КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
XLVI. КТО САМЫЙ ЗНАТНЫЙ?Конечно, Хоттабыч поступил неосмотрительно, дав для ответаВолькин адрес. Это ведь была чистая случайность, что Волькавстретил почтальона на лестнице. А что, если бы этой счастливойвстречи не произошло? Письмо Центрального экскурсионного бюропопало бы тогда в руки Волькиных родителей, и начались бырасспросы, и заварилась бы такая каша, что даже подумать о нейнеприятно. Костыльков-младший не так уж часто получал письма на своеимя. Не то три, не то четыре раза за всю свою жизнь. Поэтомуон, узнав от почтальона, что на его имя есть письмо, оченьудивился. А увидев на конверте штамп Центральногоэкскурсионного бюро, и вовсе оторопел. Тщательно осмотрел егосо всех сторон, даже неизвестно зачем понюхал его, нопочувствовал только сладковатый запах гуммиарабика. Затем ондрожащими руками вскрыл конверт и несколько раз, ничего непонимая, перечитал короткий, но вежливый ответ Ивана Иваныча: "Многоуважаемый гражданин Г. Абдуррахман! К великому нашему сожалению, Вы несколько запоздали со своимходатайством. Все места на "Ладоге" уже запроданы. Привет вашимпринцам и шейхам. Зав. сектором особо дальних путешествий. Ив. Домоседов". "Неужели старик хлопотал, чтобы нас взяли на "Ладогу"? --догадался наконец Волька и растрогался. -- Какой чудесныйстарик! Вот только непонятно, каким это принцам и шейхамтоварищ Домоседов передает привет. Впрочем: сейчас узнаем". -- Хоттабыч, а Хоттабыч! -- крикнул он, очутившись на берегуреки. -- Можно тебя на минутку? Старик, дремавший в тени под раскидистым дубом, услышавВолькин голос, встрепенулся, вскочил на ноги и мелкойстариковской рысцой подбежал к Вольке. -- Я здесь, о вратарь моей души, -- сказал он, чутьзадыхаясь. -- Я жду твоих приказаний. -- Признавайся: писал в Центральное экскурсионное бюро? -- Писал. Я хотел сделать это для тебя сюрпризом, --смутился Хоттабыч. -- А что, разве уже пришел ответ? -- Конечно, пришел. Вот он, -- ответил Волька и показалстарику письмо. Хоттабыч выхватил из Волькиных рук бумажку, медленно, поскладам, прочитал дипломатичный ответ Ивана Иваныча, мгновеннопобагровел, задрожал мелкой дрожью, глаза его налились кровью,и он в бешенстве с треском рванул вышитый ворот своей сорочки. -- Прошу прощенья, -- прохрипел он, -- прошу прощенья! Явынужден покинуть тебя на несколько минут, чтобы достойнонаказать этого презренного Домоседова. О, я знаю, что я с нимсделаю! Я его уничтожу! Или нет, я его не уничтожу, ибо он незаслуживает столь милосердной казни. Я его лучше превращу вгрязную тряпку, и об него будут в осенние, ненастные днивытирать свою грязную обувь перед тем как войти в помещение.Или нет! Нет, и это слишком мало, чтобы отплатить ему за егодерзкий отказ... С этими словами старик взметнулся в воздух. Но Волькавластным голосом крикнул: -- Назад! Немедленно назад! Старик послушно вернулся, обиженно насупив дремучие седыеброви. -- Фу ты, в самом деле! -- набросился на него Волька, не нашутку перепугавшийся за заведующего сектором особо дальнихпутешествий. -- С ума ты сошел, что ли? Разве он виноват, чтомест больше нет? Ведь корабль не резиновый!.. И, кстати, окаких это шейхах и принцах идет речь в ответе товарищаДомоседова? -- О тебе, о Волька ибн Алеша, о тебе и о нашем друге Женеибн Коле, да продлит аллах ваши годы! Я написал этому худшемуиз заведующих секторами, что за знатностью вашей дело нестанет, ибо, сколь бы знатны не были прочие пассажиры "Ладоги",я могу сделать вас, друзья мои, еще знатней. Я написал этомускудному умом Домоседову -- да забудет о нем аллах! -- что онможет вас уже за глаза считать шейхами или царями, илипринцами. Несмотря