Понимание и переживание.

Одним из влиятельных течений иррационализма и интуитивизма является герменевтика, которая связана с именами Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, М. Хайдеггера, Х-Г. Гадамера. Феномен понимания, который рационалистическая мысль связывала с бессознательным и интуицией, был переистолкован в эмпиризме (внутреннего опыта) в аспекте интуиции переживания.

Интуиция тесно связана с процессом понимания. Но у категории «понимания» в современной философии отсутствует однозначное употребление, в неё зачастую вкладывают различный смысл. Как иронически заметил Е.Е. Лец: «Мы всё понимаем и потому ничего не можем понять». В рационалистической традиции понимание - это «универсальная форма освоения действительности, постижение и реконструкция смыслового содержания явлений» [57, с. 493.]. Но смысл, как значение, в классической философии, традиционной логике и семантике означает содержание вербально эксплицируемого понятия. Поэтому в науке понимание предстаёт как интерпретация [55, с. 193], а точнее - как объяснение. Тем не менее и в этом случае в категории понимания улавливается интуитивный оттенок, о котором теперь говорят не особенно охотно и непрямо. Так, в «Философском энциклопедическом словаре отмечается, что «развитие понимания происходит от "предварительного понимания", задающего смысл чего-либо как целого к анализу его частей и достижению боле глубокого и полного понимания» [57, с. 494]. В работе М.К. Мамардашвили и А.М. Пятигорского интуитивный момент подчёркивается более определённо. Понимание у них - «это не концепция сознания, а условие работы с ним ... (работа с сознанием), которая и есть совершенно особый источник познания, говоря иными словами, здесь мы имеем дело с некоторым метасознанием, как с познавательной сферой, в которую мы включаем нечто, что само по себе в сознание не входит» [49, с. 27]. Чем их метасознание отличается от интуиции, авторы не объяснфяют. В.С. Швырев, анализируя дихотомию категорий понимания и объяснения в контексте «научного познания», для категории «понимание» перечислил основные признаки интуитивного подхода, назвал понимание особой «субъективной реальностью», указал даже на преемственность в использовании этого понятия с герменевтической традицией, но так и не обмолвился ни одним словом об интуиции и бессознательном на 15 (!) страницах анализа этого вопроса [73, с. 159 - 175].

Современные рационалисты дают своё объяснение ситуации, считают, что содержание понятия понимания чрезвычайно неясно, почти невыразимо в том языке, которым пользуется методология научного познания. В ней самым непонятным оказывается вопрос: что такое «понятие»? [54, с. 7]. А.Л. Никифоров говорит: «Каким бы ни было содержание понятия понимания, попытка соединить его с понятием объяснения сразу же вынуждает нас говорить не только об объяснении, но и о понимании фактов ... Поэтому в современной методологии научного познания эти понятия оказались так же далеки друг от друга, как Европа и Америка во времена Колумба» [55, с. 177]. Между тем причина ситуации лежит на поверхности. В герменевтике (иррационализме), начиная с Ф. Шлейермахера, пониманию придаётся тот психологический оттенок, который вызывает настороженное отношение у методологов, привыкших опираться на объективные методы анализа. Оно предстаёт как постижение бессознательного, интуитивного, которое уже стали обозначать интуитивизмом и иррационализмом. Настороженное отношение к интуитивному содержанию понимания между тем необоснованны, ибо интуиция естественным образом предшествует вербализации мысли. Современное состояние философии и психологии требует введения обозначения акта восприятия интеллектуального бессознательного мышления и переживающая компонента тут просто не нужна, чужеродна. В классическом значении категории понимания интуитивный момент нередко выступал скрытым и неявным. Теперь требуется сделать его явным и основным (хотя бы уже для того, чтобы не вводить новую категорию).

Итак, «понимание» - это обозначение акта восприятия интеллектуального мышления, которое является интуитивным, неосознанным, но без элементов переживания или сопереживания. Если такое понимание осознаётся, то оно предстаёт в сознании вербально, т.е. в форме объяснения или осознания конкретных действий. Итак, неосознаваемое мышление влияет на практику и вербальную дискурсию. В итоге, понимание и объяснение (осознание) предстают как этапы развёртывания интуиции.

