Кант и Галилей

В определениях технической телеологии с особой ясностью проглядывают реальная предыстория и реальный подтекст всех кантовских "перенормировок". Все, о чем я сейчас рассказал, произошло не только в "Критике..." Канта.

Это реально в XVII — XVIII вв. проблема замкнутой ("целокупной") бесконечности (конечных предметов) превратилась в проблему неопределенной бесконечности движения к пределу (проблему бесконечно определяемого начала ряда). В этом превращении — весь смысл полуторавекового перехода от Галилея к Канту. В этом — смысл неявной (спрятанной в порах "Критики...") предыстории кантовской" "эксперимента чистого разума". О детальном смысле этой предыстории см., впрочем, следующую часть книги.

И все же я сказал неправильно. Смысл — не в этом. Сложнейшая архитектоника переключений, снятий, уплощений, перенормировок, схематично восстановленная на этих страницах, отнюдь не относится только к чему-то распутанному, отвергнутому, преодоленному Кантом в неких "истинных (разрешимых) антиномиях".

Уж скорее наоборот.

Предельным смыслом (этот смысл выявил XX век) кантовской антитетики как раз и является вся эта система переформулировок, скрытых (скрытно работающих...) в последней, "правильно" работающей антиномии, — все ее тайные бездны и снятия, отсеки и переходы, вся ее предыстория, все ее "помни о смерти'".

Поверхность облегченной "антиномии возникновения" имеет смысл, только если под ней пропасти и глубины, если предметы, находящиеся в этой глубине, могут быть поняты, говоря словами Канта, "с двух различных сторон: с одной стороны, как предметы чувств и рассудка для опыта, с другой же стороны, как предметы, которые мы только мыслим и которые существуют лишь для изолированного и стремящегося за пределы опыта разума" (3, 89).

"Разрешимые антиномии" Канта лишь внешняя форма неразрешимых антиномий, вплоть до парадокса "causa sui", то есть вплоть до логической революции XX в.

Онтологика эксперимента Нового времени включает в себя все эти этажи, переходы, переформулировки — и вглубь — к парадоксу "causa sub, и вверх via поверхность, — к облегченному вздоху "разрешимой антиномии".

И движение вглубь, к парадоксу, столь же органично для "Критики..." Канта, как и движение на поверхность теорий.

На последних страницах мы так увлеклись "антитетикой", что забыли об идеях разума. Между тем в схематизме идей разума "вещам в себе" были даны (мы это помним) именно парадоксальные определения. И "субъект вне предикатов", и "система предикатов, которая сама себя подразделяет", и "предпосылка без предпосылок" — это парадоксы, а не антиномии. Разрешение их в антиномиях не носит окончательного характера. Без "идей разума" ни "Критика..." Канта, ни мышление Нового времени существовать не могут. Иначе антиномии бессмысленны. Смысл логики Канта, смысл онтологики эксперимента — в сложном взаимообращении парадоксов и антиномий, самообоснования логики мышления Нового времени ("идеи разума") и ее саморазвития ("антиномии"). Хотя перекос в антитетику в логике Канта, в логике Нового времени, конечно, существует.

Перекос этот связан с тем, что в "трансцендентальной логике" Канта самообоснование мышления Нового времени дано все же только на исходе, на выходе этой логики в ее онто-логическое, внелогическое, самообоснование. Вспомним еще раз. Кант сформулировал идеи разума и парадоксы, с ними связанные, на основе предельной систематизации и схематизации всей совокупности формальных суждений и умозаключений, развитых внутри строго научных теоретических структур. Логика науки, взятая в полном своем развитии, выходит — по Канту — к своим внетеоретическим и внелогическим основаниям, совершает трансцензус в мир "вещей в себе". Логика теории обосновывает необходимость выхода за пределы теоретического разума и обнаруживает в определениях внелогического предмета мышления предельные основания собственно логических построений.

Но этот выход логики во внелогическое (как свое основание) односторонен. Не хватает "мелочи" — обратного (или исходного?) хода. Не хватает обоснования (логического? экспериментального? онто-логического?) того коренного процесса, в котором вне-логическое порождает "логику", оказывается ее зерном, началом. Однако без такого исходного (обратного?) хода парадоксы (схематизма идей) неизбежно "доказывают" себя, только расщепляясь в антиномиях, в "антитетике";

они не имеют собственной обосновывающей силы, они сильны лишь силой своего логического превращения; они могут иметь лишь апофатический характер, характер "ученого незнания". Возникает вопрос, продиктованный логической революцией XX в., в какой мере изначальны "идеи разума", где их собственная (не по следствиям измеряемая) логическая сила (если понятие "сила" здесь еще годится, даже в качестве фразеологизма)? Возможно ли двигаться — в самообосновании мышления Нового времени — не редуктивным путем Канта, но иным движением, которое я условно называю транс-дуктивным, — раскрывая формирование логического из вне-логического, рационального — из вне-рационального, дедуктивной логики — из логики порождающей??

Только ответ на этот вопрос позволит вообще оправдать наше понимание трансцендентальной логики Канта. Без этого ответа Кантову логику возможно понять (как это действительно понималось многими его противниками и многими его сторонниками) как простое изничтожение логического, теоретического, рационального в нелогическом, иррациональном, внетеоретическом.

Если возможно обратное (исходное?) движение — возникновение логического из вне-логического, тогда и только тогда "схематизм идей и логика антиномии" действительно могут быть (должны быть) поняты как необходимый полюс "философской логики” (а не какой-то "ан-ти-логики") Нового времени.

Но именно потому, что речь идет не о мышлении вообще, а о реальном мышлении Нового времени, о мышлении, как оно реализуется в собственно теоретических, в эстетических, в этических предположениях человека XVII — XIX вв., то и исходное обоснование этой логики из вне-логических оснований (ясна парадоксальность такой задачи) должно быть переформулировано: необходимо обосновать изначальное формирование логики Нового времени из... традиционной логики Аристотеля — Фомы Аквинского (я уже не говорю о том, что сам этот "дефис" между Аристотелем и Аквинатом должен быть понят как некий транс-дуктивный переход).

Вот мы и подошли вплотную к Галилею. В этой книге именно Галилей (хотя до него уже был Николай из Кузы) будет представлен демиургом изначального перехода вне-логического в логическое, транс-дуктивного перехода средневековой логики в логику нововременную.