Глава 21. Воздушный маг (часть 2). 3 страница

Видеть Натана таким было непривычно, но от этого почему-то тоже было — почти хорошо.

До вынуждающей кусать губы горечи.

* * *

Чай слегка горчил, будто кто-то беспардонно добавил в заварку щепотку полыни. Северус поморщился и отставил в сторону полупустую чашку.

Я в замок, сэр, улыбнулся Миллз, уходя. Кингсли сегодня все равно ничего больше не скажет — без информации от дипломатического представительства никаких шагов никто не предпримет, а документы по завтрашнему делу у Синди, я все подготовил. Ну и брысь тогда, угрюмо подумал Северус, глядя, как он исчезает во вспышке каминного пламени.

В замок он, надо же. Как медом теперь там всем намазано — разве что, один Миллз, похоже, еще в это строительство века не вляпался… Наверное, Гамильтон больше нравится Лондон, мелькнула глупая мысль.

Мелькнула — и тут же ушла. В Уоткинс-Холле на девчонку Снейп теперь натыкался примерно с той же частотой, что и в Министерстве Магии — то бишь, редко, но регулярно. Иногда ему казалось, что Гамильтон есть вообще везде, присутствует одновременно во множестве мест, нигде не задерживаясь… и за спиной Миллза — всегда, постоянно, где бы он ни был. Как усевшаяся на плечо, впившаяся когтями в кожу гарпия. И мерцает немигающий птичий взгляд, зыркает из стороны в сторону — все видят? Мое. Только посмей подойти ближе…

Подходить Северус и не собирался. Но и торчать в одиночку в Лондоне, где даже дом так и не стал домом, оставшись местом для редких ночевок и продолжения работы одновременно, не собирался тоже.

Ребята зовут, смущенно объяснил Шон, отправляясь в школу. Социальный долг — говорил его утомленный взгляд. Не то чтобы ты обязан, но, если не отдавать частями время от времени — попытаются выдрать весь сразу и целиком. Уж лучше по кусочкам — но самому…

У всех у нас — социальные долги, констатировал Северус, выходя из камина в гостиной Поттера. В конце концов, у самого Снейпа, в отличие от Миллза, дом значился и здесь тоже.

Радушие Лавгуд, окончательно превратившейся в клушу с мягкими, матерински теплыми руками, вспыхнувший, как всегда при его появлении, острый, живой интерес в глазах Панси, горячность ухмылок Гарри…

Жизнь готов отдать, пластаться и вкалывать, всплыли в голове слова Миллза. Лишь бы — хотя бы у них. Но у тебя-то все равно — нет.

Скрипнув зубами и процедив положенные приветствия, Северус поспешил исчезнуть у себя в комнате. Облюбованный столик на открытом балконе и вечерний чай — я дома, повторил он себе, борясь с ощущением идиотского привкуса самообмана на языке. Я дома. На привычной обзорной точке, и уж сюда-то точно больше некому вламываться.

Сюда даже Поттер никогда войти не решается — даже если очень сильно приспичило, будет топтаться под дверью и скрестись, исходя на угольки от нетерпения и жажды поделиться очередной идеей прямо сейчас, не откладывая, но порог перешагнуть без разрешения не посмеет.

Чертова весна вовсю шелестела проклюнувшимися листьями, тревожа глаз их нахальной молодой яркостью. Ветер доносил привычный гул замка, превращая его в бездумную нелепую смесь из смеха, гомона, вскриков и шороха.

Смеха со стороны холмов слышно не было. Слишком далеко, чтобы долетало хоть что-то — только цепкий взгляд выхватывает едва узнаваемые силуэты. Интересно, чей это будет дом — на порядочном отшибе от остальных, да еще и с такой масштабной пристройкой, машинально задумался Северус.

Фигура Миллза на крыше, стройная и хрупкая, кажется — ветер не облегает ее, а едва ли не пронизывает насквозь… Его так просто найти в толпе магов. Все всегда кучкуются стайками или, на худой конец, парами — Шон почти наверняка отыщется где-то… именно что — на отшибе. Совсем рядом, почти в гуще, но…

Удобная наблюдательная позиция, авторитетно согласился Снейп. Сам бы лучше не выбрал.

