Ситуативно-личностное общение, характерное для младенчества 15 страница

Позитивное значение одиночества (уеди­нения) в поздних возрастах отмечает Н.В. Ха­митов (58). Излагая свой необычный взгляд на природу и значение одиночества, он пи­шет, что одиночество почти всегда воспри­нимается нами как трагедия. И мы бежим с его вершины вниз, не в силах вынести об­щение с собственным Я.

Но бегство от одиночества есть бегство от самого себя. Ибо только в одиночестве мы можем понять свое существование как нечто нужное близким и заслуживающее небезразличия и общения. Только пройдя врата одиночества, человек становится лич­ностью, которая может заинтересовать мир. Лишь так женщина обретает достоинство женщины, а мужчина — достоинство муж­чины. Ибо одиночество — это ось, прони­зывающая нашу жизнь. Вокруг нее враща­ется детство, молодость, зрелость и ста­рость. По сути дела, человеческая жизнь есть бесконечное разрушение одиночества и уг­лубление в него...

Одиночество есть прозрение. В его без­жалостном свете замирает обыденность и проступает все самое главное в жизни. Оди­ночество останавливает время и обнажает нас.

«Бегство от одиночества есть бегство в одиночество — то самое одиночество в тол­пе, на работе, наедине с женой и детьми. Бегство от одиночества — это приближение к космическому одиночеству старости, по­скольку в старости уединение-одиночество способствует внутреннему повороту от ин-

тенсивности к подлинности» (58, с. 5). По мнению автора, одиночество-уединение в старости дает возможность человеку пере­жить мир как гармонию и себя как гармо­нию в гармонии. В уединении старость очи­щается от аффекта и суеты и дает чистое поле для мудрости (58). Очевидно, что такое переживание одиночества характерно для тех людей, которые в старости обрати­лись мыслью и душой к смысложизненным темам и обрели то, что Э.Эриксон называл высшем уровнем эго-инегрированности.

По данным зарубежных исследований, для людей пожилого возраста одинаково важны две потребности: потребность выжи­вания и потребность сохранения уважения к себе. Чувство собственного достоинства связано с личной и принятой в данной куль­туре оценкой независимости — с самостоя­тельностью и уверенностью в своих силах. В связи с этим создается парадоксальная ситуация: в старости возникает противоре­чие между потребностью выжить и сохра­нить достоинство. И каждый для себя дела­ет выбор, исходя из определяющей стратегии адаптации к старости. При этом возможна жертва одной из потребностей: так, слабею­щий старик, выбирая достоинство, отказы­вается от дома престарелых, но при этом переживает сокращение круга общения, что­бы скрыть свою беспомощность (23).

Важнейшим фактором, определяющим переживание одиночества в старости, явля­ется сохранность самоконтроля. Это озна­чает важность восприятия окружающей обстановки как предсказуемой и поддающей­ся контролю. Чувство самоконтроля может способствовать сокращению стрессовых мо­ментов. И наоборот, недостаток самокон­троля может привести к ощущению собст­венной беспомощности, безнадежности. Осознание контроля над социальным окру­жением имеет специфическое значение для старых людей. Доказано, что события, свя­занные со вступлением в определенный воз­раст (уход на пенсию, смерть друзей, ухуд­шение здоровья), могут ослабить чувство контроля. Было обнаружено, что повыше­ние личной ответственности за определен­ный выбор улучшает чувство социальной причастности и общее благополучие. Отме­чается важность степени утраты контроля при выборе соответствующих образцов по­ведения и степени направленности усилий на то, чтобы побыть одному, в то время как хотелось бы побыть в компании. Осознание самоконтроля объясняет, почему контакты с родственниками приносят меньше пользы для поднятия духа, чем дружба со сверстни­ками. Дружба возникает добровольно и ос­новывается на общности интересов и сти­лей жизни. Семейные контакты возникают из особенностей в отношениях друг с другом. Поэтому старики могут в большей степени контролировать отношения со сверстника­ми, чем с семьей. Дети сами контролируют свои контакты (их частоту и глубину) со старыми родителями, в связи с чем у пос­ледних возникает неприятное чувство зави­симости.

