На поверхности пузыря

Я проснулся в половине пятого от жуткого, мучительного голода и понял, что нам так и не удалось поужинать. Я попытался снова уснуть, но голод крутил меня до дурноты. Это было тем более неприятно, что в такую рань в этой дыре было совершенно негде поесть. Тут я вспомнил, что проходя через холл, видел автомат с чипсами и кока-колой. Но в одиночку я, конечно же, не пошел бы туда. После вчерашнего вечера я вообще не хотел выходить из номера. Голод не отпускал; автомат с чипсами стал моей навязчивой идеей. Я подумал, что у меня все равно нет мелочи, и уже почти решился залезть в карман Ловенталю, как вдруг мой взгляд упал на журнальный столик, где высились аккуратные пачки долларов, связанные серой бечевкой. Тед разложил купюры по достоинству, а стопки монет завернул в белую бумагу. Рядом лежал листок, где каллиграфическим почерком было выведено количество купюр и монет по номиналу.

Внизу красовалась общая цифра — 55 555 долларов 55 центов. Эти семь пятерок поразили меня едва ли не больше, чем все, произошедшее за вчерашний день. При мысли, что возьми я хотя бы цент, вся нумерологическая красота разрушится, мне стало страшно. И я решил ограбить Ловенталя, тем более что его карманы оказались полны мелочи.

Мне повезло: в холле никого не было. Но когда я, загруженный чипсами, шоколадками, орешками и бутылками с кока-колой возвращался в номер, меня остановил окрик: — Брат Джейкоб, ты же сам говорил вчера, что все рафинированные продукты — от дьявола?

Я понял, что везение мое кончилось. На давешнее вдохновение рассчитывать не приходилось: такие минуты не повторяются.

Глубоко вздохнув, я обернулся и встретился взглядом со вчерашним диким барменом. И вновь позвоночник противно задрожал.

Дальнейшее происходило как во сне. Я пришел в себя только в номере, когда обнаружил, что сижу на кровати, уставленной подносами со всевозможной снедью, напитками и фруктами.

Минута повторилась. Я снова промыл мозги бармену, и этот пир, достойный падишаха — его благодарность за душеспасительную беседу.

Это уже было выше моих сил. Я разбудил Ловенталя. В первый момент он, казалось, был ошарашен не меньше моего. Но, в отличие от меня, быстро обрел здравомыслие. Уходя в ванну, он что-то промычал про свой «волшебный полусмокинг»; я, разумеется, этим ответом не удовлетворился. И за падишахским завтраком потребовал у него исчерпывающих объяснений.

— Бирсави, ты забыл все уроки Кастане-ды.

Сколько раз на своих семинарах он говорил нам, что маг не должен пытаться быть рациональным, если сталкивается с чем-то, чего он не может объяснить.

Если теряешься — ищи руководство у внешнего источника.

— У какого внешнего источника? — не понял я. — У тебя, что ли?

— У своей Силы, — прошамкал Тед, отправляя в рот панированный шампиньон. — Ясно же, что в этом месте какая-то яростная концентрация Силы.

— Пока что я наблюдаю яростную концентрацию абсурда, — буркнул я. — И больше всего меня удивляет то, что я все еще здесь. Я должен был повернуть такси в аэропорт, как только увидел название этого гре-баного отеля. «Падшие ангелы» — интересно, в чью голову могла прийти такая пошлость? Не иначе как владелец обсмотрелся гангстерских фильмов.

— Зато ты отлично справляешься с ролью миссионера, — засмеялся Тед. — Я никогда не подозревал, что ты можешь так держать аудиторию. Правда, богословская часть сильно хромает, но при подобном вдохновении это не имеет никакого значения. Я начинаю думать, что ты ошибся в выборе профессии. Ты мог бы основать новую религию! И зарабатывать не хуже, чем у себя в банке. От жертвователей отбоя бы не было, а вот жизнь твоя стала бы намного ярче. Кстати, — он понизил голос, — ты видел, сколько мы собрали?

