Глава 22. Будни.

Стоя под душем, Доминик медленно просыпался, вслушиваясь в доносящиеся из-за двери звуки.

Душераздирающий взвизг Лорин и последовавший за ним звон стекла — это Тони опять со своими шутками, Кэти все подозревает, что он так когда-нибудь ее до заикания доведет. На этот раз визжание перетекло в захлебывающийся женский смех и басовитый хохот МакКейна — значит, кровопролития не предвиделось.

Дом выключил воду и потянулся за полотенцем.

В гостиной теперь раздавался быстрый, нервный цокот каблуков Кэти — видимо, она носилась по комнате, то ли что-то лихорадочно ища, то ли просто заполошно собираясь. Ветер донес едва слышный гул вспыхнувшего каминного пламени.

— Что? Нет! — рявкнула Кэтрин невнятно бормотавшему визитеру.

Доминик от неожиданности вздрогнул и, переведя дыхание, медленно повесил полотенце на место.

— Через час, не раньше! — отрезала Кэт. — Все будет, я же сказала. Да, вы мне тоже нравитесь.

От фырканья удержаться не получилось. Кто бы ни сунулся к ним в камин в такую рань — кстати, похоже, это снова был представитель местного Аврората, Кэти только с ними позволяла себе вольности на грани хамства — видимо, он попал под то еще настроение.

Вот крикунья… — отчетливо подумал где-то в дебрях квартиры Тони.

Распахнувшаяся от пинка дверь ванной с оглушительным грохотом врезалась в стену.

— А, ты уже? — невозмутимо осведомилась Кэт. — Давай бегом, у меня дел сегодня по горло.

Утром всегда большую часть времени занимали не сборы и завтрак, а обмен планами на день и кучей предстоящих задач. Доминик ухмыльнулся, глядя, как девушка привычно собирает с пола раскиданную одежду и заученными движениями отшвыривает ее в сторону призывно открывшегося по мановению наманикюренной руки шкафа. Тони имел привычку разбрасывать вещи — особенно в спальне и в ванной, бороться с ним девчонки, слава Мерлину, давно перестали, но ходить, не запинаясь о носки или рубашки, а попросту огибая их, так и не научились.

— Что разбили-то? — натягивая джинсы, спросил Доминик.

— А, — Кэт поморщилась. — Твою вазу, которая у камина. В третий раз на этой неделе бьют, я уже собрала.

Ваза выполняла роль и буфера, и гасителя конфликтов одновременно. Склеивалась легко, а выглядела как нечто настолько эстетически утонченное, что Тони мгновенно стихал всякий раз, стоило ему только, разбушевавшись, нечаянно расколотить это «произведение искусства». Доминик время от времени успешно изображал сомнения, переживет ли ваза еще одну склейку магией, Кэти — переживет ли Доминик потерю вазы, а Лорин следила, чтобы ваза не обосновалась в менее шатком и неустойчивом месте.

Попросту говоря — незаметно переставляла ее обратно всякий раз, как только Тони тайком убирал ее в спальню.

МакКейн упорно грешил на Кэт и пару раз даже силился устроить ей выволочки — за нежелание поддержать своего мужчину.

Спешно соорудив себе на кухне бутерброд, Доминик подхватил чашку с чаем и двинулся в сторону большой спальни, откуда доносилось негромкое бормотание Лорин. Завтрак он безнадежно проспал — точнее, его снова не разбудили, оставив поваляться лишние полчаса после полночного сидения над свитками.

— А я тебе говорю, что это сработает! — судя по тону, Лорин терпеливо повторяла эту фразу уже в пятый раз. — Гарантирую.

Она сидела на разобранной кровати, скрестив ноги, еще в домашнем весьма умозрительном халате, перед разложенным на журнальном столике ворохом пергаментов, и, оживленно жестикулируя, тыкала аккуратным пальчиком в какие-то схемы и выкладки. За ее спиной, подперев кулаком подбородок, обосновался в такой же позе мрачный, как грозовая туча, МакКейн.

— Радость моя, — неторопливо покачиваясь вперед-назад, перебил он девушку. — Ты, по-моему, сдурела совсем. Водные маги способны на слияние по объективным причинам, это часть их сущности — сливаться со всем, что видишь.

— В экстазе, — бессовестно добавила неслышно появившаяся за спиной Доминика Кэтрин.

— Но это не значит, что тому же самому можно и нужно учить других магов! — повысил голос Тони. — И что это не будет противоречить их сущности.

— Ты идею дослушаешь или так и будешь к конечному результату цепляться?

— Мне твоя идея ясна, как…

Девушка едва слышно вздохнула. Вагон терпения, отчетливо услышал Доминик нежно-раздраженную мысль Кэт.

— Мне не ясна, — сказал он вслух, переступая через порог и проходя в комнату. — И я хочу с самого начала — из-за чего сыр-бор опять?

Лорин покусала губы, задумчиво глядя в схемы, и, неторопливо развернувшись, улеглась на кровать и закинула руки за голову. Она быстро соображала, но временами с трудом подбирала к своим мыслям слова — Доминик давно выучил, что торопить ее с объяснениями бессмысленно.

Тони бросил на него выразительный взгляд, но предсказуемо промолчал.

— Только водные маги сумели создать то, что они называют «кругом», — наконец заговорила Лорин. — Форму обмена информацией, при которой отсутствует упрощающий ее фактор в виде конечных формулировок. Все согласны, что ментальная модель всегда грубее и проще самого события?

— Ну, — недовольно протянул Тони.

— То есть — на данный момент только маги клана Воды считаются способными к передаче чистой информации, без искажений на перевод в слова. Их информационный поток базируется на области чувств и переживаний, и именно ими они и обмениваются, причем допустимо любое количество включенных в «круг» участников, на качество передачи это не влияет.

Доминик невольно задумался, таким ли тоном она читает лекции в университете — тем безбашенным из людей, кто согласился слушать курс о человеческой психологии в исполнении стихийного мага.

— В первую очередь — что это значит, — Лорин разглядывала потолок, словно только к нему и обращалась. — Это значит, Тони, что они уже делают то, что считается прерогативой исключительно магов Воздуха — ловят одновременные потоки совпадающей или даже разноуровневой направленности, не переключаясь на каждый из них в отдельности, а поглощая их целиком и без потерь — каждый. Теоретически же считается, что разговаривать с пятью собеседниками одновременно можем только мы и больше никто.

МакКейн остолбенело задумался. Дом едва сдержал ухмылку — параллель ему в голову не приходила.

— Ну, они все же чуть-чуть не так разговаривают, — уточнил он вслух, дожевывая бутерброд. — Они не расщепляют сознание на нужное количество потоков, а, скорее, создают один общий поток, куда погружаются всей толпой. И тогда каждый слышит каждое.

— Это разница в форме, а не в сути, — упрямо качнула головой Лорин. — Суть остается той же — водные маги делают то же самое, что и маги Воздуха, но применяют для этого органичный им метод слияния. Тони, тебя никто не заставляет перенимать их методы, я как раз о том и говорю, что он должен быть своим у каждого клана. Но он возможен, и с не меньшей эффективностью.

МакКейн замолчал так наглухо, что его ладонь, машинально поглаживающая колено девушки, почти замерла.

— Домыслы, — наконец проговорил он, глядя в одну точку. — Сейчас объясню, почему. Стихии по своим задачам и направленности делятся не на родственные пары, а на противостоящие — это ты мне еще года три назад сама доказывала. Что наиболее близкие задачи у мага Огня будут не с магом Воздуха, а с магом Земли, и обратное может казаться верным только тупицам, и то только на первый взгляд. Я с тобой даже согласился тогда, если помнишь. Поэтому совпадения в части проявлений у противостоящих кланов не означают, что они должны совпадать вообще у всех.

— Детка, а ты, вообще, как себе сливающихся земных представляешь? — подала голос молчавшая у двери Кэт. — Мне в голову с ходу только библиотека приходит.

— Мне и не надо их представлять, — ровно откликнулась Лорин. — Я вам про принцип толкую, частностями пусть кто-нибудь другой занимается.

— Значит, я против такого принципа, — заявил Тони. — И вообще — ты, по-моему, с Риком переобщалась, вот и перекладываешь ваши водно-воздушные заморочки на здоровые головы.

Упирался он, на удивление, все еще не из вредности — просто не мог загореться идеей, которую не почувствовал «на пальцах». А на каком месте он начинал ее чувствовать, было загадкой века для всех, кто хоть раз пытался до него что-нибудь донести.

