До 80 г. н. э.

В те времена у них не было компаса, только Полярная звезда и нервы.

Г. Томлинсон

Хотя любой взрослый человек своими глазами видел, как меняет очертания и цвета политическая карта Евро­пы, еще и по сей день мы склонны считать государст­вом некую территорию, границы которой будто бы ус­тановлены раз и навсегда. Такие представления, конеч­но же, удобны для народов, населяющих страны, чьи рубежи сегодня определяются какими-либо естественны­ми географическими чертами, ясными и непреложными: большая часть нашей собственной границы проходит по морю. И тем не менее, на протяжении многих веков с того момента, как начинается наш рассказ, такой стра­ны, как сегодняшняя Шотландия, не существовало. Про­шло около пятисот лет — временной промежуток, рав­ный тому, что лежит между нашими днями и смертью Якова II у стен исчезнувшего города Розбурга[1], — преж­де чем маленькое королевство скоттов захватило ни­чтожную часть той территории, которую мы сегодня называем Шотландией. И понадобилось еще двенадцать столетий — больше, чем отделяет нас от Карла Велико­го, — прежде чем в состав Шотландии вошли все те земли, на которых она располагается ныне. Еще не прошло и семисот лет со времени битвы при Ларгсе. В действи­тельности, Шотландия приобрела современные очерта­ния только в 1482 г. Что же касается народа, населяюще­го ее, то единая шотландская нация едва ли сформирова­лась до сих пор. Менее двух столетий назад Шотландское королевство, обладающее более длительной историей, чем большинство других европейских государств, все еще населяли два совершенно разных народа, конечно, объединенных одной короной, единой центральной сис­темой управления, но, в отличие от населения современ­ной Франции и Англии, сохранявших различия в языке, одежде, административной системе, образе жизни. Раз­личались даже стандарты мер и весов. Если же перене­стись в глубь веков еще на 900 лет, мы обнаружим пять народов со своими независимыми правителями; причем каждый из пяти народов обладал собственным языком и культурой, а некоторые из них отличались друг от друга больше, чем население Хайленда и Ло-уленда в 1745 г.

Все это следует помнить, чтобы правильно понять то, о чем пойдет речь в этой книге. Стоит также держать в памяти и следующее обстоятельство: если бросить взгляд на Шотландию примерно на полпути между пе­риодом правления Кеннета Мак-Альпина и битвой при Куллоден-Муре[2], мы обнаружим, что это странное скоп­ление маленьких народностей было все-таки способным на нечто большее, чем формальная уния. В военном лагере, расположившемся к югу от Стерлинга в канун Иванова дня 1314 г.[3], можно было услышать француз­скую, гэльскую, английскую, возможно даже валлийскую, речь, сдобренную фламандскими и норвежскими вы­ражениями, а также общепонятную вульгарную латынь. И тем не менее воины, которые выходили из леса, пре­клоняли колени для молитвы, обратившись лицами к восходящему солнцу, и шли воевать за Шотландию, были объединены общей национальной идеей. И нам извес­тен ход исторических событий, приведший к битве. На протяжении дальнейшего изложения мы не раз упомя­нем о приливах и отливах народной воли к единению, ибо этот фактор всегда играл решающую роль во всех событиях истории Шотландии. Конечно, не он один опре­делял исход той или иной битвы: это единство ощуща­лось шотландцами даже в битве при Флоддене[4]. И тем не менее, если бы не национальное самосознание и основанная на этом чувстве сплоченность, битва при Баннокберне была бы проиграна, а Шотландия исчезла бы с карты мира.

Нам не нужно возвращаться в те далекие времена, когда Северное море было только долиной, по которой протекала большая река, впоследствии разделившаяся на Темзу и Рейн. Давайте представим себе остров на краю земли, размером примерно в 600 миль из конца в ко­нец, с множеством более мелких островов к западу от него, величиной от одной трети главного острова до скал, выступающих на поверхности океана. Мы уви­дим, прежде всего, рождение королевства, а затем — нации, одноименной с этим королевством, населившей северную треть главного острова и большую часть мень­ших островов, лежащих к западу.

Прежде чем человек ступил на эту землю, она испы­тала грандиозные превращения: поднималась и вновь опускалась относительно уровня моря, тропические леса сменялись на ней плотным и толстым слоем льда. Когда здесь появились первые жители (в те времена она еще не была островом), более половины ее северной части покрывал густой лес, в котором обитало множество раз­нообразных зверей: кабаны, волки, рыси, дикие быки, се­верные олени и лоси. Однако со временем климат стал более влажным и мягким, и деревья стали исчезать, пре­вращаясь в торф. И все равно это была сложная и чрез­вычайно изрезанная местность: огромные территории бы­ли заполнены высокими крутыми холмами, а проходы между ними казались совершенно непроходимыми из-за глухих лесов, болот и рек. Тысячу лет эта страна была звериным царством.

