всего на свете, и знаешь, что никогда оно тебе не достанется. Что же случилось с Шолто, что он теперь виден насквозь? Как он потерял всю свою защиту?

Дойл остановился на почти свободном от костей клочке земли подальше от слуа – насколько это нам удалось. Прочие стражи встали на пару шагов позади, будто Дойл незаметно приказал им не мозолить глаза Шолто и его охранникам. Положение у нас было невыгодное. Мы вторглись на чужую землю, и вести себя нужно повежливей – всякому понятно. Но мне казалось по виду Шолто, что мы попали в гущу событий, к которым никакого отношения не имели.

Я опустилась на колено, потянув за собой Дойла. Голову я склонила – но не только ради уважения, я просто не могла уже смотреть в глаза Шолто. Я такого взгляда не стоила. Мокрая, заляпанная грязью, черт знает на что похожа – а он смотрел на меня с таким желанием, что больно становилось. Я уже обещала ему секс, он ведь не только повелитель своего двора, но и страж королевы. Он меня так и так получит, почему же он смотрит на меня с танталовой мукой во взоре?

– Ты принцесса Неблагого Двора, наследница короны. Зачем ты мне кланяешься? – Шолто пытался говорить спокойно и почти преуспел.

– Мы явились сюда незваными гостями, хоть и ненамеренно, – сказала я, не поднимая глаз и не отнимая руки у Дойла. – Мы должны принести извинения. Ты царь слуа, и хоть ваш двор – данник Неблагого Двора, все же вы автономны. Я всего лишь принцесса крови, пусть даже возможная наследница вашего верховного правителя, – ноты, Шолто, ты уже правитель. Царь темного воинства. Ты и твои подданные – единственное ныне великое воинство, последняя дикая охота. Народ, что зовет тебя царем, – чудесный и ужасный народ. И они, и ты в своих землях должны принимать знаки почтения от всех, кроме других монархов.

Кто-то из стражей у меня за спиной шевельнулся протестующе, но рука Дойла не шелохнулась. Он понимал, что мы все еще в опасности, да и сказала я только правду. В прежние времена сидхе понимали, что надо уважать всех королей и все народы, что подчиняются правлению сидхе, а не только тех, кто близок нам по крови.

– Вставай, нечего надо мной издеваться! – с необъяснимой злобой крикнул Шолто.

Я подняла голову: красивое лицо исказилось от ярости.

– Не понимаю, в чем... – начала я, но Шолто не дал мне договорить. Он метнулся ко мне, схватил за руку и вздернул на ноги. Дойл поднялся тоже, крепче сжал другую мою руку.

Шолто притянул меня прямо к лицу, пальцы впились мне в плечо до синяков.

– Я не верил Агнес. Не верил, что Андаис пойдет на такое зверство, – но теперь верю. Верю!

Он так меня встряхнул, что я чуть не упала, только Дойл меня удержал.

– Не знаю, о чем ты говоришь, – ответила я, стараясь говорить спокойно.

– Не знаешь?!

Он внезапно меня выпустил, я чуть не повалилась на Дойла. Здоровой рукой Шолто вцепился в повязку у себя на груди и сорвал ее.

Дойл шагнул вперед, заслонив меня. Я была только рада – у Шолто случались приступы дурного настроения, но таким я его еще не видела.

– Ты пришла полюбоваться своими глазами? Хочешь увидеть, что со мной сделали?!

Последнюю фразу он проорал так, что эхо отдалось по всей пещере, словно скалы вскрикнули вместе с ним.

И я увидела, что было скрыто повязкой. Мать Шолто была неблагой сидхе высокого рода, но отец – ночным летуном. Когда я в последний раз видела Шолто голым, он сбросил гламор – и торс у него не был гладким и мускулистым, как подобает торсу истинного сидхе, нет, у него от нижних ребер и почти до паха живот покрывали щупальца. И те щупальца, которыми летуны пользуются как конечностями, и те маленькие с присосками, что служат им вторичными гениталиями. Именно эти... излишества заставляли меня не слишком спешить к нему в постель. Да поможет мне Богиня, мне он казался уродом. Только вот теперь проблема решилась. Там, где прежде змеились щупальца, осталось только красное, сырое, обнаженное мясо.

Кто-то отсек ему щупальца под корень – буквально сбрил их вместе с кожей.