Интуиции обеспечивает в нашем вербальном осмыслении связь понятий (вернее, дефиниций) в суждения, а суждений в умозаключения. Феноменологически интуиция выступает в этом случае в качестве закона, по которому организуется речь. Именно на это обстоятельство указывает В.А. Лекторский, когда анализирует высказанную Виндельбандом мысль. «Каждый акт рефлексии - это акт осмысления, понимания. Последнее же всегда предполагает средства понимания, некоторую рамку смысловых связей. Вне этой рамки невозможна рефлексия. Вместе с тем, предполагаемая актом рефлексии смысловая рамка не рефлексируется в самом этом акте, а, «выпадая» из него, берётся в качестве его средства, то есть неявного знания» [42, c. 259]. Интуиция, управляющая вербальным знанием, но не включаемая в него, создаёт таинственный ареол [16, c. 123]. Но ареол этот исчезает как только интуиция проходит вербально-дискурсивный этап, где предстаёт как закон. Причём, дискурсируются законы двух видов. Один из видов таких законов представляют собой законы формальной логики. Второй вид - это модели, концепции, теории, рамки которых организуются вербальным материалом, по законам формальных логик. Это и есть эмпирическая интуиция.

Со времён Декарта и Локка философы, как правило, придерживались той точки зрения, что слова и выражения нашего языка являются знаками идей и отражают наши мысли. Г. Фреге показал, что законы логики не зависят от осознающего субъекта. Он назвал их законами бытия Истины, которые в отличие от естественных (т.е. эмпирических) законов имеют другую природу. К. Поппер утверждал, что проблема получения нового знания не имеет никакого отношения для логического анализа сформулированных кем-то готовых результатов [81, р. 32]. В целом это верно, однако интуиция при этом целиком передаётся в сферу психологии индивидуальной личности и объявляется вообще непостижимой для логико-философского анализа. И сегодня утверждается, что логика - это наука об объективных идеальных связях, а не о законах мышления [64]. Такая постановка вопроса отрывает законы бессознательного от самого бессознательного и противоречит выводам самих же логиков.

Интеллектуальная интуиция и интуиция переживания (как всеобщего феномена, а не эмпирического интуитивизма) в сущности отражают два уровня души, вернее, две монады. Одна обладает свойством понимания, а другая - переживания. Конечно, можно понять и объяснить переживания, но это уже проблема взаимоотношения между монадами. И так как мы говорим о монадах, то речь идёт о всеобщих феноменах, о двух субстанциях. Современная же философия подошла к этой проблеме только со стороны эмпирической особенно в области философствования по поводу переживания.

Кредо "философии переживания" удачно выразил неокантианец Г. Риккерт: "Хочешь философствовать - переживай". Так, в "метафизике" В. Дильтея жизнь есть непосредственное переживание, она иррациональна и неуловима для разума. Разум и интуиция - разные сущности, которые в человеке только дополняют друг друга. В изучении иррационального феномена жизни Дильтея не устраивают ни интроспекция, ни интуиция, ибо мотивы этих действий уходят глубоко в бессознательные структуры. У Платона бессознательные структуры определяли и интуицию, и разум, Дильтей же полагает, что бессознательное и интуиция не совпадают, из чего следует, что последняя ближе к интроспекции. Любая интерпретация, в том числе и герменевтическая использует в своём арсенале и интроспекцию (для самоанализа, самоосознания) и эмпирическую (логическую, отвечающую за верность, правильность умозаключений) интуицию. Призыв Дильтея в "понимающей психологии" отказаться от объяснений и перейти сразу к описанию и пониманию на уровне интуиции, которая сравнивается с художественной интуицией, не сулит ничего, кроме фантазий или мистического откровения, что всегда было характерно для интуитивизма, а в более общем плане - для эмпиризма.

Исходя из представления об иерархии интеллектуальной и переживающей душ-монад, нужно чётко уяснить, что интеллектуальная монада понимает, а эмоциональная - переживает. Это совершенно различные качества и потому они отражают различные практики. Иррациональное объединение понимания и переживания есть необходимая для эмпиризма практика редукции или трансдукции. Без неё он оказывается бессилен и теряет свой воинствующий характер - ведь принцип радикального антиредукционизма это уже шаг к диалектике.

В новейшей истории философии апофеозом эмпирического подхода к интуиции служит "лингвоцентризм" структурного психоанализа Жака Лакана (тендепнция в постмодернизме). Лакан пренебрежительно относится к интроспекции и постулирует симметричность системы мышления, в которой бессознательное структурировано как язык, имеет структуру естественного языка. Проблема интуиции и даже интроспекции у него практически исчезает.