Затем южные области острова наконец начали посте­пенно заселяться первобытными людьми, использовавши­ми грубые каменные орудия. Впрочем, прошло много вре­мени, прежде чем эти племена достигли северных рай­онов, так как в Шотландии найдено лишь несколько «палеолитических» предметов.

Но вскоре человек

рискнул толкнуть впервые

от берега свой плот

и тем самым предпринять на первых порах каботажные плавания, так как передвигаться подобным способом, при условии хорошей погоды, было проще, чем путешество­вать по суше. На северных берегах начали появляться небольшие поселения охотников и рыболовов. Впрочем, пока они были еще очень немногочисленны, потому что люди почти не могли найти там гальки, которая тогда ценилась столь же высоко, как позднее железо. Профес­сор Гордон Чайлд придерживается мнения, что первые поселенцы пришли в эти места древними торговыми путями, по которым драгоценный янтарь доставлялся от берегов Балтийского моря на территории современных Испании и Южной Франции. По крайней мере, археоло­гические раскопки показывают, что культура первых по­селенцев была тесно связана с культурой этих стран, а также со следами древней культуры, обнаруживаемыми на территории Южной Англии. Профессор Чайлд счита­ет, что «простолюдины» прибывали именно из Южной Англии, а «высший слой» — из Испании и, вероятно, с Сардинии.

Их тип культуры известен под названием культуры неолитической. Они все еще использовали каменные, но уже тщательно и даже изящно отделанные, орудия; они были искусными охотниками, смелыми мореплавателями, начали разводить скот, у них в зачаточном виде появи­лось земледелие. Они строили дома, у них было что-то вроде искусства (хотя и находившегося на менее высо­кой ступени развития, чем некоторые образцы искус­ства палеолита), и они были способны объединять свои силы не только для обороны, но и для созидания, о чем свидетельствуют такие грандиозные сооружения, как ме­галитические постройки в Каллернише или Стеннисе. Своих мертвецов они хоронили в могилах, над которы­ми насыпали большие груды камней — каирны. Ясно, что эти каменные глыбы служили каким-то культовым целям. Короче говоря, они были не животными, исполь­зующими орудия, а людьми, которые обладали культурой, превосходившей культуру некоторых ныне живущих на­родов. Эти племена расселились и вдоль морского побе­режья, и в наиболее доступных долинах в северной части все еще безымянного острова, дойдя до неболь­ших западных островов, так как похоже, что янтарный торговый путь проходил именно здесь, а не у берегов Дувра, где мореплавателей могли отпугнуть очень высо­кие приливы.

Этот неизвестный народ и по сей день живет в современной Шотландии, хотя и не создал ни одного из тех пяти небольших государств, объединение которых и привело к возникновению нашей страны. Их называют по-разному — туранами, силурами, иберами. Все три названия вызывают массу очень сложных вопросов, ко­торые исследователи, гораздо более авторитетные, чем автор этой книги, разрешают каждый по-своему и весь­ма убедительно, высказывая при этом абсолютно проти­воположные друг другу мнения. Единственное, что мы достоверно знаем об этом народе, — это то, что он во всяком случае не принадлежал к арийской группе пле­мен. Его представителями были люди невысокого роста, коренастые, сильные, возможно темнокожие, с несколь­ко монголоидной формой глаз. Некоторые ученые счи­тают, что часть этой расы дожила до наших дней и носит ныне имя басков, чей сложный язык, не похожий ни на один другой язык Европы, считается непосредст­венным потомком древнего языка «силуров». Хотя на островах, о которых мы ведем речь, эти племена были покорены завоевателями задолго до начала историче­ского периода и прекратили свое существование в виде единой нации (если они вообще когда-либо составляли такую общность людей, которую мы сегодня могли бы назвать нацией), они без сомнения не подверглись то­тальному истреблению. «Очаги» этой расы до сего дня сохранились на западе Шотландии и на прилегающих островах. Характерные ее черты составляют весьма при­мечательный элемент в облике населения Ирландии (особенно Южной Ирландии) и Уэльса, где они выступа­ют даже в более отчетливом виде, чем кельтские. При­знаки смешанных рас (а все мы происходим от очень смешанных родов) часто проявляются в отдельных пред­ставителях[5].

