СЕКРЕТНЫЙ ПОСТ. 4 страница

Отдав распоряжение охранять пост и перенести всех раненых в землянки, он отправился к Тарасову. Приближаясь к южному посту, он услышал редкую перестрелку. Там вроде бы бой продолжался. Он оставил на гребне сопки снайпера и, предоставив ей самой выбирать позицию, пошел через густой лес к южному посту. Как оказалось, немцы послали сюда отвлекающий отряд. Они залегли в кустарнике и среди валунов на берегу болота вели огонь, сковывая наши силы. Было такое впечатление, что никого нигде нет. И вдруг где-то на секунду выглядывало какое-то лицо, и раздавался выстрел. Затем оно исчезало, чтобы возникнуть чуть в сторонке, где противник его не ждет.

Виктор доложил о бое и о том, что они потеряли три человека убитыми, и пять раненных.

- Жалко, - проговорил Тарасов. - Тяжело у нас все складывается. Здесь-то они просто отвлекают наши силы. Их, наверное, не больше десяти человек. Двоих из них уже убила наш снайпер. Ну и кое-кого ранили наши автоматчики. Так что положение здесь не страшное. Но все равно они отвлекают нас. Что ты предлагаешь?

- Я сам не люблю такие бои. Они тянутся долго и обе стороны теряют много людей. Это бой на выдержку. Нужно послать две группы в обход, справа и слева, чтобы они подошли вплотную и забросали гранатами. Их немного, задача у них второстепенная и они быстро сдадутся. Но нужен крепкий удар. Давай пошли кого-нибудь слева, а я поведу людей справа. Нам нужен пленный.

Тарасов наблюдал сверху, как двигались обе группы и когда они подошли на расстояние броска гранаты, он приказал усилить огонь. Для фланговых групп это было сигналом для штурма. Они бросили гранаты.

- Стой, не стрелять! - крикнул Виктор и на палке поднял белый флаг, сделанный из носового платка. И когда стихли выстрелы, он на немецком языке, закричал.

- Солдаты, вы окружены! Сдавайтесь! Мы гарантируем вам жизнь в плену до конца войны. Потом вы вернетесь домой. Драться сейчас вам бессмысленно. Вы окружены с трех сторон, а с четвертой стороны болото. Ваш отряд на северном участке разбит и отошел с потерями. Выхода у вас нет.

Стояла тишина, все молчали.

- Еще раз предлагаю вам сдаться, иначе мы просто забросаем вас гранатами. Даю вам на размышление три минуты. Затем он повернулся и закричал так, чтобы слышали все наши бойцы.

- Я им дал на размышление три минуты. После этого сказал, что мы забросаем их гранатами. Будем ждать.

Кругом стояла удивительная тишина. Виктор даже удивился, как быстро природа восстанавливает покой после нашего варварского боя. Молчали деревья, стволы которых были побиты пулями и осколками гранат, тихо лежал снег, окропленный людской кровью. Кругом была тишина и спокойствие, только человек был в страшном напряжении, и казалось, что от него мог снова взорваться этот хрупкий мир.

Вдруг он увидел белый лоскуток на палке.

- Выходите вперед и бросайте оружие! - крикнул Виктор на немецком языке. Среди камней поднялись четыре человека, которые поддерживали еще двоих раненых. Их разоружили и повели наверх, в базу.

- Никитин! - крикнул он командиру южного поста. - Здесь все осмотреть, собрать оружие и проверить следы на берегу. Прошу быть очень осторожными, а то на северной группе наши ребята подорвались на мине.

- Ну, что? Пойдем на базу. Надо докладывать начальству и снова просить помощь. Пленных отправить в деревню, пусть их забирает дивизия. Прикажи нашим сопровождающим, чтобы оттуда вернулись на санях. Нужно отправить раненых. - Тарасов задумался и продолжил. - Неспокойное здесь оказалось место. А ведь говорили, что здесь как на курорте, да я сам так думал. Как у тебя дела?

- Все пока нормально, - ответил Виктор. - Нужно думать, как нам теперь расставить силы.

