Глава тридцать девятая. Май 2010 года. Кладбище Святого апостола Якова, Уэст-Роксбери, штат Массачусетс

Май 2010 года. Кладбище Святого апостола Якова, Уэст-Роксбери, штат Массачусетс

Габриель стоял перед двумя мраморными ангелами. Словно часовые, они застыли по обе стороны надгробия: белые, с безупречно красивыми лицами и фигурами. Распростерши мраморные крылья, они смотрели на Габриеля, и рука каждого указывала на надгробие, где было высечено всего одно имя.

Памятник напоминал аналогичные памятники во флорентийской базилике Санта-Кроче. Сходство было намеренным, поскольку Габриель сам делал эскиз памятника.

Он смотрел на ангелов и вспоминал время своей волонтерской работы в Италии, у францисканских монахов. Вспоминал мысли и чувства, приходившие к нему возле гробницы святого Франциска. И конечно же, думал о Джулианне и расставании с ней.

Если бы только он смог дождаться первого июля. Дальше появлялась надежда на их воссоединение. Но Габриель не был уверен, что Джулия его простит. Он не был уверен ни в чьем прощении. И тем не менее нужно хотя бы попытаться.

Он достал мобильный телефон, вошел в адресную книгу и выбрал номер.

– Габриель? – послышался удивленный женский голос.

Он глубоко втянул воздух:

– Да, Полина. Мне нужно тебя видеть.

– А что случилось?

Габриель повернулся спиной к памятнику. Он не мог говорить с ней, одновременно глядя на то, единственное имя.

– Я тебя долго не задержу. Мне хватит часа. Мы можем встретиться завтра?

– Я сейчас в Миннесоте. А о чем ты хочешь говорить?

– Вечером я вылечу в Миннеаполис. Мы сможем встретиться?

Голос его, как всегда, был требовательным, но сейчас к требовательности примешивалось напряжение, и потому он говорил тише обычного.

– Ладно. – Полина тяжело вздохнула. – Давай завтра утром встретимся в кафе «Карибу». Адрес я пришлю по электронной почте. – Полина замолчала. Чувствовалось, неожиданный звонок взбудоражил ее. – Не припомню, чтобы ты когда-нибудь мчался в другой город ради встречи со мной.

– Можешь не припоминать. Этого просто не было, – сквозь зубы произнес Габриель.

– Наш последний разговор приятным не назовешь. Ты видел, в каком я была состоянии, но повернулся и ушел.

– Полина… – В его голосе появились умоляющие нотки.

– Помнится, ты недвусмысленно дал понять, что обрываешь все контакты.

Габриель нервно расхаживал взад-вперед, сжимая в руке мобильник.

– Да. А что было потом?

– Я уехала домой.

Он остановился:

– Тебе еще несколько лет назад нужно было уехать домой, а мне – убедить тебя это сделать. – (Телефон молчал.) – Полина?

– Мне опять будет больно? Впрочем, что я спрашиваю. Наверное, будет.

– Я не знаю, – честно ответил Габриель. – Завтра поговорим.

Он отключился и некоторое время стоял, опустив голову. Потом снова повернулся к могиле их дочери.

* * *

Полина нервничала. Разговор в холле Мэньюлайф-билдинга и потом, на улице, был для нее крайне унизительным. Мало того что она не могла спать без таблеток и спиртного, мало того что она целиком зависела от учрежденного Габриелем фонда, тот январский разговор вынуждал ее нарушить собственную клятву. Полина обещала себе, что никогда не вернется в родные края. Но теперь у нее просто не было иного выбора.

Она вернулась. Нашла работу. Сняла скромную, но уютную квартиру. И, что совсем уж невероятно, встретила другого мужчину. Доброго, любящего, который хотел ее, и только ее. Общаясь с ней, он забывал обо всех прочих женщинах. Полина надеялась, что и потом тоже.

И теперь у Габриеля вдруг появляется желание поговорить. Не по телефону, а при встрече.

