Золотых Владимир Иванович

Опубликовано 16 ноября 2013 года

Я родился 28 мая 1925 года в селе Воронок Крупецкого района Курской области. Мать работала в поле, отец, являясь красным командиром Гражданской войны, считался самым грамотным на селе, принимал активное участие в организации колхоза, в котором стал работать секретарем. Со мной воспитывались сестра и брат Юрий, 1917 года рождения. Я же с шести лет воду носил в поле для женщин и помогал по хозяйству. Хорошо помню, как надевал белую рубашку, и ходил к маме, которая работала поваром в бригаде. Называли меня мужики и бабы «Золотой». Вскоре мой брат женился на девушке, маленького роста, но очень боевой. У них родился сын Витя, с которым я часто возился.

После того, что окончил два класса в Воронке, я перешел в Крупецкую сельскую школу, где в мае 1941-го успешно окончил восьмой класс. 22 июня началась Великая Отечественная война. Так как радио в селе не было, то мы до полудня ничего не знали, стоим с братом Юрием возле погреба и о чем-то разговариваем, как тут прибегает посыльный из колхоза и приносит ему повестку в армию. Общая мобилизация. Так как мы жили на границе с Украиной, то я проводил брата до самого вагона на украинской станции, откуда он отправился на войну.

Всех мужчин призывного возраста мобилизовали, я стал с утра до вечера работать на колхозном поле. Еще успевал и свой огород обрабатывать. Рано утром вставал, выгонял на выпас корову. В 1941 году мы попали под оккупацию. Выбрали старосту, который быстро наладил связь с партизанами. Наш дом стоял первым на окраине села, прямо около дороги на Глухов, поэтому по ночам к нам частенько наведывались партизаны, в которые пошли многие сельские комсомольцы. Я передавал им сведения о расположении противника и планах оккупантов, которые узнавал у старосты. Забегая вперед, скажу, что когда село освободили советские войска, то все жители единогласно избрали старосту председателем колхоза. К несчастью, нашлись люди, решившие очернить его имя, тогда староста с семьей уехал в Москву, где спокойно жил с двумя дочками и сыном.

В 1942-м немцы решили угнать молодежь в Германию. Я попался во время облавы в числе многих, согнали нас в школу. Уже машины подошли, чтобы везти нас на станцию, территорию вокруг оцепили полицаи, и тут меня спас отец. Он был небольшого роста, но отличался представительной внешностью, потому что все время носил аккуратную бороду. Я против нее постоянно протестовал, потому что в то время мало кто имел бороду. Он пришел к школе, полицаи его пихали и убирали всячески, и тут спас случай: рядом с главным немцем сидела женщина-переводчица. Начальник заметил моего отца и спросил у нее, что мужик с бородой хочет. Переводчица объяснила, что мой отец к сыну рвется. Тогда немец распорядился его пропустить. Как он там говорил, не знаю, но когда я уже в машине сидел, пришли и стали зачитывать некоторые фамилии, назвали и мою, после чего приказали идти «на хаузе». Я схватился, сумку и еще что-то поднял, выбежал в школу, забежал в какой-то угол, не знаю, что дальше делать. К счастью, ко мне подошел какой-то мужчина и объяснил, как выйти из школы. Я побежал через дорогу, там широкая река проходила, а немцы-то, стоявшие в охране у машин, заметили меня, и дали по мне несколько выстрелов дали. Так что быстренько скрылся под мостом и передохнул немножко. Потом думаю, как же мне теперь домой добраться. Пошел дальше, к вечеру через поля пробрался к дому. Стою у себя на крылечке около дверей, а мать с ведром выходит во двор корову доить, и тут видит меня. Я на нее смотрю, она что-то пытается сказать, и тут говорю: «Мама!» Тогда мамочка ко мне подбежала и схватила в объятья, а братов сынишка Витя, еще маленький, выглянул из двери, и закричал во весь голос: «Дядя! Дядя!» Вот так отец меня спас.

Освободили нас вскоре после Курской битвы. Призвали меня в Красную Армию 23 октября 1943 года. Всего из нашего села вызвали в райцентр человек 15. Мы все вместе и пошли в военкомат. Пришли в гражданской одежде, и нам сразу же выдали форму и автоматы ППШ. Как-то ребята впереди меня оказались в одном отделении, а я замешкался что-то, и был определен в отделение с украинцами. Мы с ними быстро сдружились. После краткого обучения стал рядовым бойцом 1-го стрелкового батальона, а вот номер полка и дивизии за давностью лет уже позабыл. Привели нас на передовую, расположились в лесу, где приказали копать окопы. Только занялись этим делом, как подошел ординарец командира полка. И все мое отделение забрал в штаб полка, потому что взвод охраны состоял из одних среднеазиатов: узбеков и таджиков, которые очень плохо говорили по-русски и не понимали самые простые команды. С того времени мы постоянно находились при командире полка.