- Возьмем половину взвода из деревни и полностью укомплектуем все наши посты.

- А ты знаешь, у меня событие крайней важности. Оказалось, что наша медсестра - моя школьная любовь. Верно, ничего такого у нас не было, но в любви я ей тогда признался. И вдруг, захожу утром в землянку, чтобы передать ей твое распоряжение, и вижу... В общем, я сейчас на седьмом небе.

- Да, везет же людям. Ладно, иди к ней, только не мешай работать. Она там одна и все надежды раненых только на нее. Парадоксально, но факт. Хорошо, хоть тяжелых отправили в деревню. А мне сейчас придется посидеть. Такая это тяжелая задача, написать письма родителям погибших. Ну, как вот им писать? Был у них сын, красивый молодой. Приносил он им радость, надежды, что будет настоящим человеком и в старости надежной опорой. И вот получат они клочок бумаги. И, наверное, они будут хранить его, поливая слезами вечно. Так разве можно написать там только казенные слова, что, мол, ваш сын, геройски погиб, сражаясь с немецко-фашистской нечистью, в борьбе за нашу великую Советскую Родину. Так всем пишут, придумал же кто-то такой стандарт. Нет, надо что-то конкретное, чтобы это письмо отличалось чем-то от всех других, нужно сказать, каким он был здесь среди нас. Как он себя вел, что его любили товарищи и за что. Что он был веселым и красивым или умным и спокойным. Ну, храбрым... В общем, нужно написать и правду и так, чтобы родителям всю жизнь было чем гордиться. Чтобы они могли показать это сообщение своим друзьям, знакомым и те поняли, какого они хорошего сына потеряли. Нет, это горько и сложно. Но что делать? Надо.

Земля! Как много у тебя могил

И как ты допускаешь зло такое -

Чтобы о юном говорили, Был.

И чтоб не знали матери покоя.

Ведь ты богата, синяя планета,

Есть океаны, и тепло, и свет -

Все для того, чтоб жизни эстафета

Спокойно длилась миллионы лет.

(Стихи А. Голубятниковой)

Да, тяжело и сложно всё. И сколько люди не говорят о мире, о счастливой созидательной жизни, а войны идут, одна за другой и нет им конца. Так зачем родиться, если человек не может познать жизнь, если не способен оставить в ней свой след, внести свою, хоть маленькую лепту в человеческую цивилизацию. Разве у человека мало трудных и великих дел, разве мало природных катаклизмов. Человеку есть, с чем бороться. За то, чтобы жизнь была легче, красивее и насыщеннее. И приносила радость…

Тяжело вздохнув, Тарасов взял ручку и начал писать так, как хотел бы, чтобы когда-нибудь написали о нем.

Виктор заглянул к Ане, посмотрел, как она работает. Все в нем бурлило, и он ясно слышал, как сильно бьется его сердце. Неужели судьба послала её к нему? Неужели он будет счастливым, и она останется с ним на век, на всю оставшуюся жизнь. Он постоял немного, с восхищением наблюдая за её работой, и ушел, чтобы не мешать. Ей там помогали наши снайперы. Им это было сподручнее. А он должен воевать, бить немцев, уничтожать эту мразь, чтобы скорее был мир, и люди были счастливы. Мир, какое простое и короткое слово и как трудно его удержать!

Ночь и весь следующий день прошли спокойно. Тарасов настойчиво просил командование послать на позиции немцев самолеты и разбомбить их линию обороны, но командование отказало, так как среди базальтовых скал никакого эффекта бомбовый удар не даст. Обещали прислать саперов, чтобы сделать несколько взрывов на болоте. В тех местах, где проложена лыжня.

Виктор проверял все три лыжни, и они шли строго по следам летних троп. Значит, немцев вел проводник из финнов. На большой и зыбкой трясине, относительно большая группа людей могла провалиться. Все этого боялись, поэтому ходили по уже знакомым тропам и маленькими группами.