Полина любила Габриеля и в то же время боялась его. Он был скрытен и умел исчезать даже во время ее беременности, когда они жили вместе. В его жизни всегда существовала некая запретная зона, куда он не допускал Полину. Она это знала и принимала. Но окончательно смириться с таким положением вещей не могла. Отстраненность Габриеля напоминала дождевую тучу, способную в любой момент промочить тебя до нитки.

Мысленно возвращаясь к их последней встрече в Торонто, Полина все больше укреплялась в мысли, что Габриель никогда ее не любил. Раньше она считала его неспособным на любовь. Но услышав, как он говорит о Джулианне, она поняла, что ошибалась. Оказалось, Габриель способен любить и быть верным. Вот только его любовь и верность достались не ей, а другой.

Стоило Полине это принять, как к ее постоянным спутницам – тоске и душевной боли – добавилась свобода. Поначалу робкая, но становящаяся все смелее. Полина уже не была рабыней, пытавшейся завоевать внимание господина. Она перестала откладывать свои мечты о будущем на потом, жертвуя ими ради постоянной досягаемости для Габриеля.

И сегодня, переступая порог кафе «Карибу», она впервые за долгие годы чувствовала себя сильной. Конечно, встреча с Габриелем ударит по ней. Но она уже добилась впечатляющих успехов в других сферах своей жизни. Что мешает ей добиться успеха и здесь?

Габриель сидел в дальнем углу кафе, заняв столик на двоих. Его длинные пальцы сжимали кофейную чашку. Он был в пиджаке и рубашке, но без галстука. Полина отметила, что брюки у него чистые и отглаженные, а волосы – аккуратно причесанные. Ее удивили очки. Прежде Габриель надевал их, лишь когда читал.

Увидев Полину, он встал.

– Ты позволишь угостить тебя кофе? – спросил он, сдержанно улыбнувшись.

– С удовольствием.

Полина тоже улыбнулась, хотя и довольно неуклюже. Прежде Габриель всегда приветствовал ее поцелуем. Сегодня он сохранял вежливую дистанцию.

– Ты до сих пор предпочитаешь кофе с обезжиренным молоком и заменителем сахара?

– Совершенно верно.

Габриель пошел к стойке. Полина села. Ожидая, пока бармен выполнит его заказ, Габриель почесывал подбородок. От него не ускользнуло, что Полина изменилась. Она по-прежнему двигалась походкой балерины, не горбилась и умела управлять движениями рук. Изменилась ее внешность.

Свои длинные светлые волосы она стянула в конский хвост. Никакой косметики на лице. Полина выглядела свежее, моложе и… заметно жестче, чем в их последнюю встречу.

Ее одежда тоже изменилась. Она всегда хорошо одевалась, предпочитая эксклюзивную одежду и обувь. Но сегодня на ней была голубая кофта с длинным рукавом: просторная, без вычурности. Темные джинсы, босоножки. Габриель уже забыл, когда она так одевалась. Интересно, что бы это значило?

Он принес кофе, поставил перед Полиной, снова сел. Пальцы опять сомкнулись вокруг чашки. Габриель смотрел на черную жидкость, пытаясь выстроить начало разговора.

– У тебя усталый вид, – с искренней заботой произнесла Полина.

Габриель избегал ее взгляда. Он отвернулся к окну, хотя в этой части Миннеаполиса смотреть было не на что. Он действительно не знал, с чего начать их разговор.

– Когда-то мы были с тобой друзьями, – сказала Полина, отхлебывая кофе.

За широкими окнами кафе проносились машины.

– Мне кажется, тебе нужен дружеский совет.

Габриель повернулся к ней. Его глаза за стеклами очков в черной оправе были совсем синими.

– Я приехал попросить у тебя прощения.

У Полины округлились глаза. Боясь расплескать кофе, она торопливо опустила чашку на стол:

– Что?

Габриель шумно сглотнул:

– Я всегда относился к тебе не так, как относятся к друзьям, не говоря уже о любимых женщинах. Я был язвительным и эгоистичным. – Он привалился к спинке стула и снова повернул голову к окну. – Я не жду, что ты меня простишь. Но мне хотелось увидеть тебя и сказать, что я сожалею о своем поведении.