Я качнул головой: — Красивая цифра.

— Красивая — не то слово. Семь пятерок!

Семерка в нумерологии обозначает полноту, пятерка символизирует Силу. Мы находимся в полноте Силы! Опасаться нам совершенно нечего. Я потрясен. Карлито еще не прибыл, а уже так замечательно нас развлекает!

— Думаешь, это он все подстроил?

— Не думаю. Знаю.

— И когда же ты это успел узнать? — съехидничал я.

— Когда увидел, как он бросил тебя к поверхности пузыря. — Тед понизил голос.

— Куда? — не понял я. — Кто? Какого пузыря?

— Пузыря твоего времени.

Я непонимающе взглянул на Ловента-ля; у него был вид сумасшедшего. Я испытал сильное желание бежать из номера, но тут же подумал, что и сам в этой ситуации произвожу впечатление не совсем нормального человека.

— Ученые считают время особой матери ей, но это не так, — продолжал Тед. — Вре мя это не материя, и не субстанция, и даже не математическая величина. Время это пус тота. Настоящая материя — это вечность.

Время заключено в ней, как заключены пузырьки внутри океанской волны.

Разные пузырьки — разные времена.

Смутная догадка, да даже не догадка — так, мимолетный намек, непонятный самим намекающим — содержится ___________в фантазиях на тему путешествия во времени. Правда, фантасты слишком узколобо подходят к вопросу и отправляют своих персонажей лишь в прошлое и будущее. Больше намеков нам дает язык: в нем несколько настоящих, прошлых и будущих времен. К несчастью, никто не следует подсказкам языка, считая все грамматические построения чисто умозрительными. Но и все времена в языке — ничто по сравнению с миллиардами реально существующих разных времен. Впрочем, нет смысла описывать их и придумывать им названия. Даже думать о них не имеет смысла, потому что любое время это пустота, в какие бы краски она ни была окрашена. Важно другое, а именно то, что есть время Теда, время Якова, время Карлоса.

Каждый живет в своем пузыре и дышит только своей пустотой. Прослойка между двумя пузырями — вечность. И соприкоснуться с чужой жизнью — по-настоящему соприкоснуться — можно только если оба одновременно поднимутся к границе пузыря и заглянут в вечность. Тогда им открывается истинное знание о сущности друг друга. Но это случается исключительно с магами. Штука в том, что обычный человек стремится к середине пузыря, потому что с момента рождения чувствует, как время давит на него. Отсюда и гипотеза о плотности и материальности времени. А это не время давит, это вечность сжимается вокруг пузыря. И дожимает его до полного растворения, что и называется смертью. Но настоящий маг никогда не будет прятаться в середину. Он всегда — у границ пузыря. Его взгляд обращен к вечности.

Сидящий в середине несется неведомо куда, потому что волна несет пузырь. Тот, кто находится у края, сам направляет свое время.

Именно это ты вчера и сделал. Но, разумеется, не самостоятельно, потому что самостоятельно подходить к границам времени умеют только настоящие маги. Кастанеда бросил тебя к границе твоего временного пузыря. Да и всех остальных тоже.

— А тебя почему не бросил? — спросил я.

— Потому что меня позвали сюда быть наблюдателем. Я и наблюдал.

— Ловенталь___________, — сказал я, помедлив. — Это точно не Кастанеда. Если, конечно, я ему не настолько важен, что он занимался мной все годы, что прошли с того первого семинара.

Я рассказал ему о бывших у меня прежде минутах, и о том, как я умело ими пользовался.

Он был впечатлен, но все же не удержался от упреков: — Бирсави, голодный маг не воспользуется магией для того, чтобы из ничего сотворить себе гамбургер. Он пойдет и купит его. Нет денег — заработает. Или залезет в карман приятелю, — он красноречиво посмотрел на меня. — Нет магазинов с гамбургерами — поймает какую-нибудь дичь.

