Все начинается с крушения надежд

Через пять минут после того, как я узнал, что рынок закладных бумаг рухнул, мне позвонил Тед Ловенталь.

— Я в Чикаго, — сообщил Тед. — Через три дня здесь будет Кастанеда. Касси позволено взять с собой двоих гостей.

Сидя в кресле самолета, летящего в Чикаго, я размышлял о том, какое событие повлекло за собой цепочку других — обрушение ли рынка закладных, очередное явление Кастанеды на моем горизонте, или то что Касси пригласила именно нас, или то, что...

Но обо всем по порядку. Декабрь подходил к своей середине; заканчивался мой второй год в инвестиционном банке отца. И год вполне успешный, хотя и стоивший мне немало нервов и усилий. После Рождества (которое еще не называли ханжески зимним праздником) я должен был занять место начальника отдела закладных бумаг. Должность весьма неспокойная, однако обеспечивающая то положение в обществе, когда в определенных кругах тебя воспринимают уже не просто как наследника банковской империи, а как одного из тех, кто держит руку на мощнейшем рычаге экономики. Руководители отдела закладных в любом инвестиционном банке — лицо такое же важное, как президент банка. Все дело в том, что рынок закладных бумаг — один из самых богатейших и стабильных. Не буду вдаваться в путаные тонкости оперирования этими бумагами, достаточно сказать лишь то, что дом каждого американца взят в ипотеку, а значит, под него есть закладная. И вот буквально за десять дней до каникул мы получаем известие, что крупнейшая торговая площадка на Уолл-Стрит отказывается в новом году работать с облигациями по нашим закладным. Последовал эффект домино: инвесторы в Нью-Йорке, Лондоне и Токио сделали то же самое, причем не только в отношении нашего банка.

Стоимость бумаг упала, рынок рухнул — первый раз за всю свою историю.

Лично для меня это значило, что кресло, в котором я уже практически сидел, мне не достанется. Колоссальная масса денег, циркулировавшая на рынке закладных бумаг, переместилась в другие области. Я все понимал: чтобы вернуть их, нужен был человек, съевший на торговле закладными не одну сотню собак.

Мне же только предстояло отведать это кушанье. С другой стороны, и свое прежнее место я потерял: на него уже был назначен другой специалист (новичок в биржевых делах, зато имеющий связи в правительстве: за него вели борьбу несколько банков, так что не могло быть и речи о том, чтобы лишать его назначения).

Как ни странно, но я даже не огорчился.

Известие, которое у любого делового человека вызвало бы шок, меня, конечно, не обрадовало, но, во всяком случае, и не разочаровало. Рынки то растут, то падают — на то они и рынки. Просто я лишился жирного куска огромного денежного пирога, только и всего. Не то, что я совсем лишен карьерных амбиций. Я вырос в семье банкиров и с самого детства отчетливо понимал, что в этой среде можно быть либо акулой, либо самой большой и хищной акулой. А когда добыча выскальзывает из зубов акулы, той, по меньшей мере, следует расстроиться.

Я постарался поискать в этом ошеломляющем известии хорошую сторону и сразу нашел ее. В наступающем году я сэкономлю кучу времени и сил — чему несказанно обрадуется Делия (это моя жена). «А сэкономленные силы — заработанные силы» — вертелась на языке перефразированная английская поговорка. В то же время, я побаивался подобной экономии. Я привык к биржевой суматохе, я сроднился с ней. Зал торговли акциями действует подобно гипнозу на любого, кто проведет здесь хотя бы день. А я жил на торговой площадке целых два года, не считая выходных и коротких отпусков. И каждая капля пота, каждая новая сделка приближали меня к заветной должности; я знал, ради чего ломаю копья.

А теперь — что я буду делать с освободившейся силой? Я чувствовал себя полководцем, собравшим огромную армию для решающего сражения, перед которым выкинули белый флаг. Крепость сдалась без боя — но как быть с войском, обуянным жаждой крови и грабежей? Образ силы мгновенно встал передо мной и начал развиваться в воображении.