Тарасов вызвал Хрусталева и Жернова. Когда они доложили о прибытии, он тихо предложил им сесть прямо на его топчан и, подумав, медленно сказал:

- Люди у нас гибнут, оно и понятно, война. Я вас пригласил, чтобы решить вопрос о захоронении. Из дивизии мне ответили, чтобы мы решали этот вопрос на месте. Вот я решил с вами посоветоваться. В свое время война закончится, и родители приедут на могилы своих детей, чтобы помянуть их. Что вы скажете? - Он посмотрел на своих товарищей. Они молчали. Слишком все было грустно.

- Я думаю, что нужно сходить в деревню. Где-то там у них есть кладбище. Поговорить с председателем сельсовета, пусть нам помогут. Как вы считаете?

- Правильно, товарищ старший лейтенант. О людях должно быть память и она должна жить, как будет жить то дело, за которое они воевали.

- Тогда давайте ты, Виктор и ты Хрусталев, сегодня сходите в деревню, решите этот вопрос. Пусть нам выделят место. Сейчас земля мерзлая, так что придется взрывать. Сделайте так, чтобы не повредить соседние могилы. А весной мы все там благоустроим. Что скажете? Что молчишь, Виктор?

- Все правильно, я никогда над этим не думал. Но понимаю, что это важное дело. Возможно, мертвому все уже безразлично, но живой, в той или иной мере думает иногда, что с ним будет, если его убьют. Ведь люди ходят на кладбище и это не просто так. В этом заложен глубокий смысл и в первую очередь в том, что люди помнят тех, кто ушел в небытие и благодарны им за их вклад в нашу жизнь, за всё то, что этот человек сделал что-то такое, за что люди будут благодарить. Так из всех таких маленьких дел рождается большая жизнь. Да, каждый человек, нормальный человек, делает свой вклад в развитие цивилизации. А эта война особенная, и она останется великим маяком в истории всего человечества. Да, иначе не скажешь, слишком это серьезно. И спасибо тебе, что ты вспомнил об этом.

- Спасибо вам. После обеда отправляйтесь, и выберите место покрасивее.

На третью ночь взорвали три группы заложенных зарядов, на трех тропах. Столько же они установили в других местах, и решили, что взорвут их тогда, когда немцы постараются вновь начать переправу через болото.

Установилась тишина. На пост выделили рацию и радиста. В деревне стоял второй взвод, который через каждые десять дней обеспечивал полную смену людей. Кроме того, они приобрели два транспорта, для перевозки продуктов питания, боеприпасов и раненых. Это были сани и две кобылы, которые, хоть и не рысью, но исправно перевозили нужные вещи. И главное - продукты питания.

На посту было спокойно, и служба приобрела установившийся порядок. Тарасов ежедневно обходил обе землянки и прислушивался к тому, о чем говорят бойцы. Ему нужно было знать настроение людей. Но везде было спокойно.

Он вернулся к себе и прилег. В углу землянки он увидел Никулина, который о чем-то беседовал с Никитой Мухиным. После боя в деревне Никулина взял к себе Жернов, и это его как-то сразу преобразило. Он стал энергичнее, откуда-то взялась инициатива, и он стал заводилой в хорошем смысле этого слова.

- Я смотрю на тебя, Никита, и думаю: парень ты видный, высокий и здоровый, но уж лентяй, жуть. Ну, как так можно. Поел и бросил, ничуть за собой не убрал. И постель твоя самая неряшливая. Почему так? У нас дома насчет этого было строго. Мама любила порядок, и мы все ей помогали. И как-то я привык к чистоте и порядку. Утром мама подоит корову и будит меня, чтобы я выгнал корову в стадо. Я возвращаюсь обратно, а меня ждет кринка парного молока. Я ее как жахну, ну и на бок. А днем, то дров напилить и нарубить, то воды принести, то в магазин сбегать, то двор подмести. Мы маму любили и жалели. А уж кровать за собой убрать, так об этом и речи быть не могло. Это святое место. На письменном столе - порядок. А у тебя какая-то..., не знаю, как и сказать, ну свинячья, что ли культура.

