ПОЧЕМУ МЕРЦАЮТ ЗВЁЗДЫ?

Остаток воскресенья Стасик провёл дома. К это­му времени мама окончательно прибрала в комнатах, расставила все вещи и прикрепила занавески и шторы. В квартире сразу стало теснее, но зато уютнее. И доставляло особое удовольствие просто бродить по комнатам из угла в угол, ничего не делая.

Стасик побродил так, искоса поглядывая на отца, который занимался в дальней комнате за письменным столом. Даже в воскресенье он читал, писал и выс­читывал. Он работает инженером на заводе, что-то там исследует, и у него очень мало свободного време­ни. Поэтому за всем, что нужно, Стасик обращается к маме. Она ему помогает, советует, достаёт, что требуется, и она же является как бы посредником меж­ду Стасиком и папой. Стасик спрашивает у неё, а уж если она сама не может помочь, то идёт к папе: дес­кать, вот у сына затруднение.

Папа, конечно, помогает в таких случаях.

Но все-таки с папой Стасик не так близок и от­кровенен, как с мамой.

А сейчас Стасик чувствует в душе смутную трево­гу: как-то получилось за последнее время, что он стал кое-что скрывать и от мамы. Началось с находки на чердаке: захотелось иметь свою тайну. Потом скрыл, что рисует в «кабинете» альбом для Лёни. Ведь это касалось не его одного. А потом появилась разне­счастная двойка! И о ней Стасик тоже умолчал: было просто стыдно признаваться — не успел начать год и уже заработал. К тому же пришлось бы рассказать и об альбоме и о «кабинете», так как всё связано од­но с другим.

Вот почему, когда сегодня за завтраком мама по­интересовалась, как прошла первая неделя занятий, Стасик ответил, что класс у них хороший, и учителя тоже хорошие, и новые предметы интересные. Словом, поговорил обо всем, а про себя — молчок. И вышло, как советовал Галчонок: не солгал, но и правду не сказал.

А дружба с Галчонком тоже как-то не получа­лась. Над желанием Стасика везде всё разгадывать он смеётся. «Кабинет» оборудовать помогал, но тоже торопил: скорее, скорее садись за альбом! И сам в альбоме ни одного слова не написал, а Стасика за­ставляет. И главное, мало он ценит Стасика. Другой бы за то, что ему сделали, с уважением относился, а этот вечно спорит, ни во что Стасика не ставит, ни разу не похвалил.

И с девочками обращается плохо. Обзывает их, щёлкает по затылку, дёргает за косы. Да ещё ки­чится: всегда буду так! А Стасик не хочет обижать девочек. Он до сих пор не забыл маленькую Любоч­ку, которая умерла пять лет тому назад, когда он учился ещё во втором классе, а ей было всего-навсего шесть годочков. Стасик очень любил играть с ней, и ему так хотелось, чтобы она всегда жила на свете, чтобы у него всегда была сестрёнка.

А вот Галкин делает девочкам больно!

Одним словом, если так обо всем подумать, то столько набирается против Галкина, что становится непонятным: зачем Стасику терпеть такую друж­бу, от которой радости никакой, а неприятностей куча?

После ужина, убрав со стола, мама вышла нена­долго посидеть во двор, на крыльцо, где собрались соседки посудачить перед сном на открытом воздухе в темноте тёплой сентябрьской ночи.

Стасик, прислонившись к косяку двери, прислуши­вался к разговору. Женщины говорили тихими го­лосами о своих, неинтересных для Стасика делах — о ценах на базаре, о какой-то болезни ног. Мама си­дела молча. Стасик понимал, что она просто отды­хает после целого дня толчеи по комнатам.

