Вместо предисловия. Затем, что подруга. Подруга

Зачем ?

Затем, что подруга. Подруга. Не та, перед которой хвастаешься женихами и тряпками, не та, с которой в магазины нарядов или на светские беседы, а та, которая просто с тобой, что бы не случилось. Подруга, которая тебя знает зареванную на пол ночи, рано утром, с синяками под глазами, глотающую кофе стакан за стаканом. Подруга, которая знает тебя самую счастливую и самую несчастную!

Когда я, подобно больной Фриде, истерзанная, озлобленная на половину мира, с душой чернее ночи не могла даже говорить вслух. Именно когда тело орало при малейшем прикосновении чьих-либо пальцев, она гладила меня по голове.

Вместо предисловия.

Где-то на берегу Москвы- реки лежали огромные железные трубы. Зрелище более чем убогое, огромное, неуютное. Шел неуютный февраль, такой что не спасало ничего, ни кофе, ни коньяк, ни попытки друзей и новых знакомых. Воздух перекореженный от опозданий и метро, всего постоянного, всего тошнотворного. Казалось, весь город переехал жить в метрополитен. А у меня перед глазами так и стоит Москва- река и трубы в снежном пласте на берегу.

Надюшка мне как- то раз сказала: "А ведь мы по таким же трубам лазили с друзьями когда лет по 11 было!».

Я сразу увидела мысленно эту кучку подростков на трубах в стоптанных и неудобных зимних сапогах, которые были вечно жаркие и некрасивые, при этом промокали они всегда подло уже на первом часу гуляния. Еще были отвратительные шапки и платки из под которых выбиваются волосы. Главное, что было отвратительно холодно и отвратительно жарко одновременно. Но когда тебе 11, ты этого не замечаешь. С возрастом становишься раздражительным от малейшего дискомфорта. А тогда было все равно, лишь бы бежать, лишь бы свобода, лишь бы не учить уроки.

Мне представилась моя подруга такая же лохматая , промокшая, счастливая и несущаяся. Я легче представляла ее с куклой, большим розовым бантом и книжкой Дюма, к примеру. А ведь она была уличным сорванцом, самым что ни на есть. У нее наблюдались отличные способности к гуманитарным наукам, она готовилась поступать чуть ли не на юридический факультет, причем по собственному желанию. Ходила на какие- то умные серьезные курсы по праву или истории. Но вдруг, как это и бывает, она попала в театр на мюзикл, страшно популярный тогда «Собор Парижской Богоматери». Я помню то время, когда я еще училась в младших классах , мы тогда конечно не знали друг друга еще. Даже не предполагали, что у знаем . Я, к чести сказать, не поклонница этого мюзикла в русской версии. Я, более того, всегда недолюбливала песню «Белль», которая звучала из каждого утюга. Я презирала тех, кто фанател от нее и напевал, либо вытирал сопли под нее. Зато у меня был диск с оригинальной французской версией, я знала наизусть все партии, всех персонажей, причем на чистом французском. Потом конечно все позабылось. Хотя, мне кажется, что арии Эсмеральды я до смерти не забуду, так как столько любви, сколько было в ней, в этих словах, трудно больше представить.

Надю очень взволновал спектакль. Что до спектакля, то в принципе, для тогдашних подростков и молодежи, он был вполне хорош. Позже вышел в свет спектакль «Ромео и Джульетта». Спектакли шли в театре Оперетты, который тогда посещали толпами.

Потом, сидя за учебниками по правоведению, она, моя подруга поняла, что с нею что-то явно не так. Ей грезились шуршащие юбки, слышались нежные сопрано и баритоны. Ею овладело то сладкое, ноющее чувство, когда ты понимаешь, что не можешь так как там, а хочется. Кажется, что ты душой гораздо сильнее чувствуешь то, что поют и играют другие. Думаешь, что ты бы сыграла это точнее, что ты бы тоже могла об этом рассказать. Такое чувство возникает у каждого третьего впечатлительного в юности.

Надюшка потом стала, конечно не актрисой, но зато весьма грамотным искусствоведом. Театр лишь шевельнул в ней это желание -прикасаться к сладкому, злому и прекрасному миру.

Не зря же говорят, что театр-это первая любовь всех творческих людей. Но тогда-то Надя решила, что хочет играть. До того как мы с ней встретились оставалось несколько лет.