КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
В ГОСТЯХ У КНОПКИПо дороге Возжов без умолку рассказывал о разных сортах древесины. Оказывается, есть породы мягкие и твёрдые. Береза, например, твёрдая, а тополь — мягкая. А ещё есть красное дерево. Оно очень дорогое, и те, кто делает из него мебель, называются краснодеревщиками. Отец Возжова — Борис Леонтьевич — краснодеревщик, и на фабрике, где он работает, его ценят как лучшего мастера. Лёня подумал, что зря Кнопка так расхваливает своего отца: «лучший мастер», «краснодеревщик». И вообще хвастается, щеголяет словечками: «стекстура древесины», «свилеватость», «фанерование». Но когда Олег стал говорить про то, какая бывает художественная резьба по дереву, тоже употребляя много непонятных слов: контурная, с инкрустацией, плоскорельефная, Лёне уже не казалось, будто Кнопка хвастается — просто ему хорошо знакомо всё, что связано с работой отца. Кнопка тут же признался, что прочитал несколько отцовских книг. Кое-что в них, конечно, было ему непонятно, а кое-что интересно, особенно рисунки: какая в разных странах бывает резьба по дереву, по кости, даже по камню. Специальных книг у отца вообще много. — Он у меня профессор, — засмеялся Кнопка. Лёня почему-то представлял Кнопкиного отца высоким пожилым человеком в очках и в сером рабочем фартуке, с карандашом за ухом. Как же удивился Лёня, когда дверь им открыл совсем молодой, невысокий мужчина, очень похожий на Кнопку, даже чёрные жёсткие волосы также были приплюснуты на макушке. Лёня сначала принял мужчину за Кнопкиного брата, но сразу же выяснилось, что это и есть мастер – краснодеревщик Борис Леонтьевич. — Папаня! — с ходу начал Кнопка, едва они ввалились в светлую просторную кухню, в которой ярко горела большая электрическая лампочка без абажура. — Нам нужны рейки! Вот такие! — Олег показал приблизительно размер, расставив руки. — Плакаты прикреплять, — объяснил он заодно. — Для отрядного сбора «Путешествие в будущее»! Борис Леонтьевич, уже отойдя к плите и что-то там помешивая, повернул голову. — Ладно, ладно, не всё разом. Мама вот ушла и велела накормить тебя, а я ещё и сам голодный. Делу время — кормёжке час! — Он широко улыбнулся и неожиданно подмигнул Лёне. — В одном классе учитесь? — В одном, — ответил Лёня. — Ну, так будем знакомы: я Борис Леонтьевич. — А я Галкин, Леонид, — проговорил Лёня, с любопытством поглядывая на Кнопкиного отца. Борис Леонтьевич ему сразу понравился. А Кнопка уже юркнул в соседнюю комнату и громко звал оттуда Лёню. В домике Возжовых оказалось ещё две комнаты. Первая из них была тесно заставлена вещами. «Наверное, отец сделал», — подумал Лёня, взглянув на красивый буфет и на широкий диван с высокой спинкой. А над столиком между двумя окнами висело Кнопкино расписание уроков в узорчатой рамке из фанеры. — Рамку тоже отец делал? — Нет, это я, — заулыбался Кнопка. — Вот ещё. И вот! Он показывал рукой на тумбочку в углу и на диванную полочку, и везде теперь Лёня замечал какие-нибудь деревянные вещички: выпиленные рамки, вырезанные фигурки зверей. И вспомнилось, что Кнопка приносил иногда в класс этих зверушек, показывая ребятам, а для выставки в классе приготовил из узорной фанеры, словно из кружева, склеенный абажур настольной лампы. Только почему-то до сих пор Лёня не обращал внимания на то, что Возжов сам такой умелец. Привычно было лишь то, что непоседливый Кнопка так же любит побаловаться, как и Лёня. Замечаний от учителей на Возжова сыпалось подчас не меньше, чем на Галкина. Но Лёня уходил из школы и опять только шалил, гонял футбол или сражался с Федькой Антоновым на шпагах, а Возжов умел заняться и делом, да ещё каким! — Да, — вздохнул Лёня, чувствуя, что начинает завидовать Кнопке. — Здравствуйте! — прозвучал за спиной девичий голос. Лёня оглянулся. Из второй комнаты, всколыхнув зелёные портьеры, вышла девушка в нарядном голубом платье. Она на ходу поправляла поясок, а проходя мимо дивана, заглянула в зеркало, провела рукой по пышным волосам, падающим ей прямо на плечи, и привычным жестом взяла с тумбочки белую сумку. Не задерживаясь, она направилась к выходу. Возжов насмешливо шмыгнул носом и подтолкнул Лёню: — Опять на свидание торопится! Девушка остановилась на пороге, вскинув на