Глава 21. Воздушный маг (часть 2). 1 страница

Порыв пронизывающего ветра заставил в очередной раз зябко передернуть плечами и глубже спрятать руки в карманы. Ларри прищурился и запрокинул голову прямо в усеянное звездами бездонное черное небо. Казалось, если представить, что больше ничего нет, то получится, что — падаешь. Прямо в него.

А вовсе не бредешь по дорожке затихшего парка.

— Ты что-то хотел мне сказать? — спросил он, выдыхая облачко пара и разглядывая, как оно тает в воздухе.

— А может, я просто соскучился? — Дэн усмехнулся и поддел носком ботинка подвернувшуюся под ноги засохшую веточку. — Еще не привык, что теперь к тебе можно… просто взять и прийти…

Ларри смущенно фыркнул и опустил голову. Аркетсон лениво тащился рядом, тоже засунув руки в карманы.

Холодно. Спокойно и тихо, как — другого слова не подобрать — дома, где твой друг может, проходя мимо, просто бабахнуть кулаком в дверь и вытащить тебя погулять по окрестностям, плевать, что — почти ночь… Марта только фыркнет, глядя, как ты торопливо натягиваешь куртку и как Линдс бесстыдно провоцирует его своими улыбочками…

— Случилось что? — мягко стукнул он Аркетсона локтем в бок. — Колись, ты же все равно по поводу пришел, а не просто так.

— Случилось, — совершенно спокойно кивнул Дэн. — Только очень давно. Я все тебе рассказать хотел, да то, знаешь, случая не было, то — тебя не было…

Ларри молча вздохнул. Дэн помолчал, подбирая слова. От него почему-то фонило терпкой, сдерживаемой горечью, которую и не заметишь — в такой она слилась неприметный, надрывный гул.

Ни безысходности, ни беспокойства. Одна только горечь.

— Когда я здесь появился, он уже был, — не очень понятно начал наконец Дэн. — Такой, знаешь… отчаянный парень. Последнюю рубаху на себе разорвать мог, если это кому-то требовалось, если нужно было, чтобы хоть кто-нибудь… и прямо сейчас… Очень искренний. Вспыльчивый, правда, до жути, но такой, знаешь, добродушный при этом, что ли… Я никогда не понимал, как это в нем уживается — он, когда в ярость впадал… как безумный делался, не соображал уже вообще ничего… Черт, — Дэн остановился и уставился куда-то в сторону, кусая губы. — Ларри, я ни хрена тогда не понимал. Кроме того, что он влюблен в Маргарет, а она почему-то отказывается… даже что-то общее с ним иметь, что ли… хотя мне все время казалось — он ей небезразличен.

— Водному магу никто не безразличен, — рассудительно заметил Ларри.

— Да, — нетерпеливо продолжал Дэн. — Я тоже так думал. Только ей на самом деле не все равно было. А он просто до исступления доходил, все пытался доказать ей что-то… Дерзил учителю — просто чтобы она видела, какой он смелый. Она назвала его трусом однажды… что-то он там к ней цеплялся, и она его прямо спросила — что важнее, его личное счастье с ней или всего мира в целом? Как-то так. Он так и стоял, рот открывал, закрывал… от ответа уйти пытался, мол — такого выбора и не может быть… А она сказала — трус. И ушла. Он потом такие глупости делал, чтобы то ли ей, то ли себе демонстрировать, что он — смелый…

Ларри молчал. Расклад, в целом, казался понятным. Осталось только понять, на черта Дэну приспичило ему это рассказывать.

Точнее — дождаться, пока сам пояснит.

— Они не всегда ссорились, — помолчав, сказал Дэн. — Я пару раз видел их… когда они просто делали что-то, вместе, и он… так смотрел… не на нее даже, а вообще — у него взгляд становился, как будто… хм. Как будто он весь мир любит, и у него крышу от этого сносит. А Маргарет пугалась, он такой настойчивый становился, не с ней даже, а со всеми. Она однажды Дине в сердцах сказанула — если Льюис захочет, он переломит меня, как соломинку. И не заметит даже, он вообще ни хрена не замечает, когда ему хорошо. Понимаешь? Она боялась, что ему будет хорошо. С ней. Ему ведь и было… и… даже при всем том, что он был действительно искренним, и на самом деле его на ней клинило… Знаешь, когда однажды на кухне котел взорвался, а она рядом оказалась, единственная не из их клана — я думал, у Льюиса разрыв сердца будет. Он за мисс Панси примчался — целителей в школе больше и не было — белый, как полотно…

— А ты-то откуда об этом знаешь? — устало спросил Ларри.