на напряженность обстановки, Волька не могудержаться от смеха. Он расхохотался так громко, что сближайшего дерева с шумом снялись и, возмущенно оглядываясь,улетели несколько очень почтенных галок. -- Позволь, позволь, -- значит, выходит, что я принц? --помирал со смеху Волька. -- Я не понимаю, сознаюсь, причин твоего смеха, -- уязвленноотвечал Хоттабыч. -- Но если говорить по существу, то я званиепринца намечал для Жени. Ты заслуживаешь, на мой взгляд,султанского звания. -- Ой, уморил! Ей-богу, уморил! Значит, Женька был быпринцем, а я султаном? Нет, подумать только, какая политическаябезграмотность? -- ужаснулся Волька, перестав наконец смеяться.-- Нечего сказать, знатные люди -- принц да король! Это жесамые что ни на есть никудышные люди! -- Увы, ты, кажется, сошел с ума! -- забеспокоился Хоттабыч,с тревогой поглядывая на своего юного собеседника. -- Насколькоя тебя понял, даже султаны для тебя недостаточно знатны. Кто жетогда, по-твоему, знатный человек? Назови мне хоть одно имя. -- Да взять хотя бы Чутких или Лунина, или Кожедуба, илиПашу Ангелину... -- Кто же этот твой Чутких? Султан? -- Подымай, брат, выше! Чутких -- один из лучших в странемастеров суконной промышленности! -- А Лунин? -- Лунин -- лучший паровозный машинист! -- А Кожедуб? -- Один из самых-самых лучших летчиков! -- А чья жена Паша Ангелина, что ты ее считаешь знатнеешейхов и королей? -- Она сама по себе знатная, а не по мужу. Она знаменитаятрактористка! -- Ну, знаешь ли, о драгоценный Волька, я слишком стар,чтобы позволять тебе так надо мной смеяться. Ты хочешь убедитьменя, что простой суконщик или погонщик паровозов знатнее царя! -- Во-первых, Чутких не простой суконщик, а известныйноватор всей текстильной промышленности, а Лунин -- знаменитыймашинист. А во-вторых, даже самый обыкновенный трудящийся у наспользуется большим почетом, чем самый заядлый царь. Не веришь?На, прочитай в газете. Волька протянул Хоттабычу газету, и тот удостоверилсясобственными глазами, что над десятком фотографий слесарей,агрономов, летчиков, колхозников, ткачей, учителей и плотниковбольшими буквами было напечатано: "Знатные люди нашей Родины". -- Никогда не поверил бы твоим словам, -- произнес тогда совздохом Хоттабыч, -- никогда не поверил бы, если бы не нашелподтверждения им на страницах столь уважаемой мною газеты.Умоляю тебя, о Волька, объясни мне: почему здесь, в твоейпрекрасной стране, все не так, как в других государствах? -- Вот это, пожалуйста, хоть сейчас! -- с готовностьюответил ему Волька и, удобно усевшись на берегу реки, долго и сгордостью объяснял Хоттабычу сущность советского строя. Излагать содержание этой надолго затянувшейся беседы,пожалуй, не стоит, ибо нет сомнения, что любой из читателейнашей повести рассказал бы Хоттабычу на месте Вольки то же, чтои он. -- Все сказанное тобою столь же мудро, сколь и благородно. Ивсякому, кто честен и имеет справедливое сердце, после твоихслов есть над чем подумать, -- чистосердечно промолвилХоттабыч, когда закончился первый в его жизни урокполитграмоты. Подумав немножко, он горячо добавил: -- Тем более я объят желанием устроить и тебе и твоему другупоездку на "Ладоге"! И, поверь мне, я это сделаю. -- Только, пожалуйста, без буянства, -- предусмотрительноподчеркнул Волька. -- И без очковтирательства. То есть безобмана. Не вздумай, например, выдавать меня за отличника учебы.У меня по трем предметам четверки. -- Твои пожелания для меня закон, -- сказал в ответ Хоттабычи низко поклонился. Старик честно выполнил свое обещание. Он даже пальцем нетронул кого-нибудь из работников Центрального экскурсионногобюро. Он просто устроил так, что когда все три наших героя явилисьна борт "Ладоги", их очень хорошо встретили, предоставили импревосходную каюту и ни разу не поинтересовались, по какому,собственно говоря, праву они попали в состав экспедиции.