Осознание контроля важно для поддер­жания надежды стариков на улучшение своих отношений с окружающими. С возрастом события, которые приводят к одиночеству, становятся для стариков все более печаль­ными и в меньшей степени осознаваемыми (расставание становится окончательным, окончание — безнадежным и неотвратимым; в то время как для молодых все можно по­вторить, вернуть, переиграть заново). Ста­рые люди всегда объясняют проблемы вли­янием неотвратимых факторов. Одиночество не всегда является обязательным спутни­ком старения, но убеждение в том, что оно неизбежно, может стать самосуществующим предсказанием. Однако стоит подчеркнуть, что в старости уединение имеет двоякий смысл: оно — символ независимости и авто­номии, но оно же и символ социального неприятия и одиночества. Совместное про­живание стариков с детьми также вызывает у первых двоякое чувство: эта жизнь ассо­циируется с любовью и заботой ближних, с одной стороны, и чувством зависимости, с другой стороны (9).

Если переживание одиночества стано­вится мучительным, а пожилой стареющий человек сознательно ищет помощи, чтобы избавиться от нее, то зарубежные психоло­ги строят психотерапевтическую работу с пожилыми одинокими пациентами с опо­рой на три фактора: социальное сравнение, повышение личностного самоконтроля и доступность доверенного лица.

Социальное сравнение помогает оценить одиночество свое и других, свои и чу­жие переживания по этому поводу. Лич­ностный самоконтроль повышает чувство собственного достоинства и уверенности в успешности предполагаемых контактов. На­личие и доступность контакта само по себе снижает переживание одиночества. И, на­конец, эффективнейшим средством ниве­лирования переживания одиночества явля­ется успешная коллективная деятельность, успешная, увлекательная и переживаемая как социально значимая.

>4.4. >Переживание> >привязанности >к> >близким

В старости увеличивается зависимость от других людей, однако не только физи­ческая, но и эмоциональная. Человеческое общение важно и ценно в любом возрасте, но в старости эта ценность обретает особый смысл, поскольку для представителя любо­го другого возраста прошлое остается позади, а впереди разворачивается будущее. Старо­го человека окружает прошлое. Его будущее редко фиксируется в долгосрочных планах, чаще оно воплощается в будущем детей и внуков. Скорее, именно во внуках, посколь­ку отношение к ним стариков более теплое и менее эгоцентричное, чем к детям.

В старости сужается фокус внимания, круг интересов и круг привязанностей. Час­то все чаяния, надежды, вся нежность и любовь старика достается какому-либо одному его близкому — это характерно для возраста.

В старости возрастает ранимость и обид­чивость, что особенно ярко проявляется в контактах с близкими. Старики сильнее переживают негативные, чем позитивные аспекты общения. Печаль бывает связана с отказом от общения. В целом эмоции блек­нут, уменьшается их интенсивность. Близ­ким бывает трудно найти способ порадо­вать старика. Иногда снижается способность к эмоциональному сопереживанию, хотя у некоторых людей можно заметить усиление эмоциональной реактивности. Безразли­чие, проявляющееся у части людей старше­го возраста, можно трактовать как способ защиты от чувств, нарушающих привычный ход переживаний и вынуждающих затрачи­вать дополнительные усилия.

Существуют также различия в эмоцио­нальных переживаниях женщин и мужчин. Эмоциональность женщин богаче, но свя­зано это с перевесом эмоций негативного полюса (53).

В общении проявляет себя выраженная в старости потребность сознавать свою зна­чимость. Она может быть удовлетворена ощу­щениями того, что ты нужен семье, детям, внукам, и возможностью служения другим людям своим профессиональным и жиз­ненным опытом, а также сохранившимися способностями. Эта потребность в своем самом благородном варианте приобретает характер творческой потребности, называе­мой также потребностью в самореализации.

Творчески можно выполнять не только ар­тистические или общественные занятия, но и ежедневные действия, связанные с обя­занностями по ведению домашнего хозяй­ства, воспитанием внуков, занятием люби­мым делом. Такой способ подхода к своим занятиям дает человеку возможность посто­янно тренировать свои способности и со­хранять интеллектуальный уровень и, кро­ме того, является источником положитель­ных эмоциональных переживаний. Потеря смысла жизни может быть связана с невоз­можностью удовлетворения таких потреб­ностей. Каждый, кто должен лишиться лю­бимых занятий, у кого нет любимого дела, заполняющегося не только его время, но мысли и чувства, может потерять вкус к жизни.

