VII. Встреча Рамакришны с великими пастырями Индии

¹ Я говорил только о величайших из них. Но есть еще многие другие. В Индии никогда не было недостатка в божьих посланцах, основателях сект и религий. И в наше время они не перестают появляться. Совсем недавно вы­шедшая брошюра Helmuth von Clasenapp. Religiose Re-formbewegungen im heutigen Indien, 1928, Leipzig, /. С Hin-rich. Coil Morgenland касается двух весьма любопытных сект: атеистической церкви Сверхчеловека — Дэва Самаджа и мистической церкви божественного звука (или сло­ва) — Радхасвами Сатсанг. Если я не упоминал о них, то лишь потому, что их деятельность относится к несколько более позднему периоду. Дэва Самадж, хоть и основанный Шива Нараяна Агнихотрой в 1887 году, вылился в форму сверхчеловеческого атеизма только после 1894 года; и его ожесточенная война с богом, объявленная во имя разума, морали и науки «сверхчеловеком» Дэв-гуру — основателем секты, прежде всего сделавшим себя объектом поклоне­ния, — теперь в самом разгаре. Что касается Радхасвами Сатсанг, Троицы, нерастворимой, хоть и составленной из трех последовательно вступавших в нее святых гуру, смерть которых приходится на 1878, 1898 и 1907 годы, то эта доктрина твердо установилась только к концу прошлого столетия. Поэтому мы не коснулись их в своем изложении. Отметим лишь, что обе эти секты приобрели влияние в Северной Индии. Центр Дэва Самаджа — Лахор, и сфера его распространения — Пенджаб. А два главных центра Радхасвами — Аллахабад и Агра.

Глазенап ничего не рассказывает о новых религиозных явлениях в Южной Индии, значение которых нельзя пре­уменьшать: таков, например, крупный гуру Шри Нараяна, чье благотворное умственное влияние испытывают на себе в течение уже 40 лет около двух миллионов его последо­вателей в княжестве Траванкор (он умер только недавно, в 1928 году). Его учение, проникнутое метафизическим мо­низмом Шанкары, но направленное в сторону практической деятельности, носит черты, резко его отличающие от мис­тицизма Бенгалии, сердечные излияния которого (бхакти) внушают Нараяне недоверие. Это, я бы сказал, действен­ный джнани и представитель умственной религии, умеющий живо чувствовать народ и его социальные потребности. Он много содействовал подъему угнетенных классов юга Ин­дии, в некоторые моменты он действовал заодно с Ганди (см. статьи его ученика P. Natarajan в The Sufi Quarterly, Женева, 1928, декабрь и последующие месяцы).

Речь идет о таинственном слове, обозначающем Все­могущее Существо (вместо знаменитого ведического ОМ, отодвинутого на второй план), — о божественном звуке, вибрирующем во Вселенной, — о словесном Аккорде, завершающем музыку сфер (если говорить языком нашей греко-латинской древности, который мы в несколько изме­ненном виде встречаем в мистических учениях Майтрая-на-Упанишад).

² Кешаб Чандра Сен. Диалог этот приводит свидетель А. Кумар Датт (Жизнь Рамакришны, с. 516).

³ Надо признать, что ирония Рамакришны в данном случае не совсем справедлива. Он не учитывает (вероятно, просто не знает) ни полного бескорыстия Махарши, ни тех тяжелых жертв, на которые он шел сознательно и гордо в течение ряда лет. Здесь сказывается недоверие человека из народа к знатному аристократу.

В другом рассказе, заимствованном из «Евангелия Ра­макришны», который приводит Шаши Бхушан Гхош, иро­ния немного смягчена; в нем отдается должное царственно­му идеалисту и не наносится при этом ущерба проницатель­ности Рамакришны.

