Мысли в период Великой французской революции 2 страница

Одержимость идеей «философской истории» не заслонила от Вольтера про­блемы источников и достоверности сооб-

²² Цит. по кн.: Томшиевский Б. В. Пушкин и Франция. Л„ 1960. С. 202.

²³ История в Энциклопедии Дидро и Д'Аламбера. С, 17.

²⁴ Цит. по кн.: Державин К. П, Вольтер. М., 1946. С. 207.

²⁵ История в Энциклопедии Дидро и Д'Аламбера. С. 17.

²⁶ Косминский Е. А. Вольтер как историк // Вольтер. Статьи и материалы, М., Л., 1948, С. 160.

щаемой ими информации. В отличие от многих других просветителей, он понимал значение для историка архивов. Работая над историческими трудами, хронологичес­ки ограниченными, он обращался к ру­кописным документам. Так, для написания истории Петра Великого Вольтер использо­вал материалы, которые посылали ему из России Г. Ф. Миллер, И. И. Тауберт, М. В. Ломоносов, И. И. Шувалов. Для создания книг о Карле XII, Людовике XIV и Людовике XV он обращался и к устной традиции, к свидетельствам участников и очевидцев событий. При работе над «Опы­том о нравах...», по существу очерком все­мирной истории, он опирался в основном на книги своей обширной библиотеки, которую заботливо пополнял (купленная Екатериной II эта библиотека в настоящее время находится в Библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде); 28 % всех ее книг — сочинения исторического содержания ²⁷.

В вопросе о достоверности историчес­ких знаний и исторических источников Вольтер был одним из главных провоз­вестников просветительской критики тра­диционной историографии. История не должна принимать на веру все, что не согласуется ни с физикой, ни с разумом, ни с природой человеческого сердца. Дивные и невероятные сообщения древних анналов должны приниматься в расчет как сви­детельства людского легковерия, они вхо­дят в историю мнений.

Отражая оптимистическое мироощу­щение просвещенных буржуазных кругов XVIII столетия, Вольтер выступал одним из провозвестников теории исторического прогресса. Ему была чужда идеализация первобытного «естественного состояния» людей как счастливого изначального со­стояния человечества. В понимании дви­жущего начала общественного прогресса Вольтер стоял на идеалистической пози­ции. Он прекрасно понимал важность земледелия, ремесел, мануфактур, торгов­ли и мореплавания, но первичным и опре­деляющим импульсом их прогресса считал человеческий разум, успехи просвещения и новых знаний. Эти успехи обусловливают и нравственное совершенствование, дости­жения искусств и т. д.

Вольтер не считал прогресс движу­щимся в неодолимо-линейном направле­нии. Прогресс осуществляется избиратель­но, воплощается в отдельных периодах истории (например, век Филиппа и Алек­сандра, Цезаря и Августа, Медичи и Лю­довика XIV), которые выделяются на темном фоне и часто отделены друг от дру­га долгими веками невежества. Если и сто­ит изучать эти мрачные времена, говорил Вольтер, то лишь для того, чтобы их прези­рать. В особенности нетерпим был Вольтер в оценке средневековья — в этом сказы­вались и его антифеодальная, антитеологи­ческая общественная позиция и характер­ное для его взглядов отсутствие исто­ризма как идеи органического развития. Средние века для Вольтера — это варвар­ская история варварских народов, кото­рые, став христианами, не сделались лучше.

Перейдя от истории Римской империи к истории народов, ее разрушивших, писал Вольтер, уподобляешься путешественнику, «который, выйдя из прекрасного города, оказывается в пустыне, покрытой тер­ниями» ²⁸. Все здесь внушает глубокое отвращение. Двадцать варварских наре­чий сменили прекрасный латинский язык, жалкие хижины встали вместо амфитеат­ров; феодальное правление — это хаос, в котором сильный подавляет слабого, а народ прозябает в состоянии рабства. Основную задачу всемирной истории Воль­тер видел как раз в том, чтобы показать, «через какие ступени люди прошли от гру­бого варварства прежних времен к куль­туре нашего времени» ²⁹.