- Ну, ты, Емеля, потише. Меня мать воспитывает так, как раньше графы и князья жили. Они ничего не делали. Верно, у них были слуги... Но мама решила сама все делать или отца заставлять. Она говорит, что ей приятно за мной ухаживать, так как она хочет, чтобы я вырос сильным, здоровым, общительным и умным человеком. Чтобы для меня люди что-то делали, а не я им. Я должен быть руководителем.

- Да ты и учился чай плохо. Та всегда говоришь, что ты одно знаешь, другое знаешь, а как доходит до дела, так ты ничего не можешь сделать. Какой из тебя руководитель? Смешно.

- Ну, это ты зря. Я все знаю.

- Вот, вот. Так всегда. И в бою, как говорят ребята, ты стрелял в «белый свет...». Как же ты жить будешь?

- Я в институт поступлю. Когда я уходил, отец сказал: «Ты только вернись, а поступить в институт я тебе помогу. У меня, говорил он, друг ректор». Да и что ты ко мне пристал. Разве сейчас об этом думают? Лучше расскажи, девушка у тебя была?

- Была и есть. Мы еще в школе подружились, и когда я уходил, то она сказала, что будет ждать. Как вернусь, сразу поженимся. Хорошая она у меня.

- А ты с ней уже спал?

- Нет. Я ее очень люблю и хочу, чтобы все было по настоящему.

- Эх ты, деревня. Я уже попробовал. У нас в Москве это проще. Мать с отцом уезжают к бабке за город, я девчонку зазываю к себе. У меня своя комната. Дед у нас глухой и ко мне он не заходит. Его моя мать выдрессировала, чтобы он не ходил в другие комнаты. Порядок! Ей же тоже ведь хочется, иначе, зачем она ко мне домой идет?

- Нет, я так не могу. Жизнь это трудная и серьезная штука. Она слишком короткая, чтобы только наслаждаться. Мой отец говорил, что человеку дается жизнь, чтобы он трудился, и хорошо трудился, так чтобы после него остался хороший след жизни, добрая память. И я с ним согласен. Ты помнишь бой в деревне? Нам там помог старик. Ему уже под 80 лет, а он говорит, «пойду, помогу Красной Армии. Я, говорит, уже прожил жизнь, а может сейчас им помогу, так что никто не пострадает». Видишь, что думает дед? А ведь его никто не заставлял. Командир представил его к награде и сказал, что когда получат ее, то этого Сергея Потаповича привезет к нам и вручит перед строем всего взвода! А я первым поздравлю его и в ножки поклонюсь. Ведь он чью-то жизнь спас, а может, и мою. Он о нас думал, а не о себе. Эх, Никита!

- Ты как замполит говоришь. Вот мой дед, на что строгий и пытается меня воспитывать, но все равно говорит, что я добрый. И всегда, когда ему нужна помощь, то он обращается ко мне.

- Эх, Никита, не понял ты меня. Пойми, что сейчас главное. Если мы не будем друг за друга, если не будем внимательны, то нас разобьют. Ты можешь понять это?

- Никулин, - позвал Тарасов, - иди сюда. Садись рядом.

Когда Никулин подошел и сел, Тарасов спросил:

- У тебя какое образование?

- 9 классов. Когда я учился в десятом, то подал заявление и добровольно попросился в армию.

- Я сейчас слушал ваш разговор с Никитой. Правильно ты рассуждаешь. И в бою в деревне правильно действовал. Ты подумай, если хочешь учиться на офицера, я буду ходатайствовать. Решай. А будешь писать домой письмо, передавай от меня привет родителям и спасибо, за то, что правильно воспитали тебя.

- Спасибо, товарищ командир.

- Я сам иногда задумываюсь над жизнью. Много мы делаем ошибок, торопимся и не замечаем главного. Жизнь это же не богатство, не жратва, не девушки, а то, что ты сделал сам для людей. Построил дом, посадил сад, спас кого-то, рискуя жизнью, написал хорошую книгу или сочинил прекрасную песню. Если ты кому-то делаешь хорошо, то тебе кто-то что-то даст, поможет... Ладно, иди, отдыхай. А Никиту не бросай, говори с ним. Он еще молодой и если попадет в хорошую среду, то поймет, каким должен быть настоящий человек.

