I. Евангелие детства

¹ Предупреждаю европейского читателя, что в этом рас­сказе о детстве я умышленно отказываюсь от своей крити­ческой личности (но она все время бодрствует на поро­ге). Я становлюсь голосом предания, флейтой под пальцами Кришны. Для нас важна в данном случае не объективная реальность фактов, а субъективная правда пережитых впе­чатлений. Они-то и составляют настоящую ткань этого по­вествования. Кто хочет распустить пряжу Пенелопы, найдет лишь пустой станок. Меня интересует мечта, цветущая под пальцами прилежной пряхи. Великий представитель науки показывает нам пример: Макс Мюллер, оставаясь верен критическим методам Запада и признавая вместе с тем другие формы мышления, попросил Вивекананду письменно рассказать жизнь Парамахансы и с педантичной точностью изложил этот рассказ в своей драгоценной книге. Он счи­тает, что прием диалога, или «диалектики», как он его называет, в отношении событий, виденных и пережитых современниками, преломление действительности в сознании правдивых очевидцев есть необходимый элемент истории. Всякое познание действительности есть преломление ее в ощущениях и сознании человека. И следовательно, всякое добросовестное отклонение есть реальность. Дело критиче­ского разума — определить степень этого отклонения и угол зрения свидетельствующего. Но он всегда должен счи­таться с отражением действительности в искажающем зер­кале человеческого восприятия.

Парамаханса — большая птица, высоко парящая (бук­вально — индийский гусь. Но этот вид в Индии не соот­ветствует европейскому гусю). Слово это, означающее «мудрый и святой», обычно сопутствует имени Шри Рамакришна.

² Индийские легенды прославляют не одно непорочное зачатие.

³ Чайтанья (1485—1553), выходец из семьи бенгаль­ских брахманов, приобретя славу ученого-богослова и зна­тока санскрита, отряхнул прах устаревшей, скованной фор­мализмом религии и пошел по дорогам проповедовать новую веру любви, основанную на мистическом слиянии с богом. Эта вера братски обращалась ко всем — к мужчинам и женщинам всех религий, членам каст и стоящим вне их, к мусульманам, индусам, отверженным париям, ворам, пад­шим женщинам, которых ее жгучая весть объединяла, очи­щала, обновляла.

Это было настоящее пробуждение, которое уже больше века предвещали чудесные песни певцов-поэтов. Самым тонким из этих певцов и самым искренним был Чандидас, бедный жрец полуразрушенного храма в Бенгалии, влюб­ленный в молодую крестьянку, которую он воспел на мис­тический лад в целом ряде небольших бессмертных поэм. Во всей сокровищнице европейских «Lieder» не найдется ничего подобного этим божественным элегиям по трогатель­ной красоте. Аристократ Видьяпати, вдохновительницей ко­торого была царица, в своем утонченном искусстве достиг такого же совершенства, как гениально простой Чандидас, но его напевы более радостны. (Выражаю пожелание, чтобы какой-нибудь настоящий поэт Запада пересадил эти поэмы в наш цветник. Нет любящего сердца, в котором они не расцвели бы вновь.)

Ученики Чайтаньи распространили эти поэмы по всей Бенгалии. Они ходили из селения в селение, танцуя, рас­певая в новой манере, называемой киртана, песни о Странствующей супруге, Человеческой душе, ищущей божествен­ной любви. Лодочники с Ганги, крестьяне, повторяли слова мечтаний о пробудившейся душе, мелодическое эхо которых еще звучит в поэзии Тагора (особенно в «Садовнике» и в « Гитанджали»).

Детские мечты Рамакришны были увлечены этими киртанами. Он упивался молоком музыки вайшнавинов, и мож­но сказать, что сам он, всей своей жизнью, стал лучшей, богатейшей из этих поэм.

См. в «Листьях Индии», читраистском издании (изд. С. A. Hogmann. 20, Rue Mathias, Boulogne sur Seine, 1928), первая тетрадь — превосходную статью К. М. Pannikkar, «Религиозное движение в Индии в средние века», пер. Дюгара, и очерк Тапанмохана Чатерджи «Древние мисти­ческие песни Бенгалии», пер. Мадлены Роллан, где имеется маленькая, хорошо подобранная антология из произведений Чандидаса, Видьяпати и других.

О связи поэзии Тагора с древними поэтами Бенгалии см. Maujuial Dane, La poesie de Rabindranath Tagore, 1927:

«Тагор не переставал восхищаться поэтами-вайшнави-нами и считал их своими учителями, в особенности Чанди­даса, Видьяпати и позднее Чайтанью...»

⁴ Письмо ученого последователя Рамакришны, издав­шего его Евангелие (Mahendranath Gupta), освещает неко­торые моменты.

Рамакришна знал великих поэтов, но чаще всего в по­пулярном переложении для представлений народного театра, называемых «джатра» (вроде тех, в которых он ребенком играл роль Шивы). Он восхищался Чайтаньей, особенно в период после 1858 года. В конце концов он стал отожде­ствлять себя с ним. В одной из первых бесед с молодым Нарендрой (Вивеканандой) он заявил, к полному недоуме­нию молодого человека, что он был Чайтаньей в одном из предыдущих своих воплощений. Он много способствовал пробуждению забытого в Бенгалии мистического чувства, свойственного Чайтанье.

⁵ Рамакришна был четвертым из пятерых детей.

⁶ Шудра — четвертая из четырех основных каст, ко­торая первоначально состояла из рабов.