Неукротимый и язвительный критик старого порядка, горячий сторонник обще­ственно-политических преобразований, Вольтер, как и подавляющее большинство просветителей, не помышлял об их насиль­ственном осуществлении. Возможность народного возмущения, самочинных неци-

²⁷ См.: Альбина Л. Л. Вольтер историк в своей библиотеке // Новая и новейшая история. 1979. № 2. С. 145.

²⁸ Voltaire F. M. A. Oeuvres completes. P., 1877—1885. V. 1—52; V. 11. P. 246.

²⁹ Ibid. V. 24. P. 547.

вилизованных действий «невежественной и фанатичной толпы» внушала просвети­телю самые тревожные опасения, в том числе за судьбы собственности. Отсюда и его отношение к народным движениям в европейской истории — Жакерии, восста­нию Уота Тайлера, Крестьянской войне в Германии и др. Вольтер понимал, что они были вызваны жестоким феодальным угнетением, ибо сеньоры «обращались с крестьянами, как с животными; но его отталкивали насильственные действия этих «мужланов» (rustres), которые защи­щали идею равенства людей методами «хищных зверей» .

Наилучшим путем решения назревших общественных проблем в духе требований разума казались реформы просвещенного монарха, «философа на троне». Дорогая Вольтеру идея «просвещенного абсолютиз­ма» побуждала его к поиску ее воплоще­ния в настоящем и исторического подтвер­ждения в прошлом. Историк, не желавший писать «историю королей», но лишь «исто­рию людей», пристально интересовался государями, в которых думал найти пози­тивный или негативный пример,— Кар­лом XII, Петром I, Людовиком XIV. Так, «изгнанная просветителями в дверь, исто­рия государей возвращалась в окно»³¹.

В целом, учитывая обусловленные вре­менем и социальным кругозором дости­жения и пределы исторических воззрений Вольтера, можно утверждать, что выдви­нутое им новое понимание содержания и задач исторической науки, отражение этого понимания в историографическом творчестве просветителя оказали сильное воздействие на развитие исторической мысли и оставили глубокий след в историо­графии.

Ж. Тюрго.С вольтеровским пони­манием истории во многом перекликаются идеи, высказанные Тюрго, одним из ярких мыслителей и практических деятелей фран­цузского Просвещения. Анн Робер Жак Тюрго(1727—1781), младший современ­ник Монтескье и Вольтера, специально

историей почти не занимался. Как теоре­тик он был прежде всего экономист, один из видных представителей и «заверши­тель» экономического учения физиокра­тов — французской школы классической буржуазной политической экономии. Тюр­го был и незаурядным государственным деятелем; с его именем связана самая крупная в XVIII в. попытка буржуазных реформ в начале 70-х годов. Не удавшаяся, как и все остальные, она вызвала вначале много надежд, ее приветствовали Вольтер, Д'Аламбер, Кондорсе...

При всем том Тюрго прочно вошел и в историю развития историко-социологической мысли. Он вошел в нее прежде всего как создатель первой цельной теории общественного прогресса. Ее блестящее изложение было дано в 1750 г. совсем еще молодым, 24-летним, Тюрго в небольшом труде (речи в Сорбонне) — «Последова­тельные успехи человеческого разума» и в относящихся к тому же времени двух набросках «Рассуждения о всемирной ис­тории» (оно осталось незавершенным).

Идея закономерного и поступательного развития человеческого рода, его движе­ния от низших форм к высшим выражена Тюрго с необычайной рельефностью: «...че­ловеческий род, рассматриваемый с момен­та своего зарождения, представляется взорам философа в виде бесконечного целого, которое само, как всякий индиви­дуум, имеет свое состояние младенчества и свой прогресс» ³². В соответствии со своей оптимистической концепцией Тюрго опре­делял и задачу исторической науки. Все­мирная история — это «рассмотрение последовательных успехов человеческого рода и подробное изучение вызвавших их причин» .

Концепция прогресса у Тюрго, в отли­чие от того, как понимал его Вольтер,— это концепция бесконечного и непрерыв­ного прогресса; ее оценивают иногда как теорию линейного прогресса. Конечно, отмечал Тюрго, бывают времена упадка, кровавых войн, великих бедствий, но это не меняет того, что «весь человеческий род,

³⁰ Voltaire F. M. A. Oeuvres completes. V. 30. P. 299, 454.