Успокоенный тишиной и, вероятно, тем, то немцы смирились с поражением на этом участке, Жернов жил как на седьмом небе. Днем, он находил пару часов и на лыжах бежал в деревню. Прогулка туда длилась всего-то минут 15. Там он все время проводил с Аней, стараясь возобновить у нее чувство любви. Она была с ним ласкова, внимательная и заботливая, но он внутренне чувствовал, что между ними существует какая-то грань. Что это, он не мог понять и страшился того момента, когда она поставит ее между их отношениями. Часто они вспоминали школьные годы, как учились, как баловались и почти всегда она вспоминала того противного Сашку.

- Саша почти всегда давал мне списывать задания, особенно во время контрольной по математике, если у меня не получалось. Он, бывало, быстро решит задачи, но не сдает учительнице, а поставит тетрадь в сторону, чтобы я видела и проверила ответы...

Однажды он сделал мой фотопортрет. Удивительно удачно у него получилось. Там я была даже красивая. У него было художественное чутье. Он как-то сразу видел что-то прекрасное и мог об этом просто и доходчиво рассказать. А вот тот снимок попросил у него Лешка, ну помнишь, такой маленький, он всегда на первой парте сидел. Саша ему его дал. А я обиделась. Почему он это сделал без моего разрешения. А он вдруг такое мне сказал... - Аня смолкла, как будто думая, говорить ли дальше. - Я бы всему миру раздал твое фото, пусть смотрят, какая ты прекрасная! - Потом Аня опять замолчала, раздумывая над этим. - Он покраснел и убежал. И больше никогда мне такого не говорил. И на лыжах он ходил хорошо. Я и тебя, и его помню. Все выпендривались передо мной. Или удерете далеко, далеко или с какой-нибудь горы летите, да иногда падаете так, что страшно становилось...

- А, правда, у нас счастливое детство было? - И когда Виктор соглашался, она, говорила, что такое детство бывает только в нашей стране. Мы были беззаботные и могли о чем угодно мечтать. Мы могли всё. Да, да, всё. Жалко, что вот война эта началась. Кругом всё так страшно. Ведь убивают людей, хороших, добрых и таких красивых, молодых ребят.

- Виктор, а ты не боишься, что тебя убьют? Мне было так страшно, когда ты ринулся в тот бой, на болоте... Ты вспоминал меня там?

- Пока бежал туда, у меня как будто крылья выросли, оттого, что тебя встретил. А там, так всё завертелось, что в голове был только бой. А потом, опять о тебе думал. Скажи, а ты Сашку сильно любила?

- Как тебе сказать, - она задумалась, посмотрела вдаль, помолчала, а потом тихо сказала. - Да, я его любила, но как-то по-детски. Он же самый молодой был в нашем классе. Он ни разу не попытался меня поцеловать, хотя мне этого часто хотелось. Хотелось почувствовать, что такое поцелуй, а он так и не решился.

- Я должен признаться тебе, только ты не сердись, всё равно, всё, что мы не делали, всё было по-детски. Мы дружили с ним, и я как-то сказал Сашке, что я тебя люблю, что мы с тобой встречаемся, и если он мне друг, то пусть не мешает. В общем, я его тогда убил этим признанием. Он долго не ходил ко мне... Прости, я же просто боролся за свою любовь.

Аня долго молчала, о чем-то думая, а потом прошептала:

- Теперь мне стало всё ясно.

- Ты не сердишься?

- Да нет, - как-то безразлично сказала она. - Это было так давно, в другой стране, в стране детства. - Она опять замолчала, смотря на далекий лес и белую пелену снега. Потом тихо прошептала: - Как странно, другая страна, страна детства. Как мы торопились уйти из неё, вырасти, мечтали поскорее стать взрослыми. Какими глупыми мы были. Торопились. Куда? А сейчас с глубокой любовью и тоской её вспоминаем, и уже никакими силами не можем исправить те ошибки, которые тогда сделали, иногда просто по глупости, что ли.