Участие интереса к жизни проявляется в безучастности и некотором формализме в общении. Творчество в любых его проявле­ниях делает пожилого человека самодоста­точным, духовно и эмоционально незави­симым, интересным в общении. Отсутствие интереса к окружающему миру приводит к тому, что человек становится ненужным и неинтересным ни себе, ни другим. Деятель­ная жизнь выступает условием поступатель­ного развития личности в поздние годы: старые люди своими действиями способны планировать свое социальное окружение и справляться с трудностями общения (45).

Супружеские отношения сложны и не­однозначны в старости. По данным амери­канских психологов, в поздних возрастах

брак начинает в большей степени, чем рань­ше, определять круг общения супругов, на­правленность их деятельности, служить ис­точником утешения, поддержки и душевной близости. Супруги чаще оказывают помощь друг другу. При этом в выигрыше находятся оба партнера, потому что оба приобретают любовь, поддержку, статус, получают день­ги и информацию (29).

В преклонном возрасте люди не часто расходятся, понимая, насколько они нуж­даются друг в друге. Одиночество — пугаю­щая перспектива, которую пожилые люди редко выбирают добровольно. Обычно оно бывает связано с уходом близкого человека из жизни и сопровождается горем, чувст­вом утраты, а затем долгим периодом адап­тации, который может заканчиваться поис­ком нового партнера или жизнью в супру­жеском одиночестве (46).

С другой стороны, усиление амбициоз­ности, «заострения» личностных черт по­жилых людей и в целом ухудшения их ха­рактера и снижения социального контроля (как итог трудной жизни) усложняет обще­ние пожилых супругов. Их одинокая жизнь вдвоем, обедненная впечатлениями, лишен­ная совместных целей и забот, часто бывает омрачена взаимными обидами, претензия­ми друг к другу, разочарованием во взаим­ном отсутствии внимания и заботы. И тогда возможна ситуация, когда- вместе — невы­носимо, но врозь — невозможно.

Самой большой радостью для стариков являются внуки. У многих дедушек и бабушек возникают прочные дружеские отно­шения с внуками. Такие привязанности яв­ляются результатом регулярных контактов и лежат в основе близких, любящих отно­шений (49).

Бенгстон [цит. по (46)] предположил, что у дедушек и бабушек существуют четы­ре важные, пусть даже иногда чисто симво­лические роли, имеющие различную моти-вационную направленность:

Присутствие, которое обуславливает стремление бабушки и дедушки создать спокойную обстановку, особенно при наличии угрозы распада семьи или внешней катастрофы. Они хотят сохранить стабильность в семье, а иногда послужить сдерживающим фактором при распаде внутри нее.

Семейная «национальная гвардия». Некоторыми бабушками и дедушками движет желание принимать активное участие в жизни семьи и заботе о подрастающем поколении. В этой ситуации пожилые люди выходят далеко за рамки простого присутствия.

Арбитры. Действия бабушек и дедушек направляются стремлением сохранять семейные ценности, поддерживать нерушимость семьи, помогать сохранять связь между поколениями. Хотя у разных поколений бывают различные ценности, некоторые пожилые люди считают, что им легче уладить конфликты между своими взрослыми детьми и внуками, так как они имеют больше опыта и могут посмотреть на конфликт со стороны.

Сохранение семейной истории побуж-

дает бабушек и дедушек к различным дей­ствиям, поддерживающим преемственность между поколениями и передающим внукам семейное наследие и традиции.

Каждая из упомянутых ролей может быть реальной или символической (46).

Внуки растут, и отношение к ним со сто­роны пожилых людей меняется. Подростки отдаляются от своих дедушек и бабушек. К сожалению, оба поколения не понимают, как они близки. Подростковый возраст и старость объединяет то, что оба эти возрас­та кризисные. Для них обоих характерно противоречие, являющееся ядром любого кризиса, — противоречие между потребнос­тями и условиями жизни. Подростка, ощу­тившего «чувство взрослости», еще не «до­пускают» до настоящей «взрослой» жизни со всей мерой ее ответственности; старик уже «выделен» из нее (такова социальная ситуация развития этих возрастов).

