КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава 20. Воздушный маг. 5 страница— Если бы вы знали — как он на меня злился! — почти с наслаждением протянул Шон. — За это. Называл самоуправством и бестолковостью, а я все равно думал, что бродить по лесам точно так же опасно. Что наткнуться на мага могут везде. Он шипел и ругался, каменел весь прямо… Отчитывал меня, пару раз наказывал даже… Мерлин, я боялся его тогда, бывало, до судорог. А теперь думаю — какого гоблина? Он действительно обо мне беспокоился. Просто никогда не умел показать этого… но я все равно видел. И тоже… никогда не умел — не знаю, ответить… что мне спокойно с ним. Как ни с кем. Потому что — он бы никогда меня не оставил. Что бы я ни натворил, Крис, он… не бросил бы меня одного. Даже передав под чужую опеку. Миллз снова уставился на него, на этот раз уже откровенно в упор, едва ли не с вызовом. Северус, не отводя взгляда, снова подозвал официанта. — Коньяк, — коротко приказал он. — Мартель Эксо предпочтительнее, если у вас таковой отыщется. Раз уж зашел такой разговор. Шон медленно откинулся на спинку стула, безмолвно принимая — поговорим. Действительно… стоит. Почему бы и нет, раз даже вы уже, похоже, не против. Сэр. — Вы были правы, — спокойно сказал он вслух, согревая в ладони принесенный официантом пузатый коньячный бокал. — Давно хотел вам сказать. Личность всегда — либо пешка, либо мясо, либо инструмент влияния… либо источник этого влияния. Кристиан мог и хотел влиять, хотя никогда не стремился в центр. Он просто был уверен — хочешь сделать хоть что-нибудь качественно, сделай это самостоятельно. И еще — что история вершится не теми, кто стоит в центре, у всех на виду, а теми, кто не боится марать руки грязной работой. Для него не существовало чистоты и грязи, если он был уверен, что сделать что-либо — правильно. Исходя из любых норм. Северус задумался. — Неплохая теория, — с неудовольствием заметил он наконец. — Историю сейчас и впрямь вершат рядовые маги на местах, а не мы с вами и не мистер Поттер. Его история кончилась еще до того, как начались официальные репрессии магов. Миллз кивнул — как эхо от слов. — Вы были правы, — повторил он. — Я никогда не был инструментом. Но я больше и не хочу им быть. — Жаждете так и остаться пешкой? — усмехнулся Северус и слегка отстранился, позволяя официанту снова наполнить бокалы. — Мясом, пошедшим в расход с пользой, — дрогнули в ответ губы Миллза. — Я больше не верю в то, что могу быть чем-то большим. Даже Крис был пешкой у собственных заблуждений. Мы тут все — стихийные пешки. — Как насчет ваших друзей? Шон пожал плечами. — У них свой путь, и мне с ними с самого начала было не по дороге. Не то чтобы я поддерживал геноцид… — он покусал губы, подбирая слова. — Крис ошибся. Магов нельзя убивать. Нужно просто… Умирать самому, цепенея, мысленно закончил за него Северус. Мальчик, если тебе еще раз как следует врежут по лбу, ты поумнеешь? Что ты несешь, вообще? И как стоило бы врезать Драко за то, что позволил тебе выйти из школы. — Я не слепой, — покосился на него Миллз. — Я вижу, что путь мистера Гарри работает, вижу ребят, которые следуют ему и живут. Но это не значит, что я должен жить так — тоже. Поверьте, мистер Снейп, я всей душой и обеими руками за то, что мы делаем каждый день. За то, чтобы маги жили так, как того заслуживают. Но прилагать все силы, поддерживая других, и повторять самому их выбор — это разные вещи, вы не находите? — Нахожу странным, что вы вообще здесь находитесь — с таким отношением к своему будущему, — отметил Северус. — Но вы тоже — здесь, — заявил Шон. — Сэр. У вас вообще нет семьи, вы никогда не посещали занятия, но Верховный Маг — именно вы. И метка выпускника школы на вас тоже есть. Может быть, это и впрямь разные вещи — быть хорошим слугой у магов и самому быть хорошим магом, достойным того, чтобы жить? Он явно говорил не о физическом существовании. О том, что называют жизнью такие, как он — выпорхнувшие из школы и… черт, нет. Как раз — не такие, как он. — Я никогда не чувствовал себя их частью, — качнул головой Миллз. — Наверное, у меня было все, чтобы чувствовать…. но, видимо, не было чего-то во мне самом. Для этого. Меня могут принимать, но это никогда не означает, что я такой же, как и они. Как Алан, как Лорин, как Доминик. Как мистер Драко. Никогда не задумывались, каково это — быть среди тех, кто действительно желает тебе добра и даже любит по-своему — но всегда отдавать себе отчет в том, что для тебя их путь с самого начала заказан? Что ты можешь только присоседиться и погреться у чужого огня — и быть за одно это признательным? За то, что хотя бы у них — получается? Жизнь за это отдать готов, пластаться и вкалывать, лишь бы — хотя бы у них. Но у тебя-то все равно — нет. Северус молчал. Очень даже молчал, буквально зубы сцепив — сказать хотелось так многое, что, Мерлин свидетель, лучше было и не заговаривать. Ни о чем. Дышать размеренно, думать о вечном, и совсем-совсем даже близко не думать о том, что нести такое в двадцать или сколько там Миллзу лет — стоило ли вообще тогда проходить через все это, чтобы продолжать оставаться в Уоткинс-Холле, добиваться выпуска, отхватывать себе такую красивую женщину и настолько престижную должность, чтобы в итоге… вот так? Уже в этом возрасте? Стоило ли вообще открывать школу, если ее выпускники… — мелькнула совсем уж крамольная мысль. — Он мертв, — с тупым отчаянием повторил Шон. — Сейчас ему было бы сорок три, а я все думаю — когда-нибудь мне станет больше, чем было ему. И я буду так же мчаться в Глазго с утра, чтобы хоть… и так же сидеть потом… может быть, даже здесь же… Буду работать в том же здании, где он умер, и трястись, что кто-то из людей пронюхает, как его звали. Что именно он — моя семья. Как можно быть частью тех, кто празднует день его смерти? Даже все остальное время — как можно? — Вините Гарри Поттера в его гибели? — негромко спросил Северус. Шон горько усмехнулся. — Нет, что вы. Кто-то должен был остановить его. Если кого-то и стоит винить… мистер Снейп, ни у кого не было шанса достучаться до Криса. Он больше ни к кому не прислушивался, даже к вам. Кроме меня. А я не мог этим шансом воспользоваться. Тот, кем я был… я не мог. А сейчас бы смог, видимо, мрачно подумал Северус, снова позволяя наполнить бокалы. Только… некому уже помогать. Он умер, пока ты выбирался из своих инфантильных кошмаров. Умер благодаря тебе — в том числе. А ты живешь с этим год за годом — и понятия не имеешь, мальчик, как дико ты должен быть Гарри Поттеру благодарен. За то, что Кристиану Эббинсу не поставили памятник. — В школе он почти никогда не был… — Шон покачал головой и усмехнулся, — самим собой, что ли. Очень редко. Только в самом начале… Но я почему-то именно это лучше всего помню. У него был такой, знаете… как будто скрипучий смех… Вы когда-нибудь видели, как он смеется? Сядет в кресло, ноги вытянет, голову запрокинет — и говорит, говорит… У него был огромный жизненный опыт, безумный просто. Я мог часами слушать, он так все раскладывал, словно насквозь всех видел… Столько всего знал. Нечеловечески проницательный, беспощадный… Говорил, как словами хлестал, а я просто балдел от этого, это же… целый мир, понимаете… то, каким он его видел. Рядом с ним тогда будто резкость все обретало. Мне казалось — я тоже смогу, когда-нибудь. Так, как он. Вместе с ним… А