Она вдруг поняла всё и, очевидно, впервые увидела всё так, как оно было. Да, Сашка был стеснительный, уж слишком осторожный, но за него говорили его глаза. Такие чистые, серые. Она часто видела, как он, увидев её, тушевался, а когда был с другими, то решительным, бойким. Хотя не дрался. Она не только не видела, но и не слышала, чтобы он дрался. Значит, что-то хорошее было в его воспитании. Драка, думала она, вроде это и сила, но зачем она между товарищами? Нет, все же это плохо. А Саша как-то уходил от этого, находил слова к ребятам и ссоры прекращались. И друзей он выбирал себе хороших. Она вспоминала то, что ей нравилось в Саше, что он много читал и умел хорошо рассказывать. И рассказывал так, как будто сам там был, то ли о диких прериях и или об островах Тихого океана или о джунглях Африки. И не только излагал события, но и рисовал картины того, что хотел сказать автор. Ее поражала то, как он хорошо знал географию и не просто описание стран, но он все представлял так, как будто он там бывал, жил, видел и участвовал в удивительных приключениях. Удивление? Это тоже, наверное, какой-то дар. Раз человек чему-то удивляется, значит, оно задело его и чем-то привлекло. Удивление. Что это такое? Это же познание того, что окружает нас, познание мира, Земли... Все-таки он был талантлив.

Ей нравилось то, что он хотел учиться и познавать мир. Он как бы жаловался, что у него не хватает времени, чтобы все узнать. И еще, как он увлекался физикой и её хотел к этому приобщить. Наверное, он думал быть с ней, а она тогда не поняла его. Все вечера, когда физик проводил занятия с кружковцами, он был там и уже помогал учителю. А потом хвастался... А со мной он был трусливым, вспоминала она. Как бы случайно вдруг иногда заденет, вроде невзначай и в сторону. А если я, бывало, посмотрю на него, он краснеет. Жалко, что у нас ничего не получилось. Теперь все ясно... Но где он? Почему он не ищет её?

- Ты что-то сказал? Прости, я не слушала. Я думала о нашем детстве...

Он посмотрел на нее и понял, что она ушла в воспоминания и, конечно, об этом Сашке.

Расстроенный Виктор вышел от Ани и побежал в базу, стараясь в напряжении от быстрого бега утихомирить бушевавшие в нем страсти.

Было тихо, спокойно и как-то по мирному. Люди во время ели, спали, ходили в караул, на посты. Все было так, как когда-то давно, до войны. Прошел день, второй, третий... пятый, десятый. Тарасов расслабился, и все больше думал о Наташе, и, наконец, решился. Утром, когда она пошла на свой пост, он догнал её.

- Наташа, я хочу серьезно поговорить с тобой. Я много думал и знаю, что сейчас не время говорить о своих чувствах. Но я люблю тебя, и хочу, чтобы ты это знала и ждала меня. Если ты меня любишь.

Наташа повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза. Щеки ее горели, толи от мороза, толи от смущения.

- Ты мне очень нравишься, и я давно жду, что ты об этом скажешь. Но сейчас война. Ну, куда мы с тобой денемся? Ты же командир.

- Спасибо, родная. Давай подождем до конца войны. Ты согласна быть моей женой?

- Да!

- Ты извини меня, но я буду относиться к тебе, как и раньше. Я считаю, что мы не должны афишировать свои отношения. Мы же на службе.

-Леша! Я на все согласна…

Они решили написать о своем решении родным.

А пока на их «боевом посту» было всё спокойно.

Люди уже решили, что немцы смирились с поражением и не хотят больше терять своих солдат.

«Жернова к лейтенанту», - услышал он голос дневального по землянке.

- Давно этого не было, - подумал Виктор и пошел к Тарасову.

- По тебе соскучились в батальоне. Сказали, чтобы ты срочно прибыл. Так что собирайся, прощайся и завтра из деревни поедешь в дивизию. Там тебя будет ждать машина, которая привозит нам продукты. Как у тебя с ней, с Аней?