Начали наступать по Украине. Комполка всегда находился в передовых боевых порядках. И как-то мы нарвались прямо на вражеский танк. Он выдвинулся вперед, наша пехота откатилась, а наша группа стоит у какого-то ограждения. Командир спрашивает, чтобы с ним будем делать. Стрелять из автоматов по нему бессмысленно, решили подползти и бросить гранату с какой-то стороны. Танк подходил все ближе и ближе, комполка приказал всем прятаться, и тут откуда-то со стороны ударила пушка по этому танку. Враг тут же удрал.

Полк понес большие потери в боях, и всех тыловиков направили в учебную роту для пополнения передовых частей. Наш взвод охраны в полном составе включили в состав учебной роты. Остановились где-то, подошли какие-то офицеры, спрашивают: «Кто желает пойти в разведку?» Не особо нашлись добровольцы, ведь разведка есть разведка. Стояли-стояли, и что-то мне в голову стукнуло, что у меня уже какой-никакой, но опыт есть. Дело в том, что во время оккупации рядом с селом размещался вражеский аэродром, немцы привыкли к тому, что я крутился где-то рядом, при этом по поручению партизан запоминал, когда и сколько самолетов идет на взлет или посадку. Так что решил выйти из строя. За мной потянулись бойцы моего отделения. К нам присоединился еще один боец, который часто крутился рядом с нашими окопами. Вот так мы попали в разведывательный взвод стрелкового полка.

Первое время поручили наблюдение за передним краем противника. Старые разведчики относились ко мне хорошо, постоянно помогали советом. А потом началось наступление к Днестру, и мы как разведчики постоянно находились в авангарде. Как-то наткнулись к вечеру на огромную скирду, в которой спрятались немцы. Стали думать, как добраться до скирды, это же не так просто. Помогло то, что мы были одеты в белые маскхалаты с капюшонами, поэтому враги нас не обнаружили. Пришлось мне как назначенному, добровольцев в разведке не вызывали, ползти к скирде. Хорошо получилось, подобрался с обратной стороны. Дальше стал думать, что же делать, ведь если даже кинуть гранату или открыть огонь из автомата, момент внезапности будет потерян, а немцы со всех сторон станут ждать нападения. И тут понял, что у меня в кармане случайно оказались спички, хотя я не курящий, в жизни папиросу во рту не держал. Этими спичками скирду зажег, немцы ринулись как раз в ту сторону, где их наши ждали. Всех взяли в плен, около 20 человек. Доставили их в штаб полка и двинулись дальше.

Через несколько дней мы снова вышли в качестве передового отряда полка. Подошли к какой-то лощине, командир взвода меня рукой придержал, чтобы возле него остался, а остальные стали спускаться вниз и сразу же напоролись на противопехотные мины. Почти все кто ногу потерял, кто руку. Никто не погиб, но была большая авария. Мой товарищ ноги потерял по колени. Говорю ему: «Вот видишь, ты меня спас». А тот отвечает, мол, значит, ты еще нужен на войне.

А дальше произошел запомнившийся на всю жизнь эпизод. Мы подошли к Днестру, и решили отдохнуть в каком-то селе. Вслед за разведвзводом зашел штаб полка, разместились по хатам. Мы с товарищем поймали поросенка, мой друг умел правильно резать свиней. Зашли в сарай, он ножом примеряется, а я поросенка за ноги держу. Помкомвзвода с ребятами в стоящем рядом доме готовится к обеду. Вдруг на дороге появились отступающие немцы. Они между домами пробирались, а я специально дверь сарая держал открытой на всякий случай. Заметил их, и своему товарищу говорю: «Немцы!» А командир полка не подумал, что это могут быть отступающие враги, выбежал на крыльцо и громко спрашивает: «Пленных ведете?» Тут же пошла пальба и стрельба. Немцы рассыпались и побежали вразнобой в сторону леса, кто-то ринулся за ними, а я выскочил из сарая, и решил оббежать дом вокруг, чтобы зайти врагу с тыла. Побежал за дом, там растет дерево и под ним лежит здоровенный немец, увешанный оружием. Увидел меня, и тянется к пистолету на бедре, так как автомат в стороне лежит. Я этот эпизод долго рассказываю, а на самом деле какие-то доли секунды прошли, мне повезли: среагировал первым, направил на него автомат и как закричу: «Хенде хох!» Конечно, и матом его накрыл. Немец бросил пистолет в сторону, поднялся во весь рост и поднял вверх руки. Тут же подбежал, забрал у него теплые перчатки, а в кармане нашел красивые часы. Тем временем стрельба закончилась. Один из наших подбежал и сразу же в карманы полез к пленному. Он у нас особенно славился любовью к дармовщинке, излишне настырный. Смеюсь ему в лицо: «Что ты в карманах ищешь, не часы ли? Ты что думаешь, я дурак, что ли?» Ну, на этом бой закончился, привели мы пленных в штаб дивизии и сдали. Меня представили к какой-то награде, как сказали, к медали «За отвагу».