³¹ Шапиро А. Л. Историография с древней­ших времен по XVIII век. Курс лекций. Л., 1982. С. 169.

³² Тюрго А. Р. Избранные философские произве­дения. М„ 1937. С. 51. ³³ Там же. С. 78.

переживая попеременно спокойствие и вол­нения, счастливые времена и годины бедст­вия, всегда шествует, хотя медленными ша­гами, ко все большему совершенству» ^м.

Движение по пути прогресса Тюрго считал всеобщим историческим законом, действие которого охватывает все области человеческого бытия — развитие разума, наук, искусств, свободы и творческой активности людей, их общественное устройство, способы добывания средств к жизни и т. д. Поэтому Тюрго не допускал мысли о наличии перерывов в поступатель­ном движении истории: все эпохи «спле­тены цепью причин и следствий, связы­вающих данное состояние мира со всеми предшествующими состояниями».

Подобно другим просветителям, Тюрго считал среневековье периодом глубокого упадка. Но, в отличие от большинства про­светителей, он выделил и в истории средних веков элементы прогрессивного развития, которые проявлялись прежде всего в обла­сти «механических искусств», материаль­ной цивилизации: «Какая масса изобрете­ний, неизвестных древним и обязанных своим появлением варварскому веку! Ноты, векселя, бумага, оконное стекло, большие зеркальные стекла, ветряные мельницы, часы, зрительные трубы, порох, компас, усовершенствованное мореходное искусство, упорядоченный торговый обмен и т.д. и т. д.»³⁵. Усиливаются города, постепенно восстанавливается королев­ская власть. Все это подготовляет расцвет человеческого духа, наступающий в новое время. Именно механические искусства Тюрго считал такой сферой, в которой и во времена упадка культуры обеспечивается непрерывность прогресса.

В исторической теории Тюрго просле­живается материалистическая тенденция, развитие общества он ставил в зависи­мость от изменения форм экономической жизни. Тюрго создал схему основных эта­пов общественного развития, которая в различных вариантах воспроизводилась целым рядом других мыслителей XVIII в. Восхождение человечества по ступеням общественного прогресса, наметившееся и углубляющееся общественное неравенство, согласно Тюрго, связаны с перехо­дом от собирательства и охоты к ското­водству, а далее — к земледелию. По­скольку земледелие питает значительно больше людей, чем необходимо для воз­делывания земли, это ведет к разделе­нию труда, появлению городов, торгов­ли, искусств и т. д. В этой схеме, набро­санной Тюрго в его «Рассуждении о все­мирной истории», изменения в условиях материальной жизни выступают, таким образом, как определяющий фактор про­гресса. Однако эта цепь рассуждений была звеном, но не концептуальной основой теории Тюрго. В конечном счете он прихо­дил к общему для просветителей представ­лению об успехах разума, просвещения как главной силе исторического прогресса: «Все следует за движением разума»³⁶.

Концепция прогресса Тюрго была бур­жуазной в том смысле, что наилучшим возможным общественным устройством, соответствующим естественному праву и разуму, он считал, по существу, буржуаз­ное общество. Тюрго оказал большое вли­яние на последующее развитие историко-социологической мысли, в частности на идеи прогресса, развивавшиеся в годы Французской революции (Кондорсе), а также на позитивизм Конта и его после­дователей.

Французские философы-материалисты.В 50—70-е годы XVIII в. во французском Просвещении выступила плеяда выдаю­щихся философов-материалистов. Круп­нейшими среди них были Дени Дидро(1713—1784), Клод Адриан Гельвеции(1715—1771), Поль Анри Гольбах(1723— 1789). «Свою философскую задачу,— отмечает советский исследователь,— французские материалисты не ограничи­вали последовальным объяснением приро­ды из нее самой и обоснованием материалистически-монистического понимания человека». Большое внимание эти мыслители уделяли также антропосоциальной проблематике. Обращаясь к прошлому человечества, они не занимались специально вопросами философского осмысления человеческой истории. Но

³⁴ Тюрго А. Р. Избр. философ, произв. С. 51.

³⁵ Там же. С. 68.

³⁶ Тюрго А. Р. Избр. философск. произв. С. 86.

³⁷ Кузнецов В. Н. Французский материализм XVIII века. М., 1981. С. 190.