теперь он в такой… темноте, а там, оказывается, так холодно, и… так зло, и так пусто, и… Мерлин бы меня побрал, сам не понимаю, зачем я вам все это рассказываю… Потому что тебе больше некому, с прорывающимся раздражением подумал Северус, сжимая бокал. Твоя распрекрасная женщина воркует с учениками, пока ты надираешься здесь в одиночестве, и — на что бы такое поспорить? — ты никогда с ней об этом не говоришь. Она даже не знает, где ты сейчас. Потому и в обмороки на работе валишься, что в одиночку внутри это тащишь да рожицы улыбчивые перед всеми отыгрываешь… Потому и рассуждаешь здесь о том, какое будущее кого ждет. Разве это — то, что нужно таким, как ты? Если Лорин Гамильтон настолько слепа, что четыре года позволяла вырастать в тебе всему вот этому, что ты тут только что нес — неужели до сих пор не дошло, что нужно бежать от нее сломя голову, пока жив? Нет уж, лучше точно — никакой семьи, чем такая, угрюмо констатировал он. Отыгрывать маски еще и в собственном доме — увольте… — Рассказывайте, — обронил он вслух. — Я не сопротивляюсь. — Тоже своя вина давит? — нехорошо улыбнулся Шон. — Или тоже сочувствуете? Северус вопросительно изогнул бровь. Миллз отставил бокал и наклонился вперед, положив локти на стол. — Может быть, вы и понимаете меня, — прошептал он, глядя ему в лицо. — Вы хоть как-то его знали. Если он для вас и чудовище, то мне хочется верить, что настоящих чудовищ вы тоже видели. И знаете, что у них у всех… человеческое лицо. И человеческие желания. — Слишком человеческие обычно… — процедил Северус. — Но я не думаю, что вам известно, каково это — когда самое близкое тебе существо для всех вокруг навсегда останется только символом чего-то — и все. Чего-то, совсем не имевшего к нему отношения. Каково это — помнить о том, о ком никто и никогда не вспомнит, как он умел улыбаться, каким голосом говорил, когда нервничал, какой кофе предпочитал. С кем бы ты ни был, ты даже не сможешь упомянуть его имя, потому что твои чувства к нему никогда не разделят — для всех остальных он слишком тесно связан с чем-то совершенно другим, и ты можешь хоть головой обо все стены биться — это никогда не изменится. Я не думаю, что вам доводилось влипать… вот так, мистер Снейп. Не просто любить того, кого не знал никто, кроме вас — любить того, о ком и после никто не захочет узнать. Побоится за целостность собственных символов, за которыми живое существо никому видеть не нужно. Да и неудобно. В глазах парня билась настоящая горечь, и Северус невпопад подумал — как хорошо, что уже можно не отвечать за собственный взгляд. Эта сидящая напротив сволочь за один вечер вымотала из него всю душу, похоже, даже не начав при этом хотя бы приблизительно понимать, что именно вытворяет каждый раз, когда открывает рот. Сволочь заслуживала подарка, определенно. Того, о котором просила. — Отчего же… — мрачно разлепил губы Снейп. — Влипать, как вы выразились, и впрямь доводилось. И его имя, действительно, знают все маги. Теперь уж точно — все… и, вы правы, никому нет дела до того, умел ли он когда-нибудь улыбаться. Его помнят… за другие вещи. Миллз остолбенело моргнул, но взгляд не отвел. Только выпрямился слегка. — И кт… Задать вопрос он не успел. — Джеральд Уоткинс, — ответил Северус, глядя ему в глаза. — Если я не ошибаюсь, вы с ним тоже были… вы тоже с ним часто общались. Слово «друзья» не выговорилось так же, как и у Миллза. Не повернулся язык. — О… Губы дрогнули, но так ничего и не произнесли. Шон нервно потер лоб, взгляд забегал — почти испуганно. Ошарашенно. Складывай в уме все, что знаешь, горько улыбнулся Северус, глядя, как он пытается успокоиться. Изо всех сил пытается. — А… вы случайно не работали