Кнопку сердитые глаза, а из кухни послышался строгий голос Бориса Леонтьевича: — За прежнее, Олег? Девушка скрылась. Тогда Кнопка вовсе затрясся от смеха и зашептал: — Влюбилась, понимаешь. Каждый вечер торопится. Лёня не понимал, что в этом смешного: ну, действительно влюбляются некоторые взрослые и ходят на свидания — так это их дело, и нечего хихикать. И он только спросил: — Сестра? — Сестра, — кивнул Кнопка. Лёня намеревался спросить, кто ещё живет у них в домике, но не успел. Борис Леонтьевич позвал ребят, велел вымыть руки, усадил за стол и выложил на тарелки пышущую жаром гречневую кашу с кусочками мяса. Потом он сел сам, развертывая газету. — Видали! — воскликнул он сейчас же. — Американцы-то свой спутник не смогли запустить! Взорвался он у них! Хвастали, хвастали, а мы их обогнали! — Мы и второй можем, правда? — спросил Олег. — Раз уж сделали, теперь начнем, — согласился Борис Леонтьевич. — Как говорится, протоптали тропинку. — А мы ещё как запустили-то: чтобы везде на земле видно было!—сказал Кнопка. — Верно, — подтвердил Борис Леонтьевич.— Заранее наши ученые рассчитали, как он взлетит и как летать будет! — Здорово всё-таки, — восхитился Олег, помотав головой. Борис Леонтьевич опять, жуя, углубился в газету. — Надюшку ты оставь, — вдруг сдержанно, но строго проговорил он, вскинув на сына глаза.— Брось свои глупости. Последний раз предупреждаю. Слышишь? Наконец Борис Леонтьевич поднялся из-за стола. — Сыты, цветы жизни? Коли сыты — поехали за рейками! —И, прикрыв полотенцем посуду на столе, первый перешагнул через высокий порог в сени. Лёня не заметил, входя в дом, что в сенях, сбоку от двери, ведущей в кухню, сделана ещё одна дверь. Сейчас он вошёл в неё вслед за Борисом Леонтьевичем. Борис Леонтьевич щёлкнул выключателем. Стало ослепительно светло, и Лёня увидел, что они находятся в небольшой пристроечке к дому, приспособленной под столярную мастерскую. В углу у единственного квадратного окошечка поставлен верстак, за ним, по стенке, развешаны инструменты: пилы, ножовки, линейки. На дощатых полках в ряд выложены большие и маленькие рубанки. Сбоку на полу громоздятся доски неодинаковой длины и толщины. А посередине мастерской, заваленной стружкой, возвышался, блистая свежеоструганным деревом, такой же, как в комнате, но ещё без дверок, непокрашенный буфет. — Какие же вам рейки нужны? — повернулся Борис Леонтьевич к груде длинных и узких заготовок и махнул рукой, словно подзывая ребят поближе.— А ну, выбирайте сами! Лёня и Олег стали рыться в заготовках, а Борис Леонтьевич снял с крючка за верстаком синий халат, надел его и подошел к буфету. — Вот, — издали показал Кнопка отцу две подходящие рейки. — Добре, — кивнул Борис Леонтьевич. — Берите. — А верстак тебе нужен? — Занимайте! — опять махнул Борис Леонтьевич рукой и начал что-то щупать и проверять внутри буфета, всунувшись в него чуть ли не с головой. Кнопка подкрутил на верстаке винт, зажал рейку, выбрал рубанок, перевернув его, деловито провёл пальцем по железке, потом сплюнул на ладошку, явно подражая отцу, и начал строгать. «Вжик! Вжик!» — послушно запел рубанок, и жёлтая стружка полилась из горлышка рубанка тонкой лентой, скручиваясь и с шуршанием падая на землю у Кнопкиных ног. А Борис Леонтьевич тихонько мурлыкал себе под нос какую-то песенку, не переставая скоблить и чистить внутри буфета. Кнопка остановился, поправил рукавом волосы на лбу, опять-таки явно копируя отцовские движения, и, скосив глаза на Бориса Леонтьевича, шепнул: — Всегда поет, когда работает. Страсть любит оперу. У нас пластинок — во! А буфет — для дяди. Ко дню рождения. Подарок. Олег опять строганул по рейке. — Дай, — потянулся Леня. Кнопка передал ему рубанок, и Лёня тоже принялся строгать. «Вжик! Вжик!» Опять поползла стружка, и руки почувствовали, как под инструментом вгрызается в дерево острая, словно бритва, железка, срезая ровный и тонкий слой вьющейся жёлтой ленты. «Вжик! Вжик!» Как хорошо вдыхать смолистый запах, идущий, от досок! Кнопка долго смотрел, как Леня строгает, потом полез в стоящую сбоку тумбочку и вытащил отцовские книги. Он стал показывать Лёне картинки, и картинки были интересные, а книги самые разные: «Древесиноведение», «Народная резьба», «Столярно-механические