К тому же, на этот раз и Кэти его поддерживала — она тоже не понимала, какая связь между обменом информацией и лично ею, магом Огня, к информации равнодушного. Принцип функционирования огненно-земной линии Лорин когда-то сформулировала, как осознанность действия или бездействия, и, похоже, метод слияния, если он и существовал, нужно было искать где-то здесь, а не в параллелях с магами Воды или Воздуха.

Жаль, что сегодня мы не в Уоткинс-Холле, а застряли на ночь всем скопом в Стаффорде, мелькнула где-то фоном мысль. Сейчас бы в три минуты народ свистнули, дружно головы поломали, а вечером еще — гоблин знает, что будет, и получится ли собраться, и когда именно…

— Ты когда-нибудь на сборе был же, да? — риторически спросила у Тони Лорин. — Вы все равно вынуждены обмениваться друг с другом, что с кем с последней встречи произошло, и думать, что из этого следует. Какого рода информация тебя при этом интересует больше всего? И тебя, Кэт. На что вы опираетесь при принятии решений?

МакКейн открыл было рот.

— Она не о самих событиях, вообще-то, — тут же перебила его Кэтрин. — И… черт, кажется, до меня дошло.

До Тони явно не дошло абсолютно.

— Рассказывай, — махнула рукой Кэти.

Спорить с МакКейном, пока он сам не дошел до конечного вывода собственной мысли, было задачкой безрадостной. Он все равно ни черта не слышал.

Тони глубоко задумался — ладонь снова принялась поглаживать точеную коленку Лорин.

— На состояние мага, с которым произошло событие, — наконец заговорил он. — Фиксируешь детали состояния, из них выводишь все — и про мага, и про правомерность его действий, и про ситуацию, и про…

— Вот! — провозгласила Лорин, садясь и поджимая ноги. — С ума сойти с вами можно, пока что-нибудь объяснишь.

Ладонь Тони сама собой перебралась на ее голую пятку, раз колено ушло из свободного доступа.

— Ники, — не отрывая взгляда от размашисто начерченной на пергаменте схемы, позвал он. — Ты хоть что-нибудь понял?

Последний оплот уверенности, мысленно улыбнулся Дом. Если Тони зовет его, значит, убежденность МакКейна колеблется, и новая точка зрения требует подтверждений в деталях.

— Понял, — сказал он вслух, отставляя в сторону опустевшую чашку. — Мы, вообще-то, когда вас позавчера не было, с Лорин вдвоем ночевали…

Кэт предсказуемо фыркнула и, сложив руки на груди, уставилась в потолок.

— В общем, что-то подобное, по крайней мере, у воздушных магов точно возможно, — уклончиво сформулировал Доминик. — Я тебе принцип все равно не смогу описать, секс между нами двумя — это не то же самое, что с тобой или Кэти. Я просто не думал, что из этого можно такую теорию вывести и так далеко ее распространить.

— Но, тем не менее, обмениваться информацией мгновенно, а не мысленным разговором, мы точно смогли, — невозмутимо заключила Лорин. — Для этого нужно только полное ощущение свободы и отрыва, и тогда оказывается, что мы оба и существуем в одном потоке, который нужно просто впитывать, не разделяя на слова. Просто поток магов Воздуха будет чисто информационным, а у водных он весь базируется на внутреннем мире мага. Они фактически выворачиваются друг перед другом наизнанку, это им органично, тут ты, Тони, был прав абсолютно. А мы истончаемся до полной прозрачности — и тогда слышим все без фильтров и ограничений.

— А мне чего, загореться нужно? — поинтересовалась Кэт.

Лорин фыркнула и, спрятав лицо в ладонях, закатилась расслабленным смехом.

— У меня есть нехорошие предчувствия по поводу того, что нам для этого нужно, — как-то недобро сообщил Тони. — Но я не испытываю желания превращать сбор огненных магов ни в драку, ни в оргию. Водные пусть трахаются хоть всем скопом, они, по-моему, вообще не различают, с кем и зачем в данный момент сливаются, или как там у них это принято называть. А для меня разница есть.

— Обязательно тебе об этом напомню, когда в следующий раз припрешься к нам в койку, — елейно произнесла Кэтрин.

Взгляд Тони ощутимо потяжелел. Лорин, ухмыляясь, перебралась ближе к спинке кровати и, подобрав ноги, снова углубилась в свои пергаменты, всем видом демонстрируя, что вмешиваться в спор больше не собирается.

Провокаторша, ухмыльнулся ей Доминик.

Не мешай мне, я работаю, хмыкнула в ответ Лорин.

Совместная работа с Риком определенно добавила ей какую-то толику безбашенности — вот уж в ком юношеского отчаянного желания влезать во все и потом с интересом разматывать до ядрышка всегда было хоть отбавляй. Только он разматывал до логических причин — от Мэтта заразился, что ли? — а Лорин в последнее время все чаще — до просчета возможных последствий.

— Ну, конечно, — процедил Тони. — Как только нечего ответить, так последним аргументом остается койка.

— Трудно разговаривать с тем, у кого с Ники один мозг на двоих и расположен не в его голове, — ухмыльнулась Кэт. — Нормальных аргументов такие ископаемые и не слышат.

И, хлопнув дверью, скрылась где-то в гостиной. МакКейн перевел дыхание и, помедлив мгновение, рывком поднялся с кровати.

Лорин только покачала головой, но останавливать не стала.

— Да плюнь ты, — рассеянно пробормотала она в спину вставшего следом Доминика. — Проорется и согласится, все равно времени в обрез уже, доругаться сейчас не успеют…

Логично, мысленно согласился Дом. Но я бы предпочел разойтись без скандала.

Идеалист, хмыкнула Лорин. Иди, вечером увидимся и договорим.

Хорошо тому, у кого еще два часа до ближайшей лекции, отстраненно позавидовал Доминик. Ему самому нужно было появиться в Департаменте через двадцать минут, и оставлять взвинченного МакКейна на погруженную в свои неясно куда скачущие мысли Лорин не хотелось совсем. Когда она такая, плюнет на любые разборки и вмешиваться не станет.

Только провоцировать их почему-то не перестает.

Хотя — Доминик бы соврал, если бы не признавал, что МакКейну она отчасти именно этим и дорога.

— Можно хоть иногда думать не только о себе?! — донеслось из кухни рявканье Тони.

— Да здесь вообще один ты только о себе думаешь! — возмущенно выкрикнула Кэтрин. — Трус!

Доминик прибавил шагу. И когда только успели — минуты же не прошло!

— В мире есть, твою мать, такая хрень, как ответственность! — заорал МакКейн. — И если ты понятия не имеешь…

— Нет, можно подумать, один ты здесь за всех…

— А можно не орать хоть полчаса, пока другие работают?! — донесся из спальни перекрывающий крики металлический голос Лорин.

Кэт и Тони одновременно вздрогнули и, дернувшись на звук, снова повернулись друг к другу.

— Один ты здесь, можно подумать, за кого-нибудь когда-нибудь отвечал! — мгновенно перейдя на яростный шепот, закончила с пылающими глазами Кэтрин. — Тони, или ты предлагаешь магам и они думают сами — или ты просто трус.

МакКейн вспыхнул — вклинившийся между ними Доминик едва успел остановить поток очередных оскорблений.

— Как дети малые, честное слово! — прошипел он, упираясь ладонями в грудь каждому и расталкивая их в разные стороны. — Кэти, еще раз назовешь здесь любого трусом — твой голос окончательно перейдет в совещательный. И брысь уже, тебя, вроде бы, в Аврорате ждут. Вечером доругаетесь… если силы останутся.

Кэтрин подавилась словами и, зажмурившись, перевела дыхание. Вот и нечего орать по утрам, давя прорывающуюся ухмылку, подумал, глядя на нее, Доминик. Голос тебе на работе еще пригодится, и много раз.

МакКейн впечатался спиной в ближайшую стену и, сложив на груди руки и отвернувшись, молчал. Наглухо.

— Вечером не получится, — наконец неохотно проговорила Кэти. — Лорин в Лондон помчится опять, а я на операции застрять неизвестно насколько могу. Может, вообще ночевать не приду.

Слава Мерлину, хоть сейчас сообщила, не удержался от мысленной шпильки Дом. Могла бы и просто не объявиться.

— Что там в Лондоне? — все еще глядя в сторону, мрачно осведомился Тони.