К этой первой расе позднее добавилась другая, из­вестная под названием народа культуры колоколовидных кубков (это название она получила благодаря ха­рактерной керамике). Эти люди пришли из Нидерлан­дов в северо-восточные районы острова и осели на территории современного Абердиншира. В чертах насе­ления этой провинции до сих пор можно при желании разглядеть характерные признаки древних пришельцев. Весьма вероятно, что их язык и культура наложили за­метный отпечаток на формирование народа, известного нам под латинским именем — пикты. Они могли быть кельтами, а могли, что более вероятно, и не быть ими. Они уже использовали бронзовое оружие.

В то время как на нашем острове все еще царила культура неолита, основные исторические события, серь­езнейшим образом отразившиеся на истории Британ­ских островов, как это часто бывает, происходили в мес­тах, удаленных на тысячи миль отсюда. Постоянное дав­ление Востока на Запад, проявившееся с первых шагов истории, вынудило народы и племена постоянно переме­щаться по территории современной Европы. Арийская ветвь так называемой белой расы постепенно продвига­лась на запад со своей родины — азиатской области к северо-западу от Индии. Первую волну арийцев, прока­тившуюся по Европе, составляли кельтские племена. За два с половиной тысячелетия до Рождества Христова — плюс-минус несколько веков — они захватили просто­ры Центральной Европы и двигались на запад, подчиняя или порабощая народы неолитической культуры, камен­ное оружие которых не могло противостоять их бронзо­вым орудиям. Но это было лишь начало; народы про­должали изгонять друг друга с насиженных мест: кельты, использовавшие железо, — кельтов, остановившихся на бронзе; а кельтов — германцы, по мере того как из Азии, из-за пределов территории левантийской и средиземно­морской культур, к тому времени уже бывших очень древними цивилизациями, в Европу вторгались все но­вые орды захватчиков. Ко времени написания великих греческих трагедий, когда Рим только становился госпо­дином Италии — то есть к IV в. до н. э., — использовав­шие бронзу кельты добрались даже до Оркнейских ост­ровов. Они могли прибыть туда с южной части острова или морем с берегов Везера или Рейна. Это были люди высокого роста и, очевидно, со светлой кожей. Этнологи называют их гойделами (наши гэлы), а их язык явился предком современного шотландского и ирландского гэльского, а также мэнкского языков. Сегодня они состав­ляют доминирующий этнический элемент в населении Ирландии и Шотландии к северу от Форта.

Вслед за гэлами пришло другое кельтское племя, уже знакомое с использованием железа. Оно было идентич­но галлам, причинившим столько неприятностей и уни­жений молодой Римской республике. К 200 г. до н. э., когда Рим вел смертельную борьбу с Карфагеном за контроль над Западным Средиземноморьем, они продви­нулись на север и захватили большую часть нашего ост­рова. Их поселения найдены в устье Тея и на берегах залива Морей. Тем не менее им не удалось проникнуть в Страну Холмов, и их племя так и не добралось до Северной Шотландии (западной части выше Клайда) и Ирландии, хотя местные культуры и испытали влияние их ремесел. Их язык был родственен языку галлов[6]: от него произошли кимрские языки — валлийский, бретон­ский, корнский. Сам он являлся потомком того же древ­него праязыка, от которого произошли гойдельские язы­ки, но с течением времени между ними возникли значи­тельные расхождения. Одно из самых заметных отличий заключается в том, что звук qu- пракельтского языка пере­шел в q- или твердый звук с- в одной ветви и в р- в другой: гойдельскому тас «сын» соответствует кимрское (т)ар;гойдельскому сеапп «голова» — кимрское реп. Две эти ветви профессор Рис назвал q-кельтской и р-кельтской соответственно. Ныне этот народ составля­ет основной элемент населения Юго-Западной Шотлан­дии (между Клайдом и заливом Солуэй), Камберленда, Уэльса (где также силен иберийский элемент), Корнуол­ла и большей части Франции. Его представителей назы­вают бриттами, что сходно с их самоназванием.

Эти народы никоим образом нельзя считать дикаря­ми. Они обладали племенной или клановой организацией, их культура достигла довольно высокого уровня разви­тия, они умели придавать металлическим и гончарным изделиям прекрасные формы, которые подразумевают стремление к маленьким жизненным удобствам. Они были способными изобретателями, а также энергичными и искусными воинами.