— А я у мисс Панси тогда и сидел… — грустно улыбнулся Дэн. — Маргарет она откачала, конечно… ей не так уж сильно и досталось… но Льюис чуть башку МакКейну не снес после этого. За то, что водного мага на кухню впустил, и за котел этот… с тех пор, кстати, школу так примитивно и не отапливают, полностью на магическое тепло перешли… и на кухню кого-то из других кланов только в наказание ссылают, и то только земных — их-то от близости огня через пару суток самих по себе штормить начинает…

Он все глубже проваливался в прошлое, и горький фон почему-то только усиливался. Словно тогда, в те дни, Дэну было больно всегда, раз любое воспоминание окрашивалось горечью.

— Дэн, слушай…

— Я ни хрена тогда не понимал, — неожиданно резко перебил его Аркетсон. — Просто чувствовал — их обоих. И то, что Льюис до исступления доходит, когда ее видит, потому что хоть он убейся, она может сказать — нет, и это будет означать — нет. Никто не мог сказать Льюису «нет» так, чтобы он понял — хоть убейся. А она могла. Не говорила никогда толком, но…

— Дэн, — Ларри мягко сжал его плечо и потянул на себя. — Маргарет — трусиха, которая всю дорогу боится резкое слово молвить, если за это слово потом отвечать придется. Извини, но я тоже ее, вроде как, знаю. И чувствую.

Аркетсон неверяще выдохнул, губы дрогнули, усмехаясь — глаза мерцают из-под свисающих прядей волос. Те же звезды.

— Кто начал все это, а? — непонятно спросил он, кивая куда-то в сторону, на раскинувшийся за дорожками парка замок. — Кому в голову пришло, у кого хватило дури выследить мистера Драко в резервации и уговорить его взять ее с собой? Туда, где тогда мистер Поттер скрывался? Кто ему тоже что-то там доказать умудрился? Ларри, мы вообще все тут из-за кого сидим, как ты думаешь? Маргарет была первой, кто бросил резервацию и поехал за ними. И это не они учеников собирали — это она пример подала, в первый же месяц десятки магов следом рванули… Маргарет — та еще тихоня… и очень любит забиваться в угол и рыдать о том, какая она маленькая, слабенькая, только дунь — переломится, так ей страшно, что кто-то в ее чуткий внутренний мир ввалится и порушит там все. Но она сама что хочешь порушит — как минимум, в попытках его защитить. Никогда не следует недооценивать водных магов, знаешь… вот что я теперь думаю…

От разговора начинала ощутимо болеть голова. Не то чтобы Ларри не любил Дэна с его непринужденной манерой вламываться по ночам в гости, но — Дэну не предстоит утром вскакивать и мчаться в Манчестер, на работу, к людям. Он намертво привязан к школе, потому что к ней намертво привязана Вилена, и… прости Мерлин, иногда маги еще утомительнее людей.

— Отыщи Маргарет на досуге, просто так, — посоветовал Дэн, снова двинувшись по дорожке. — Очень удивишься, я тебя уверяю… Там скала, а не женщина. Всего два года — и вуаля, получите. Просто потому, что теперь в совете старших магов сидит Гюнтцер, на которого она делает стойку каждый раз, когда видит. Догадаешься, почему? Он эгоцентричен, самовлюблен и вообще придурок! Которому — естественно — наплевать на всех, и он даже не смотрит, кого способен сломать, просто походя пройдясь по нему.

Ларри изумленно моргнул. Об этом он точно не знал. Да и Маргарет, действительно, видел последний раз… а когда он в последний раз ее видел?