— Все то же, — фыркнула Кэт и, машинально распушив пальцами челку, слегка потрепала ее, уложив к правому уху. — Лорин говорит — Снейп вокруг Шона лапами землю роет, всеми четырьмя уже причем. И, чуть что, припадает на брюхо и скалится, еще немного — грызть зубами начнет. За попытку подойти к нему ближе, чем на сто футов.

— Может, ей пока туда не ходить так настойчиво? — МакКейн расщедрился на кривую улыбку.

Доминик закатил глаза.

— О, да — не ходить, и они не разберутся еще триста лет… — пробормотал он. — Ничего он ей не сделает, а если его не провоцировать, так и будет до бесконечности тормозить.

— Огненные маги не тормозят, — хмыкнул Тони.

— Это нормальные, — успокоил его Доминик. — Снейп ненормальный достаточно, чтобы вообще все прошляпить. А Шон сам так ни черта и не заметит, если его носом не ткнуть.

— А я Лорин ткнуть предлагала, — Кэти уселась на стол и, сняв туфлю, принялась что-то из нее вытряхивать. — Но она говорит — только хуже сделаем, Снейп и сам… кхм, не выдержит. Рано или поздно.

МакКейн с полминуты оцепенело молчал, глядя на ее ноги.

— Не повезло парню, — резюмировал он наконец. — Такое счастье в подарок…

— Снейп-то? — Кэти нацепила туфлю обратно и, пошевелив пальцами, слезла со стола. — Скажешь тоже, нормальный мужик, Шону в самый раз, по-моему. Если по дороге друг друга не сожрут оба нахрен, конечно.

— Ничего, жрать начнут — видно станет, — ухмыльнулся ей Тони. — Разберемся, я думаю.

Он даже смотрел все еще куда-то в сторону, но намека не понял бы только полный идиот, знающий МакКейна первые полчаса. Доминик выразительно кашлянул и, притянув к себе Кэтрин, чмокнул ее в щеку.

— Мне пора, — сообщил он ей, тоже демонстративно не глядя на Тони. — Если вечером не нарисуешься, сову хоть пришли.

— А то, — скромно согласилась Кэт. — Ники, ты не отвертишься, даже если сбежишь от нас в Департамент.

Вот еще, мысленно хмыкнул Дом, бросая на Тони незаметный взгляд.

— Я опаздываю, — ледяным тоном протянул он.

Вечно как им в голову что-то втемяшится, так он почему-то — крайний. А уж если дело касается Шона, то МакКейна точно проще придушить, чем остановить.

К тому же — помощь собратьев по клану Миллзу никогда раньше не требовалась. Не попросит, даже если у них со Снейпом там и впрямь все заглохнет вконец — Доминик мог бы поставить на это хоть свою антиконфликтную вазу.

— Хреновый ты все-таки провидец, Ники, — улыбнулся ему в спину Тони. — Не, ничего, иди, удачного дня.

Еще один ледяной взгляд, похоже, не сильно помог — они ухмылялись уже оба, переглядываясь, снова объединившиеся, будто и не орали только что друг на друга до хрипоты. Тоже мне, нашли, против кого дружить… — покачав головой, мысленно вздохнул Доминик, бросая в камин горсть дымолетного порошка.

* * *

Едва слышный треск плавящегося воска, скрип пера и шорох пергаментов завораживали, затягивая и погружая в сгущающийся полумрак комнаты. Северус задумался и пролистал кипу свитков, ища нужный пункт в соглашении, которое — был почти уверен — знает уже наизусть. А вот поди ж ты, каждый скользкий момент в новом документе, опирающийся на невесть как сформулированное витиеватое утверждение в первоначальном договоре между людьми и магами, приходится сверять чуть ли не дословно.

Он ненавидел дипломатические уловки бюрократов, хотя давно привык и сам ими пользоваться. А еще больше ненавидел собственную память, вынуждающую всякий раз сверяться с первоисточником, потому что выучить каждую запятую в двадцатистраничном соглашении, кажется, уже давно не был способен категорически.

Тот, кто был способен, сейчас — едва различимый в полутьме спальни — безмятежно спал, раскинувшись на широкой кровати. Северус покосился на неслышно дышащего Шона — тот, прижавшись щекой к подушке и закинув руку за голову, похоже, не обращал на шорох пергаментов никакого внимания.

Почти с первого вечера, когда вымотанный до предела бесконечно тянувшимся днем Верховный Маг, настояв и на «поужинаем дома», и на «рабочее время заканчивается, насколько я знаю, в семь» заодно, приволок его к себе чуть ли не за руку, Шон вдруг начал таять, как непрочно наколдованные рассеивающиеся чары. Он мог хоть до утра болтать или копаться в бумагах, но стоило лишь замолчать на десяток минут, отвлечься и уйти, отобрав документы и оставив его одного, как он внезапно обнаруживался уже на кровати — провалившимся в рваный, но глубокий сон.

Разбуженный хоть ночью, хоть утром — Северус пробовал разные варианты — Шон смущался и бормотал, что хотел просто полежать минутку, и все слова застревали в горле, когда он тянулся ближе, зарываясь лицом, разморенный и взлохмаченный спросонья, теплый, в измятой рубашке. Северус медленно выдыхал сквозь зубы, в зависимости от времени суток трепал по плечу и вставал или гасил свечи — и проклинал Малфоя так, что, если бы мысли огненного мага обладали способностью материализовываться, от Драко давно не осталось бы и бесплотной тени.

Впрочем, и хорошо, что не обладали. Как бы страшно, с каждым днем все сильнее, Северус ни пугался, глядя на Шона и понимая, насколько близко к грани он был и как близок к ней до сих пор, временами страх почти отступал, а привычная холодная отстраненность и здравый смысл позволяли скрепя сердце соглашаться — Малфой был прав.

Останься Шон в замке, процесс пошел бы чуть медленнее, но куда более неотвратимо. И помочь ему там было бы — некому.

Эта бестия попросту бы никому не позволила.

Дни приносили все новые открытия, и от некоторых из них стыла кровь в жилах. Северус едва не рехнулся, обнаружив после очередной перепалки задумчиво застывшего у камина Шона и припомнив, сколько раз замечал вот такое выражение его лица. Сжатые зубы, бьющаяся жилка на шее, стиснутые кулаки — и непринужденная улыбка на побелевших губах. Если не врать, то таким Северус видел его почти всегда, сколько привык работать бок о бок.

И не заметил бы разницы, если бы так и не увидел это лицо расслабленным и мягко, счастливо улыбающимся в темноте спальни.

Чтобы перевести дух и заговорить спокойно и ровно, потребовался целый десяток секунд.

— Болит? — спросил он, пресекая возражения властно улегшейся на щеку ладонью и проводя пальцами по виску.

Шон виновато хмыкнул и, подумав, смущенно кивнул, тут же отводя взгляд.

— Часто? — чувствуя себя полным идиотом, все же уточнил Северус.

Шон молча кивнул снова.

И Северус понял, что понятия не имеет, как именно маги лечат друг друга — даже, если поверить Поттеру, те, кто не связан стихийными узами. Несмотря на то, что суть и механику процесса он сам когда-то убедительно разжевывал напуганному и оттого потерянно топчущемуся у тела Малфоя Гарри, теперь выяснилось, что знать в теории и применять — абсолютно разные вещи.

От собственной беспомощности сводило скулы. В такие моменты Северус с горечью думал, что продал бы душу за подробно расписанный перечень — что именно ведет магов к растворению в стихии, какие конкретно решения и ошибки, какое отношение к миру. Какие неверные действия — и как их можно пресечь, если маг упирается и продолжает игнорировать то, что с ним происходит.

— Тебе нужен помощник, — не сдержавшись, безапелляционно заявил Шону Северус на следующий день, все еще зверея при мысли, сколько лет, похоже, вихрь исподволь подтачивает мальчишку.

— Нарекания к результатам работы есть? — непринужденно поинтересовался, как всегда, обложившийся фолиантами Шон.

— Такими темпами — скоро будут, — мрачно процедил Северус, буравя его взглядом.

— Вот тогда и поговорим, — ухмыльнулся Миллз, не соизволив оторваться от книги.

А если тогда будет поздно? — пришла угрюмая мысль.

Шон промолчал, так и не подняв головы, но Северус мог бы поклясться — на мгновение перестал читать и замер, невидяще глядя перед собой. От него полыхнуло горечью… и еще почему-то — покорностью. Теплой и одуряюще нежной, словно Шон сейчас подумал о чем-то, что, может, был бы и рад изменить, но понимал, что не сможет в любом случае. И был при этом искренне счастлив и тому, что имеет, даже если оно не изменится никогда.