Рамакришна рассказывает, что он был представлен Де-бендранатху так: «Вот божий безумец»... «Дебендранатх показался мне сосредоточенным на своем внутреннем „я". Почему бы нет? Он обладал знаниями, славой, богатством, всеобщим уважением. Но я обнаружил, что в его жизни мирно уживались йога и бхога (пользование материальными благами)... Я сказал ему: «Вы настоящий Джанака в наше грешное время. У Джанаки были широко раскрыты оба глаза. Так, вы сохранили вашу душу для бога, в то время как тело ваше движется в этом мире материи. Вот почему я пришел посмотреть на вас. Скажите же мне что-нибудь о боге...»

⁴ Рабиндранату Тагору в то время было 4 года, Рама­кришна был введен в дом Тагоров своим покровителем Матхуром-бабу, единомышленником Дебендранатха. Любо­пытная подробность, которая, быть может, заинтересует наших европейских психофизиологов: как только его пред­ставили, Рамакришна обратился к Дебендранатху с про­сьбой раздеться и показать ему свою грудь, на что тот согласился, не выразив большого удивления. Его кожа была ярко-красного цвета, Рамакришна ее разглядывает и ставит диагноз: «Да, вы видели бога...» Ибо эта постоянная крас­нота груди есть признак некоторых йогических упражнений.

Впоследствии Рамакришна неизменно обследует грудь сво­их учеников, их дыхательную способность, состояние их кровообращения, прежде чем разрешить или запретить им упражнения в самососредоточении.

⁵ Джанака, царь Видехи и Митхилы, отец-кормилец Ситы.

⁶ «Этот мир похож на канделябр, и каждый из нас подобен шарику в нем. Когда мы не горим, весь канделябр меркнет. Бог создал человека, чтобы он прославлял его...»

По рассказу Шаши, Рамакришна при этом наивно за­мечает:

«Как странно: когда я предавался размышлениям в Панчавати (роща в Дакшинешваре), мне тоже представля­лось что-то вроде канделябра. Дебендранатх положительно очень глубокий человек».

⁷ Он и у него нашел характерную красноту груди.

⁸ Я имею в виду памфлет Б. Мазумдара Professor F. Мах Miiller on Ramakrishna the World on K. Chunder Sen, 1900, Calcutta (см. гл. II): «Нелепые выдумки и донесения Максу Мюллеру учеников Рамакришны», главу III — «Различия между двумя доктринами», и главным образом оскорбитель­ную V главу: «О Вивекананде, осведомителе Макса Мюл­лера», в которой авторы не стесняются выступать заодно с англо-американским духовенством, уязвленным пламенной религиозной полемикой Великого Свами.

⁹ G. В. Mazoomdar. Указ. соч., гл. И. В своем трактате о йоге Кешаб говорит: «Сознание и бхакти — два тожде­ственные понятия. Бхакти доступен только тем, кто сохра­няет сознание, бессознательный бхакт — вещь невозмож­ная». Но это не относится к религиозным экстазам Рама­кришны, так как надо сначала доказать, что он не сохранял в таком состоянии более высокой формы сознания. Это только указывает на другой характер созерцаний Кешаба, для которого самое высокое состояние духа заключалось в полном единении его разума с Разумом вечным, без нару­шения внешнего сознания и без ущерба для дел житейских, общественных и семейных.

В этом отношении Кешаб оставался верен традициям Брахмр. В другом месте (глава II) Мазумдар приводит следующие слова Кешаба: «Сто раз позор йогу, если он оставляет все из любви к йоге... Грешно забывать тех, кого бог отдал нам на попечение». В этом Мазумдар усматри­вает обвинение против Рамакришны, пренебрегающего сво­ими обязанностями в отношении жены. Но ведь он не пренебрегал ими. Он их возвеличил. Он не только любил свою жену глубокой и чистой любовью, он сумел вну­шить и ей такую же любовь, ставшую для нее источником счастья и покоя. Мне уже пришлось говорить, как серьезно он относился к своим обязанностям в отношении к ней. В дальнейшем я покажу, что он не позволял своим учени­кам, для того чтобы следовать за ним, отказываться от долга, взятого ими на себя по отношению к родителям, жене и детям, нуждавшимся в них.