— Ты хочешь, чтобы я поговорил с ней? — наконец, собравшись с мыслями, уточнил он.

Дэн раздраженно выдохнул.

— Я хочу, чтобы ты со мной поговорил, — сдержанно сказал он. — Я видел только то, что видел. И сейчас тоже — просто вижу, что вижу. Все угорают над этим противостоянием, все думают, что Петер — не Льюис. Он не бесится, и не бегает за ней, делает вид, что игнорирует, а я все думаю — неужели никто больше этого не замечает? Что он глаз от нее не отводит? Маргарет только повод дай — она тут же снова выскажется, что им с Мартином давно пора, как Тони и Доминику, и что, мол, раньше работа на ура шла только потому, что старшие маги друг на друге напряжение сбрасывали, а уж остатки на благие цели кое-как направлялись. Мартин ярится, а она ржет, что он Петера защищает… только он просто водных магов не переносит. Они его раздражают. А Петер его поддерживает, но не потому что не переносит, а потому что ему — больно. Тупо — больно. Слышать такое. Он же гордый, никогда не покажет, что что-то его задевает так сильно…

— Тогда кто ему виноват, если он такой гордый? — холодно осведомился Ларри.

— Хочешь знать, чем тогда все закончилось? — утомленно поморщившись, внезапно спросил Дэн. — Однажды Льюиса отстранили от занятий… Мистер Гарри припер его к стенке и спросил — какого хрена он тут выпендривается и кричит о том, что слабых надо защищать, если в выборе между теми же слабыми и кем-то другим, близким лично ему, всегда выберет свое и родное? Льюис обозвал его чурбаном, и…

— Узнаю огненного мага… — глядя под ноги, мрачно процедил Ларри.

Дэн замолчал, остановившись как вкопанный.

— Каждый раз, когда ему задавали такие вопросы, он вспоминал Маргарет — тогда, на кухне, — наконец глухо сказал он. — И представлял, что должен оставить ее умирать и пойти защищать кого-то чужого. Он не мог выбирать между этим, ты что, правда, не понимаешь?

— Между этим? — окончательно разозлился Ларри. — Или между собой и другими? Если Маргарет была дорога лично ему, то ничего удивительного, если…

— Черт, ты можешь, вообще, хоть какого-нибудь огненного не судить по себе?! — рявкнул Дэн, оборачиваясь к нему. — Они отличаются от нас — ты и этого понять не в состоянии?

— Я? — Ларри покачал головой, усмехнувшись. — Я живу с огненными магами, если ты не в курсе.

— С категорически не влюбленными в тебя — добавь тогда уж, — припечатал Дэн. — Тебя пугает любовь огненного мага точно так же, как ее Маргарет всю жизнь боится. И ты точно так же не замечаешь, как ломаешь его — эти цари зверей в жалких котят превращаются, когда тот, кто чувствует сильнее всех и глубже всех — то есть любой из нас — демонстрирует им, что они достойны только презрения.

Ларри сжал зубы и выдохнул. Выдох-вдох, это очень просто. Даже Дэна перетерпеть можно, когда ему приспичило среди ночи тебе мораль почитать, и плевать ему, что в замке ты, вообще-то, отдохнуть предпочел бы.

Он же не знает, где ты будешь завтра, и что от тебя там каждый день требуется.

— Тебе кого-то повоспитывать очень хочется, а? — наконец устало поинтересовался он. — Чего вдруг?

— Не-а, — качнул головой Дэн и криво улыбнулся. — Мне больше не хочется стоять над могилой огненного мага. Извини, мне… прошлого раза хватило.

Ларри на мгновение прикрыл глаза. Он за Петера беспокоится? Или?..