Рядом с Миллзом приземлилась другая фигура — Северус узнал Гамильтон по копне светлых волос, струящихся по спине. Взгляд ушел в сторону почти сам собой. Гарпия, хмуро подумал Северус. Никуда без тебя…

Раздражение ложилось на сумятицу и смятение — покровом, когда-то успевшим стать привычным до тошноты. Все мешалось в невнятную кашу, и за всем постоянно вставали слова Миллза, с какого края ни посмотри, вот ублюдок же малолетний, кто ему только право дал… Право на что? — издевательски ухмыльнулся внутренний голос. Повторять твою глупость?

Я старше, возмутился такой наглостью Снейп. О, да, возраст для магов — самое то, чтобы им козырять… Хорошо — я стар, согласился Северус. Да ты и молодой таким был, хмыкнул безжалостный голос. Вот именно таким, как этот мальчишка, только смелости поменьше чуток, да… простоты этой, правоты неприкрытой… ты бы никогда, кому-то в глаза глядя, душу выворачивать бы не стал, пусть тысячу раз в своей правоте был уверен — заявить о ней вслух? Да где ж найдутся достойные выслушать.

Радуйся, Северус: для него ты — достоин. Будешь наблюдать из VIP-ложи, к чему твоя правота приводит…

Я не такой, зло поджал губы Снейп. Миллз ошибается. Мерлин, да не может же он вот настолько слепым быть?! Жить с Гамильтон — и ни черта не видеть, выбирать медленное умирание настолько осознанно?

Драко тоже осознанно умирал, мрачно подтвердил голос. А у тебя только со стороны наблюдать смелости и хватило. Иначе ведь пришлось бы согласиться с тем, что и ты, в общем-то, умираешь — тоже. Чуть ли не с того самого дня, как перестал быть волшебником и стал магом.

Я не такой, угрюмо повторил Северус. Но если ты решил за себя, что мешает Миллзу поступать так же? — в тон откликнулся голос. Ты всегда был за уважение права другого на выбор, а уж Миллз-то выбирает осознанней некуда, порадуйся, истеричный юнец перестал глупить и вымахал в беспощадную сволочь, которой плевать на твою спокойную старость. Плевать на то, что ты ее заслужил — он будет продолжать сходить с ума от своих демонов и этого ублюдочного Кристиана, и не колышет его, что нельзя так, нельзя, что Эббинс тащит его за собой в могилу, тащит обеими руками своими костлявыми, из объятий стихии тянущимися, а Гамильтон с другой стороны еще и подталкивает…

Четыре года прошло, а он так и не понял — ни что за наставничек ему выпал, ни что за женщина досталась, мальчишка, глупец идеалистичный!.. Это Миллз-то — идеалистичный? — гаденько ухмыльнулся голос. Северус закрыл глаза. Пат, черт побери. Парню плевать, достоин ли его наставник — такого. Для него — достоин, и все, все свободны, и не боится он, понимаешь ты? Не боится. Точно так же, как ты столько лет не боялся, это ведь было твое законное право — не верить в живое, угрюмо смотреть в темноту и хоронить себя заживо. Бегать от сути, пристраиваясь с краешку, отворачиваясь от существующего, если оно — не вписывалось, не помогало, заставляло морщиться и глотать, как настойку горькую, теперь только Миллза и остается ругать. За то, что посмел бросать тебе в лицо твои же слова, которых ты сроду не произнес бы вслух. Побоялся бы.

Не выношу, поморщился Северус, допивая остывший чай. Он ошибается — это же очевидно. Во всем, слышишь, ты? Ошибается. Слышу, философски заметил голос. Слышу, что ты сочувствуешь ему, вынужденному сейчас улыбаться — там, пожимать руки, раздавать реплики. Ты предпочел бы, чтобы он сидел здесь, рядом, молчаливый и хрупкий, расслабленный и уставший, ноги свои вытянув, длинные и стройные — с ним так удобно молчать, не так ли? С ним не нужно дурацких слов.