Однако и подросток, и старик могут ощу­щать в себе силы для общей пользы, серьез­ных, ответственных дел, но обоим нет к ним доступа.

Старик сходен подростку в проявлении эгоцентризма, моратория на социальные роли; оба испытывают потребность в обще­нии и оба страдают от некомпетентности в нем (подросток еще не научился строить свои взаимоотношения, а старик постепен­но теряет социальный контроль). Д. Бромлей также отличает сходность старости с от­рочеством: для обоих возрастов характерны как глубокие биологические изменения, так и глубокие перемены в отношениях между индивидом и обществом [цит. по (2)]. Пе­чально, что подростки и старики не осозна­ют своей сходности и редко испытывают эмпатию в отношении друг к другу: старики любят огульно критиковать и поучать под­ростков, а последние часто равнодушны к старикам и просто их не замечают.

Как указывала Г. Крайг (29), в позднем возрасте многие люди сообщают о взрослой эмоциональной связи с братьями и сестра­ми. В тяжелые минуты они часто поселяют­ся вместе, утешают и поддерживают друг друга, ухаживают друг за другом во время болезни. В общении они оживляют общие воспоминания о детстве и юности — это да­рит им радость, утешает в периоды потерь. Однако часто эти отношения эмоциональ­но нестабильны, и для них характерны те же проблемы, что и для общения пожилых супругов.

P.M. Грановская отмечает, что в силу обостренной чувствительности к проявле­ниям внимания и заботы в старости может возрасти роль дружбы. Чувство покинутос­ти, углубленное утратой многих социальных ролей, может быть компенсировано дру­жеским участием с вниманием. В связи с этим повышенную болтливость стариков автор объясняет следствием недостаточнос­ти информационной нагрузки и социально­го общения. Последнее, однако, во многом удовлетворяется в дружбе (18). Дружеское общение подкреплено общностью интере­сов, социального положения, общей обра-

щенностью в прошлое и сходностью уровня общения, что не всегда удается добиться в контактах с членами семьи. Дружба в ста­рости может явиться полноценным эмоци­ональным отношением, возникшим либо в прошлой совместной деятельности, либо в течение длительного совместного прожива­ния и укрепленным общим стилем совлада-ния с тяготами старости, общностью судеб, сходным культурным уровнем. Однако об­щение неродственных старых людей не всегда можно назвать дружеским. Иногда оно носит эмоционально-поверхностный характер, преследует лишь одну цель — до­стижение эмпатии. Круг общения крайне сужается и приобретает эгоцентрический характер. При утрате избирательности об­щение может приобретать монологичный характер. Оно выражается в согласии парт­неров на роль слушателя и говорящего, что со стороны воспринимается как понимание и эмоциональное созвучие (10).

>4.5. >«Счастливая> >старость»

Возможно ли удовлетворение жизнью в старости? Если да, то какова природа это­го переживания? Глубже всего понятие «счастливой старости» раскрыто в работах Н.Ф. Шахматова (63, 64). Он считал, что счастливая старость — это случай психичес­кой жизни в старости, когда отношение че­ловека к своему старческому бытию по основ­ным линиям соответствует этим этическим

категориям. Понятие «счастье» многознач­но, в значительной степени условно и отно­сительно в любом из возрастных периодов. Оно непостоянно и может сочетаться с раз­личными моментами, его омрачающими. Отличие счастливых переживаний в старос­ти от подобных состояний в молодые и зре­лые годы состоит в том, что они не проеци­руются на будущее и полностью исчерпыва­ются переживаниями настоящего.

Понятие «счастливая старость» не сле­дует воспринимать так, что счастливые пере­живания могут быть только в конце жизни, исключая подобные состояния в другие, более ранние периоды жизни. Сравнение различных периодов жизни по этому при­знаку проводить бессмысленно.

