Из архивной хроники.

«Из-за острой нехватки кораблей, осмотры побережья протяженностью в несколько тысяч миль удавалось проводить редко, лишь на отдельных участках и кратковременно. А фашистские подводники обычно использовали для отстоя своих лодок оборудование наблюдательных постов необитаемые районы шхер, грабили наши полярные станции и рыбачьи пункты в районах шхер Минина, залива Волчий в архипелаге Норденшельда, мыс Спорый Наволок на острове Новая Земля и другие».

После переговоров их все-таки пустили на базу воинской части. Там их тепло встретили и передали на наши тральщики, о нашем местонахождении. На тральщике, не помню на каком, то ли на 113, то ли на 111, где командиром был капитан-лейтенант Иванников. Вы его, наверное, знаете, - обратился ко мне Гуторов.

- Да я знаю. Впоследствии капитан 3 ранга Иванников стал героем Советского Союза, а тогда он был командиром ТЩ-113. А я служил на ТЩ-111 и командиром у нас был капитан-лейтенант Александр Петрович Чубаров. Прекрасный моряк и командир. Я его встретил в 1964 году, в городе Североморске, когда он после окончания академии вновь прибыл служить на КСФ.

Гутаров внимательно выслушал мой рассказ, кивнул головой и продолжил своей повествование.

- Так вот, когда мы откликнулись, к нам побежали ребята, кто с носилками, а кто просто так. Мы были счастливы, как это возможно в том случае, как если бы вдруг умирающий, находящийся в безнадежном состоянии человек был бы спасен. Из нашей группы осталось всего 18 человек. Один утонул при подходе к берегу, а второй умер, оставаясь лежать у меня на ногах, так тихо, что мы не услышали его последний вздох..

А через несколько часов на о. Диксоне (он расположен в устье Енисея и его площадь всего 25 кв. км.) нас встречал командир дивизиона капитан 3 ранга Моль. Встречали нас, как героев. Ну, а какие мы герои, верно, нужно было большое мужество и великая вера в нашу социалистическую Родину, чтобы выжить. А мы любили свою страну, свой родной край и поэтому выжили.

Две недели мы полечились в госпитале и вновь обрели человеческий облик. После выздоровления меня назначили служить на ТЩ-119. Там я получал и первую медаль «За оборону Заполярья». Дорого она мне обошлась…

Мы занимались тралением до самого окончания войны. Это была работа, хоть и не простая. Помню, как-то начали выбирать трал, а он шел с необычно большим трудом. К нам вышел старпом и начал следить, как выбирается трал, как идут на лебедку троса. Ведь это было необычно. Что там? Вдруг из моря показываются две «чушки» – это контактные мины с «рогами». Страшная вещь! От взрыва такой мины, от нас бы ничего не осталось.

« Травить трал! – закричал старпом. – Травить, помалу, без рывков!

Такие мины ставили на якорях. Они были легче воды и поднимались вверх на величину троса. При тралении трос мины захватывался специальным резаком, который перерезал трос и мины после этого всплывают. Такие мины расстреливали из орудий, или уничтожали путем подрыва. В данном случае тральщик захватил две мины. Троса их не были перерезаны и лебедка, хоть с трудом, но начала их поднимать вместе с донными якорями. Они всплыли метрах в двадцати от кормы корабля. Когда мы начали потравливать, то троса ослабли и мины столкнулись. Произошел мощный взрыв. К счастью взрывная волна была направлена вверх, и никто на тральщике не пострадал. Но было страшно.

. В этом плавании у нас на борту был корреспондент из газеты «На страже Заполярья». Он стоял на корме и фотографировал, и как-то сумел сделать фотографию этого момента. Потом я видел этот оригинальный снимок в газете.

Побывал я и в Германии. Нас, группу моряков с Северного флота направили за кораблями, которые мы получили по репарации. Проехал я с Полярного, через Мурманск, Ленинград, Кронштадт, до Свинемюнде. Там мы сошли на берег и пешком добрались до курортного города Гренвальд, на знаменитых приморских пляжах. Поместили нас в гостиницу, и там я впервые увидел, какая у них роскошь. Ковры, хрусталь, вместо наших металлических коек - мягкие диваны и деревянные кровати с пружинными матрасами, паровое отопление. Везде удивительно чисто. Почему же такого у нас нет? Ведь мы трудолюбивый народ! Сколько мы сделали за годы пятилеток, какую громаду построили заводов. И тракторных, и машиностроительных, и танковых, самолетостроительные…За каких-то полсотни лет мы от сохи пришли к ядерной энергии и вырвались в космос! А вот о людях нам не дали позаботиться, враги, окружающие нашу страну. А сейчас никому никакого дела нет о народе. Появились миллиардеры и нищие. Много нищих: стариков, старух и молодых калек и беспризорных детей..