философам-материалистам XVIII в. был присущ пристальный интерес к проблемам бытия человека в обществе. Место их в разработке этих проблем определяется прежде всего тем, что они настойчиво ста­рались применить к изучению общества принципы естественнонаучного материа­лизма, желали «...уяснить общение людей из их материальных потребностей и спо­собов их удовлетворения...» ³⁸.

Исходным принципом общественных теорий философов-материалистов было представление о человеке как физическом существе, входящем неразрывной частью в «систему природы» (Гольбах). Чувствен­ная природа человека толкает его к само­сохранению, достижению личной пользы и удовольствия и в то же время побуждает избегать страдания. Поэтому земные жиз­ненные потребности людей — забота о пище, одежде, жилище и т. д.— суть глу­бокий смысл человеческой жизни. Исходя из этого принципа, Дидро и Гельвеции объясняли и переход людей к обществен­ному состоянию, и возникновение государ­ства (П. Гольбах считал общественное состояние изначальным): общество необ­ходимо людям для успешной борьбы с при­родой. «Природа,— писал Д. Дидро,— обрушилась на человека потребностями, которые она ему дала, и опасностями, коим она его подвергла; он должен был бороться с жестокостью времен года, с неурожаем и голодом, с болезнями и зверями» ^зэ.

Материалисты предложили схему пер­воначальных этапов истории, близкую к схеме Тюрго, где в качестве определяю­щего момента выдвигались различные формы хозяйственной деятельности людей. По мысли Дидро, люди последовательно переходили от собирательства к охоте и рыбной ловле, затем к скотоводству и, наконец, к земледелию. На стадии земле­делия возникли частная собственность (Дидро считал ее общественным, а не дан­ным от природы институтом) и полити­ческая организация.

Среди виднейших представителей французского материализма XVIII столе­тия наиболее пристальный интерес к антропосоциальным проблемам был присущ Гельвецию. Разработке этих вопросов были посвящены самые крупные его тру­ды — «Об уме» (1758), «О человеке» (из­дана после смерти автора в 1773 г.). Для Гельвеция характерна особая последова­тельность в применении принципов мате­риалистического сенсуализма к истолко­ванию социального бытия. Не случайно эти его идеи вызвали резкую критику деис­тов — Вольтера, Тюрго и некоторых дру­гих мыслителей.

Гельвеции хотел создать науку об обществе, основанную на столь же точных началах, как физика Ньютона; он хотел «развить идею, что законы, нравы людей зависят от физических причин. Изложить, доказать ее при помощи истории» ⁴⁰. Ис­ходным началом, достаточным для научно­го объяснения социальной жизни, Гель­веции считал присущую человеку физичес­кую чувствительность. Человек, как любое живое существо, стремится к самосохра­нению. А это значит, что стремление избежать неприятных ощущений — голо­да, жажды, боли и т. д., стремление к лич­ной пользе, т. е. любовь к себе,— всегда является движущим началом человеческих идей и поступков⁴', а значит — и жизни общества. «Голод заставляет дикаря про­водить целых шесть месяцев на озерах и в лесах, учит его сгибать свой лук, плести сети и устраивать западни животным. Голод же заставляет у цивилизованных народов всех граждан работать, возделы­вать землю, учиться ремеслу и выполнять любые обязанности» ⁴². Таким образом, Гельвеции вводил в свое учение определен­ный материалистический элемент: различ­ные способы добывания материальных средств к жизни (охота, земледелие и т. д.)

³⁸ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 411.

³⁹ Цит. по кн.: Луппол И. К. Дени Дидро. М., 1960. С. 245—246.

⁴⁰ Гельвеции К. А. Соч. М„ 1974. Т. 1. С. 90.

⁴¹ «Любовь к себе» в учении Гельвеция эти­чески нейтральна, она вытекает из природы человека и ее не следует путать с себялюбием (эгоизмом) и самолюбием, стремлением первен­ствовать (см.: Кузнецов В. Н. Французский материализм XVIII века. С. 212—213).

⁴² Гельвеции К. А. О человеке. М., 1938. С. 76.

он рассматривал как определяющее нача­ло смены основных этапов в начальный период человеческой истории.