Полина безуспешно пыталась оторвать взгляд от его крепко сжатых губ и не могла. Ее буквально трясло от удивления.

Габриель разглядывал поток машин и ждал. Ждал, когда она произнесет хоть слово. Полина молчала. Наконец он решился посмотреть ей в глаза. Глаза были очумелыми. Благовоспитанная Полина сидела с открытым ртом. Почувствовав его взгляд, она закрыла рот.

– Габриель, мы знакомы столько лет, но до сих пор ты никогда не сожалел о своем поведении. Почему вдруг ты заговорил об этом теперь?

Он молча опустил глаза вровень с ее глазами. Лицо его оставалось неподвижным, если не считать подрагивающей жилки на подбородке.

– Это из-за нее, да? – подсказала Полина.

Габриель продолжал молчать. Ему было трудно сидеть рядом с Полиной. Еще труднее – сказать ей, как много значит для него Джулианна, как сильно эта юная женщина изменила его и как он боится, что Джулианна его не простит.

Упрек Полины он принял без возражений. В своем нынешнем состоянии Габриель жаждал осуждения и наказания, поскольку прекрасно осознавал, насколько грешен.

Полина следила за его реакцией, за постоянно меняющимся выражением лица. Чувствовалось, Габриелю очень плохо. Она очень давно не видела его в состоянии такого душевного раздрая.

– Как видишь, я вернулась домой, – тихо продолжала Полина. – Записалась на программу психологической помощи. Хожу на встречи и даже на индивидуальные сеансы. – Она подалась вперед. – Но ты ведь об этом знаешь. Я посылала отчеты секретарше Карсона.

– Да, знаю.

– Она изменила тебя.

– Что?

– Она изменила тебя. Она тебя… приручила.

– Дело не в ней.

– Нет, Габриель, в ней. Сколько мы с тобой знакомы? Сколько мы с тобой были близки? И ты ни разу не попросил у меня прощения ни за что. Даже за…

– Я должен был бы это сделать, – быстро перебил ее Габриель. – Я пытался исправить положение деньгами. Заботой о тебе.

Последние слова заставили его вздрогнуть. Он хорошо, очень хорошо знал типаж мужчин, которые стремятся подобным образом скрыть свою сексуальную неразборчивость.

Полина снова вспомнила о кофе, сделав несколько глотков.

– Да, ты должен был бы это сделать. Но я была дурой и довольствовалась тем, что имела. Я жила в замкнутом круге, не представляя, как оттуда выйти. Честно сказать, и не очень стремилась выходить. Однако вышла. И Бог мне свидетель: больше я туда не вернусь. – Она поджала губы, словно удерживая себя от дальнейших слов. Потом неожиданно заговорила опять: – Все эти годы я боялась, что родители не пустят меня на порог. Захлопнут дверь перед моим носом. Подъехав к их дому, я на всякий случай попросила таксиста обождать, пока я звоню в дверь. – Она уткнулась глазами в стол. – Но мне не понадобилось даже звонить. Пока я в своих сапогах на каблучищах топала по снегу, дверь открылась. Из дома вышла моя мать. Прямо в шлепанцах… – Полина замолчала, боясь расплакаться. Ее глаза уже были полны слез. – Представляешь, Габриель, мать побежала мне навстречу. Подбежав ко мне, она меня обняла. Мы пошли к дому, и я вдруг поняла, что еще много лет назад могла вернуться домой. И меня ждала бы такая же встреча.

– Возвращение блудной дочери, – пробормотал Габриель.

– Да.

– В таком случае ты понимаешь, как сильно я нуждаюсь в твоем прощении.

Полина всматривалась в его глаза. Ни капли фальши.

– Понимаю, – сказала она. – Я только не могу понять, почему вдруг ты приехал просить у меня прощения сейчас.

Габриель снова сел, обхватив чашку с остывшим кофе.

– Ты была мне настоящим другом, – прошептал он. – А я так обращался с тобой.

Полина вытерла глаза.

– И с Майей тоже.

Полина невольно вскрикнула.

В этом они с Габриелем были похожи: само упоминание имени их неродившегося ребенка мгновенно отзывалось всплеском душевной боли. А когда имя произносилось неожиданно, боль была особенно острой.