¹⁰ «С начала моей религиозной жизни я привык, — писал он, — получать знания от тебя, мой Господь...»

¹¹ Я был счастлив встретить у Манилала Парекха (христианского ученика Кешаба) в его прекрасной, полной чистой веры книге (Brahmarshi Keshab Chunder Sen, 1926. Oriental Christ House Rajkot. Bombay) мнение, аналогичное моему. Манилал Парекх открыто признает, что Кешаб мно­гим был обязан Рамакришне, больше, пожалуй, чем Рама-кришна ему. В этом он видит (как и я) еще одно основание для восхищения широтой ума и величием души Кешаба.

¹² Он говорил также: «Бог вселил в меня способность впитывать в себя все хорошие качества каждого человека».

¹³ Он его отметил уже в 1865 году, когда Кешаб был еще помощником Дебендранатха и стоял во главе Адибрах-ма Самаджа. Облик Кешаба поразил его. Он врезывался в память. Это был высокий человек с овальным лицом и «светлой, как у итальянца», кожей (Мукерджи). Но если его ум, как и лицо, был окрашен нежным солнцем Запа­да, то душа его оставалась индуистской. Рамакришна сра­зу понял это, лишь только увидел его, погруженного в размышление. «Некоторые размышляли, сидя на крыльце Брахма Самаджа, — рассказывает он. — В центре группы был Кешаб, погруженный в раздумье: он был неподвижен, как кусок дерева. Он тогда еще был молодым человеком, но рыба клевала именно на его удочку...» (привычная ме­тафора, означающая, что только на его призыв отзывал­ся бог).

¹⁴ Интересно еще для европейской науки отметить, что единственным способом пробудить Рамакришну из экста­тического состояния — его племянник Хридай учил жену Рамакришны прибегать к нему — было шепнуть ему то или другое имя господа или соответственную мантру (мо­литвенную формулу) применительно к форме и степени экстаза. Итак, характер его психической сосредоточенности поддается определению, и, следовательно, не приходится говорить о каком-либо расстройстве его психики в это вре­мя; разум крепко держит вожжи в руках.

¹⁵ В 1862 году, когда Кешаб был еще во главе Адиб-рахма Самаджа, под началом Дебендранатха, пели гимн: «Сидя на коленях Матери...»

В 1886 году в учебнике Брахмо находим: «О божест­венная Мать, свяжи меня твоими милостями!.. О Мать, приди, приблизься!..»

В 1875 году: «Блажен я! Я погрузился в сердце Мате­ри, теперь я среди ее детей; Мать танцует со своими деть­ми...» Но как раз в это время состоялась встреча Кешаба с Рамакришной (см.: Мазумдар Б. Указ. соч. Гл. III).

¹⁶ Праматхлал Сен говорит, что он ежедневно общался с богом.

«Пусть молитва будет вашей главнейшей заботой. Мо­литесь усердно и беспрерывно в одиночестве и сообща с другими, пусть это будет альфой и омегой вашей жизни!»

¹⁷ Жизнь и учение Парамахансы Рамакришны, статья Дхармататва.

¹⁸ Бабу Гириш Чандра Сен и Чиранджиб Шарма, на которых ссылаются для подкрепления своего тезиса рама-кришнаисты, конечно, преувеличивают влияние Рамакриш­ны на Брахма Самадж Кешаба. Кто слишком горячо до­казывает — внушает сомнение. Писать, как Чиранджиб Шарма, что поклонение богу как Матери заимствовано у Рамакришны, — значит не считаться с фактами. Доста­точно сказать, что пример Рамакришны содействовал его укреплению в Брахма Самадже. Культ брахмы был немного сух. «Тень Рамакришны, — выражаясь образным языком бабу Гириш Ч. Сена, — смягчила его».