Характерной чертой воззрений фран­цузских материалистов на человека и общество был антропологизм. Подчер­кивая единство человека и природы, они не осознавали специфики законов развития общества, отождествляли их с общими законами природы в целом. Исходным началом их теоретических построений был абстрактный чувственный человек, инте­ресы и потребности которого определяются не исторически определенными условиями его экономико-социального бытия, а преж­де всего его неизменной физической, т. е. биологической, природой. Такой подход к человеку подталкивал к натуралисти­ческому объяснению тех или иных исто­рических событий обстоятельствами физиологического или медицинского по­рядка. «Излишек едкости в желчи фанати­ка,— писал П. Гольбах,— разгорячен­ность крови в сердце завоевателя, дурное пищеварение у какого-нибудь монарха, прихоть какой-нибудь женщины — яв­ляются достаточными причинами, чтобы заставить предпринимать войны, посылать миллионы людей на бойню, разрушить крепости, превращать в прах города, по­гружать народы в нищету и траур...»; «Диета, стакан воды, кровопускание иногда могут быть достаточны, чтобы спасти от гибели царства» ⁴³.

Ограниченность чисто натуралистичес­кого подхода к познанию общества была замечена самими философами-материа­листами. Они пришли к мысли, что дея­тельность людей в обществе может быть объяснена не только природными, но и дру­гими реальными причинами, в том числе сознательными мотивациями людей, их идеями. При этом в объяснении обще­ственных явлений эти мыслители, при всем их внимании к происхождению идей из чувственного опыта, склонны были прида­вать определяющее значение именно идеям, мнениям — индивидуальным и массовым (Гольбаху принадлежит извест­ная формула «мнения правят миром»). Особенно важными представлялись идеи и

продиктованные ими действия законода­телей, правительств. Вместе с тем необхо­димо иметь в виду, что представление о решающем воздействии идей (обществен­ного сознания), законодательства на развитие общества у мыслителей XVIII в. не было спекулятивным построением, лишенным реального содержания. Оно было отражением — и абсолютизацией— реального факта: огромной роли указан­ных явлений в жизни общества и в его истории.

Французские философы-матери алисты не создали материалистическую общест­венную науку, но они поставили вопрос о ее необходимости и сделали определенные шаги в этом направлении.

Не занимаясь специально историей, философы-материалисты, люди широко и всесторонне начитанные, занимали и определенную позицию в историко-политическом споре о происхождении и привиле­гиях французского дворянства. Дидро, как и большинство энциклопедистов, считал обоснованным германистический тезис, но решительно отвергал «исторические пра­ва» дворянства. Возможно, эти права были оправданы в прошлом тем, что дворяне выполняли необходимые для общества военные функции. Но эти времена давно прошли; дворянство утратило всякие по­лезные функции и, следовательно, свои исключительные права. Монархия же, которая во франкские времена была огра­ничена законом, выродилась в деспотию.

П. Гольбах считал «феодальное прави­тельство» одним из худших видов тирании, происхождение которого коренится в бес­порядках, разбое, войнах. Из этого же источника возникла и феодальная знать, земельное дворянство. Как и Дидро, он решительно отрицал за дворянством какое-либо право на исключительное положение. Дворяне не выполняют никакой полезной функции в обществе; «насилия диких пред­ков — единственное основание их безум­ных притязаний» ⁴⁴.

Гельвецию специальное изучение исто­рии феодальных учреждений казалось делом не только бесплодным, но и мало-

⁴³ Гольбах П. Избранные произведения. М., 1963. Т. 1.С. 260, 261.

⁴⁴ Holbach P. La politique naturelle. Tours. L'An IV. V. 1. P. 94—95, 274—280.

достойным с точки зрения общественной. Он упрекал Монтескье за его историчес­кий подход к установлению феодальных законов: «Является ли это темой, которую мудрый и рассудительный ум должен был избрать для исследования? Какое зако­нодательство можно извлечь из этого варварского хаоса законов, которые были установлены силой и почитаемы по неве­жеству и которые всегда будут противо­поставляться разумному порядку ве­щей?» ⁴⁵. Мысль о закономерности возник­новения феодальных законов воспринима­лась Гельвецией как их оправдание.