Чушь какая, раздраженно подумал Северус, хлопая дверью и отправляясь на встречу с Кингсли. Фатализм идиотский — все маги им грешат, до единого, но эти все хоть не истончаются с каждым днем.

Упрямство Шона доводило до бешенства, а от манеры заканчивать любой неприятный для себя разговор непринужденно-вежливыми улыбками, за которыми только полный чурбан не разглядел бы этого коронного миллзовского «как-жаль-что-вы-все-равно-не-поймете, сэр», временами ломило зубы. Северус молчал и думал о головных болях Шона, которые уже не имело смысла даже пытаться глушить зельями. О том, как — только люди способны такое не замечать — иногда он замирает на долю секунды, глядя в лицо собеседника, и кажется — в это мгновение он силится и не может вспомнить, кто и зачем перед ним стоит.

И о том, что, когда Северус, возвращаясь из душа, обнаруживает Шона беспробудно спящим прямо в одежде, ему кажется — парень не отдыхал так давно, что уже почти забыл, для чего и как это делается, и теперь никак не может снова взять себя в руки, чтобы не отключаться так мгновенно хотя бы из вежливости.

И все не получается объяснить ему, что брать себя в руки не нужно. Нужно просто позволить себе отдохнуть.

Верховному Магу было страшно, и это чувство само по себе пугало не меньше, чем приведшие к нему поводы.

— Тебе нужен отпуск, — сказал он однажды Шону, когда тот, вернувшись с работы, пошел зажечь камин и так и замер, сидя перед ним и тупо глядя в огонь.

— Северус, перестань, — устало попросил тот. — Пожалуйста.

— Я не хочу смотреть, как ты…

— Эй, — Шон, не оборачиваясь, обхватил пальцами его ладонь, останавливая. — Не начинай опять, хорошо? С работы я все равно не уйду, и мне не нужны помощники, раз уж я даже до тебя столько лет здесь один прекрасно справлялся. Просто поверь мне и не беспокойся.

Наверное, если бы он не улыбнулся, все бы и обошлось. Северус слишком отчетливо представлял, как Шон умеет улыбаться, когда он действительно счастлив, когда ему хорошо, и теперь сворачивание разговора посредством вымученной маски только раздражало.

Ладно — хорошо, возможно, в тот день это была не первая попытка заговорить с Шоном об этом. Третья или четвертая, Северус точно не помнил. Максимум — пятая.

Молчать не получалось, не обращать внимания казалось кощунством, а собственная нервозность и обезоруживающее ощущение уязвимости доводили… именно что — до бешенства.

Пусть даже Шон вписался в пространство привыкшего к одиночеству Снейпа с такой легкостью, словно был здесь всегда, и успевая бегать к себе домой, когда считал нужным, и не нагружая ни дом Северуса собственными вещами, ни его самого — собственным присутствием. Пусть Шон молчал обо всем, чем предпочитал не грузить, и никого не было ближе его, когда он прерывисто дышал, касаясь губами кожи Северуса после оргазма.

Все это не отменяло ни страха, ни невозможности найти общий язык, как только Шон начинал непроницаемо улыбаться. Он упрямился, как бизон, стоило ему хоть слово сказать о работе, нагрузках или отдыхе в любом произвольном порядке, а Северус медленно зверел, понимая — он был достаточно глуп, чтобы чуть не потерять Драко когда-то, чтобы похоронить Джерри, но даже это не стоит ничего по сравнению с тем, чтобы лишиться Шона.

Наверное, в этот раз он все же наговорил лишнего — он не был уверен. Наверняка, потому что заставить Миллза задрать нос и процедить: «Не хочешь смотреть — отвернись», это надо было постараться основательно. И то, что в конечном итоге Шон заявил — если мне что и нужно, так это чтобы ты затыкался хотя бы по вечерам — и молча шагнул в камин, исчезая в пламени, при любых смягчающих обстоятельствах было уже переходом всех допустимых границ.

Северус вытерпел минут пять размеренных вдохов и выдохов сквозь сжатые зубы, прежде чем схватить горсть дымолетного порошка и ринуться следом. У Миллза не было никакого права ни хамить, ни впадать в дурацкий максимализм, как только речь заходит о его излюбленном трудоголическом самоутверждении.

На выходе обнаружилась абсолютно темная комната и едва различимый в отблесках пламени силуэт Шона у письменного стола — парень стоял, прислонившись к столешнице, сжимая виски ладонями и опустив голову, и до Северуса только теперь дошло, что, похоже, половины слов сквозь звон в ушах он уже не услышит. Даже если захочет.

Его боль действовала, как ушат ледяной воды. Думать, что и как делать, больше не получалось — Северус рванулся вперед, отстраняя напряженные руки, целуя виски и лоб и сжимая, сжимая обманчиво хрупкое тело Шона в объятиях — вот ведь глупец же, еще и умчался, зачем? Зачем, если — все хуже и хуже?

Шон глухо стонал, запрокидывая голову, и не удивительно, что в итоге они рухнули на пол — кто ему виноват, что от первого же поцелуя ноги не держат, да еще и за плечи цепляется мертвой хваткой? Поневоле тоже не устоишь.

А потом он шептал — пожалуйста, черт бы тебя, ну же — и Северус рвал застежку его ремня, задыхаясь, вглядывался в раскрасневшееся лицо, с которого — наконец-то — исчезла болевая морщинка на лбу, губы разомкнулись и порозовели, и дыхание снова стало теплым и разгоряченно-томительным.

— Еще!.. — всхлипнул Шон, выгибаясь в его руках.

— Шонни, это я! — донесся из прихожей звонкий голос, где-то хлопнула дверь, и Северус, едва не рявкнув — какого гоблина именно сейчас! — вскинул голову, в доли секунды оценивая дислокацию.

Миллз глухо застонал и рванулся к нему, будто пытался успеть кончить в жадную ласкающую ладонь за оставшееся мгновение.

— Остановиться? — дыша сквозь зубы, прошептал Северус.

— Ммх… — Шон отчаянно мотнул головой.

Что ж, это вполне устраивало как ответ. Одним движением палочки бросив заглушающее заклинание на дверь в комнату, Северус выпрямился, сгребая извивающегося Шона в охапку — и шагнул в камин, на ходу швыряя туда горсть порошка. Впрочем, только на этот шаг его и хватило — в гостиной они опять повалились на пол, и Шон забился в оргазме почти мгновенно, едва ладонь снова обхватила его член.

— Ты… ты… — Миллз еще содрогался, уже заходясь нервным, почти истерическим смехом. — Ну, что ты наделал? Вот что я теперь ей скажу, а?..

— Ты просил не останавливаться, — не удержался от надменной нотки Северус.

Шон тяжело дышал, все еще смеясь и, наконец, медленно расслабляясь.

— Мне кранты, — с трудом выговорил он. — Теперь она наверняка догадается.

Вот еще, мрачно подумал Северус, целуя влажный висок. С чего бы? Она даже ничего не слышала, скорее всего.

То, что происходит между ним и Шоном, никого не касается, ни Гамильтон, ни кого бы то ни было. Лорин больше не имеет к Миллзу ни малейшего отношения. Никто не имеет. Хватит уже… суррогатов помощи и близости.

Для обоих.

Из темноты донесся шорох, и взгляд привычно метнулся на звук. Шонни — в полурасстегнутой рубашке и домашних штанах — перевернувшись на живот и расставив локти, лежал поперек кровати и сонно разглядывал его, сидящего в кресле с кипой пергаментов на коленях.

— Восемнадцать минут двенадцатого, — хрипловатым спросонья голосом сообщил Шон. — Кто из нас трудоголик? Оставь ты эти договора, я утром сам разберу…

— Выспался? — пряча проклятое беспокойство за хмурой гримасой, осторожно спросил Северус.

— Ага.

Шон улыбался, сейчас — просто, легко и мягко одновременно, а, значит, похоже, все и впрямь было почти хорошо. Уж если у него начинала раскалываться голова, улыбка мгновенно приобретала оттенок примороженной маски, который Северус теперь отличал уже разве что не с закрытыми глазами.

— Оставь, — повторил Шон, кивая на ворох бумаг. — Я никому не скажу, что Верховный Маг на досуге занят не только думами о проблемах сотрудничества с человеческой расой. Честное слово.

— Репутация Верховного Мага и так в твоих руках, — ухмыльнулся Северус.