¹⁹ Однако Мазумдар в своей «Жизни Кешаба» допуска­ет, что встреча с Рамакришной, не изменив теистского принципа Нового Избавления, побудила Кешаба изложить этот принцип в более доступной и приемлемой для всех форме:

«Рамакришна объединил все главные концепции инду­истского политеизма в одну оригинальную систему эклек­тического спиритуализма. Этот спиритуализм навел Кешаба на мысль расширить духовную структуру своего собствен­ного учения. И национальная концепция божественных ат­рибутов, прекрасная и истинная, явилась ему внезапно, как лучший и вернейший способ сделать свою веру доступной всему народу. Конечно, его основная идея универсального теизма остается неприкосновенной...» Но Мазумдар с со­жалением замечает, что этот теизм с добавлением множе­ства божественных атрибутов был впоследствии истолкован в духе идолопоклонства.

²⁰ Ср. Dhan Gopal Mukerji, The face of silence, 1926. Шарадананда передает ту же притчу в своей главе о Брахма Самадже и Рамакришне.

²¹ Вот образец молитвы брахмо, помещенной в «Еван­гелии Рамакришны»:

«ОМ! Ты наш отец. Даруй нам познание. Не губи нас.

ОМ! Брахман! Истина! Познание! Бесконечность! Он блаженство и бессмертие. Он Свет! Он Мир! Он Добро! Он Един!

Мы преклоняемся перед тобою, о Высшее Существо, о Великая Первопричина.

Мы преклоняемся перед тобою. О Свет Познания, о Столп всех миров...

От нереального приведи нас к реальному! Из мрака выведи нас к Свету! Проникни в нас! Достигни нашего „я". Защити нас, о Могучий, от Неведения твоим сострадатель­ным ликом!»

²² Жизнь Рамакришны, с. 365, и Мукерджи, указ. соч.

²³ Жизнь Рамакришны, с. 405.

²⁴ В рассказе Махендранатх Гупты, автора «Еванге­лия Рамакришны», приводятся два из них, относящиеся к 27 октября 1882 года, а в рассказе другого свидетеля, На-рендранатха Гупты, упоминается третий, относящийся к 1884 году (см.: The Modern Review. Калькутта, май 1927).

²⁵ Нарендранатх Гупта. Во время другого экстаза, опи­санного М., Рамакришна говорит Матери: «О Мать, все они заперты в своих границах, они несвободны: возможно ли освободить их из тюрьмы?»

²⁶ Притча о Воздушном Змее находится, как мы уже говорили, в гимне Рампрасада, который Рамакришна любил петь: «Божественная Мать и освобожденная душа»; в гимн Нарешандры, который упоминается в «Евангелии», тоже входит эта притча. Почти все метафоры (о пловце, ныря­ющем на дно божественного Океана) в разных вариантах многократно встречаются в поэтическом и песенном фольк­лоре Бенгалии начиная с XV века.

²⁷ Сравните это с учением Ганди, отрицавшего всякую религиозную пропаганду путем письменного и устного сло­ва. На вопрос «Можем ли мы делиться нашим опытом с другими?» он ответил: «Наш внутренний опыт неизбежно сообщается другим, хотим ли мы этого или нет. Но только через нашу жизнь, через слово, являющееся далеко не со­вершенным проводником его. Наш внутренний опыт глуб­же, чем сама мысль. Достаточно одного факта существова­ния, для того чтобы он проявлялся вовне... но, если вы захотите передать свой внутренний опыт другому, вы воз­двигнете между ним и вами духовный барьер...» (Дискуссия на Совете Федерации International Fellowship, Satyagraha Ashram, Sabarmati, 15 января, 1928).

²⁸ Мукерджи, указ. соч.

²⁹ «Евангелие Рамакришны», отдел V, гл. I и II. Это было 28 ноября 1883 года, в конце дня. Рамакришна при­шел с несколькими своими учениками в дом Кешаба.