– Я не могу говорить о ней, – закрыв глаза, тихо сказала Полина.

– Ей сейчас хорошо. Она счастлива.

– Я тебе не верю, – возразила Полина. – Когда человек умирает, это конец. Ты засыпаешь и не просыпаешься.

– Я знаю, о чем говорю.

Эти слова заставили ее открыть глаза. Чувствовалось, Габриель пытался скрыть от нее свое состояние. Но еще никогда он не говорил с такой убежденностью.

– Я знаю, что не имею права просить тебя о чем-либо. Возможно, тебе противно меня видеть. – Он откашлялся. – Но я должен был сказать тебе это, глядя в глаза. Я гадко обращался с тобой. Я вел себя как чудовище. Мне стыдно за прошлое. Пожалуйста, прости меня.

Теперь Полина плакала по-настоящему. Крупные слезы катились по ее безупречно красивому лицу.

– Замолчи, – всхлипывая, потребовала она.

– Полина, мы с тобой зачали нашу дочь. Красивое, удивительное создание. Она покинула нас еще до рождения. Но мы должны жить дальше. Нескончаемое оплакивание нам ничего не даст. Мы лишь понапрасну растратим годы.

– Да как ты смеешь? Ты приехал сюда, желая облегчить свою совесть, и говоришь мне ужасные вещи.

Габриель скрипнул зубами:

– Я приехал не для облегчения своей совести. Я хочу исправить то, что не исправил раньше.

– Мой единственный ребенок мертв. Я лишилась не только ее. Я лишилась возможности иметь детей. Ты и это можешь исправить?

Габриель напрягся:

– Нет.

– Ты ведь никогда меня не любил. Я растратила себя на мужчину, который меня просто терпел, и то потому, что ему было хорошо со мной в постели.

На его подбородке снова задергалась жилка.

– Полина, не принижай своих достоинств. В тебе много качеств, вызывающих восхищение. Ты умна, щедра и обладаешь удивительным чувством юмора.

Она невесело рассмеялась:

– А что толку? Невзирая на весь свой ум, я оказалась полной тупицей, пытаясь тебя изменить. Я потерпела сокрушительное поражение.

– Я уже признал свою вину. Неоднократно.

– Я более или менее успокоилась. Наладила свою жизнь. И вот являешься ты, чтобы снова все вдребезги разбить.

– Я ничего не собирался разбивать.

– Собирался или нет – значения не имеет. – Полина обеими руками вытерла глаза и отодвинулась подальше от Габриеля. – Ты вернешься домой, к своей молоденькой, хорошенькой подружке, способной родить тебе ребенка, если тебе вдруг захочется детей. Вазэктомия – это не навсегда. Ты можешь вернуть себе способность к зачатию. А мне ее не вернет никто и никогда.

Габриель понурил голову:

– Я виноват. Я покалечил тебе жизнь.

Разговора не получилось. Габриель встал, чтобы молча уйти.

– Подожди! – Полина вдруг схватила его за руку. Габриель остановился, приготовившись выслушать новую порцию упреков. – Я… Словом, я встретила мужчину. Он помог мне найти работу на время, пока я занимаюсь диссертацией. Я преподаю английский.

– Рад слышать.

– Мне больше не нужны твои деньги. И я не боюсь, что меня снова выкинут из твоего фонда… Этого человека зовут Кейт. Он вдовец. Две дочки на руках: одной – семь, второй – пять. Они называют меня тетей Полиной. Представляешь? Я одеваю их, причесываю, пью чай вместе с их куклами. Кейт любит меня. И его девчонки ко мне тянутся. Хотя мне больше не родить, я все равно буду матерью. На худой конец – теткой… Я прощаю тебя, Габриель. Но больше не напоминай мне о прошлом. Я примирилась с ним, насколько смогла.

– Обещаю.

Полина улыбнулась, на этот раз искренне. Габриель слегка поцеловал ее в макушку:

– Прощай, Полина. Будь счастлива.

Он выпустил ее руку и, не оглядываясь, пошел к выходу.