— Ваше доверие для меня — все, сэр, — Шон лениво зевнул. — Умру, но не сдам врагу страшной тайны.

Тщательно скрываемая, едва различимая горечь в его голосе заставила руку дрогнуть. Северус медленно отложил перо, глядя в безмятежное лицо Шона.

— Кому-то есть дело до страшных тайн? — нарочито спокойно поинтересовался он.

Миллз ухмыльнулся и перевернулся на спину, раскидывая руки, скользя ладонями по смятому покрывалу. Теперь Северус видел только светловолосую макушку и согнутую в колене ногу.

— Всегда всем до всего есть дело, — хмыкнул Шон, глядя в потолок. — Все давно переселились в Уоткинс-Холл, ты же знаешь, только я и… А нашим магам даже повод не нужен, чтобы вцепиться и начать дружно заклевывать.

Северус перевел дыхание.

— Наши маги — коллективисты, — процедил он. — Только кричат, что каждый за себя и каждый — умереть не встать, какая индивидуальность. Ничего странного, что они друг в друге нуждаются.

Они — не мы, Шонни. И, Мерлин меня побери, ты не нуждаешься в толпе точно так же, как я. Кому еще это знать так отчетливо, если не мне?

— Не нуждаюсь, — как-то слишком знакомо ухмыльнулся Шон. — Я об этом и не говорил. Просто, Северус… там не то же самое, что — здесь. И для тебя тоже. Ты ведь, пока в Визенгамот не уселся, вообще безвылазно там и жил. Почему-то. Верно же? Это потом… работа достала, и…

Ты меня достал, а не работа, подумал Северус, пряча улыбку за потирающей лоб ладонью. Ну вот как было от тебя туда уходить каждый вечер? Когда — да, столько дел незаконченных и бумаг неразобранных, в которых можно вместе с тобой рыться до бесконечности…

Шон фыркнул, зашелся негромким смехом, перекатываясь на бок и закрывая лицо руками. Сволочь, буравя взглядом худые плечи и размеренно дыша, подумал Северус. Смелая какая сволочь на мою голову, еще и смеется… надо мной же вот, между прочим…

Пару секунд он обдумывал, заслужил ли Миллз сеанс воспитательного вправления мозгов или еще не совсем. Всего пару, потому что на третьем мгновении мысли сами собой провалились в воспоминание о предыдущем сеансе, когда Шон додерзился-таки до выговора, размеренного и четкого, с доступно и ясно сформулированными пояснениями, почему не стоит дерзить своему любовнику, в какой именно форме этого не стоит делать, и что, вообще, значит — уважать старших.

Обалдевший от оглушительного оргазма Шонни тогда только задыхался и бездумно позволял обнимать себя, притягивать ближе, ласкать губами мочки ушей и шею, покорный и впечатленный тирадой до восхищенного ступора.

— Ну у тебя… и выдержка… — прошептал он тогда, едва дыша, разгоряченный и бессильно льнущий к нему. — Даже в койке можешь… морали читать…

— Вам, молодой человек — где угодно, — отозвался Северус, зарываясь в него лицом и с наслаждением втягивая ноздрями будоражащий запах. — Вы будите во мне зверя.

Шон только вжимался в него и, пряча улыбку, молчал, касаясь губами, проводя по телу расслабленными ладонями. Молчал, к чести сказать, почти целый час.

Потом опять дерзить начал.

Временами Северус смутно подозревал, что над ним издеваются, и в этой мысли давно бы и утвердился, если бы не простодушная искренность Шонни, который, похоже, и впрямь каждый раз брякал, что приходило в голову, заранее соглашаясь со всем, что Северус мог натворить в ответ. Мягкий и томительный, упрямый и гибкий, близкий до одури, смеющийся, задыхающийся, засыпающий рядом с ним, Шон врастал все глубже уже не только в душу и в быт, но и — как иногда казалось — в самую суть Снейпа.

Даже думать о том, что можно жить без него — дальше — уже граничило с ужасом. Равно как и о том, что кто-то влезет в их непонятно как выдранное у стихии счастье, в их мир, где Шонни улыбается по-настоящему, отгороженный здесь от всего, с чем устал уживаться точно так же, как Северус, где можно безоглядно и не задумываясь быть просто — собой. Неуживчивым и жестким, грубым… жадным.

Мерлин — просто собой, не боясь оттолкнуть, не стараясь закрыться и спрятаться…

— Нам больше нечего там делать, — негромко проговорил Северус, откидывая голову на спинку кресла. — Я не скучаю по замку.

Было бы странно, если бы скучал до сих пор. Теперь, когда здесь есть ты.

— А я вот думаю… знаешь… — Шон выпрямился и сел на кровати. — Возможно, и ошибаюсь, конечно. Просто я почти уверен, что, если бы в Уоткинс-Холле стоял памятник Крису, я бы тоже не захотел жить там с тобой. Рядом с ним.

Вот опять — он издевается или на самом деле так простодушен? Временами Северус ощущал себя полным идиотом, но он напрочь не разбирал, где Шон и вправду не понимает, что именно говорит, а где нарочно провоцирует его очевидными намеками и подначками. Иногда казалось, что его шаги обдуманы на десяток ходов вперед.

А иногда — что он в принципе не умеет задумываться, прежде чем открыть рот, если речь заходит о чем-то личном.

— Это разные вещи, — ответил он, глядя, как Шон перебирается на пол.

Ближе к нему.

— Может быть, — Миллз пожал плечами и уселся всего в паре футов, сцепив на коленях руки. — Я же говорю — возможно, я ошибаюсь, и параллели тут нет. Просто мне для того, чтобы жить рядом с его памятником, точно пришлось бы перестать шугаться его тени и поговорить с ним. А я не очень уверен, что горел бы желанием это делать.

Северус не удержался от улыбки.

— Я говорил с ним, — сказал он. — Вопрос закрыт?

Лицо Шонни мгновенно словно окаменело. Не знал, даже с некоторым облегчением констатировал Северус. Значит, похоже, и в этот раз — просто снова удачно наткнулся на мою очередную мозоль.

— Ты был прав, — рассказывать об этом отчего-то оказалось куда проще, чем представлялось в мыслях. — Он не… хм…

— Так я всегда это знал, — чуть слышно подтвердил Шон. — Делать ему нечего — после смерти на тебя злиться…

— Нет, — коньяка вдруг захотелось так сильно, что аж пересох язык — слова вдруг перестали подбираться, и тепло бокала в ладони сейчас представлялось спасительной соломинкой. — Я не об этом. Он… мы бы и не были вместе, Шонни. А ты был прав в том, что нам с ним и впрямь стоило встретиться.

Шон молчал, невидяще глядя перед собой. Северус мог бы поклясться — его выбила не новость о разговоре с Джерри. Он опять примеряет на себя и… черт, наверное, у меня каждый раз точно такой же пришибленный вид, когда он говорит о себе, а мне кажется — каждое его слово обо мне, с горечью подумал Северус, отводя взгляд.

— Он — не ты, — медленно заговорил он. — Я никогда бы не решился показать ему, кто я и каким бываю наедине с собой. Джерри был слишком молод, он… не настолько отличал форму от содержания. И видел во мне совсем не то, чем я был. Кажется, я просто всегда это чувствовал, всегда… боялся оттолкнуть его… и поэтому не давал приближаться. А ему все казалось — нужно доказать, что он достоин, и все получится. Шонни, он бросился доказывать мне, что способен на большее, чем быть в моих глазах просто юнцом, слишком далеким от всего, что во мне есть… но он не был большим. Не для меня. Покажи я ему хоть раз, кто я на самом деле, он исчез бы со скоростью вихря, да еще и не понял бы, за что его — так.

— Лучше бы ты это сделал, — неразборчиво пробормотал Шон. — Тогда, по крайней мере, он был бы жив.

Теперь он сидел, уткнувшись лбом в сложенные на коленях руки, словно слова жалили его, одно за другим. Мерлин, да я ж ничего такого и не говорю, сжал губы Северус.

— Лучше, — подумав, криво улыбнулся он. — Только… как ты там это называл? — тот, кем я тогда был, он ни черта не мог. И признать, что быть вечно вторым, идеальным исполнителем чьих-то приказов — это страх, а не потребность — тоже не мог. Шонни…

— Ты и сейчас исполняешь приказы, — поднял голову тот. — Северус, маги все подневольны. И не Гарри Поттеру.

— Сейчас я не прикрываюсь его именем и не сижу в тени, — отрезал Северус. — И больше не считаю, что должен от кого-то прятаться.

