Дядя Ваня

Сам купец за прилавком не стоял, на то приказчик был. В белой косоворотке, костюме, штиблетах зеркального блеска. С готовностью первый спросить, ответить, подать, посоветовать. Ценился, понятно, предупредительный, расторопный. К иному, бывало, отношение складывалось как к соратнику. Бездетный ирбитский купец Палладий Дунаев, к примеру, проникся к приказчику Сергею Пушкареву отцовской любовью. И было за что: к старости хозяина приказчик присоседил под дунаевское начало торговлю стеклом и известью. К завершению земного пути Палладий Александрович оставил Пушкареву по завещанию и магазин с товарами, и каменный дом из трех обретенных.

Путь к месту приказчика начинался с детства. Двенадцати лет привезли в Ирбит из недальнего села Белослудского Ваню Коновалова. Случилось так, что Ванин отец и сын ирбитского купца Владимира Казанцева, тоже Владимир, свиделись в молодости при самых необычных обстоятельствах. В августе 1904 года, в Маньчжурии, перед наступлением японских войск под Ляояном. Солдата Евлампия встреча с унтер-офицером Казанцевым крайне удивила.

— Я — ладно, а как ты здесь?

— Моя очередь. Откупаться не захотел, торгуем многим, но совестью — нет!

Надо ли говорить, что теперь, дома, встретились они сердечно, и Ваньша остался в городе. Три года пробыл в мальчиках. Упаковывал купленное, доставлял к экипажу, даже носил по домам, подметал в магазине и около; зимой топил печи, следил за керосиновыми лампами. Попутно в чем-то помогал приказчику. В годы его обучения, с 1911 по 1914-й, Казанцевы держали шесть мальчиков. Трое деревенских с хозяевами жили, на хозяйском обеспечении, а трое надомных, городских, утрами в магазин прибегали. Смотрел за мальчиками доверенный Тимофей Томшин.

Через три года Иван Евлампиевич значился в приказчиках. Торговая школа закрепила в нем уважение к арифметике. За прилавком он обходился без счетов, независимо от числа покупок. Не напрасно мальчишкой занимался у сельской учительницы Надежды Афанасьевны Железницкой, отмеченной в советское время двумя орденами Ленина. Смеялся:

— Таблицу умножения до сих пор наизусть знаю!

Жизнь до ухода на пенсию Коновалов посвятил торговле. Товар у него расходился хорошо. Вспоминал: пришли за покупками муж с женой. Она берет себе и своей маме то и это, а свекрови — ничего. Муж робко напомнил: “Надо бы маме что-то”. Она молчит. Тогда подал голос Иван Евлампиевич: “Вы, хозяюшка, сами свекровью будете, сноха вас тоже обидеть может...” Она сердито говорит мужу: “Ладно, бери матери на платье!”

Это от купеческого воспитания — подметить, вникнуть, быть равноправным участником обоюдно заинтересованного разговора.

Его, Ивана Евлампиевича Коновалова, город от мала до велика почти половину столетия назвал дядей Ваней. С легкой руки комсомолки Лизы — за смоляную бороду. Что город знал его и любил, помнит сейчас — лучшая ему, приказчику смолоду, аттестация. Такого собеседника поискать было! Как-то при мне сожаление вырвалось:

— Учиться не пришлось, а то, может, вышел бы из меня рыжий дурак...

— Это как понимать?

— Ну, клоун. Юмор понимаю, сам как будто за острым словом в карман не лезу...

Разговор о профессии клоуна не случайно был. В свое время у дяди Вани дважды квартировал, приезжая в Ирбит, цирковой артист Эмиль Федорович Ренард, известный Кио. Кличкой его собаки Чомы Коновалов потом звал свою. Дом его тяготел к театру. В родне был профессиональный артист, нередко останавливались на постой заезжие. В самой просторной комнате ставилась домашние спектакли.

Цветы разводил. В частности, красиво пламенел у него пудовый кактус о трех колючих “палицах” на едином стебле.

Газеты читал до последнего дня, названия чужих городов, порой вычурные, иностранные фамилии приводил в пересказе без запинки. Как было не зайти покупателю к такому работнику прилавка лишний раз!