Обрушение рынка мне представлялось термоядерной реакцией с высвобождением бесконечной массы энергии. И эта энергия, как не дорвавшаяся до битвы армия, движется прямо на меня. Словно, расставляя фигурки на шахматной доске, кто-то взял меня вместо пешки и воткнул на передний фланг. Только это уже была не моя война, и лучшее, что я мог сделать — дезертировать. Своим приглашением в Чикаго Тед Ловенталь указал мне путь к бегству. Кстати, о Теде. Перед тем как начать рассказывать историю этой несостоявшейся битвы, я считаю своим долгом познакомить с ним тех из вас, кто впервые держит в руках мою книгу. Именно при его содействии я попадал на любой из семинаров Кастанеды.

Я впервые увидел Кастанеду, когда мы учились в Йеле. Я кончал курс экономики, Тед готовился получить диплом теолога. Мы снимали с ним квартиру на двоих.

Тогда Тед записал меня на семинар, который Кастанеда проводил для студентов-антропологов.

Последствия были для меня неожиданно приятными: я женился. Никакого другого влияния на мою судьбу тот семинар не произвел, хотя ___________Тед утверждал обратное. Он вообразил, что я обладаю Силой, которой он служит, и всячески старался заставить меня всерьез заняться магией. Якобы мое продвижение по этому пути поможет ему стать человеком Знания, как сам Кастанеда или его нагваль дон Хуан. Пока я учился в аспирантуре, Ловенталь подсовывал мне книги, устраивал нам с Делией экскурсии одну интересней другой и при любой возможности затаскивал меня на семинары доктора Кастанеды. Причем платил за все это я.

Хотя встречи с Кастане-дой были, в общем-то, открытыми, попасть на них мог отнюдь не любой желающий; все решали связи. Тед узнавал о них через Кассандру Фьори — единственную участницу того первого семинара, которая стала магом и соратницей Кастанеды. Она вошла в одну из групп проводников и часто сопровождала его в поездках.

Карлос дал ей другое имя, под которым после ухода нагваля она проводила самостоятельные семинары и даже выпустила пособие по тенсегрити. За три года до событий, описываемых в этой книге, я встретил ее на семинаре, посвященном магическим двойникам. После этого наши пути разошлись. Тед уехал в Африку заниматься устройством национального парка для племен с первобытным укладом жизни, а я целиком погрузился в омут банковских спекуляций. О Кастанеде и его семинарах я забыл надолго.

Впрочем, нынешнюю встречу назвать семинаром было нельзя. Как объяснил мне приятель, в Чикаго Кастанеда планирует провести нечто вроде симпозиума с магами своей линии; мы с Тедом приглашены в качестве гостей. Кастанеда так делал часто; в этом был свой резон. Многие магические ритуалы просто не имеют смысла без участия гостей, и если случалось, что никто из гостей не мог приехать, Кастанеда отменял собрание — как отменили бы спектакль при пустом зале. Тед был частым гостем на подобных встречах (Кассандра относилась к нему более чем хорошо); для меня же сбор в Чикаго был первым закрытым мероприятием, куда я ехал не участвовать, а наблюдать. Из рассказов Ловенталя я знал, что наблюдатели, хоть и не совершают никаких видимых действий, играют важную роль в ритуалах.

Они принимают энергию магов, перерабатывают ее и возвращают обратно. Таким образом, наблюдатели имеют функцию стабилизирующей силы. Мне только предстояло исполнить эту роль.

Благодаря звонку Теда свой карьерный кикс я воспринял как некий знак судьбы.

Это может показаться странным, но единственной причиной обрушения рынка, которую я посчитал бы убедительной, было то, что я должен был отправиться в Чикаго на встречу с Кастанедой. И это обнадеживало. Звенья цепи соединились. События, не имевшие никакой внешней связи, стали частью одного большого целого, но чего именно — я пока не знал.