— Я ошибся, — спокойно добавил Дэн, переводя дыхание. — В прошлый раз. Это из-за меня, в том числе… из-за моей ошибки, Ларри. Я пытался остановить Льюиса, поговорить с ним… объяснить ему… Боялся до истерики, правда, но все равно… И в итоге он просто вспылил, врезал мне от души… его прорвало наконец-то — все, что копилось, я ведь сам все это расковырял в нем, сам спровоцировал… Все тогда ахали после этого на уроках — что я мог бы умереть вместе с ним, и это было бы несправедливо, потому что — случайность. А каждая смерть, вроде бы, должна быть заслуженной… Так вот — она и была бы заслуженной. Это я убил Льюиса, Ларри. Если бы не моя ошибка, он прожил бы еще… какое-то время… и, возможно, они в конце концов разобрались бы. С Маргарет. Если бы я не поторопился. Но я сам его спровоцировал — я думал, мозги вправлять нужно ему. Он — мужчина, он отвечал за ситуацию, и он один, если так разобраться, под угрозой всегда и стоял. Только правильно было — ей. Он ничего не мог сделать.

Ларри молча вздохнул сквозь зубы. Они все еще брели по дорожке — добравшись почти до ворот, развернулись и, не сговариваясь, двинулись в сторону холмов, к краю парка. Не то чтобы Дэн уже провожал его обратно домой, конечно…

— Так чего ты боишься? — наконец спросил он. — Что кто-нибудь доведет и Петера тоже?

Дэн нехорошо усмехнулся и опустил голову, будто разглядывал что-то очень интересное под ногами.

— Чего я боюсь… — эхом отозвался он. — Я знаю, что тебе все равно, но Рэй отстранен от занятий почти полгода назад. И до сих пор их не посещает — его просто туда не впускают, он каждый раз снова на кого-нибудь кидается и провоцирует драку. Он больше не появляется в общей гостиной, хотя никогда там бывать особо не любил… Я говорил с Петером — на работы он ходит, но день без склоки — это праздник для огненных, правда. А еще я слышал, что мистер Гарри запретил Петеру отстранять его и от работ тоже. И вообще запретил на него давить… сказал — ты старший маг, вот и учись. С подчиненными контакт находить…

— Дэн, — Ларри остановился и поймал его за локоть, притягивая, заставляя смотреть в лицо. — Дэн, послушай сюда. Он действительно — старший маг, и это его обязанность. Ты — эмпат, и слышать чужие страдания и в них разбираться — это твоя обязанность. А я — контролер Манчестера, и отвечать за все, что происходит там — это моя обязанность. Так что не вали все в кучу, мой тебе совет дружеский. Каждый имеет ту жизнь, которую сам выбрал, и не тебе судить, хороша его жизнь или могла быть и лучше.

Аркетсон сжал губы и попытался выдернуть руку. Ларри стиснул пальцы сильнее — Дэн чуть не застонал, но, слава Мерлину, подчинился.

— А не хочешь видеть еще одну могилу огненного мага — так не лезь больше к огненным магам, — процедил Ларри, наклоняясь ближе к его лицу. — Это тоже, можно сказать, совет. Ты никогда не жил рядом с кем-то из них, тебе досталась противоположность — всегда разумная, рассудительная, всегда любящая. Дэн, ты понятия не имеешь, о чем судишь, хотя, может, и впрямь многое чувствуешь. Но, правда — научись сперва понимать. Не только их. Еще и нас иногда.

— Поверить не могу…. — нехорошо улыбнулся Дэн. — Ты защищаешься! Похоже, я все-таки умудрился тебя задеть.

— Ты умудрился меня достать, — сдержанно сообщил Ларри, выпуская его локоть.

— Мисс Луна говорит — вы сами разберетесь… — со вздохом пробормотал Дэн, задирая голову и снова шагая вперед. — Я спрашивал ее — а что, если нет? Что делать мне, если я и тебя, и Рэя хорошо понимаю? Что делать Марте — она ведь тоже всех понимает? И что делать…

— Дэн, — терпеливо вздохнул Ларри, нагоняя его. — Дэн, уймись. Ничего не произойдет. Поверь мне. Все, что могло бы произойти, уже больше никогда не случится. Я ушел от него! Я оставил его одного, чтобы больше не провоцировать, чтобы это закончилось, наконец! Мы больше не связаны, мы вообще никак… черт, Дэн!

— Ты защищаешься, — почти с удовольствием повторил Аркетсон. — Прелесть какая — значит, ты понимаешь. Ну, тогда я, считай, просто счастлив и уже почти что готов поверить, что — и впрямь разберетесь…

Ларри едва не застонал вслух. Ну, как ему объяснить?