Хоттабыч уж так устроил, что этот вопрос просто ни разу невозникал ни у кого из веселых и дружных пассажиров "Ладоги". Зато за двадцать минут до отплытия на пароход совершеннонеожиданно для капитана были погружены сто пятьдесят ящиковапельсинов, столько же ящиков чудесного винограда, двестиящиков фиников и полторы тонны самых изысканных восточныхсладостей. На каждом ящике было написано: "Для всех участниковэкспедиции и всех членов неустрашимой команды "Ладоги" отгражданина, пожелавшего остаться неизвестным". Не нужно быть особенно проницательным, чтобы догадаться, чтоэто были дары Хоттабыча, который не хотел, чтобы он и егодрузья даром участвовали в путешествии на "Ладоге". И действительно, спросите любого участника экспедиции на"Ладоге"все до сих пор с большим удовольствием вспоминают о"гражданине, пожелавшем остаться неизвестным". Его дарыпришлись всем по вкусу. Вот теперь, когда читатели более или менее подробноознакомились с обстоятельствами, при которых наши друзьяочутились на "Ладоге", мы можем со спокойной совестьюпродолжать наше повествование. ХLVII. "ЧТО МЕШАЕТ СПАТЬ" Погода благоприятствовала "Ладоге". Три дня пароход шелчистой водой. Только к концу третьих суток он вошел в полосуоднолетних и разреженных льдов. Ребята как раз играли в шашки в кают-компании, когда тудавбежал, придерживая правой рукой свою неизменную соломеннуюшляпу, взбудораженный Хоттабыч. -- Друзья мои, -- сказал он, широко улыбаясь, --удостоверьтесь, прощу вас: все море, насколько можно охватитьего взором, покрыто сахаром и алмазами! Для Хоттабыча эти слова были вполне простительны: никогда засвою почти четырехтысячелетнюю жизнь он не видел ни единойстоящей глыбы льда. Все находившиеся в кают-компании бросились на палубу иувидели, как навстречу "Ладоге" бесшумно приближались мириадыбелоснежных льдин, ослепительно блестевших под яркими лучамиполуночного солнца. Вскоре под закругленным стальным форштевнемпарохода закрежетали и загремели первые льдины. Поздно ночью (но светло было и солнечно, как в ясныйполдень) экскурсанты заметили в отдалении группу островов. Впервый раз они увидели величественную и угрюмую панорамуархипелага Земли Франца-- Иосифа. Впервые они увидели голые,мрачные скалы и горы, покрытые сверкающими ледниками. Ледникибыли похожи на светлые острогрудые облака, крепко прижатые ксуровой земле. -- Пора на боковую! -- сказал Волька, когда все уже вдовольнасладились необычным видом далеких островов. -- И делать,собственно говоря, нечего, а спать никак не хочется. Вот чтозначит не привыкли спать при солнечном свете! -- А мне, о благословеннейший, представляется, что спатьмешает не солнце, а совсем другое, -- смиренно высказал своемнение Хоттабыч. Но никто не обратил на его слова никакого внимания. Некоторое время после этого разговора ребята еще бесцельнослонялись по судну. На палубах становилось все меньше и меньшенароду. Наконец отправились в свои каюты и наши друзья. Вскорена всей "Ладоге" остались бодрствовать только те из команды,кто был занят на вахте. Тишина и покой воцарились на "Ладоге". Из всех каютдоносились мирный храп и сонное посапывание, как будто делопроисходило не на пароходе, затерявшемся в двух с половинойтысячах километров от Большой земли, в суровом и коварномБаренцовом море, а где-нибудь под Москвой, в тихом и уютномдоме отдыха, во время мертвого часа. Здесь даже были, так жекак и в палатах домов отдыха, задернуты шторы на иллюминаторах,чтобы не мешал уснуть яркий солнечный свет.
|