Иногда кажется, что — не нужно, педантично поправил Снейп. Славная штука — иллюзия, что твое молчание помогает ему, притворно вздохнул голос.

Северус скрипнул зубами, но возражать не стал. Нечему возражать. Ты выбрал одиночество — он выбрал цепляться за бесчеловечную амбициозную тварь с замашками спасителя мира от грязи. Ах, да — добавь, он еще и семью выбрал. Видимость семьи, точнее — что бы там ни кричали Поттер и его последователи, невозможно одновременно сохранять верность сразу двум личностям, а Эббинс для Шона так и остался, похоже, превыше всех. Интересно, Гамильтон понимает, насколько она, на самом-то деле — в пролете? Насколько ее ни в кнат не ставят, если подкармливают теми же бессмысленными улыбками и той же ровной, бесчувственной маской бездумного оптимизма?

Черт, теперь девчонка почти вызывала сочувствие. Докатился, мрачно констатировал Северус, теперь ее еще пожалеть осталось…

Нет уж, этого не дождется, резюмировал он. Если бы она понимала хоть что-нибудь, если бы у нее хватило мозгов — сбежала бы к соплохвостовой бабушке так далеко, как крылья бы унесли. Если бы у Миллза не было этой идиотской иллюзии, что у него с Гамильтон уже есть семья, возможно, он бы…

Гоблина с два, угрюмо возразил голос. Нет у Миллза иллюзий. Вообще никаких, ты сам знаешь — даже на твой счет. А на самого себя ему просто… плевать. Точно так же, как и тебе.

Но я никогда не был уникумом, с отчаянием подумал Северус, запрокидывая голову и вытягиваясь в легком плетеном кресле. Никогда, ничего во мне не было — такого, чтобы глаза на лоб, чтобы аж дух захватывало, как можно такой потенциал — в землю. Миллз, он — больше. Чем я. Намного больше — он молод, он эту чертову школу закончил, стихии не бояться обучен, в себя верить, во что там еще, Мерлин его забери, он верить обучен…

Да не хочет он ни во что верить, усмехнулся все тот же голос. И, может, не так уж это редко встречается — то, что ты в нем видишь день за днем, на работе?

Этого нет даже в Драко, отрезал Снейп. Драко никогда так не мог.

В памяти помимо воли всплыло вчерашнее утро, когда он явился в кабинет и застал там развалившегося в собственном кресле Миллза — парня можно было отчитывать любыми словами, но в отсутствие Верховного Мага он все равно располагался на его месте, ему там было удобнее. На сгибе локтя Шон держал раскрытый на середине знакомый талмуд со сводом законов Магической Англии — короткими движениями пальцев он время от времени листал страницы, как будто только проглядывал их, а не читал со всей тщательностью.

Впрочем, Северус по опыту знал — для того, чтобы прочесть внимательно, Шону достаточно пяти секунд на мелко исписанный книжный лист.

Правой рукой Миллз, как обычно, что-то строчил пером на пергаменте — зажатом с обеих сторон тяжелым пресс-папье, чтобы не елозил по столу от движений руки. Судя по длине послания, это было какое-то письмо — время от времени Шон быстро поглядывал вправо, следя краем глаза, не разъехались ли строчки.

Перед ним восседала Синди с блокнотом и невозмутимо записывала тезисы к докладу о перспективах и проблемах интеграции магов в человеческое общество, которые Шон диктовал ей, не отрываясь от чтения и письма. Северус мог бы поклясться — ни книга, ни пергамент содержанием с тезисами не совпадали.

— Доброе утро, сэр! — приветственно улыбнулся Миллз, увидев его, и снова уткнулся в книгу, не переставая чиркать пером. — У вас через час предварительное слушание в Визенгамоте, мне нужно еще пару моментов найти, никак не могу наизусть все статьи выучить… Кстати, прилетала сова из Уоткинс-Холла — аналитики расшифровали тот самый момент в «Повелителях», помните, мы с вами на той неделе спорили, так вот, по их выкладкам…

Северус слушал его и, не мигая, смотрел на Синди, которая — невзирая на болтовню Шона — продолжала что-то записывать. А значит, паршивец просто переключился на ментальный канал и продолжил диктовать ей мысленно, не прерывая ни чтения, ни письма, ни диалога с собственным боссом.