Шон, не моргая, смотрел на него. Просто смотрел, будто взвешивал и решал, стоит ли говорить, или… сожалел о чем-то? В любом случае, привычный терпкий букет из покорности и обезоруживающей, принимающей нежности перешибал все.

— Ты любишь его, — покачав головой, наконец сказал он.

Северус снисходительно фыркнул.

— Не Джерри, — мягко добавил Шон. — Гарри. Хотя у меня в голове не укладывается, как можно любить и одновременно смотреть сверху вниз. Но ты умудряешься.

— Я не смотрю сверху вниз, — машинально уперся Северус. — Ты понятия не имеешь, о чем…

— Так я же это и сказал, — улыбаясь, перебил его Шон. — В голове не укладывается прямо. Это был кусок восхищения, если ты не понял — мне так слабо.

Зато тебе не слабо снизу вверх, и называть потом это любовью, сжимая зубы, подумал Северус. Годами называть, и годами проваливаться в могилу, упорствуя в этой глупости… пока какой-нибудь ссохшийся пень вроде меня не…

Шон молча ткнулся лбом в его ногу, ладонь привычным жестом улеглась на бедро — и когда успел вплотную опять подобраться! — благодарность и теплая ласка, и горечь, и почти отчаянная хватка подрагивающих тонких пальцев — как будто это может куда-то исчезнуть. Как будто кто-то волен запретить нам это, Шонни, отобрать это у нас.

— Если бы я мог сейчас встретиться с ним… — Шон качнул головой, не отстраняясь от колена, не прекращая касаться. — Я не знаю, что я смог бы увидеть. Что нового. Что он боится меня, боится увидеть, что я не маленький мальчик и волен сам выбирать, кого мне любить и за кем следовать? Что мне жаль его? Мне жаль, Северус.

— Мне тоже, — эхом откликнулся Снейп, вспоминая смущенно-радостную улыбку на истонченном, будто прячущемся в колеблющемся непрочном воздухе бледном лице.

— Никто не знает, куда уходят маги, когда умирают, — упрямо продолжил Шон. — Только принято говорить — в стихии растворяются… Это форма смерти, а не конечная точка. Я не знаю, о чем вы говорили и что ты теперь обо всем этом думаешь… Но мне всегда было это важно, всегда хотел разобраться…

— Поэтому и не отлипал от него целый год? — хмыкнул Северус, машинально опуская ладонь на светловолосый затылок.

Шон, не отстраняясь, кивнул.

— Никогда этого не понимал, — признался он. — Джерри, вроде бы, отдавал себе отчет в том, что мертв… но он и не был тем Джерри, который уже умер. Он всегда был живым. И при этом знал больше, чем мы, как будто…

— Как будто Поттер вытащил часть него из могилы обратно, — закончил за него Северус.

Ему тоже так показалось. Во взгляде Джерри, смешливом и непоседливо-предвкушающем, как и при жизни, теперь появилось что-то еще. Что-то… другое. Больше, чем просто осознание и взросление.

— Я говорил с мистером Драко, — Шон поднял голову, перехватывая ладонь Северуса своей. — Он же тоже… умирал однажды. Не знаю, может, это только у воздушных так… но Филипп рассказывал очень похоже. Он чувствовал Дину после того, как она уже умерла. Еще почти сутки, до самого Обряда…

— А я с Гарри говорил, — обронил Северус. — Он… тоже. Ты знаешь.

В жизни не думал, что буду обсуждать это с кем-то, невольно подумал он.

— Миг озарения, да? — Шон кусал губы.

— И у Кристиана — тоже. Поттер умудрился зацепить и увидеть…

— Я знаю, — вздохнул Шон. — Это все видели, Северус. И это не зависит от того, умираешь мгновенно или, как мистер Драко, месяц за месяцем… Это… черт, — он потер лоб и сжал его пальцы, прислонился к ним виском. — Умереть, чтобы понять… знаешь, похоже, такое только звучит глупо.

— Не понять, — поправил Северус. — Почувствовать, скорее. Поттер не понял вообще ни черта, но, тем не менее, осознал. Достаточно много, чтобы его вышвырнуло обратно — доделывать все, что должен.

— А мистер Драко — понял, — тихо отозвался Шон. — И Джерри. Я просто не думал, что ты тоже сразу поймешь, как только его увидишь.

Я и сам не думал, мрачно усмехнулся Северус. Да и не понимал — ни того, что он действительно изменился, ни того, что я сам изменился — настолько. Ни всего остального.

Хорошо Поттеру — он хоть должен был, пришла совсем уж неуместная мысль. Что, если ты, при всех твоих талантах, Шонни — не должен? Или уже сделал все, ради чего тебя стихия в мага обратила? Что тогда?

Смириться и принять поражение, глядя, как ты угасаешь?

— Так, ни черта ты не понял, — вздохнув, констатировал Шон. — Извини, я не смогу объяснить, наверное. Сам еще не до конца в слова перевел…

— Объяснить что? — не сдержавшись, процедил Северус. — Почему тебя все еще тянет за ними?

— Да не за ними! — на этот раз Шон, устало выдохнув, все-таки отстранился, кажется, даже отодвинуться дернулся. — За тобой.

Северус оцепенел.

— Все, что я там искал… — Шон покусал губы. — Просто это ты и есть. Что хочешь, можешь мне говорить, но ты точно так же только и делаешь, что ищешь грани, за которые еще не успел заглянуть. А от мистера Гарри если чем и отличаешься, так это принципом, по которому их выбираешь… Да неважно, я не об этом.

— А о чем?

Не то чтобы все еще было так важно — о чем. Миллз всегда умудрялся не просто проваливаться в самоубийственные ошибки, он еще и философские объяснения под это подсовывал мастерски. Почему то, что он делает, единственно правильно, и почему других вариантов и быть не может.

Временами хотелось взять за грудки и как следует шваркнуть о стену, выбить из головы эту чушь, раз и навсегда вышибить все, что превращает его в бледную тень, заставляя смотреть и грызть локти от невозможности остановить. Удержать.

— О том, что я люблю тебя, — отчаянно и беспомощно улыбнулся Шон. — Больше ни о чем, собственно. Извини, что так путано выражаюсь…

— Я, кажется, просил не произносить извинений, если…

— Я помню, — пальцы Шона уцепились за руку, сжали ладонь, останавливая. — Северус… ты только… верь, ладно? Я справлюсь. Ты просто не видел, как это раньше было, весь последний год — сейчас совсем по-другому. Я знаю, что ты напуган, но…

Гоблина с два ты хоть что-нибудь знаешь.

— Все это ерунда, — Шон подобрался ближе, ткнулся лбом в бедро, скользя по нему и шепча. — Ерунда, слышишь? Я справлюсь.

Со стихией ты справишься? Мерлин, ну вот за что мне один за другим упрямо бездумные маги такие…

— Это не стихия, — от его шепота хотелось закрыть глаза и выдохнуть сквозь сжатые зубы. — Когда-нибудь придумаю, как, и, честное слово, все объясню… если сам раньше не разберусь… что я должен… Северус, перестань, я прошу тебя. Не уходи.

Это что — я ухожу?!

— Черт!

Шон выпрямился и одним гибким движением оказался на кресле, сжимая коленями бедра Снейпа, навис сверху — зло сжатые губы и почти физически ощутимый толчок взгляда, потемневшие глаза, вцепившиеся в запястья сильные пальцы.

— Не смей, слышишь? — непонятно прошептал он, притягивая его ладонь к своей шее, заставляя прижаться, вздрогнуть от тепла разгоряченной кожи. — Я все равно не позволю.

— Вмешиваться в твою жизнь? — ладонь рванула его ближе, сдвигая ткань полурасстегнутой рубашки.

— Бороться со мной, — уже совсем непонятно шепнул Шон, утыкаясь ему в висок, выгибаясь под жадной лаской. — Всегда весь мир… борется… только не ты, Северус. Параноик чертов…

Сознание с привычной мстительностью приплюсовало в копилку еще одну дерзость, за которую стоило выговорить. Позднее.

Сейчас отвлекаться на разговоры не хотелось совсем.

Но потом — обязательно.

* * *

Темнота медленно наползала на спальню, размывая контуры предметов и пряча их по углам. Рэй поморгал, пытаясь вернуть очертаниям резкость, и, размахнувшись, одним четким движением швырнул нож в висящую на стене самодельную, тщательно нарисованную мишень.

Семь. Чертовски плохо — особенно если учесть темноту. Когда получается правильно разозлиться, тьма всегда отступает, и руки двигаются будто сами собой.