Из окон через ставни просачивались узкие полоски света, от этого всё вокруг казалось ещё более тём­ным, почти чёрным: и земля, и глухой выступ до­ма, за которым стоит лестница, ведущая на чердак, и силуэты женщин. А небо над двором и дальше — над окраинной частью города — очень синее. Стасик знал, что если отойти от крыльца на середину двора или к самым сараям, а потом обернуться и посмо­треть на ту часть неба, которая простирается над до­мом, то можно увидеть словно зарево — в той сторо­не центр города, и на небе, подёрнутом облаками, все­гда пылает красный отсвет от уличных фонарей и магазинных реклам.

Даже звёзды меркнут на этом красноватом фоне, а на тёмно-синем небе они горят и сверкают очень ярко, загадочно мерцая. Интересно, почему звезды всегда мерцают?

Наверное, горят они очень неровно — то сильнее, то слабее. Мама, конечно, не знает. Она в технике и в других таких вопросах не разбирается. Она певица, училась петь и выступала как артистка, но после бо­лезни и смерти Любочки что-то случилось с её го­лосом — говорят, он «пропал». Стасик сначала не понимал, почему так говорят: он сам превосходно слышал, как мама пела в комнате. Только недавно мама объяснила, что голос у неё стал не такой силь­ный, поэтому она не может выступать на сцене. Те­перь она собирается поступить работать куда-нибудь в клуб, чтобы учить петь других. А папа не хочет этого. Он вообще не хочет, чтобы мама работала, так как у неё слабое здоровье и она должна себя беречь. Стасик не знает, на чем родители порешили, хотя ду­мает, что неплохо, если бы мама работала в клубе: он бы тогда каждый день смотрел разные кино­фильмы!

А пока пора спать.

— Мама, я пойду.

— Ложись, сынок, — голос у мамы приятный, спо­койный.

Стасик уже хотел уйти, но заговорила одна из женщин: по густому басистому голосу Стасик узнал Анну Сидоровну, которая живёт в дальней кварти­ре — входить к ним надо в самую первую дверь от ворот.

— Не, пойму, что у нас на чердаке делается, — произнесла Анна Сидоровна. — Иногда шум какой-то, шорохи, будто ходит кто-то. Случаем, не замечали, Прасковья Дмитриевна? — обратилась она к Стасиковой маме.

— Нет, не замечала, — ответила мама.

— Может, мыши, а то, поди, и крысы бегают,— предположила ещё одна женщина. — Проверить на­добно.

Стасик затаил дыхание, ожидая, что ещё скажут женщины, но они умолкли. Тогда, расстроенный, он вернулся в комнату. Не хватало ещё, чтоб сунулись на чердак! Придётся завтра предупредить Галчонка, а то он действительно прыгает по балкам, как по земле!

Должно быть, у Стасика был очень озадачен­ный вид, потому что мама, придя с улицы, заме­тила:

— Ты словно мировую проблему решаешь.

— Да вот… Звезды мерцают. Не знаешь по­чему?

Этим ловким манёвром Стасик сразу перевёл раз­говор с опасной темы. Мама не смогла отве­тить, почему звезды мерцают, и пообещала узнать у папы.

Стасик лег спать, завернувшись в одеяло с голо­вой, и долго думал, как бы утром ухитриться ускольз­нуть из дому незаметнее.

Однако недаром говорят, что утро вечера мудре­нее. Всё совершилось как по писаному. Прасковья Дмитриевна ушла на базар за продуктами, а Галчон­ка Стасик встретил у ворот, поэтому не было нужды лишний раз забираться в «кабинет» и топать по чер­даку, вызывая подозрение у дотошной Анны Сидоровны.

Галчонок явился с сумкой.

— Возьми и ты! — сказал он Стасику. — Может, мы сразу из леса в школу. И хлеба захвати или ещё чего-нибудь поесть! — крикнул он вдогонку Стасику, когда тот побежал за портфелем.

Стасик так и сделал: собрал в буфете с тарелки нарезанные ломтики хлеба, сунул вместе с ними две сардельки, кусок сыра и несколько холодных варё­ных картофелин, завернув их предварительно в бумагу, и выскочил из комнаты с предельной ско­ростью.

Через минуту друзья шагали по улице к трамвай­ной остановке.