В его способностях были вещи, которые вызывали… благоговение — иначе и не назовешь. Они и в Драко были, но — чтобы в таких масштабах, чтобы видеть, насколько парень на своем месте при этом, насколько это место нуждается в нем… именно в таком — Шон будто олицетворял максимум, который требовался от помощника Верховного Мага.

Шон мог бы настолько больше, если бы — если бы! — что от одной мысли об этом перехватывало дыхание. О том, что на самом деле ждало бы мальчика, только разреши он себе протянуть руку и взять, разреши хоть кому-то помочь, позаботиться… содрать этот проклятый нарост маски главы семьи, способного «все самому», без поддержки, без помощи, без доверия.

Он мог так много. Он мог бы настолько — больше — какого гоблина все это нужно Эббинсу отдавать? Кристиан не заслужил ни черта. Он уже получил свое — почему ему должен доставаться и Миллз тоже? Почему — именно Миллз?

Парень нуждается в твердой руке партнера — не сдерживать, а поддерживать и воодушевлять, Эббинс ни черта не умел, только ломал его, как щенка, а Шон все равно готов сдохнуть сейчас только ради того, чтобы по-прежнему принадлежать ему одному. Неужели он сам не видит, не понимает, что ему настолько необходим не именно Кристиан, а просто кто-то сильный и опытный рядом? Если Миллз походя сбрасывает со счетов весь мир, живя с Гамильтон, значит, весь этот мир вкупе с ней не в состоянии дать ему того, что он хочет. Того, в чем нуждается. Ему просто нужен сильный партнер, а не эта вцепившаяся в его шею когтями ведьма.

Тот, кто покажет Миллзу, как он восхитительно силен уже сейчас, как он способен и талантлив, Мерлин, да в нем же — целый огромный мир! В хрупком двадцатилетнем парне, который тащит на себе объем работы за пятерых, умудряется находить общий язык даже с Синди и ведет двойную жизнь, не морщась и водя за нос десятки стихийных магов, даже — уровня Прюэтта или Малфоя. Одно это умение, в таком-то возрасте, уже похвалы достойно, парню жить бы и жить, он так далеко пойдет, если сложит в уме два и два! Если бы он только понял, что Кристиан был абсолютно чужим ему существом — Миллзу нужен совсем другой маг рядом. Решительный и бесстрашный, переживший эмоциональность и азарт веры подростков, нахлебавшийся не меньше, чем сам Шон, спокойный и сильный. Тот, кто сгребет в объятия, спрячет в них, и поддержит, и отогреет, и защитит…

Вся суть, вся сущность Миллза чувствуют это, он выбирает тянуться на тот свет за Эббинсом лишь потому, что даже не разрешает себе подумать — он не «глава семьи», ему не нужна влюбленная девица, им даже нечего дать друг другу! Ему нужен тот, кто сильнее, и будет этой силой напитывать и помогать, а не давить и ломать. Ведь такое — бывает. Наверняка. Шон наплевал на все минусы Эббинса, лишь бы продолжать любить мужчину, хоть какого-то… а Эббинс ведь, между прочим, нуждался в нем до истерики… в нем — легком и крепком, титановый сплав под непроницаемо мягкой улыбкой, непрошибаемая воля и упрямство, и способность выживать в любой заварухе — Кристиан просто признать этого никогда толком не мог…

Северус скрипнул зубами и открыл глаза. Шон сидел на земле рядом с кем-то — Гамильтон, как водится, стояла напротив, держа его за руку… или это Шон держал ее за руку — не суть важно. От их прикосновения передергивало, отдавало беспомощной, бьющей под дых тупой горечью. У него уже есть иллюзия, что ему помогают. Такая отличная, что парень прямым курсом в могилу катится… а ты сиди здесь и подглядывай, стареющий шпион — за самим собой. Это все, что ты можешь.

Уголок губ нервно дернулся, и взгляд снова ушел в сторону — во двор замка. Я не имею права, горько улыбнулся сам себе Северус. Ни на что не имею права — я такой же, как он. Мне точно так же страшно, как и ему… и я точно так же уверен — я выбрал правильно. О чем тогда стоит кричать, вообще? И кому?