вместе? — полузадушено поинтересовался Шон. — Я не знаю… может быть… — Еще как работали… — вздохнул Северус. — Он координировал действия магов во второй войне, вы должны знать об этом. Я был цепной собачкой при координаторе. Способной вынюхивать и делать, как вы выразились, грязную работу. Чистую, впрочем, тоже приходилось… нередко. Миллз перевел дыхание, попытался отвести со лба волосы — и так и замер, впился ногтями в кожу, уставившись в стол. Северус молча смотрел на худые, обтянутые светлой тканью рубашки плечи, на то, как они ходят ходуном, как он силится задышать ровнее. Один-один, мистер Миллз, мелькнула горькая мысль. Мне — за ваше припадочное дыхание прямо сейчас. Вам — за то, что я согласился с вашим определением. Того, что я к нему чувствовал. — Извините… — покачал головой Шон, выдыхая и опуская руки. — Просто… Джерри, он… кое-что мне сказал… в самом начале, давно… На вопросительный взгляд Северуса еще хватило. Вполне. — Да неважно, — прошептал Миллз. — Извините. Я не знал. — Как видите, даже частое общение не всегда означает близость, — не удержался от капли яда Снейп. — Раз вы не знали… даже об этом. Шон поднял голову и уперся в него невыразительным, утомленным взглядом. Почти больным каким-то. И долгим-долгим. Северус невпопад подумал, что все воздушные маги, когда им действительно плохо, почему-то совершенно одинаково смотрят. Так, что только за ближайшие тяжелые предметы хватайся, чтобы не кинуться — вцепиться и помочь, поддержать. Кажется, что вот-вот с ног свалятся, хрупкие, бледные… как цветущая асфодель… и нечеловечески сильные, на самом-то деле. Попробуй, выдери с корнем — такие упрямцы… — Вы… — Миллз отчаянно кусал губы. — Вы не виноваты в его смерти. Я это точно знаю — я говорил с ним. И об этом тоже. Северус едва не поперхнулся глотком. — Обо мне? — осторожно переспросил он. — Лжете, мистер Миллз. Если вы даже не знали, что мы… что я… Подобрать правильные слова почему-то оказалось совсем невозможно. В принципе. — Не о вас, — качнул головой Шон. — О том, как он умер. Он всегда говорил, что сам во всем виноват. Что ему жаль, что он такой идиот, всегда смеялся, что сидит там специально для того, чтобы мы знали, к чему дерганья приводят. Что всегда нужно думать сначала, а не мчаться вперед. — Удивительная посмертная мудрость… — проворчал Северус. — Он никогда никого не винил, — упрямо заявил Шон. — Можете думать все, что хотите, но — это ваше желание. Думать так. Джерри не винил в этом ни мистера Поттера, ни мистера Драко, ни вас. Он даже Финнигана никогда не винил толком… Парень задумался и замолчал, глядя на Снейпа. Как-то странно глядя. — Ну, что еще? — вздохнул тот. — Он говорил, что больше всего ему жаль… что он не может передвигаться. Что привязан к одному месту, и все бы отдал за то, чтобы иметь возможность хотя бы иногда, хоть в пределах замка… — Почему? — Потому что не каждый, кого он хотел бы увидеть, хоть раз приходил к нему сам. Взгляд отвелся сам собой, даже без усилия воли. Точнее, его просто не удалось удержать на лице Миллза. Что там за сегодня Северус еще не увидел. — И — что его памятник, вообще, не в резервации поставили, — негромко добавил Шон. — А я все не понимал, какого гоблина он там забыл… Думал — он просто там жил, вот и хотел бы… чтобы… — Вряд ли он вообще когда-нибудь хотел превращаться в памятник, — устало отозвался Снейп. Миллз пожал плечами. — Да нет, он, кажется, никогда не был сильно против… Северус молчал. Отвечать не хотелось. Вообще уже больше ничего не хотелось. Никогда. Не только сегодня. — Извините… — тихо повторил Шон. — Я на самом деле… не знал… Я тоже, мрачно подумал Северус. Ни черта не знал, мальчик. Я тоже…
|