— Я знаю, о чем говорю, — настойчиво сказал он. — Чем я дальше от Рэя, тем для него же и лучше. Ты прав в одном — огненного мага бесполезно воспитывать, он никогда ничего не поймет, это его суть — быть таким. Но меня разрушает эта суть, и — либо я, либо он! Маргарет тоже права — просто в ее случае в проигрыше остался Льюис, а я, может, вообще не хочу, чтобы проигрывал — кто-нибудь! Это тупик, и один из нас должен был в него врезаться, так или иначе. Я ушел от Рэя. Теперь мы оба сможем выжить и остаться собой. Подумай башкой своей, Дэн, она ж у тебя тоже не только для красоты и чтобы рот где-то был…

— А мой рот еще не все сказал, — ухмыляясь, заявил Аркетсон. — Если ты три года, считай, здесь не жил, то сейчас ты — здесь. Но ты все равно ничего не видишь… а я все думаю — тебе настолько не интересно или ты боишься смотреть? Или просто еще не успел?

— Не успел что? — устало поинтересовался Ларри.

— Заметить, — хмыкнул Дэн и кивнул куда-то в сторону темнеющих на краю парка деревьев. — Вот это. Никогда раньше не наталкивался?

Они остановились, и тут же отчетливо захотелось немедленно отодвинуться от Дэна и аппарировать — прямо домой. Не видеть. Мне на работу завтра… — с тоской подумал Ларри, отводя взгляд.

Аркетсон поймал его за руку.

— Чего ты от меня хочешь? — одними губами спросил Ларри.

От холода уже ощутимо сводило пальцы.

— Ничего, — пожал плечами Дэн. — Каждый имеет ту жизнь, которую выбрал — ты все верно сказал. И, очевидно, сидеть и мерзнуть здесь — это тоже его выбор. Садиться каждую ночь на краю нашей территории, смотреть на ваши дома и напиваться в одиночку. Хочешь знать, что будет, если я подойду?

Ларри не хотел.

— Либо проигнорирует, либо, если буду настойчив, получу чем-нибудь по башке своей, которая у меня не только для красоты. Поверь мне, я проверял. Мы тут уже все проверяли, даже Петер. Его просто никто больше не трогает.

Рэй почему-то почти не чувствовался — как Ларри ни старался прислушаться. Как будто дремал или был мертвецки пьян. Или — мысль отдала леденящим холодом налетевшего ветра — был и впрямь уже мертв. Практически.

Дэн еще что-то говорил, но ветер, казалось, относил его слова в сторону. Видеть Рэя — так близко, всего в сотне футов — и не слышать, абсолютно не слышать ни привычной агрессивной напористости, ни ярости, ни гнева, ни возмущения… Это было — как смотреть на погасшее солнце. Как будто в мире что-то неправильно.

Даже если ты потратил годы, чтобы его погасить. Сам. Осознавая, зачем это нужно.

— Дэн… — разлепил губы Ларри. — Дэн, да он спит уже. Замерзнет же, правда — тебе не будет сложно…?

— Будет, — мрачно резюмировал Аркетсон. — Извини. Ты меня убедил, и теперь я склонен согласиться, что он имеет ту жизнь, которую выбрал. Хочет — пусть замерзает здесь. Это его право, а я к огненным магам больше и впрямь не полезу. У меня фобия.

Ларри открыл было рот, но Дэн только широко улыбнулся и хлопнул его по плечу.

— Рад был тебя увидеть, — он тряхнул головой, откидывая со лба волосы. — Заходи, как снова в замке появишься. Если что.

И, не дождавшись ответа, напрочь проигнорировав брошенный на него беспомощный взгляд, подмигнул — и аппарировал. В замок, по всей очевидности, тупо подумал Ларри, глядя на замерший у дерева, едва различимый в темноте силуэт. Запрокинутая голова, широко расставленные согнутые колени, бессильно лежащие на них руки. Рэй просто сидел, глядя в сторону гряды холмов.

И не шевелился.

Просто сидел.