Сумбур и хаос, замкнутый круг — так и ходи по нему, Северус Снейп, Верховный Маг Англии, как преисполненная важности белка. Можно до посинения раскладывать по полочкам, что происходит, но, Мерлин великий, никуда тебя эти полочки не приближают. Никуда…

Последние маги на холмах — Шон и еще кто-то, с кем он сидел последние полчаса — потянулись в сторону замка. Северус поежился под налетевшим порывом ветра. Вот куда он сейчас уходит — домой, в Лондон? Вряд ли — он же сам сообщил, что появится утром. Он всегда сообщает, когда его можно будет найти.

Тебе нравится слышать в этом, что он хочет, чтобы ты находил его, появлялся снова и снова, придумывал поводы, забрасывал вопросами и делами. Тебе нравится думать, что ты для него — больше, чем безмозглое окружение, которому всегда достаточно просто улыбок.

Тебе просто нравится видеть, что он такой же, как ты.

Чашка, жалобно звякнув, выскользнула из пальцев. Я не такой, зло подумал Северус, вставая и автоматически задвигая ногой стул на место. Я не боюсь. И — да, между прочим, я действительно старше.

И, если я действительно чего-то хочу, мне ничто не мешает взять и сделать это. Протянуть руку и взять — я не такой же, как он. Мы совсем разные.

Короткий рывок аппарации — двор и сад, ветра здесь почти нет, по сравнению с тем, что творится там, наверху. Сколько лет я пытался прийти сюда — подумал Северус, кусая губы. Сколько лет верил, что — ждут, пока я осмелюсь.

И почему мне так важно верить, что все еще — ждут?

— Здравствуй, — негромко проговорил он, подойдя ближе.

И поднял голову, невольно запахивая мантию и впиваясь ногтями в локти, глядя в самые знакомые на свете, каких и не бывает, распахнутые сияющие глаза.

— Я… — а слов-то и не осталось, все правильные и нужные тут же ухнули в невозможную синеву его глаз. — Я… Здравствуй.

— Северус?!.. — неверяще улыбаясь, тихо и как-то беспомощно оседая на постамент, прошептал Джеральд.

* * *

— Ты солгал, — мягко повторил Рэй, улыбаясь.

Смотреть на Ларри, на его фигуру в темноте — и, не скрываясь и больше ничего не боясь, говорить, говорить прямо ему, не выбирая слов и не опасаясь… Рэй расхохотался бы в лицо тому, кто сказал бы ему еще месяц назад, что Лоуренса можно загнать в угол — вот этим.

Можно. И еще как. Сидит на крыльце, одеревенев, ладони стискивает, будто пытается переждать пару секунд и убедиться — его наставник здесь никогда и не появлялся.

И можно смело идти спать, потому что завтра опять «на работу». Какая удобная отговорка, Ларри…

— Можешь думать, что хочешь, — наконец шевельнул губами силуэт на крыльце.

— Конечно, — согласился Рэй, глубже пряча руки в карманах. — А ты можешь сбежать в Манчестер и снова там прятаться от меня. Еще лет пять делать вид, что большего тебе и не нужно, и ты вовсе не трусишь посмотреть мне в глаза.

Ларри принужденно вздохнул и бросил утомленный взгляд в его сторону.

Разглядеть лицо в такой тьме все равно бы не получилось — у спасительной стены веранды Рэй чувствовал себя, как замурованный в неприступной башне. Мне сверху всех видно, а вы меня отсюда — не выцарапаете.

Чувство пугало новизной и с близостью Ларри не вязалось совсем. Абсолютно.

— А, — негромко обронил Рэй. — Я забыл. Ты же не трусишь. Точнее, не трусил до сегодняшнего дня, да? А теперь боишься, потому что знаешь, что я скажу.

— Иди к черту, — устало откликнулся тот.

Но теперь, если напряжение и осталось, то где-то — внутри, в нем самом, а не в приготовившихся сгруппироваться мышцах. Встать и уйти в дом Ларри больше не мог. Да и не собирался.