Речь идет о счастливой старости как осо­бо благоприятной форме старения, находя­щейся в одном ряду с другими формами благоприятных и неблагоприятных вариантов возрастных изменений высших психичес­ких функций. Хорошее физическое здоро­вье, умеренный характер общих возрастных изменений, долгожительство, сохранение деятельного образа жизни, высокое обще­ственное положение, наличие супруга и де­тей, сегодняшний материальный достаток не являются залогом и гарантией осознания старости как благоприятного периода жиз­ни. И при наличии этих признаков, каждо­го в отдельности и вместе взятых, пожилой человек может считать себя ущербным и полностью не принимать свое старение. О счастливой старости правомерно гово-

рить, когда имеется удовлетворенность но­вой жизнью, своей ролью в этой жизни. Это та форма психического старения, когда долгая жизнь приносит новые положительные эмо­ции, которых человек не знал в прошлом. Самоудовлетворение — важный момент в благоприятной оценке своей жизни в ста­рости (63, с. 61—62).

Н.Ф. Шахматов отмечал, что счастливое старение ассоциировано с ориентацией по­жилых людей на настоящее. «Люди не об­наруживают какой-либо проекции на про­шедшее, но также нет и устойчивых планов деятельности жизни на будущее. Сегодняш­нее старческое существование принимается без каких-либо оговорок и планов к изме­нению в лучшую сторону. Для этих пожи­лых людей типична впервые появившаяся в позднем возрасте тенденция к пересмотру прошлых активных целевых установок, пра­вил и убеждений. Подобная мыслительная работа приводит к выработке новой, созер­цательной, спокойной и самодостаточной жизненной позиции. Спокойный и созерца­тельный образ настоящей жизни сам по себе исключает какой-либо вид борьбы или какие-либо устойчивые стремления. Окру­жающая жизнь, сегодняшнее состояние здо­ровья, физические недуги, быт восприни­маются терпимо, такими, какие они есть. Подобное отношение к самому себе и к окру­жающим представляет для пожилого челове­ка новую ценностную жизненную установ­ку. К этому времени обычно определяются и новые интересы, ранее не свойственные

данному человеку. Среди них особенно вы­деляются обращение к природе, укрепление различного рода морально-нравственных установок. Пожилые люди отмечают по­явившееся желание бескорыстно быть по­лезным окружающим, в первую очередь боль­ным и слабым, иногда впервые появляется любовь к животным. Часть из этих пожилых открывает для себя, что старость благотвор­но повлияла на их возможности творчески обработать накопленный опыт, и сознание этого способствует укреплению чувства удов­летворенности собой. Нам нередко прихо­дилось встречать пожилых людей, впервые обнаруживших у себя наклонности к стихо­сложению. Понятно, что качество стихов отвечало уровню каждого из них, но факт того, что стремление писать стихи появи­лось впервые в старости, говорит сам за себя. У пожилых людей этой группы можно выявить устойчивую мыслительную работу, отражающую стремление переосмыслить свой прошлый жизненный опыт, прошлую дея­тельность с позиции старого человека. Про­шлые успехи в накоплении знаний, почет­ные должности и звания теряют прошлую привлекательность и кажутся малознача­щими. Прочность и искренность семейных и родственных отношений представляются маловажными. Материальные ценности, при­обретенные в течение жизни, также оказы­ваются несущественными. Своя прошлая деятельность, прожитая жизнь оценивается как суетная, не имеющая смысла. Подобная коренная переоценка прошлых ценностей

лежит в основе утверждающегося в старос­ти спокойного и созерцательного взгляда на происходящие события и на саму сегод­няшнюю жизнь.

Подобная, казалось бы, пессимистич­ная установка, изменение всего психологи­ческого жизненного уклада, своеобразная «вторая жизнь» позволяют ставить вопрос о наличии измененной аффективности как причине подобного умозаключения и пос­ледующего за ним нового способа жизни» (63, с. 64-65).

Подводя итог своим рассуждениям, Н.Ф. Шахматов подчеркивал, что «созерца­тельный и спокойный взгляд на самого се­бя, на окружающее, появившийся впервые в старости, отражает по существу не пас­сивную, а активную позицию, так как имен­но она определяет характер и форму деятель­ности и поведения человека. Сформирован­ная в старости новая жизненная философская позиция, находящая свое краткое выраже­ние в житейском изречении «живи, пока живется», имеет все признаки личной твор­ческой работы. Она является пожилому че­ловеку как результат продолжения и завер­шения собственного жизненного опыта. Общечеловеческие значения и ценность этой позиции не могут быть преуменьше­ны» (63, с. 65—66).