Я попал на торпедный катер и на нем вернулся на Север, опять на родное Баренцево море. Базировались катера в губе Долгой.

Командиром бригады был капитан 1 ранга В.Н. Алексеев, впоследствии он стал командующий флотом. С ним мы пошли в первый поход на торпедных катерах на Новую Землю. Такое было впервые и, наверное, это единственный в своем роде поход, на такое большое расстояние и в таком суровом море.

Отслужил я 7 лет и демобилизовался в 1950 году. Служба была трудной, совсем не такая, как сейчас. Но все мы с гордостью вспоминаем это героическое, хоть и страшное, хотя вернее, тяжелое время. Мы выстояли в продолжительной и жестокой войне и победили коричневую заразу, которая начала расползаться по всему миру.

Вернулся я в Курск, женился, начали расти дети. Это же счастье. И вот уже старший сын призван в армию. Служил он далеко, в Даурии, это за Иркутском. И вот беда. Получаем мы извещение, что сын погиб. Как, почему, при каких обстоятельствах – ничего неизвестно. Собрались мы с женой и поехали в часть, где он служил. Но там мы ничего не узнали…Привезли тело сына домой похоронили. Это же страшно, когда старики хоронят молодых. Передать это невозможно, так как такому горю нет оправдания, как и нет меры. Но надо жить, трудиться. А жена не находит себе место. Ночами плохо спит, а утром все мне говорит, что наш «Николай звал меня к себе». Ему там (???) очень плохо, вот он и зовет меня. Я ее успокаивал, как мог, но мне и самому было тяжело. Так проходит день, второй, а на третий день я нашел жену в саду. Она повесилась на дереве. Не выдержала…

Я не могу передать, как мне плохо было. Я долго не мог общаться с людьми. Кто мог понять такое горе? Что-то в жизни у меня не сложилось, хотя я никому ничего плохого не делал. Всю жизнь трудился, честно выполняя свой гражданский долг, никогда не дрался и никого не обманывал, а вот счастья не нашел. А проработал я немало, после службы еще 44 года и все время на одном месте, на Электромеханическом заводе в г. Курске. Вот только сейчас, на старости, я нашел сыновью любовь и заботу. Сын с семьёю живет в городе, а я в районе Гутарево. Мне там спокойно, а это сейчас в мои-то годы, главное. Верно, раньше было тихо, спокойно, но вот сейчас начались набеги на нашу деревеньку. Грабят и убивают стариков, а защиты никакой. Боюсь, что скоро нам нужно будет вооружаться.

* * *

Сейчас Гутаров отошел, как говорят в народе, оклемался и стал нормальным человеком. У него семья, вырос второй сын, сам он живет в новой семье. Историю своей трудной жизни он никому не хотел рассказывать. Наверное, не мог. Может быть, только со мной он впервые откровенно рассказал о свой жизни и только потому, что встретил однополчанина. Я видел, как он обрадовался, когда узнал, что мы служили когда-то в одном дивизионе тральщиков. Мы часто бок о бок стояли в Екатерининской бухте военно-морской базы в Полярном. Морское братство, это что-то великое, что до сих пор не разгадано, и остается тайной за семью печатями.

Когда он ушел, я часто думал о его судьбе, и мне хотелось что-то сделать для него приятное. Ну, например, просить наше правительство наградить его медалью за мужество. Его жизнь и служение Родине достойно этой оценки. Попробую… А если эта повесть выйдет в моей новой книге, то я подарю ее ему первому. Он достоин этой малости.

Я назвал этот рассказ «Легенда о правде», так как в будущем, в новой прекрасной жизни вряд ли кто-либо поверит, что такое может выдержать человек и остаться в здравом уме. А пока заканчиваю эту повесть с пожеланием Егору Ивановичу: «Спокойной и доброй Вам старости и мир Вашему дому»