Я опять не ошибся, неверяще прикрывая глаза, подумал Рэй. Он и впрямь боялся услышать, что я могу сказать. И теперь боится, но теперь он…

— Тебе слишком долго было безразлично, чего я жду, — проговорил он, пока собственный страх не вернулся и не сковал окончательно. — Слишком долго, Ларри. Поэтому — прости, ни за что не поверю, что твое спокойствие все эти годы хоть как-то зависело от меня. И хоть как-то стало зависеть теперь.

— Я всегда знал, что ты идиот, — проворчал Ларри. — Но не догадывался, что — настолько, чтобы просиживать ночи, глядя на мои окна.

— Опять лжешь? — ухмыльнулся Рэй.

Сегодня определенно был его день. Вся неделя — все дни, один за другим, приходившие после странного вечера, когда Ларри приволок его в спальню.

Головоломка сложилась. Или, по крайней мере, теперь было ясно, каким путем ее складывать — а большего Рэй, наверное, не хотел никогда.

— Я действительно идиот… — доверительно сообщил он, отталкиваясь от стены и подходя ближе, останавливаясь над чернеющим на крыльце сгорбленным силуэтом. — Знаешь… столько лет верил, что ты и впрямь мог бросить меня и сбежать. Лишь бы жить так, как хочется, и плевать на все. Только, видишь ли — в этом случае никто не выпустил бы тебя из замка, Ларри… А мисс Луна — уж точно.

Теперь казалось, что он перестал дышать. Заледенел, сжав кулаки и глядя перед собой в одну точку — Рэй не видел его лица, но представлял так отчетливо, что от этой яркости перехватывало дыхание.

Он осторожно опустился на корточки — рядом с ним. Прямо перед крыльцом.

— Тебя могли выпустить только в одном случае… — прошептал он, борясь с желанием отодвинуть с его лба прядь волос, скрывающую лоб и глаза. — Если ты доказал мисс Луне, что это — единственный способ когда-нибудь быть со мной по-настоящему. А в противном случае кто-то из нас умрет, или, может — мы оба.

— Оба, — то ли беззвучно шепнул, то ли громко подумал Ларри. — Но…

— Не надо… я знаю, — Рэй кусал губы, пытаясь не поторопиться. Сдерживаться и быть тихим, и неторопливым, и обстоятельным — именно сейчас — это было хуже, чем биться о стены замка каждый проклятый день без него. — Ты всегда кричишь, что — тебе ничего не нужно… что ты ничего не хочешь, ни от меня, ни… — он не удержался и усмехнулся. — Но ты сам все сказал тогда. Ты боишься, что это я ничего не хочу. По-настоящему — не хочу. Что это огненная блажь, которая завтра перегорит, что я однажды сорвусь, и мы снова друг друга поубиваем.

Он молчал — так окаменело и мертво, словно в нем и впрямь уже ничего не осталось, совсем. Словно последние капли — и те уже кончились, а теперь просто… страшно?

— А ты и сорвешься, — наконец разлепил губы Ларри. — Рэй, я знаю тебя. И ты тоже знаешь себя. Давай прекратим этот бред — я сказал все, еще когда уходил. Исчезни.

— Или поставишь барьер вокруг дома? — криво улыбнулся Рэй. — С тем же успехом можешь обратно в Манчестер сбежать. Давай, я обещаю — логичные возражения меня гарантированно остановят. Я говорю, ты слушаешь, и, если тебе и впрямь найдется, что мне ответить, кроме «идиот» и «заткнись» — я ухожу и больше не возвращаюсь.

Сделка, Ларри. Совсем как ты любишь. Соглашайся — у тебя ведь и выбора нет. Ты же, в отличие от меня, маг продвинутый, раз тебе даже среди людей находиться позволено… Для тебя трусость действительно — не повод для действий. Ты смелый.

И я когда-нибудь точно рехнусь, если окончательно поверю — насколько.

Он сидел слишком близко — или темнота, отчаявшись их разделить, наконец-то слегка отступила, будто кто-то потянул за края, обнажая бледное лицо Ларри и его запавшие, утомленные глаза.