производства». Лёня невольно взглянул в сторону Бориса Леонтьевича и вспомнил, как ещё на улице Кнопка сказал: «Он у меня профессор!» И вправду, сколько всего изучает! — Как дела, цветы жизни? — спросил Борис Леонтьевич, должно быть заметив, что ребята притихли над раскрытой книгой. — Отстрогали, резать надо, — ответил Кнопка, — Режьте! Вот вам метр и карандаш. Ребята отмерили рейки — ровно один метр двадцать пять сантиметров. Борис Леонтьевич проверил, всё так же напевая, одобрил работу «цветов жизни» и опять направился к буфету, на ходу засовывая карандаш за ухо. Лёня вспомнил, что точно так закладывает за ухо карандаш их преподаватель по труду Иван Осипович — тоже мастер своего дела. Только он пожилой, высокий и в очках. И ходит в грубом сером фартуке, потому что имеет дело не с деревом, а с металлом. Он преподаёт слесарное дело. Уроки проходят в одном из классов, но в нём ещё мало оборудования да и поместиться бывает негде: класс делится пополам, и пока одна половина занимается в мастерской, другая сидит и решает задачки по математике. А девочкам возиться с металлом вообще не нравится, да и многие ребята считают, что строгать и пилить дерево гораздо интереснее, чем скоблить напильником по железке. Тут уж виноват и Кнопка — он всегда расхваливает столярное дело! А может быть, и не сумел увлечь ребят Иван Осипович. Вот если бы работал с ними Кнопкин отец, наверняка бы все очень старались! Ведь как хорошо. «Жжу! Жжу!» Теперь вжикает уже ножовка, и с легким стуком падают на пол отпиленные брусочки. — А сделаем рейки с колечками? — предложил Лёня. — Как это? — не понял Кнопка. — А чтоб задёргивать плакат занавеской. Будет он висеть закрытый, а как дойдёт на сборе очередь до него, потянет Жаркова за ниточку, занавеска отодвинется, и откроется плакат, как сцена в театре. — Здорово! — загорелись у Кнопки глаза. — Только как ты сделаешь? — А проволока у тебя есть? Олег отыскал в углу мягкую проволоку. Ребята наделали из неё колечек, приладили и проверили — колечки свободно скользили по проволоке. Рейки получились замечательные! Борис Леонтьевич потёр их ладонью и удивился, глядя на колечки: — А это что за техника? Ему объяснили. — Ну и выдумщики, — засмеялся он. — Изобретатели! Он достал с полки какую-то пластинку, поскоблил ею рейки, и они сразу стали eщё более гладкими. — Поциклевал, — пояснил Кнопка, кивнув на ластинку в руках отца. — Так и называется — цикля!— Он показал другие инструменты: разные угольники и нутромеры. Лёня слушал его внимательно, но нет-нет да оглядывался на две необычные, красивые рейки, стоящие у верстака. Наконец Борис Леонтьевич, закрывая только что прикрепленную дверцу буфета, сказал: — Ну, на сегодня довольно. — И снял халат. Лёне не хотелось уходить, но пора было прощаться. Он ещё раз посмотрел на рейки. — Слушай, Кнопка. А давай в школу их завтра я понесу. Возьму сейчас? — Бери, — легко согласился Возжов. И, проводив Лёню до калитки, крикнул напоследок: — Приходи ещё! Лёня не ответил, но, медленно шагая по тротуару и ощущая под пальцами выпуклость одного из колечек, думал, что обязательно придет к Кнопке, чтобы так же, как сегодня, что-нибудь пилить, строгать, циклевать в пропахшей стружками уютной мастерской под присмотром Бориса Леонтьевича. Эх, если бы и дома встречал его добрый человек с умными глазами, какими смотрит он на Леню с давнишней фотографии! Лёне исполнилось всего три года, когда отец умер. Мать часто говорит, что он был чудесный человек, и ставит его в пример: в четырнадцать лет отец уже не только учился, но и работал, помогая дедушке и бабушке. И мать всегда кончает воспоминания о папе одним и тем же: был бы он жив, научил бы сына ценить материнский труд! Как будто не нашлось бы у них с папой других разговоров! Конечно, глядя на портрет, Лёня не может представить, о чём беседовали бы они сейчас друг с другом. Только ясно уж, что ни о каких-то там дырявых носках, которыми постоянно попрекает мать. Спросила бы, как провел Лёня день, чему порадовался да какие придумал с Возжовым колечки! А то опять придерётся из-за уроков да вздумает контролировать! Задержалась бы хоть на работе! Но, обогнув корпус и устремив взгляд на своё окно, Лёня даже замедлил шаг: в их комнате горел свет.
|