* * *

Тупое, застывшее оцепенение — привычное, как горечь на языке. Покой, колющий и давящий одновременно, непреклонный, стискивающий… почти мертвый. Сворачивающий надрывную боль в неприметную точку, позволяющий закуклиться, замереть и не двигаться, не шевелиться — и не думать, не предполагать. Сидеть в застывшем коконе затягивающей тишины, глядя на россыпь манящих теплом огней в темноте.

Таких близких — любой может сделать шаг, подойти, прикоснуться ладонью. Любой, кроме тебя. Для тебя они недостижимы.

То, что ты мог бы сделать… это не называется — достигать.

Рэй слабо улыбнулся и прикрыл глаза. Не думать — только здесь почему-то это и получается. Чтобы ненависть и боль не душили, нужно прийти туда, где боль становится необъятной, а ненависть выплескивается бессильным выдохом в первые же минуты. Остается лишь тупое, непроходящее, сковывающее оцепенение.

И очень странное чувство, что смотреть на огни ты смог бы до бесконечности. Пока они мерцают в темноте, пусть и отделенные от тебя невидимой гранью, кажется, что что-то еще происходит. С тобой. Происходит прямо сейчас, каждый вечер, каждую ночь. Каждое мгновение, проведенное здесь.

Пока ты рядом с ними — что-то еще происходит… и эта мысль держит так крепко, что никакие доводы…

Рывок аппарации отозвался муторным толчком где-то в желудке — лишившись опоры, бессильно запрокинулась голова. Рэй недовольно хмыкнул, руки, дернувшись, уперлись в чьи-то плечи, невесть как оказавшиеся рядом — почти вплотную.

— Тихо… — прозвучал над ухом чей-то бесцветный голос.

Мгновенно будто обожгло — глаза распахнулись сами собой. Знакомый до трещинки потолок собственной спальни, холод подушки, в которую падаешь с размаху затылком, смятые простыни, впивающиеся комьями между лопаток.

— Тихо, — все тем же глухим тоном повторил нависающий над ним Ларри.

Выдернул затесавшийся под спину край одеяла — резкие, усталые движения рук, хмурая складка на лбу, жгуче черная прядь волос почти скрывает глаза. Рэй задохнулся — он проваливался куда-то с бешеной скоростью, так, что комната, мельтеша, принялась вращаться издевательской круговертью, и ничего не оставалось, кроме как вцепиться обеими руками в худое запястье, перехватив его в воздухе.

Ларри, остановившись, молча перевел на него заледеневший взгляд.

Вращение только усилилось — но теперь его лицо застыло в одной точке, и все остальное могло хоть катиться в тартарары. На остальное Рэю было плевать.

У него слишком давно не было подобных галлюцинаций.

— Что ты творишь… — поморщившись, прошептал Ларри, обрывая прикосновение.

Рэй моргнул. Он уже ничего не понимал — ничегошеньки, кроме того, что на этот раз, кажется, что-то на самом деле произошло, он что-то такое сделал — неужели, наконец-то — то самое. Так нужное для того, чтобы это случилось. Чтобы Ларри появился здесь — снова.

Он так долго ждал, по крупице выгорая от безысходности, тратя себя на бессильную ярость и гнев — все эти годы, бесчисленное множество дней и ночей. И этого наконец-то оказалось достаточно.

Что бы это ни было — он это сделал. То, чего Ларри хотел от него, и пусть тысячи раз хотелось найти и убить его своими руками за ледяное молчание в ответ на бессмысленные крики — что? Что я должен, чтобы ты…?

Ларри выпрямился и встал, нервным движением набрасывая на ноги сжавшегося на кровати Рэя измятое одеяло. Ощущения четко подсказывали, что ботинок на ногах уже нет — Рэй не вспомнил бы, куда они делись, даже если бы собрался сейчас с последними силами воли.

А потом он повернулся — чтобы уйти, Рэй вдруг понял это со всей очевидностью — и злость мгновенно обрушилась снова, едва не затопив под собой, заставив вскинуться и, сжав зубы, рвануться следом — одним броском, как зверь.

— Пусти, — не оборачиваясь, прошипел Ларри.

