Речное чудо

Ирбит знала вся Россия. Бывало, над человеком, одетым в длинный тулуп, обремененным провизией, шутили: “Собрался, как в Ирбит на ярмарку”.

По значимости, заглавности ямщик едва ли уступал купцу. Без него, без подвоза товара торг тоже не состоятелен. Пути к Ирбиту вели в основном гужевые; по реке Нице сплавлялись только грузы малоценные и громоздкие. Трудно представить теперь, при наличии автомобиля, поезда, самолета, те обозы, морозный и метельный путь, который конь и хозяин делили поровну. Ведь проходило, к примеру, более месяца, прежде чем возница из Владимирской губернии достигал границы Ирбита, пересекал Северный мост, устало шагал рядом с подводой по Судебной улице и, завидев величавый Богоявленский собор, торопливо снимал шапку.

Извоз долгий, а отдых мимолетный, в утесненности. Ирбитчанин Илиодор Рыков тоже сдавал дом под постой. Его внучка, Евгения Васильевна Пушкарева, вспоминала о дальних годах так:

— Подворья забиты лошадьми, верблюдами, дома — людьми, а сани, так те на канаве за оградой — ярусами, из-за них другую сторону улицы не видать. Сколько менялось народу за ярмарку! Придет обоз из полуста подвод при двадцати ямщиках, охлынут кони после дальней дороги денька три-четыре, редко пять — и снова скрип полозьев.

При всей скромности зимнего заработка Россия поднималась на извоз, товарные реки текли и текли по дорогам. Традиционный санный путь казался привычным, незыблемым. Даже после постройки Уральской железной дороги московские уезды отправляли товар на ярмарку не поездами, а конной тягой. Чтобы без перевалки, до места. Извоз держали многие города, приметнее иных Казань, Вятка. Вятских ямщиков числилось три тысячи. Она брали с пуда на три копейки дешевле, чем железная дорога. При дороговизне хлеба, овса, сена конкурировали в убыток себе: опасались остаться без работы.

Охотно пускались в извоз крестьяне Екатеринбургской губернии. Но брали далеко не каждого: то упряжь плохонькая, то боязнь товар доверить, хотя обозники отвечали за кладь круговою порукой. А в дорогах бывало всякое. В феврале 1891 года на черном рынке продавали сорок лошадей. Их хозяева подрядились доставить в Ирбит кладь, но в пути у них украли воз товара на девятьсот рублей. Да, кому-то счастье сопутствовало больше, кому-то меньше, не исключалась даже беда. Крепостной поэт и ямщик Макаров, чье стихотворение “Однозвучно гремит колокольчик...” наверняка складывалось под впечатлением приездов на Ирбитскую ярмарку, замерз, как и его отец-ямщик, в дороге.

Но, говоря современным языком, удача в немалой степени зависела от прогнозирования. Дед екатеринбуржца Александра Дмитриевича Бальчугова Степан Филимонович, крестьянин деревни Эртигарки Тобольского уезда, ездил на Ирбитскую ярмарку с рыбой тобольских купцов сорок раз. И всякий раз привозил живого осетра собственной поимки от трех до шести пудов весом. Ловил рыбину осенью в устье Тобола, прихватывал веревкой за жабры, и плавал осетр до отводимого дня. Перед самой ездкой мужики — к речной яме. Вытянут — и, парного, в тулуп; в пасть — мокрую тряпку — и на сани. Дороги — 540 верст, обоз шел ровно неделю. Чтобы осетр не уснул совсем, Степан Филимонович капал на тряпку водки.

В домашнем тепле вкорыте с водою речное чудо удивляло хоть кого и красотой, и размерами. Какой состоятельный любитель осетрины мог отказать себе в редкой покупке? Бальчугов ходил в извоз на пяти лошадях, а купец платил за подводу, 25 пудов груза, по пятнадцати рублей. Но выручка за живого осетра значимо превышала основной заработок. Потому как диковина... Изобретательность, свойственная человеку любого промысла, разнообразила, красила ярмарку самыми неожиданными гранями!