Г. Рейналь.В последней трети XVIII в. огромной популярностью во Франции и за ее пределами пользовалась многотомная «Философская и политическая история учреждений и торговли европейцев в обеих Индиях» (1770) ⁴⁶, создателем которой был аббат Гийом Томас Франсуа Рейналь(1713—1796). Вышедшее в 1780—1781 гг. в десяти томах третье ее издание пред­ставляло собою в известной мере уже кол­лективный труд — в его составлении участ­вовали видные энциклопедисты, в их числе Дидро.

«История обеих Индий» — последнее по времени монументальное творение про­светительской мысли, появившееся за 9 лет до революции. Оно позволяет судить о тех сдвигах, которые наметились в идеях бур­жуазного просвещения в 70—80-х годах в условиях нараставшего обострения социальных противоречий в стране, краха попытки буржуазных реформ Тюрго, мощ­ного воздействия на Европу победы рево­люции в Северной Америке.

В «Истории обеих Индий» впервые с позиций просветительского гуманизма была изложена история одного из важ­нейших явлений нового времени — коло­ниальной политики европейских держав в странах Азии, Африки и Америки. В ра­боте содержатся также исторические,

⁴⁵ Цит. по кн.: Момджян X. Н. Француз­ское Просвещение XVIII века. С. 101.

⁴⁶ О широкой популярности и общественном звучании книги Рейналя говорит тот факт, что только в конце XVIII в. на разных языках вышло около 70 ее изданий (см.: Моряков В. И. Из истории эволюции общественно-полити­ческих взглядов просветителей конца XVIII ве­ка. М., 1981. С. 14).

географические и иные сведения о европей­ских странах, о Китае, Японии, России, Индии, Америке, Африке. Это своеоб­разная всемирная история со времени географических открытий (с экскурсами в более ранний период) до XVIII в. вклю­чительно.

Естественноправовая социологическая доктрина определяла позиции состави­телей этой истории: важнейшие истори­ческие явления рассматриваются и оцени­ваются с точки зрения трактуемых в духе буржуазного просветительства есте­ственного права, неотъемлемых прав чело­века и естественной справедливости.

Вместе с тем историко-материалистическая тенденция, которую мы отмечали у энциклопедистов, приобретает в «Исто­рии обеих Индий» вполне отчетливую форму. Важнейшей двигательной силой цивилизации Рейналь считал развитие ре­месел, мануфактур, но в особенности тор­говли, которую ставил на первое место. Не случайно именно географические открытия и связанный с ними бурный рост торговли он считал началом нового вре­мени. «Кто проложил эти каналы? Кто осушил эти долины? Кто основал эти горо­да? Кто объединил, одел, цивилизовал эти народы?» — риторически спрашивал Рей­наль, говоря о передовых странах Европы. Ответ для него ясен: «Это торговля» ⁴⁷. Именно с развитием торговли Рейналь прежде всего связывал громадные и все­сторонние перемены в европейской истории в XV—XVI вв.: ликвидацию крепостничест­ва, подъем итальянских городов и Возрож­дение, возвышение Голландии и т. д.

Историческое прошлое рассматри­вается в «Истории обеих Индий» с пози­ций решительного осуждения феодаль­ного порядка, сословного неравенства, а также — в принципе — абсолютистской формы правления. В третьем издании труда отчетливо прослеживается радика­лизация общественно-политической ориен­тации буржуазно-просветительской мысли. Рейналь еще не вполне утратил надежду на возможность общественного преобра-

⁴⁷ Raynal G. Th. Histoire philosophique et politique des etablissements et du commerce des europeens dans les deux Index. P., 1810. V. 1. P. 4.

зования волею просвещенного государя; но эта надежда явно слабела.

Напротив, подлинный энтузиазм Рейна-ля вызвала развертывавшаяся на его гла­зах Американская революция — Война за независимость в Северной Америке. Очер­ки ее истории, данные в 18-й книге «Истории обеих Индий»,— это одновре­менно и пропаганда опыта этой революции.