— Но я же не маг, — возразил я.

— Но ты и не голодный! Неужели тебе мало денег?

— Теперь мало, — вздохнул я. — Все эти ловкие сделки, проведенные мной благодаря таким минутам, ни к чему не привели. Рынок упал, я остался без места. Не будь мой отец банкиром, мне бы пришлось начинать с самых низов. В следующий раз такая возможность представится не скоро, и никакие родственные связи мне не помогут.

— А что тебе все эти банковские махинации, если ты за вечер заработал столько денег? Да ты и больше бы заработал, просто это все, что имелось у твоих вчерашних слушателей. Будь у них миллион — они бы тебе и миллион отдали. И заметь: ты вовсе не преследовал такую цель... постой...

кажется, я понял, в чем тут фишка!

Ловенталь сделал огромные глаза, вскочил с кровати и уже приготовился посвятить меня в свое озарение... но тут дверь распахнулась и вошла Касси.

За годы, прошедшие с нашей последней встречи, она стала еще красивее. Касси меня поражала всегда — да и не меня одного. Она обладала типом той южной красоты, когда из отдельных неправильных и не слишком гармоничных черт вдруг складывается совершенство. Это не была красота розы в цветущем саду, это была красота дикого цветка, одиноко растущего в горной долине. И как горный цветок, она была ядовита. Все, кто когда-либо сближался с Кассандрой Фьори, оставались отравленными ею навсегда. Увы, но в числе этих отравленных оказался и мой друг Тед Ловенталь. Их отношения длились долго и болезненно, а разрыв вышел резким и катастрофичным (разумеется, только для Теда).

Полагаю, именно это и была та нелегкая, которая понесла моего друга в Африку. А ведь останься Тед в Йеле, он мог бы сделать блестящую ученую карьеру. Но Касси перечеркнула все.

На мужчин она производила ошеломляющее впечатление. Я понимал, зачем она понадобилась Кастанеде: одно присутствие Касси действовало на людей магически. Но зачем все это было нужно Кассандре? Она и без Кастанеды могла добиться любой своей цели.

— Вижу, не спите, — улыбнулась Касси.

— Давно не спим!.. —Ловенталь под действием ее улыбки одновременно как-то и расцвел, и сник.

Мне было жаль видеть его в таком состоянии.

— Привет, Касси, — сказал я. — Позав тракаешь с нами?

За завтраком больше говорил Тед. Наши вчерашние приключения он выставил в самом красочном свете. Пачки денег и стопки монет на журнальном столике он демонстрировал с особой гордостью. Я слушал его, словно речь шла не обо мне, а о ком-то другом. Но его рассказ у меня не вызывал никакого энтузиазма. Я отчетливо понимал: мы впутались в какую-то странную историю; и теперь совершенно неясно, как из нее выходить. Я поделился своей озадаченностью с Касси.

— И что делать со всеми этими деньгами? — вздохнул я. — Вот еще забота.

— Как что? — изумилась Кассандра. — Отправить в Нью-Йоркскую миссию церкви Истинного Христа.

— А может, лучше отдадим в наш африканский фонд? — заканючил Тед. — Существующих средств нам хватит лишь на полгода....

— Ни в коем случае. — жестко прервала Кассандра. — Это жертва. А жертва должна быть принесена единственно тому, кому она предназначена. Тед, упакуй эти деньги и найди способ переправить их в Нью-Йорк. Как можно скорее.

Ловенталь тут же кинулся исполнять приказ.

Хесус (бородатый бармен-мексиканец, оказавшийся хозяином отеля) договорился с одним из водителей грузовиков; тот как раз отправлялся в Нью-Йорк. Спустя полчаса после прихода Касси коробка, набитая долларами, отправилась в Церковь Истинного Христа. В качестве объяснительной записки Ловенталь вложил в нее небольшой листок, где не было ничего, кроме лаконичной подписи:

From Falling Angels