³⁰ В гостиной, уставленной красивой мебелью и зерка­лами, Рамакришна, едва пробудившись от экстаза, смот­рит вокруг, улыбается и говорит сам себе: «Да, все это было полезно несколько времени тому назад, но теперь это уж не нужно... Ты здесь. Мать... Как ты прекрас­на!» В этот момент входит Кешаб и падает к ногам Ра­макришны. «Я здесь», — говорит он. Рамакришна смот­рит, как будто не совсем узнавая его, и продолжает гово­рить о Матери и о человеческой жизни. Между этими двумя людьми и речи нет о здоровье, явившемся, однако, поводом для посещения. Только через значительный про­межуток времени Рамакришна произносит слова, которые я привел выше.

³¹ Садовник хорошо знает, как обращаться с обыкно­венной розой, и он знает, как обращаться с розой бассор-ской. Для нее он окапывает землю вокруг корней, чтобы они могли пользоваться ночной росой. Роса придает розе силу и свежесть. То же самое с вами. Божественный са­довник знает, как с вами обращаться. Он окапывает землю вокруг вас, чтобы на вас упала его роса и вы стали бы чище и чтобы ваш труд стал еще более великим и ваше здание — более прочным. («Евангелие Рамакришны», т. I, отдел V, гл. II.)

³² Кажется, никто не заметил, какое влияние имели некоторые слова, сказанные Рамакришной во время про­щального свидания, на последние мысли Кешаба.

Рамакришна в долгом разговоре о Матери высказал ему следующую мысль: «Она бдительно охраняет своих детей. Она знает, как им получить настоящее избавление и ис­тинное познание. Ребенок ничего не знает. Его мать знает все. Все устроено согласно ее воле. Ты следуешь единст­венно своей воле, о божественная Мать! Ты делаешь то, что ты считаешь нужным. Неразумный же человек говорит: «Это сделал я».

И Кешаб в своих предсмертных муках, утешая настоя­щую — смертную — мать, упрекавшую себя за то, что она дала ему жизнь, говорит: «Божественная Мать посы­лает мне все для моего же блага. Она играет со мной, переворачивая меня с одного бока на другой».

³³ После нового раскола Брахма Самаджа (в 1878 г.) Рамакришна остался верен Кешабу, покинутому некоторой частью учеников. Но он не принял ни одного из учений, ни одного из трех ответвлений Брахмо. Он присоединялся то к одному, то к другому для молитвы. «Евангелие Рама­кришны» сохранило для нас воспоминание о некоторых из его посещений, например 28 октября 1882 года, когда он был приглашен и принял участие в годовом празднестве Брахмо Кешаба. Вокруг него толпятся люди, и на их во­просы, касающиеся религии, он отвечает со свойственной ему широтой ума. Он принимает участие в пении и всвященных плясках. Перед уходом он обращается с при­ветствием ко всем формам благочестия и заканчивает его хвалой Брахме:

— Приветствую ноги джнянина! Приветствую ноги бхакта. Приветствую благочестивых, верующих в бога без образа! Приветствую благочестивых, верующих в бога, имеющего образ. Приветствую старые пути познания Брах­мана. Приветствую новые пути познания Брахма Самаджа.

Два других ответвления Брахмы высказывали ему го­раздо меньше уважения. Самая новая из них, Садхаран Самадж, не могла ему простить его влияния на Кешаба. А в Адибрахмо Дебендранатха его, должно быть, считали стоящим на более низком уровне. При одном его посещении (2 мая 1883 года) — о котором Рабиндранат Тагор, быть может, сохранил воспоминание, так как он, тогда еще от­рок, присутствовал при нем, — его приняли очень холодно («Евангелие Рамакришны»).

³⁴ В особенности преемник Кешаба, Пратапчандра Ма-зумдар и Виджай Кришна Госвами, который впоследствии отошел от Брахма Самаджа. Знаменитый композитор и певец из Самаджа Кешаба, Трайлокьянатх Саньял, уверяет, что многие из его лучших песен были навеяны экстазами Рамакришны.