ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ. ной публике на концерте изысканного музыканта, Малларме тонко заметил, что этот узкий круг своим присутствием демонстрировал отсутствие толпы,

ной публике на концерте изысканного музыканта,
Малларме тонко заметил, что этот узкий круг своим
присутствием демонстрировал отсутствие толпы,

В сущности, чтобы ощутить массу как психологи-
ческую реальность, не требуется людских скопищ. По
одному-единственному человеку можно определить,
масса это или нет. Масса—всякий и каждый, кто ни
в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощуща-
ет таким же, «как и все», и не только не удручен, но
доволен собственной неотличимостью. Представим се-
бе, что самый обычный человек, пытаясь мерить себя
особой мерой—задаваясь вопросом, есть ли у него
какое-то дарование, умение, достоинство,—убеждает-
ся, что нет никакого. Этот человек почувствует себя
заурядностью, бездарностью, серостью. Но не массой.
Обычно, говоря об «избранном меньшинстве», пе-
редергивают смысл этого выражения, притворно забы-
вая, что избранные—не те, кто кичливо ставит себя
выше, но те, кто требует от себя больше, даже если
требование к себе непосильно. И, конечно, радикальнее
всего делить человечество на два класса: на тех, кто
требует от себя многого и сам на себя взваливает
тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего
и для кого жить—это плыть по течению, оставаясь
таким, какой ни на есть, и не слоясь перерасти себя.

Это напоминает мне две ветви ортодоксального
буддизма: более трудную и требовательную махая-
ну—«большую колесницу», или «большой путь»,—и
более будничную и блеклую хинаяну—«малую колес-
ницу», «малый путь»¹. Главное и решающее—какой
колеснице мы вверим нашу жизнь.

Таким образом, деление общества на массы и из-
бранные меньшинства- типологическое и не совпада-
ет ни с делением на социальные классы, ни с их иерар-
хией. Разумеется, высшему классу, когда он становится
высшим и пока действительно им остается, легче вы-
двинуть человека «большой колесницы», чем низшему.
Но в действительности внутри любого класса есть
собственные массы и меньшинства. Нам еще предсто-
ит убедиться, что плебейство и гнет массы даже в кру-
гах традиционно элитарных—характерное свойство
нашего времени. Так интеллектуальная жизнь, каза-
лось бы взыскательная к мысли, становится триум-

ВОССТАНИЕ МАСС

фальной дорогой псевдоинтеллигентов, не мыслящих,
немыслимых и ни в каком виде неприемлемых. Ничем
не лучше останки «аристократии», как мужские, так
и женские. И, напротив, в рабочей среде, которая
прежде считалась эталоном «массы», не редкость се-
годня встретить души высочайшего закала.

(...)

Масса—это посредственность, и, поверь она
в свою одаренность, имел бы место не социальный
сдвиг, а всего-навсего самообман. Особенность нашего
времени в том, что заурядные души, не обманываясь
насчет собственной заурядности, безбоязненно утвер-
ждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду.
Как говорят американцы, отличаться—неприлично.
Масса сминает все непохожее, недюжинное, личност-
ное и лучшее. Кто не такой, как все, кто думает не так,
как все, рискует стать отверженным. И ясно, что
«все»—это еще не все. Мир обычно был неоднород-
ным единством массы и независимых меньшинств.
Сегодня весь мир становится массой.

Такова жестокая реальность наших дней, и такой
я вижу ее, не закрывая глаз на жестокость.