- Трудно понять. Вроде любит и в то же время душу не раскрывает. В общем, завтра я сделаю ей предложение. Прямо скажу, зачем ходить вокруг да около. Может быть, я тороплюсь, но сейчас война и мы не знаем, что будет завтра или через неделю.

- В этом вопросе я ничего посоветовать тебе не могу. Я другой человек и я бы не торопился. Очевидно, нужно вести себя так, чтобы она поняла твое состояние и пошла навстречу. По-моему, не нужно на нее давить.

Утром он собрал свои скромные пожитки, засунул за пояс трофейный немецкий пистолет, взял свой родной автомат и закинул за плечи вещмешок.

- Я готов, товарищ лейтенант!

- Да, Виктор, жаль мне тебя отпускать. Не знаю, как бы все сложилось, не будь тебя. Я об этом написал. В дивизии все знают. Но от меня и всех тех, кто воевал с нами, плечом к плечу, тебе большое спасибо. И впредь, зови меня Алексей. Мы же одногодки. Они крепко обнялись. Напиши, как-нибудь...

Жернов зашел в землянку, попрощался, услышав на прощание, что все жалеют, что он уходит. Но надо. Он взял лыжи и пошел.

Чем он ближе подходил к деревне, тем шел медленнее. Он думал о том, что сказать Ане и главное, как? Идя по улице, он увидел двух солдат, которые, завидев его, перешли на другую сторону улицы. Это показалось ему подозрительным и он, ускорив шаг, направился к ним. Те, двое понимали, что бежать нельзя и на его окрик, они остановились.

- Ваши документы, - потребовал Виктор. Они, довольно спокойно достали документы и передали их Виктору. Он взял их и еще не раскрыв, спросил:

- Что вы здесь делаете?

- Нас направили из дивизии, договорится здесь насчет досок. Здесь сказали, есть лесопилка, ну и нам нужны доски, для обивки стен блиндажей.

- Номер вашей дивизии?

Как не странно, они ответили правильно. Виктор знал, что севернее их расположена именно эта дивизия. Но что-то в них было не то, и он никак не мог понять. Он развернул их солдатские книжки. Оба были русские, Иванов и Петров. Но что, что его настораживает? Этого он понять не мог, и приходилось отпускать. Уже закрыв солдатские книжки и складывая командировочные удостоверения, он вдруг понял. Бумага! На такой бумаге ни одно командировочное удостоверение у нас не печатается. И вообще, это бумага не нашего производства, а финская. Он посмотрел на обратную сторону, где внизу мелким шрифтом писали, где печатались бланки, и ничего там не увидел. Не было и отметки о том, что они прибыли в населенный пункт.

- Почему вы не отметились у коменданта села?

- Так его здесь нет.

- Но здесь есть командир взвода, офицер. Значит, нужно было отметиться у него. Пойдемте со мной.

- Хорошо, - ответили они, и вдруг оба одновременно набросились на Виктора. Виктор успел ударить одного, но получил внушительный удар от второго, а первый успел подставить ножку. Виктор упал, с него сорвали автомат, и один из них ударил его ножом в левый бок. Не оглядываясь на него, они побежали вдоль улицы, в сторону леса.. Они не хотели стрелять, чтобы не выдать себя.

Виктора спасло то, что с левой стороны под шинелью у него было толстая тетрадь в коленкоровом переплете и нож диверсанта, скользнув по ней, распорол ему тело на груди, не задев сердце.

Выхватив из-за пояса немецкий вальтер, Виктор разрядил всю обойму вслед убегающим диверсантам. Один из них упал, упал лицом вниз, уткнувшись в снег, а второй, отстреливаясь, скрылся за углом. А по улице к месту стрельбы уже бежали солдаты. Увидев лежащего на снегу раненого сержанта, они положили его, на кем-то данную шинель, и понесли в медпункт.