Пристальный и сочувственный интерес вызывает история освободительных движе­ний и революций XVI—XVII вв.— Ни­дерландской, Английской. Рейналь даже не останавливается перед выводом, что бунт является закономерным следствием тирании, «...страшным, но единственным средством, остающимся в распоряжении человечества в странах, угнетенных деспо­тизмом» ^4в.Но исторический опыт европей­ских народных движений с их массовым насилием и уравнительными поползнове­ниями вызывает и тревожные опасения. Размышления Рейналя о периоде Кресть­янской войны в Германии и учении анабап­тистов перекликаются с мыслями Вольтера: «Химера равенства — самая опасная из всех химер в цивилизованном обществе... крестьяне одобрили ее с тем большим энтузиазмом и яростью, что иго, от кото­рого она их освобождала, было еще более невыносимым»; но в результате были совершены лишь величайшие разбои и преступления ⁴⁹. В этом отношении тексты «Истории обеих Индий» идут в общем русле просветительского осмысления феномена народных бунтов и восстаний в истории. Высокую оценку находила в «Истории обеих Индий» «славная револю­ция» 1688 г. в Англии: именно с этого времени «процветание Великобритании сравнялось и превзошло все наиболее яркое из того, что сообщает нам исто­рия» ⁵⁰.

Важно отметить еще одну особенность исторического построения Рейналя: осуж­дение феодальных институтов перепле­тается здесь с резкой критикой методов первоначального накопления, характер­ных для этой переходной эпохи, прежде всего колониального грабежа и рабо­торговли. Прошлое и настоящее коло­ниальной политики, работорговля расце­ниваются как варварское преступление против природы и человечности. Рейналь был убежден в том, что колониальная система должна быть уничтожена, и он твердо верил в грядущее освобождение колоний. «Какой будет эпоха этой револю­ции? Это неизвестно: необходимо, однако, чтобы она свершилась» ⁵¹. Рейналь считал даже оправданным восстание негров-рабов против колонизаторов, призывал день, когда «испанцы, португальцы, англи­чане, французы, голландцы, все их тираны станут добычей пламени и огня» ⁶².

Приведенные рассуждения Рейналя — один из примеров того, как просветитель­ская мысль опережала свое время и, оста­ваясь буржуазной в своей основе, выры­валась временами за пределы современ­ного ей буржуазного кругозора.

Ж.-Ж. Руссо.Ценный вклад в развитие историко-социологических идей внесли мыслители, принадлежавшие к демо­кратическому крылу французского Просве­щения и среди них прежде всего Жан-Жак Руссо(1712—1778). В отличие от боль­шинства других корифеев французского Просвещения, принадлежавших не толь­ко к интеллектуальной, но и — в той или иной мере — социальной элите общества,

⁴⁸ Цит. по кн,: Моряков В. И, Из истории эволюции общественно-политических взглядов просветителей конца XVU1 века. С. 82.

⁴⁹ Raynal 0. Th, Op. cit. Т. 9. P. 95-96.

⁵⁰ Raynal 0. Th. Op. cit. T. 10. P. 87.

⁵¹ Ibid. P. 450.

⁵² Ibid. T. 6. P. 109-110; T. 1. P. 241—242.

Руссо, выходцу из мелкобуржуазной сре­ды, пришлось испытать и нищету, и горечь унижений. Даже став одним из самых почитаемых писателей, он жил и умер в бедности.

Один из наиболее глубоких и проти­воречивых мыслителей своего времени, Руссо не занимался специально историей; однако его воззрения явились важной вехой в развитии не только социально-по­литических, но и историко-социологических идей. В общественной мысли своего вре­мени Руссо олицетворял демократическое, социально-уравнительное течение. Он вы­ступил со страстным осуждением обще­ственного неравенства — не только сослов­ного, но и экономического. Стремясь вы­яснить происхождение этого зла и возмож­ности его преодоления, Руссо обратился к рассмотрению прошлого человечества.

Исходным пунктом историко-социологического построения Руссо является рационалистическая гипотеза естествен­ного состояния человечества, когда люди были еще близкими к природе дикарями, жившими сбором плодов, без общества, государства, без частной собственности. В дальнейшем рост численности людей, полагал Руссо, делал все более трудным удовлетворение их насущных потребностей и стимулировал свойственную человеку способность к совершенствованию. В ре­зультате возникали новые способы удов­летворения материальных нужд — рыбная ловля, охота, первые (каменные) орудия, умение пользоваться огнем, жилища. Люди становились оседлыми, появились семья и первые общественные связи, такое средство общения, как язык.