Почти как у Ларри.

Призванный коротким заклинанием нож вернулся в ладонь. Рэй покачал его в руке, силясь сосредоточиться, сконцентрироваться. Не надо убирать эмоции — это он понял почти с месяц назад. Он — не Ларри, он не способен быть ледяным. Зато посылать ярость вперед, к цели, одним точным броском способен так, как Лоуренсу и не снилось.

Короткий рывок, почти не открывая глаз. Девять.

Рэй коротко усмехнулся, машинально возвращая нож. Бросать стоя, с разворота, сбоку — легко. Из обманчиво расслабленной сидячей позы до сих пор получалось лишь изредка, да и то с трудом.

Ничего, у него еще полно времени.

В прошлый раз Ларри отсутствовал почти полгода — после того, как они на второй же встрече разругались до крика. Точнее, кричал один Рэй — Лоуренсу давно было плевать на собственную злость, была она у него там когда-нибудь или нет. Если и была, похоже, перетопталась где-то внутри давно, продышалась и загналась в закоулки, забыв, что когда-то существовала. Новый Ларри стал пропастью бездны и холодной, почти ледяной тишины — откуда там взяться какой-то злости… Рэй так не умел.

И не собирался уметь — полгода одиночества привели к этой мысли со всей очевидностью. Если Ларри уходит, стоит только повысить голос, то не потому, что считает — Рэй не должен злиться, когда его что-то злит. Причина в чем-то другом.

Полгода глушащей тишины, полумрака и бездумной ярости — чтобы понять, что Ларри вернется не тогда, когда сочтет нужным. Он вообще ничего не считает, он просто уходит — и все. Каждый раз искренне уходя навсегда и не ломая голову, что там происходит с наставником, что он успел или не успел осознать. Рэй едва не рехнулся, увидев его после шести месяцев безвестности в парке Уоткинс-Холла однажды утром с чьим-то бесчувственным телом на руках. Ларри пришел не к нему — просто так сложилось, что в этот раз притащить в замок из Манчестера нового мага — или то, что осталось от мага — не смог никто, кроме него. Это потом стало ясно, что именно в этот день Линдси завязла в Лондоне на каких-то переговорах, а Марта пропадала с аврорами на одной ей ведомой операции — Рэй толком так и не понял, чем она занимается. Потом, когда бледный и молчаливый Лоуренс, передав мага на руки мисс Панси, пожал плечами и позволил Рэю привести себя в свои бывшие комнаты, разговорившись лишь к вечеру, после массажа и часов тишины на двоих.

Он явился в замок тогда, когда его к этому подтолкнули внешние обстоятельства, и не более. Он вообще делал только то, что, по его словам, «от него хотел мир», и Рэй чувствовал себя полным идиотом, вспоминая, сколько раз гадал и ярился, не понимая, какого черта Ларри от него ждет.

От него — ничего. Этот болван всегда ждал только от внешнего мира — когда станет действительно нужно, тогда встречи будет не избежать. По убеждениям Лоуренса выходило так.

А вовсе не тогда, когда Рэй будет готов.

— Придурок, это одно и то же, — лениво процедил тогда Ларри, откидывая голову ему на плечо, расслабленный и вымотанный до едва ворочающегося языка.

Рэй не понял, как это может быть одним и тем же, но спорить не стал. Он слишком соскучился — чертовски, до дикости и желания выть, ткнувшись носом в затылок и вдыхая знакомый запах — чтобы спорить о каких-то там терминах. Но и желания лишний раз вставать на дыбы и отталкивать Ларри, понимая, что тот опять свалит в тартарары — то есть в Манчестер, что, по мнению Рэя, было понятиями идентичными — не появлялось еще очень долго.

Недели две.

Рука, размахнувшись, почти без движения снова метнула нож. Семь.

Рэй с силой опустил сжатый кулак на пол, роняя лоб на согнутые колени. Как вообще этому можно научиться?

Ему все еще было интересно, кто учил Ларри.

Черт — интересно ему было многое, вот только кто бы задавался целью эти интересы удовлетворять… Лоуренсу было плевать и на них тоже, и — иногда Рэй почти верил в это — на самого Рэя в том числе. Вообще — на все, и, когда он замирал, невидяще глядя перед собой и сжав губы, думая о чем-то своем, не реагируя и не отзываясь, какой-то бесцветно мертвый внутри, верить во что-то другое и не получалось.

Наверное, они бы и не поссорились снова, если бы не Мартин с его заскоками. Собственно, виноватым Рэй себя и не чувствовал — дать в морду тому, кто занимается обобщениями, не очень соображая, что именно несет и кому — дело святое. Возможно, он зря завелся и не остановился сразу, как только старший воздушный маг изволил заморгать и задуматься, а возможно, просто не стоило позволять Лоуренсу об этом узнать. В любом случае — Рэй поступил так, как считал нужным, и знал, что поступит и впредь, если какая-то тварь попытается еще раз хоть слово сказать «о водных магах вообще», пусть за его спиной хоть Гюнтцер стоит, хоть сам учитель, ему все равно.

Ларри было без разницы, в какой драке и по какому поводу Рэй снова участвовал — его, как нередко казалось, не волновало даже то, что Рэй вообще участвует в драках. И сам Рэй тоже его не волновал. Лоуренс следовал какому-то одному ему ведомому понятию правильности и порядка, и в этот порядок драки, что удивительно, то входили, то не входили.

Над потасовкой с Дэном он в свое время даже смеялся.

А в этот раз только сжал губы, глядя на него сверху вниз и держа за подбородок, непроницаемо, наглухо замкнутый где-то в себе, словно что-то оценивающий — снова, как и всегда. Если раньше Рэй ненавидел его таким, то теперь обожал редкие мгновения, когда не понимал и не мог предугадать ничего, мог только сидеть с замирающим, бухающимся сердцем, вглядываться и ждать — да или нет. Да или нет — на этот раз.

— Глупец… — мягко пробормотал наконец Ларри, опускаясь рядом, на колени. — Идиот безбашенный…

Его пальцы в волосах, его ладонь, его бездонный, пугающе непонятный взгляд, за которым — Рэй потерялся в словах, когда это увидел — столько боли, Мерлин бы понял, почему и за что, но не из-за глупого наставника уж точно, что-то совсем другое, непостижимо огромное. Сам Рэй вдруг показался себя мелкой букашкой, которую и взглядом-то захочешь — не различишь, как Ларри вообще его замечает, если смотрит — вот так?..

Он сидел, не решаясь пошевелиться, сдвинуться, боясь дышать, и почти не понял, когда именно Ларри качнулся вперед и прикоснулся губами к кровоточившей ссадине на лице. На этом месте Рэй закрыл глаза и больше ничего не помнил — кроме дурацкой, совершенно не к месту мысли, что, если смотреть вот так, то Мартина охренительно жаль, ему не получается не сочувствовать, потому что — право не любить что угодно есть у каждого, но — мир ведь ответит. Каждому. И Мартину — тоже… потому что он тоже не понимает, что он — просто букашка… носится со своей нелюбовью, такой же мелкий и неприметный, и так же орет и взывает — посмотрите на меня, посмотрите, как мне больно… как я пугаюсь того, с чем не могу совладать… какой я глупец…

Когда Рэй открыл глаза, Ларри уже не было в комнате. Он ничего не сказал, как всегда, ушел молча, не объявляя и не объясняя ни черта — в этом был весь Ларри, не понимающий, зачем объявлять то, что собираешься сделать, если можно просто взять и сделать, и все и так станет ясно. Он уходил каждый вечер, никогда не оставаясь до утра, и каждый раз Рэй четко знал — придет завтра. И так же четко в этот раз понял — больше не придет.

Снова. До тех пор, пока мир опять «не захочет обратного».

Исчезнувшая ссадина на губе Рэя не удивила ни чуточки. Это же Ларри. Как я вообще от разрыва сердца не умер, ухмыльнулся он сам себе, глядя в зеркало. Если бы в тот момент подумал, что Ларри целует меня прямо сейчас, если бы смог это осознать, а не перебирал бы в голове всякий бред про тех, до кого мне и дела нет, точно с ума сошел бы прямо тогда. От одной мысли.

От нее и сейчас-то с ума сойти можно.

Он просидел полночи, невидяще уставившись в одну точку, а потом взял перо, зажег свечу и набросал письмо — почти не задумываясь, на одном дыхании. Он больше не сомневался, и если о чем и думал, так это о том, что вызывать под утро учительскую сову, наверное, верх наглости, но в выборе между совой и Ларри бедная птица точно проигрывает.