Рэй машинально вцепился другой рукой в простыни — кровать снова начинала кружиться, на этот раз — прямо под ним.

— Почему ты пришел? — тяжело дыша, смог выговорить он наконец.

Ларри — вытянувшийся и все такой же худой, изломанная линия плеч, тонкая шея и отросшие, скрывающие затылок волосы. И будто скрученная, вечно тугая пружина — в голосе, взгляде, в движениях, как нескончаемая угроза, как заледеневшая сталь — только тронь, только подойди ближе — ты ведь не был таким когда-то, сбиваясь на предательское тупое бессилие, кусая губы, подумал Рэй. Ты был совсем не таким. Мальчик мой тихий, вечно испуганные глаза, я бы… я бы с ума сошел тогда… если бы…

— Уже ухожу, — Ларри так и не поднял головы.

Комната в очередной раз угрожающе качнулась, и Рэй потерял равновесие, падая на бок. Но пальцы, сомкнувшиеся на рукаве куртки, он не разжал бы, даже если бы кровать вздумала провалиться — вместе с полом, до самой земли.

Так бы и падали вместе, мелькнула отчаянно злая веселая мысль.

— Останься, — неожиданно для самого себя выдохнул Рэй. — Я… мне плохо.

— Вижу… — равнодушно бросил Ларри.

И поднял глаза. Наконец-то.

Рэй не помнил о том, что он может увидеть, пока не наткнулся взглядом на него — остолбенелого и вмиг будто осевшего от неожиданности. Руки сами собой потянули ближе — вернись — и Ларри снова оглушенно опустился рядом, не сводя глаз со стоящей на обычном месте у дальней стены собственной кровати, затянутой балдахином. Ему нравилось спать вот так, как в коконе — такие кошмары снились, пока Рэй не догадался этот балдахин тогда несчастный наколдовать, он под ним сразу сворачивался в клубок и отключался, почти без снов…

— Что ты творишь? — вырывая руку и опуская лицо в ладони, устало шепнул он. — Зачем, Рэй?

А что я творю? — тупо подумал тот, упираясь взглядом в едва различимые в темноте ссутулившиеся плечи.

Ларри повернул голову и уставился на него — молча, без слов или попыток что-то внушить. Не так, как смотрел тогда, два года назад, на балконе комнаты Гюнтцера.

Мы оба выгорели за эти годы, невпопад подумалось Рэю. Не я один.

Мысль отдавала крамольным привкусом кощунства. Чем бы Ларри ни занимался в Манчестере, это вряд ли можно сравнить с отчаянием разрывающего на части, тупого бессилия запертого в клетке дикого зверя.

Даже сравнивать их, даже думать о том, кому тяжелее… это ведь он все начал. Это он хлопнул дверью, чтобы умчаться к своим лесбиянкам.

Это он живет день за днем, даже не оборачиваясь в его сторону, улыбается кому-то неживыми губами, смотрит на кого-то пустыми глазами.

Это я превратил его в ледяную, бездушную сволочь, перешибла поток сознания ошпаривающая, глупая мысль. Разве до меня он ею был?..

— Когда ты вернешься? — тихо спросил Рэй, закрывая глаза. — Сколько еще, Ларри?

Он молчал, и в комнате снова ощутимо повеяло холодом — если только что и было что-то, мелькнуло в его взгляде, в позе, в самом воздухе — вот только что буквально — то в нем же оно и растворилось. От этих слов? Я опять что-то не то сказал? — беспомощно подумал Рэй.

— Никогда, — прошелестела в ответ тишина. — Не глупи.

Пальцы сжались на худом запястье Ларри с такой силой, что Рэй ощутил, как тупо задергало под ногтями. Но даже боль не отрезвляла, а только распаляла с трудом сдерживаемую злость еще больше.

Сдерживаемую — хоть это за прошедшие годы Рэй выучил. Стоит только повысить голос, сорваться и рявкнуть, проорать в это непроницаемое лицо хоть что-нибудь — и можешь вычеркнуть все предыдущие годы ожидания. Тебе придется начинать ждать сначала, потому что на крике всегда заканчивается все. Крик означает, что ты не выучил предыдущий урок.