- Там еще один немец побежал. Ловите его, - говорил Виктор, думая о том, что враг может скрыться, - и автомат мой у них, принесите мне.

Первым, кого увидел Жернов, была Аня. Она смотрела на него и командовала, куда и как его положить.

- Что с тобой Витя? Где это тебя?

- Вот видишь, к тебе пришел, думал проститься. Меня же в мою часть отзывают. А вот теперь я отдохну у тебя.

- Молчи, дай посмотрю, что у тебя там, - и ловким движением она разрезала гимнастерку на его груди...

Погоня за вторым диверсантом ничего не дала. Он, очевидно, прекрасно ходил на лыжах, знал местность. А пока собралась погоня, он уже был в десятке километров от деревни. Обо всем этом командир взвода передал Тарасову, так как понимал, что эти люди бродят здесь из-за нашей базы на болоте.

Тарасов, выслушав донесение, задумался. Как-то только вот теперь он понял, что остался один и не с кем ему посоветоваться. Только теперь он оценил все то, что говорил и делал Жернов. Он, не думая, доверял и принимал его предложения. Он знал, что если в той или иной точке будет Жернов, то ему, Тарасову, не нужно беспокоиться, так как там будет сделано все и наилучшим образом. Он чувствовал, что Виктор подготовлен не хуже, чем он, более того, он знает не меньше командира роты и имеет опыт, который на войне дается с большим трудом, и часто кровью.

- Послушай, Власов, как же так получилось, что у тебя по деревне, где размещен целый взвод, свободно ходят немцы? Ты понял, что случилось? Будь добр, сделай выводы. - Сказал и опять задумался.

Теперь все нужно будет делать самому: и воспитывать Никулина, Мухина и всех, всех. Пусть хоть часть обязанностей разведчика выполняет Емеля. Он понравился Тарасову, но понимал, что знаний у него несравненно мало.

- Дневальный, - крикнул Тарасов, - передай всем младшим командирам, чтобы пришли ко мне в 14 часов. - Теперь нужно их учить и воспитывать, чтобы они мне помогали и знали, что от них требуется.

- Тишина действует разлагающе, - начал он свою беседу с молодыми командирами. Он смотрел на них, совсем еще мальчишек, и думал о том, что трудно ему будет с ними. Что они знают о войне, что они знают о бое, о тактике... - Я вас собрал, чтобы вы поняли, что эта тишина обманчива, и она в любую минуту может взорваться громом выстрелов. Это требует от каждого из нас, чтобы мы всегда были начеку. Сегодня утром, уезжая в часть, Жернов разоблачил двух диверсантов, которые проникли в деревню, и свободно там ходили в нашей красноармейской форме. Его ранили и он сейчас в нашем медпункте. Этот пример говорит о том, что немцы не отказались захватить нашу сопку и разгромить нашу небольшую базу.

В лоб они не полезут. Будут действовать хитростью, чтобы обмануть нас и застигнуть врасплох.

Я от вас требую, чтобы вы были бдительные и наблюдательны. Не успокаивайтесь, ибо это может привести к поражению. Проверяйте лес, береговую кромку и если появиться что-то новое, немедленно докладывайте. Если нас застанут врасплох, это поражение. Передайте свое чувство настороженности всем своим солдатам. Паниковать не нужно. Надо быть бдительными. И еще. Каждый раз, после обхода постов, приходите ко мне и докладывайте. Если заметите что-то новое, приходите ко мне в любое время.

Вопросы?

- Все ясно, - за всех ответил Никитин. - Есть вопрос не по теме. Как с почтой? Мы не получаем и не можем отослать свои письма родным.

- Хорошо, я это улажу. Но я хочу отметить, что вы не анализируете обстановку. Вы же командиры отделений. У вас 10 солдат. Неужели вы не чувствуете ответственности за их жизнь. Я вот ждал, что вы скажете мне что-то новое, чего я не видел, упустил. А вы просто соглашаетесь. Я же собрал вас, чтобы не приказывать вам, а поделиться тем, что нам каждому известно. Вы обратили внимание, что враг практически все время нападает на северный пост? Почему?