Наши исследования и наблюдения по­казали, что люди в позднем возрасте редко характеризуют свою жизнь как счастливую, даже при всех признаках ее объективного благополучия. Поглощенность самим про­цессом жизни, способность радоваться каждому мгновению — это важный аспект эмо­циональной жизни пожилых людей, но ус­тойчивость этих переживаний обеспечива­ется ощущением «присутствия в жизни», ощущением подконтрольности своей жизни самому себе, а это в свою очередь связано с сохранением связи интересов пожилых лю­дей с интересами общества. В противном случае, если сфера интересов стариков зам­кнута на них самих, очарованность процессом жизни будет длиться лишь краткое мгнове­ние, вслед за которым последует оценка этой прекрасной жизни как внешней по от­ношению к ним самим, безразличной к ним, оттолкнувшей их.

Глобальная оценка качества и смысла жизни в старости, отражающаяся в эмоцио­нальном переживании, удовлетворенности жизнью является сложным и недостаточно изученным фактором. Анализ литературы и собственные исследования позволяют вы­двинуть предположение о том, что факто­ры, обуславливающие удовлетворенность жизнью в старости, отличны от факторов, обуславливающих неудовлетворение ею. Факторы первого рода связаны с оценкой пожилыми людьми смысла своей жизни для других, с наличием жизненной цели и вре­менной перспективы, связывающей их на­стоящее, прошлое и будущее. К этой группе факторов можно отнести большие и малые успехи в реализации жизненной цели, сис­тему интересов и рефлексию значимости своей жизни в глазах окружающих. Факто­ры второго рода связаны с оценкой внеш­них и внутренних условий жизни. Они обусловливают неудовлетворенность жизнью как суммарное переживание, складываю­щееся из озабоченности своим ухудшаю­щимся здоровьем, внешностью, нехваткой материальных средств, актуальным отсутст­вием физической и моральной поддержки, фактической изоляции. Эта группа факто­ров в меньшей степени воздействует на по­ложительную оценку качества: сам факт со­вместного проживания с детьми (со всеми вытекающими из этого последствиями), на­личие собеседника в лице врача, сиделки или внука, временное улучшение здоровья не делают стариков счастливыми и удовле­творенными в целом своей жизнью. Ориен­тация на те или иные стороны жизни опре­деляется выбором стратегии адаптации к старости. В связи с этим оценка значимости своей жизни для других, ориентация жиз­ненных планов на будущее обуславливают гамму положительных переживаний качест­ва жизни и отвлекают от болезненных ощу­щений немощности, слабости, от страха беспомощности и близости смерти. Важно отметить, что самые положительные пере­живания меняются по сути: они становятся менее интенсивными, но более глубокими. Вместе с жизненной мудростью, централь­ным психологическим новообразованием старости, является способность жить более глубокими слоями души, но это лишь воз­можность, которую человек сможет или не сможет реализовать. В целом положитель­ные достижения и ценности старости — это область возможного.

В зарубежной литературе редко встречаются понятия «счастливая старость», чаще используется термин «успешное старение» (129). Успешное старение предполагает каж­додневное приложение усилий (физических и ментальных) и обретение навыков совладания с внешними и внутренними условиями старения (130). Успешное старение включа­ет также сохранность идентичности — це­лостности личности, несмотря на все изме­нения, что обуславливает сопротивление желанию обвинять других людей за проис­ходящие изменения. Успешное старение включает также психологическую потреб­ность в воспоминаниях, размышлениях о прошлом, в «подведении итогов» (осозна­ние того, что удалось оставить после себя близким людям, людям вообще, жизни в целом). Однако успешное старение — это прежде всего каждодневные усилия. Даже Э. Эриксон, определяя эго-интеграцию как основную задачу поздней зрелости, считал, что для ее достижения пожилые люди долж­ны делать гораздо больше, чем просто раз­мышлять о своем прошлом. В своей книге «Жизненная вовлеченность в старости», ос­нованной на изучении историй многих людей в возрасте старше семидесяти лет, Эриксон пришел к выводу, что для сохранения це­лостности своего Я мотивационная система человека должна продолжать динамично развиваться. Если пожилой человек хочет сохранить жизнеспособность в старости, он должен активно участвовать в различных видах деятельности — в воспитании внуков, в политике, в работе общественных организаций, оздоровительных физкультурных программ и т.д. [цит. по (46)].