Их взгляд на мгновение отрезвил, сшибая пьянящую эйфорию и сладкое, полузабытое чувство контроля над ситуацией. Таким Рэй его уже видел — не раз, а тысячи раз — всегда, когда они разговаривали, когда что-то происходило, холодный взгляд чуть прищуренных глаз, исподволь проникающий куда-то внутрь тебя, прямо сквозь кожу и невидимый огненный щит, на защиту которого привык полагаться.

Такой Ларри долгое время раздражал и бесил, а потом еще дольше — пугал, потому что сразу за взглядом обычно следовал вздох, пристальное внимание гасло, и звучало что-то, давно уже означающее для Рэя — ты не выучил урок. Ты сорвался. Шанса не будет.

— Слушаю, — глухо сказал Ларри.

Я не ошибся — эта мысль подкашивала, как удар под колени. Я не ошибся — и на этот раз, впервые за все время, что я его знаю, результат оценки — да. А не тотальное безоглядное нет, которого я и не замечал, пока он не ушел от меня.

— Ты всегда ведешь себя так, словно доказываешь — для тебя весь мир важнее меня, — переведя дыхание, начал Рэй. — Кто угодно с его проблемами дороже, чем то, что я чувствую. Но… если мое предположение верно, то мисс Луна права. Все, что ты делаешь, ты делаешь ради меня. А, значит… и то, что ты доказываешь мне обратное — это тоже ради меня.

Ларри молчал — это давало право продолжить. Рэй горько усмехнулся и покачал головой.

— Я столько лет бесился, что тебе наплевать на мои чувства, — он уже почти шептал. — Ларри… тебе ведь и впрямь на них наплевать, да? Моя безопасность важнее, чем мой комфорт, а угроза, которую ты ощущаешь, для тебя куда больше угрозы, что я сгорю здесь один. Без тебя.

Он шевельнул губами — будто пытался что-то сказать. Рэй мог бы заложить собственную правую руку за то, что оставшееся за зубами слово звучит как «допустим». Слово, которое Ларри не хочет произносить, потому что из него напрямую последует все остальное.

То, что он скрывает от меня столько лет. От всех, наверное. От себя самого — чтобы не выдать и не сорваться?

Волна идиотской, горячей нежности вспыхнула и чуть не затопила собой с головой, как каждый раз, когда за ледяным панцирем виделся испуганный глазастый малыш, доверчиво смотревший на наставника снизу вверх сто лет назад. Бороться с ней, сидя перед Ларри, глядя прямо на него — а я-то думал, что знаю нечто худшее, горько подумал Рэй.

Колени обессиленно качнулись и уперлись в твердую землю. Сидеть на корточках до бесконечности — нет, наверное, ради такого разговора Рэй смог бы и это, но…

— Я всегда видел в том, что ты ушел, одно только равнодушие, — криво улыбнулся он. — Никогда не думал, что… хм. Что можно любить не только так, как я это понимаю. Всегда рядом — и будь что будет, авось, справимся как-нибудь… Огненные маги по-другому не умеют, сам знаешь…

— А водные не умеют — так, — приглушенно отозвался Ларри. — Рэй, ты только за этим пришел?

— Ты любишь меня, — не повторить это вслух еще раз, теперь, когда это стало казаться таким очевидным, сил опять не хватило. — Ты… может, ты никогда и не уходил?

— Мимо, — почти улыбнулся Ларри. — На этот раз — мимо. Я действительно бросил тебя, Рэй. И я не хочу возвращаться.

Смотреть на него снизу вверх, на лицо, словно выточенное из кости — совершенство линий и черный, мерцающий взгляд… Наброшенная на плечи ветровка, локти, небрежно упершиеся в расставленные колени… У него сильные руки, я помню, мелькнула дурацкая мысль — я помню, когда-то он таял от прикосновений, а теперь способен свернуть меня в узел и мордой в пол за долю секунды швырнуть, стоит только дернуться, нельзя недооценивать Ларри… Мерлин, да есть ли в мире кто-то сильнее его? Есть ли хоть кто-то кроме него, кто вообще способен свернуть меня в узел — взглядом, движением брови, намеком на неодобрение? Ради кого я еще…

— Сейчас не лжешь, — задумчиво констатировал Рэй. — Я не так вопрос сформулировал, да? Давай по-другому скажу. Ты никогда не отпускал меня. Никогда не хотел на самом деле того, о чем кричал тогда, на балконе. Чтобы меня не было в твоей жизни.