Буквально через пару дней через Днестр переправился батальон нашего полка и тут же попал к немцам в «мешок». Не могли самостоятельно оттуда выбраться, и наш взвод послали прорвать окружение. 14 апреля 1944 года переплыли реку на лодках, и деблокировали окруженных. К утру стали отходить к реке, тихо не получилось, ведь повсюду крик и шум, полно раненых. Только я выхожу к берегу, за мной идет знакомый командир стрелковой роты, и как глянул, а передо мной немцы в кустах сидят! Только повернулся, хотел сказать: «Немцы!» но успел произнести только «Не…», как раздались выстрелы. Мне в правую руку попала разрывная пуля, которая разворотила пальцы и вывернула их к внешней стороне ладони. Хорошо хоть, что пуля прошла по касательной. Зато я спас командира роты и идущих следом ребят. Они ликвидировали врага, после чего ко мне подбегает лично ротный, делает перевязку, и приказывает своему солдату: «Коваленко, проведи разведчика в тыл, только не бросай». Пошли к понтонному мосту, которые за ночь успели навести саперы. Уже подходили к нему, рядом расположилось поле, я увидел кучу навоза и окопчик неподалеку. Только хотел сказать провожающему, что мы в нем отдохнем, как в эту минуту немецкий снайпер выстрелил. Пуля вошла мне в правую скулу и вышла из левой щеки. Челюсть полностью разворотило. Кое-как добрались до моста, встречают медики с красным крестом на головном уборе, меня вместе с ранеными переправляют через реку, а Коваленко возвратился в бой на передовую. На мосту стоял страшный крик и шум, не протиснуться. К счастью, дежурный офицер нашел повозку, в которой еще оставалось свободное место, и пристроил меня на нее. На том берегу каждого раненого встречали представители дивизионных медсанбатов, и определяли нас дальше в тыл. Мне уже в который раз не повезло – повозка у берега накренилась, я выпал из нее и очутился в воде. Напрягая последние остатки сил, выполз на берег, и здесь меня обнаружили товарищи. Хаты на берегу стояли пустые, положили меня без сознания в кровать. Очнулся ночью, а выйти во двор не могу, потому что столько раненых навезли, что не выйти. Рано утром отвезли на грузовике в госпиталь, а оттуда в связи с тяжелым состоянием самолетом переправили в Киев.

В киевском госпитале мои пальцы хотели ампутировать, но я не дался, и, по сути дела, сам их вправил и спас. Молодая и красивая медсестра раны обрабатывала, а у меня из глаза побежала слеза. Рука привязана к телу, челюсть разворочена, кому я такой нужен. А медсестра поняла, в чем дело, и успокаивает: «Все будет хорошо, и с рукой, и с челюстью, даже лучше станет – у вас будут ямочки на щеках, девочки любят такое». Так оно и получилось – ямочки на щеках после операции действительно появились. Из госпиталя вернулся по ранению домой, долечивал свою руку. Лежал в своей районной больнице, врачи нашу семью знали, очень хорошо относились. Пальцы трогать не стали, они постепенно зажили. За месяцы, проведенные на койке, страшно устал от лекарственных запахов. Тут прибыл какой-то врач с передовой, заменил пожилого дедушку-врача, и решил меня быстренько выписать. Вышел из больницы, демобилизовался по ранению. В селе мужчин нет, только еще один раненый, как и я, сидит старшим в конторе. 9 мая 1945-го мы все с большой радостью отметили Победу.

К тому времени мне стало лучше, стал думать, что дальше делать. Я всегда стремился к учебе, и наткнулся на столбе на объявление, в котором было написано, что ветеринарная школа в Рыльске принимает учеников. Пришел туда, начал учиться. Довольный, все хорошо. В 1947-м после окончания ветеринарной школы, женился на девушке Маше, с которой дружил с раннего детства. Уже через год вместе с молодой женой переехал в город Саки, где любимая женщина подарила мне двух сыновей. Успешно работал, построил собственный дом.