Ситуативно-личностное общение, характерное для младенчества 13 страница

У людей, избравших в старости цель со­хранения себя как личности, сохранения системы социальных связей, считающих не­обходимым для себя и важным для других передачу своего жизненного опыта, лич­ность в старости не претерпевает сущест­венных изменений. Принятие ими состоя­ния старости, открытие в нем нового смысла во многом обусловливает особую структуру эмоциональных переживаний этих пожи­лых людей, поскольку смысл жизни именно переживается как «причастность жизни и эти переживания относительно независимы от внешних и внутренних обстоятельств жизни» (56).

Сравнение эмоциональных переживаний пожилых людей, характеризующихся аль­тернативными стратегиями адаптации к ста­рости, показывает, что стратегия сохране­ния себя как индивида сопряжена со сбере­жением эмоциональных ресурсов, в то время как стратегия сохранения себя как личности предполагает относительно большие возмож­ности траты эмоциональных ресурсов. Как отмечает Р.М.Грановская, если порыв к продолжению социальной активности силен, то он провоцирует отрыв от реальности даже в область возможности тратить эмоци­ональную энергию, и те, кто долго наслаж­дается жизнью в старости, — это активные личности, а не скупцы, малотратящие свои чувства и силы на действие (18).

Н.Ф.Шахматов, описывая подобную стра­тегию старения, отмечал, что сознание по­жилых людей в этом случае отличается ори­ентировкой на настоящее и отсутствием депрессивной проекции на прошедшее. Для личности этих пожилых людей характерна тенденция к пересмотру прошлых активных целевых установок, правил и убеждений. Подобное отношение к самому себе и окру­жающему представляет для пожилого чело­века новую ценностную жизненную уста­новку. Такая стратегия старения определяет качественную сохранность личности и со­гласованность отношений к прошлому, на­стоящему и будущему (63).

Обзор изменения личностных проявле­ний в старости делает чрезвычайно актуаль­ной для геронтопсихологии проблему типо­логии старения. Попыток описания типов старения было сделано очень много. Здесь будут приведены наиболее известные из них. В типологии Ф. Гизе выделяются три типа стариков и старости: 1) старик-негативист, отрицающий у себя какие-либо при­знаки старости; 2) старик-экстравертированный, признающий наступление старости через внешние влияния и наблюдение за изменениями (выросла молодежь, расхож­дение с нею во взглядах, смерть близких, изменение своего положения в семье, измене­ния-новшества в области техники, социаль­ной жизни и т.д.); 3) интровертированный тип, для которого характерно острое пере­живание процесса старения. Человек не про­являет интереса к новому, погружается в воспоминания о прошлом, малоподвижен, стремится к покою и т.п. [цит. по (17)].

И.С. Кон выделяет следующие социаль­но-психологические виды старости. Пер­вый тип — активная творческая старость, когда ветераны, уходя на заслуженный от­дых, продолжают участвовать в обществен­ной жизни, воспитании молодежи и т.д., живут полнокровной жизнью, не испыты­вая какой-либо ущербности. Второй тип старости характеризуется тем, что пенсио­неры занимаются делами, на которые рань­ше у них просто не было времени: самооб­разованием, отдыхом, развлечениями и т.п. То есть для этого типа стариков характерны тоже хорошая социальная и психологичес­кая приспособляемость, гибкость, адаптация, но энергия направлена главным образом на себя. Третий тип (это преимущественно женщины) находит главное приложение своих сил в семье. А поскольку домашняя работа неисчерпаема, то женщинам, зани­мающимся ею, просто некогда хандрить, скучать. Однако, отмечают психологи, удов­летворенность жизнью у этой группы лю­дей ниже, чем у первых двух. Четвертый тип — это люди, смыслом жизни которых становится забота о собственном здоровье. С этим связаны и разнообразные формы

активности, и моральное удовлетворение. Вместе с тем обнаруживается склонность (чаще у мужчин) к преувеличению своих действительных и мнимых болезней, повы­шенная тревожность [цит. по (17)].