«Марта, прости, что так рано, но — доброе утро.

Этот придурок опять исчез, и, насколько я его знаю, планирует снова пропасть в Манчестере на неопределенный срок и не появляться на территориях. В прошлый раз у него хватило на это ума, и я уверен — хватит и снова.

Будь другом, объясни ему — я не стану появляться в поселении магов, пока он не позволит мне этого сам, могу лично тебе Нерушимую Клятву дать, если вам так будет спокойнее. Он может жить дома, и ему не обязательно прятаться от меня среди людей, я его не побеспокою, я обещаю.

Пожалуйста, если тебе не сложно — уговори его, он на живое существо не похож, когда оттуда возвращается. Не сомневаюсь, что ты это сможешь, и что тебе не вконец безразлично, что с ним происходит.

P.S. Про Нерушимую Клятву я не шутил.»

Ответа птица не принесла, да и Марта за Клятвой так и не явилась, но тот факт, что, по слухам, на Ларри в Уоткинс-Холле время от времени кто-нибудь из тех, кто привык ошиваться в поселении, все-таки натыкался, позволял вздохнуть с облегчением.

У Рэя из головы не шла мертвая пустота в обрамленных сетью мелких морщинок глазах, когда Лоуренс вернулся после полугодового отсутствия. Их разборки и вся эта канитель сами по себе, а то, что с Ларри происходит там, у людей, что бы и когда он у них ни делал, этого не должно касаться.

Пальцы перехватили рукоять, рука легко вскинулась одним движением — и снова метнулась в коротком рывке.

Девять.

Жаль, что в класс фехтования не пробиться. Мистер Гарри так и уперся, с места не сдвинешь — только вместе с воспитанником. Какого гоблина Миллзу тогда разрешали? Между собой даже договориться не могут — один учитель одно позволяет, другой другое. Рэй чувствовал, что закипает и медленно сходит с ума, когда сидит на месте, силясь забить голову тем, чем ее забивают прочие маги.

Ножи спасали так, что почти казались выходом из тупика — до недавнего времени. Как только начало получаться хоть что-то, телу тут же захотелось нового, а ножей стало мало. Нужно было что-то еще.

Пусть даже так, как Ларри, Рэй не научится вообще никогда.

Нож послушно вернулся в ладонь. Глаза прикрылись сами собой — мишень все равно ощущалась, как зовущее, требовательное и раздражающее пятно впереди и чуть справа. Рэй перевел дыхание и размахнулся.

Восемь.

На этот раз цифру получилось почувствовать еще до того, как взгляд выхватил ее из темноты.

— Ого, — прозвучал над ухом негромкий голос.

Рэй дернулся на звук, едва не подпрыгнув на месте. Ларри стоял за его спиной, сложив руки на груди и непонятно усмехаясь.

— Хорошая концентрация, — кивая в сторону мишени, проговорил он. — Извини, не хотел мешать.

— Была бы хорошая, ты бы со спины не подкрался, — лихорадочно ощупывая его взглядом — осунувшегося и бледного, в зимней мантии, со снежинками, не растаявшими в волосах — пробормотал Рэй.

— Именно, — криво улыбнулся Ларри. — Не знал, что ты…

Рэй промолчал, и фраза так и повисла в воздухе. Не знал? Видимо, я ему так и забыл сказать, мелькнула идиотски-счастливая мысль — ей было все равно, забыл или не захотел, она всего лишь старалась забить под собой другую — он здесь, он пришел сюда.

Сам.

— Что мир на этот раз вытворил? — стараясь говорить ровно, спросил Рэй.

Ларри пожал плечами.

— Я забыл дома ключи, а Марта и Линдс еще на работе, — непринужденно соврал он. — А куда мне пойти, если не к тебе.

Рэй, не выдержав, совершенно неуважительно фыркнул.

Не хочет говорить — ну так бы и сказал прямо, зачем уж совсем бред-то вываливать… Можно подумать, их дома ключом закрываются.

Ларри улыбнулся и взлохматил влажные от наконец-то растаявшего снега волосы, сбрасывая с плеч мантию — Рэй машинально подхватил ее, не дав упасть на кровать. Все потом, все вопросы и все разговоры — если он так вымученно улыбается, значит, вообще еле на ногах стоит, придушить бы Дарлейн за такое разгильдяйство, а еще женщина, называется.

Про Линдс Рэй просто старался не думать — эта кошка вызывала раздражение одним своим именем, не то что — воспоминанием. Ладно — Марта, та хоть и впрямь разве что по ошибке природы к женскому полу относится, но эта кукла, что у нее в голове-то водится, если…

Резкое движение — и Рэй ощутил, что его держат за плечо стальной хваткой, развернув спиной к вешалке, на которую он пристраивал промокшую мантию.

Нестерпимо захотелось зарычать сквозь зубы — от досады за слишком громкое раздражение.

— Да, меня бесит, что ты, имея двух баб в доме, выглядишь так, будто таскаешься по гостиницам! — отчаявшись дождаться вопроса, выпалил Рэй. — Они вообще хоть что-нибудь для тебя делают? Или настолько друг другом заняты, что им ни до чего вокруг дела нет?

Ларри молча смотрел на него. Как на щенка неразумного, зло подумал Рэй, чувствуя, что снова начинает закипать.

— Делают, — наконец разлепил губы Ларри. — То, что им позволяют делать. И, в отличие от тебя, понимают границы чужой территории.

— Может быть, им ты и чужой… — сдерживаясь, чтобы не рявкнуть, процедил было Рэй.

— А попытаешься спеться с Мартой за моей спиной еще раз — выпорю, — холодно закончил Ларри, отстраняясь и выпуская стиснутое плечо. — Обоих.

Через несколько секунд дверь ванной захлопнулась за ним, а Рэй все стоял и силился не расхохотаться в голос.

Вернувшийся почти через час вытирающий полотенцем голову Ларри снова застал его сидящим перед мишенью. Рэй, сжав зубы, методично посылал нож вперед точным броском и призывал его обратно, вспоминая слова Дэна — те самые, за которые тот когда-то и получил по уху. О том, что — есть ли смысл тратить свою жизнь на обучение тому, что умеет Ларри, как будто это может чем-то приблизить к нему. И о том, что будет делать Рэй с этими умениями и этой иллюзией близости и осмысленности собственной жизни, если завтра Ларри не станет и ждать будет нечего.

Десять.

Нож послушно вернулся обратно.

Кто вообще сказал Дэну, что Ларри может «не стать»? Он есть всегда, хотя его почти никогда нет рядом. Они жили порознь годы, проводя вместе часы — о каком «вместе» может тогда идти речь?

Аркетсон идиот, каких мало. Ларри никуда не исчезнет, даже если умрет. Никакой разницы — мертв он или просто опять провалился в никуда на несколько лет, которые никогда не знаешь, закончатся ли. И когда.

Он всегда есть, как незримая тень, как присутствие, на которое оглядываешься постоянно — что бы он сказал, что бы подумал, как посмотрел, что увидел в том, что ты видишь совсем по-другому. И пусть любая сволочь считает по этому поводу что захочет — кто отнимет у тебя то, что ты чувствуешь?

Это надо понятия не иметь, что значит — расставаться.

А Аркетсон ведь и не имеет. Откуда ему.

Рэй впервые почувствовал, что владеет чем-то, недоступным почти никому. И это нечто — небесполезно.

Десять.

— Что молчишь? — не отрываясь, спросил он замершего на корточках у противоположной стены Ларри.

Тот едва слышно усмехнулся.

— Задумался, — негромко обронил он.

Врет, мысленно вздохнул Рэй, коротким замахом снова швыряя нож. Десять. Не задумался, а засмотрелся, скорее уж. Если он в чем и плавает сейчас, так не в мыслях уж точно — разомлевший, разгоряченный после часа в воде… интересно, какого гоблина так замерз — весь день по улицам, что ли, таскался?..

— Массаж? — со всей любезностью предложил Рэй.

От него Лоуренс никогда не отказывался, хотя никогда и не пускал руки наставника дальше плеч. Потому что массировать плечи и шею можно было и сидя.

В чем-то Рэй его понимал. Он бы не удержался — это уж точно. Наверняка бы не удержался. Не думать о Ларри, о его коже, о его дыхании, разговаривая с ним, глядя на него, почти получалось. Но прикасаясь к нему… позволяющему п