Однако последние исследования показа­ли, что у 70—80-летних людей с высшим образованием «мотив достижения» выра­жен так же, как и у 20-летних студентов. Различия же проявляются в направленнос­ти мотивации: молодые более ориентирова­ны на внешнюю сторону деятельности, а пожилые — на содержательную. Они про­должают принимать участие в ситуациях, в которых можно проявить свои способности и умения. Стараются нести личную ответст­венность за порученное дело, ставят перед собой реальные цели, адекватно соотнося свои желания я возможности. Стремятся к получению обратной связи о том, насколь­ко успешно они действовали, реагируя на эту конкретную обратную связь. Продолжа­ют строить планы на будущее.

Перспективное планирование является особым фактором, который имеет значение с точки зрения противостояния инволюции личности. Оно позволяет человеку ставить новые цели и побуждает к их выполнению. Чем разнообразнее эти цели, отражающие широту интересов пожилого человека, тем многообразнее и продуктивнее его жизнь, тем больше сохраняется желание человека жить дальше (46).

Немощность, ненужность старости пре­одолевается умудренностью. Противопо­ставить старению можно способность лю­бить, способность действовать, наслаждаться прекрасным во всех проявлениях и ощуще­нием свободы.

Освобождаясь от необходимых обяза­тельств перед обществом в связи с выходом на пенсию, человек вправе распорядиться своей свободой по своему усмотрению, и неисповедимыми нам кажутся области того смысла, которым наделяют свою жизнь по­жилые люди. Забота о здоровье может про­расти в ипохондрическую фиксацию на своих старческих недугах, а может высве­титься глубоким смыслом борьбы со старе­нием в плане создания положительной жиз­ненной перспективы для молодого поколе­ния. Так, признавая и принимая старость как неизбежное «отступление», пожилой человек видит смысл жизни в том, чтобы «отступать» медленно, отстаивая «каждую пядь» жизненного пространства, отведен­ного ему судьбой, и при этом по возмож­ности не стать обузой близким, — и тогда жизнь уже не кажется чередой безликих серых дней, но цепью маленьких побед и достижений, придающих остроту и краски каждому дню. Размышления о прошлом, характерные для стариков, тоже имеют раз­личный смысл: одни люди живут в про­шлом, прячась в нем от настоящего и буду­щего, а другие анализируют свое прошлое, извлекая из него опыт, имеющий смысл для настоящего и будущего. В повести Ю. На­гибина «Дорожное происшествие» описаны переживания старика, который жил памя­тью о своей умершей горячо любимой жене и верой в то, что, пока жив он сам, жива и его жена — образ ее остается среди людей. И эта уверенность вносила в его существо­вание смысл, порядок и покой. Действительно, именно эмоциональная, живая па­мять стариков обеспечивает связь между ушедшими и живущими поколениями, ведь юность и зрелость часто бывают равнодуш­ны к своим корням.

Одним из величайших парадоксов жиз­ни можно считать тот факт, что все важней­шие ее радости, все настоящие источники счастья — здоровье, способность любить и быть любимым, уверенность в завтрашнем дне — даются в начале жизни абсолютно безвозмездно и к тому же в том возрасте, когда человек не способен оценить их зна­чение. Когда же он начинает осознавать их как источники подлинного счастья, жизнь безжалостно все губит и уничтожает. Воз­можно, объяснение этого парадокса заклю­чается в том, что Природа не заинтересова­на в долгой жизни человека, ее забота за­ключается в смене поколений. Миновав возраст, наилучший с точки зрения продол­жения рода, человек лишается права на за­ведомые, безвозмездные жизненные дары, но обретает потенциальную возможность осознанного и целенаправленного сотворения своей духовной жизни со всеми присущими ей радостями и ценностями: творчеством, приверженностью порядку и осмысленнос­ти, глубокой привязанностью к близким, способностью переживать свой жизненный опыт как неповторимый и передавать его другим. И этот глубоко осознанный и нрав­ственно выстраданный путь не только обес­печивает духовное бессмертие человеку, но и продляет его индивидуальный путь, а глав­ное — наделяет этот путь жизнью.