— Мимо, — с явным удовлетворением покачал головой Ларри. — Опять. Будь это так, ты бы еще тогда ложь услышал. Третья попытка, наставник?

Рэй надолго замолчал, не отрывая взгляда от его лица. От спрятавшейся в уголках губ тени улыбки — Мерлин, а ведь ему нравится. Просто сидеть и говорить почти ни о чем, перебрасываться фразами, как старым друзьям, которые не обязаны вслушиваться и искать подтексты, двадцатые смыслы, ждать, пока собеседник расслабится настолько, что нечаянно выдаст хоть что-нибудь, силясь не выдать при этом ничего лишнего самому.

Не контролировать разговор за двоих — как Ларри пытался делать всегда.

Он устал быть сильным и за меня тоже.

Последняя мысль вызывала почти возмущение — я не слабак. Я на многое способен и сам.

Но не в его глазах, тут же отозвалась следующая. Хочешь понять Ларри — попробуй смотреть его глазами. В них — может, и не слабак, но на то, что он видит нужным, не способен уж точно. По крайней мере… по крайней мере…

— Третья попытка, — закусив губу, чтобы не улыбнуться, эхом откликнулся Рэй. — Ты хотел, чтобы меня не было в твоей жизни — такого. Ты твердо уверен, что я мог бы быть и другим, и этого другого впустил бы в нее, не задумываясь.

Его лицо снова мгновенно будто окаменело, и Рэй едва удержался в расслабленной позе — ну надо же, опять не ошибся. Честное слово, знал бы, что это поможет, напиваться начал бы еще, пока жили вместе. Глядишь, и впрямь чуть больше услышал бы еще тогда, и не пришлось бы столько лет…

— Ты никогда им не станешь, — беззвучно прошептал Ларри. — Извини, я… тоже немного знаю огненных магов.

Рэй, качнувшись, придвинулся еще ближе. Теперь он смотрел на него в упор, правда, для этого приходилось здорово задирать голову.

— А вот теперь — снова ложь, — выдохнул он. — Кого ты сейчас убеждаешь, Ларри? Ты хочешь, чтобы я изменился — все для этого делаешь, муштруешь меня, как солдата, как… раба нерадивого… Только плетку еще применять не начал, но и то — видимость для тех, кто со стороны смотрит. Тебе не нужна плеть, чтобы усмирять, тебе даже слова уже для этого не очень нужны… Но чем дальше это заходит, тем сильнее ты боишься, что я и впрямь переломлюсь окончательно. И тебе придется вернуться.

— Не сходится, — бесцветно сказал Ларри. — Если я и впрямь хочу быть с тобой, как ты утверждаешь, с чего бы мне бояться, что это случится?

— Вот и мне интересно — с чего бы, — так же тихо согласился Рэй. — Я был таким идиотом… все думал — это я за тебя отвечаю. Но я даже не знал тебя никогда. А ты всегда видел меня насквозь, просто… позволял заблуждаться, иллюзию контроля мне отдавал…

— Ты ее сам забирал, — казалось, Ларри едва сдерживается, чтобы не отодвинуться. — Тебе не нужно мое разрешение. Тебе не нужны объяснения. Рэй, тебе вообще ничего никогда не было нужно, кроме иллюзий твоих — что угодно игнорировать был готов, лишь бы и дальше себя сильной личностью чувствовать.

Губы Рэя дрогнули в кривой улыбке.

— Нравится? — немного невпопад шепнул он.

— Что? — моргнул Ларри.

— Видеть меня на коленях.

В его глазах мгновенно что-то погасло — словно Рэй всю дорогу говорил что-то правильное и только сейчас, наконец, брякнул нечто, перечеркнувшее все, что уже было сказано. Ларри с тоской вздохнул и выпрямился, отодвинулся, устало потирая лоб.