Описание хода доисторических событий, приведенное выше, следует общепринятой схеме. Однако она отвер­гается некоторыми исследователями. Профессор Куно Майер и его школа, представленная в Шотландии про­фессором Уотсоном, считает, что гэлы не появлялись в Шотландии до тех самых пор, пока они не прибыли из Ирландии. Впрочем, этот вопрос не имеет большого прак­тического значения. Они пришли, прежде чем началась «история» в современном смысле слова, и заселили пе­речисленные выше области. Гораздо важнее помнить, что все эти описания ранних переселений народов по необходимости имеют слишком общий характер. Период, которому посвящены последующие семь глав, охватывает промежуток времени от Агриколы до Малькольма III — больше, чем от Малькольма III до наших дней. Эта эпоха отмечена быстрыми политическими переменами, подвижностью границ и постоянными миграциями. Она послужила ареной великого смешения культур и язы­ков. Язык мало что может сказать о расовой принад­лежности. Многие шотландцы, говорящие на гэльском или английском языке, на самом деле происходят от норвежцев. Многие валлийцы или ирландцы, говорящие на кельтских языках, ведут свое происхождение от наро­да, жившего в этих странах задолго до прихода кельтов. А на протяжении столь долгого времени языки меня­лись, смешивались, заимствовали новые элементы. Если Малькольм читал Отче Наш со своей женой-англичан­кой на ее родном языке, то начало этой молитвы звуча­ло примерно так:

Fader ure, Þu Þæt eart on heofenum, sie Þin nama gehalgod

Это первое тысячелетие туманно и далеко. И все же мы должны помнить, что в каждом году из этой тысячи лет было столько же дней, сколько и в этом году, а в каждом из этих дней было столько же часов, сколько в сегодняшнем дне.

В ходе долгого и медленного процесса, который мы только что кратко описали, Британские острова находи­лись за рамками письменной истории. Концом обитаемо­го мира были Геркулесовы Столпы. И все же время от времени мореплаватели выбирались за эти пределы и приносили домой истории о его туманных окраинах. Еще в 1200 г. до н. э., приблизительно в то же время, когда Израилем правили Судьи, финикийские колонисты Сре­диземноморья привозили олово из страны, возможно, рас­полагавшейся на нашем острове. К 600 г. до н. э., когда писала свои песни Сапфо, а Иеремия выкрикивал свои пророчества, эту торговлю продолжала вести финикий­ская колония Массилия (современный Марсель). Сто лет спустя, когда Греция вела войну с Персией, а римля­не, согласно легендам, изгоняли своих царей, некий Гимилько отправился из Карфагена в плавание и добрался до островов Альбионов, которые, возможно, уже тогда звались именем, сходным с Альбой. И наконец, около 350 г. до н. э., когда Рим претендовал на господство над Центральной Италией, а греческая культура пожинала свой последний великий урожай, наши острова выступи­ли из окутывавшего их тумана, но ненадолго. Пифей отправился из Массилии через Гибралтарский пролив и по береговой линии доплыл до Полярного круга. Оттуда он привез рассказы о больших островах с мысом Оркус на севере, и острова эти назывались αι νησοι πρεταννικαι, «Претанские острова», известные на валлийском языке как Инис Придайн (Ynys Prydain), а на латыни — Insulae Britannicae.

Мы знаем, что после этого началась торговля с Гал­лией и странами Средиземноморья: то, что такие острова существуют на самом деле, было признано всеми и уже не считалось послеобеденной моряцкой побасенкой. Но на протяжении еще трехсот лет они пользовались в Европе такой же известностью, как Америка в 1500 г. Первый беспристрастный взгляд на Британию — и то мельком, хотя он принадлежал наблюдательнейшей паре глаз, — бросил в 55 г. до н. э. Цезарь, который привел римские войска на побережье острова и нашел здешние приливы чрезвычайно опасными. Цезарь был светским человеком, превратившимся в прекрасного полководца, но не в профессора этнологии: он не пошел в глубь страны и не задержался здесь надолго. Большинство собранных им сведений основывалось на слухах. Он го­ворил, что культура южной части острова родственна галльской, но по мере продвижения на север она ста­новится все более примитивной. Однако некоторые его утверждения противоречат археологическим данным.

Цезарь вернулся в Европу и присоединил Галлию к Римской республике, он сделался господином мира и вскоре был убит. Британия выпала из мировой истории еще на столетие. Затем сюда вновь пришли римские солдаты, на сей раз чтобы остаться здесь на 400 лет. Но прошло еще двадцать лет после их высадки в Британии, прежде чем они сумели достичь областей, ныне входя­щих в состав Шотландии.