Почему? — снова и снова спрашивал себя Рэй, в очередной раз выплеснувшись и отбив кулаки о ближайшую стену. Почему — если кричать он способен и сам? Почему — если ему тоже приходится сдерживаться?

Почему — если ожидание длится годами? Так же нельзя. Это просто… бесчеловечно. Годами — и никакого второго шанса за каждый мельчайший срыв.

Никого в этой жизни Рэй Робинсон не ненавидел так всеобъемлюще и отчаянно, как эту вытершую когда-то об него ноги, а теперь наступающую равнодушно, как каблуком на головешку, оставляя только горсть черной сажи — сволочь.

Годы шли, и все никак не получалось забыть, что холодный и отчужденный парень — и испуганный, молчаливый, глазастый доверчивый мальчик, вжимавшийся когда-то в него всем телом в темноте этой же спальни, обхватывая за шею и прерывисто дыша в попытках успокоиться после очередного кошмара — одно и то же существо. Что это его спину Рэй гладил, шепча — ш-ш-ш, я рядом. Что это он всхлипывал, медленно расслабляясь в его руках.

Только в его.

И никого больше не было — никто не ломился в их жизнь, когда Ларри осторожно пробовал снова научиться говорить громче, чем шепотом, а на занятиях все равно цепенел и сжимался, машинально придвигаясь поближе к наставнику. Никто не спрашивал — не нужно ли что? — когда он лежал здесь в коме, его маленький мальчик, будто высохший за несчастные несколько дней, превратившийся в восковую куклу. И эти чертовы лесбиянки, и трижды проклятый «круг» размазней и нытиков, способных только переливать из пустого в порожнее да бесконечно страдать по надуманным поводам — где все они тогда были?!

— Ты не меняешься… — внезапно с горечью выдохнул Ларри. — Черт, я подумал, что…

— Что? — сдержанно переспросил Рэй.

Сдерживаться — это главное. Он помнил. Никакой агрессии в его сторону. Никакого…

…неповиновения.

От этой мысли прошибло так, что на мгновение перехватило дыхание.

— Ничего, — ровно ответил Ларри. — Ты не погаснешь, Рэй. Никогда. Тебя ничем… не остановишь и не убьешь. Так что…

Рэй неверяще фыркнул, приподнимаясь на локтях. Не остановишь? И это говорит — он?!

— Спи, я пойду, — негромко сказал Ларри. — И… можешь убрать отсюда мою кровать. Я не вернусь — это правда. Никогда, Рэй. Извини, мне казалось — это было понятно…

— Чего тебе не хватало?! — не выдержав, прошипел он, поднимаясь одним движением и хватая его за плечо. — Что я не сделал такого, что должен был? Я же…

— Я знаю, — отозвался Ларри, тут же упираясь ему в грудь и удерживая на расстоянии. — Рэй, не бесись… я тебя умоляю. Мне на работу с утра.

— Может, один раз твои лесбиянки справятся без тебя?

Он тут же задеревенел — будто захлопнулся, совсем как тогда, на балконе, как каждый раз, когда решал для себя — не получилось, увы — и это опять означало, что попытка окончена. Что второго шанса не будет, и все предыдущие годы ярости и ожидания и на этот раз были — зря.

— Завтра я должен быть в клинике, — нейтрально заметил Ларри. — Прости, но огненные маги не способны снимать чужие кошмары. Ах, да, я забыл — тебе, разумеется, наплевать. Главное, чтобы ты мог прокричаться вдоволь, если уж зацепило….

— Тебе всегда чужие были важнее собственной семьи, — с вызовом огрызнулся Рэй.

Терять нечего. Он все равно уходит — что бы ты теперь ни сказал. Что бы ни сделал, как бы ни вывернулся наизнанку. Ты уже сорвался. Все.

— Да, — спокойно кивнул Ларри. — И так будет всегда. А поскольку я знаю тебя, я и отвечаю — нет. Живи один, или — я не знаю — с кем хочешь, но перестань меня ждать. Я не изменюсь. И не вернусь.