Наряду с выделенными благополучны­ми типами старости И.С. Кон обращает внимание и на отрицательные типы разви­тия: а) агрессивные старые ворчуны, недо­вольные состоянием окружающего мира, кри­тикующие все, кроме самих себя, всех по­учающие и терроризирующие окружающих бесконечными претензиями; б) разочаро­ванные в себе и собственной жизни, одино­кие и грустные неудачники, постоянно об­виняющие себя за действительные и мни­мые упущенные возможности, делая себя тем самым глубоко несчастными.

Довольно широко в мировой психологи­ческой литературе поддерживается класси­фикация, которую предложила Д.Б. Бром-лей. Она выделяет пять видов приспособле­ния личности к старости [цит. по (17)]:

1) Конструктивное отношение человека к старости, при котором пожилые и старые люди внутренне уравновешенны, имеют хо­рошее настроение, удовлетворены эмоцио­нальными контактами с окружающими людь­ми. Они в меру критичны по отношению к себе и вместе с тем весьма терпимо отно­сятся к другим, к их возможным недостат­кам. Не драматизируют окончание профес­сиональной деятельности, оптимистически относятся к жизни, а возможность смерти трактуют как естественное событие, не вы-

зывающее печали и страха. Не пережив в прошлом слишком много травм и потрясе­ний, они не проявляют ни агрессии, ни по­давленности, имеют живые интересы и по­стоянные планы на будущее. Благодаря своему положительному жизненному ба­лансу они с уверенностью рассчитывают на помощь окружающих. Самооценка этой группы пожилых и старых людей довольно высока.

2) Отношение зависимости.Зависимая личность — это человек, подчиненный кому-либо, зависимый от супружеского партнера или от своего ребенка, не имеющий слишком высоких жизненных претензий и благодаря этому охотно уходящий из профессиональной среды. Семейная среда обеспечивает ему ощущение безопасности, помогает поддерживать внутреннюю гармонию, эмоциональное равновесие, не испытывать ни враждебности, ни страха.

3) Оборонительное отношение, для которого характерны преувеличенная эмоциональная сдержанность, некоторая прямолинейность в своих поступках и привычках, стремление к «самообеспеченности» и неохотному принятию помощи от других людей. Люди данного типа приспособления к старости избегают высказывать собственное мнение, с трудом делятся своими проблемами, сомнениями. Оборонительную позицию занимают иногда по отношению ко всей семье: если даже имеются какие-то претензии и жалобы в адрес семьи, они их не выражают. Защитным механизмом, который они используют против страха смер­ти и обездоленности, является их актив­ность «через силу», постоянная подпитка внешними действиями. Люди с оборони­тельным отношением к наступающей ста­рости с большой неохотой и только под давлением окружающих оставляют свою профессиональную работу.

4) Отношение враждебности к окружающим. Люди с таким отношением агрессивны, взрывчаты и подозрительны, стремятся «переложить» на других людей вину и ответственность за собственные неудачи, не совсем адекватно оценивают действительность. Недоверие и подозрительность заставляют их замыкаться в себе, избегать контактов с другими людьми. Они всячески отгоняют мысль о переходе на пенсию, т.к. используют механизм разрядки напряжения через активность. Их жизненный путь, как правило, сопровождался многочисленными стрессами и неудачами, многие из которых превратились в нервные заболевания. Люди, относящиеся к данному типу отношения к старости, склонны к острым реакциям страха, они не воспринимают свою старость, с отчаянием думают о прогрессирующей утрате сил. Все это соединяется еще и с враждебным отношением к молодым людям, иногда с переносом этого отношения на весь «новый, чужой мир». Такой своего рода бунт против собственной старости сочетается у этих людей с сильным страхом смерти.

5) Отношение враждебности человека к

самому себе. Люди такого типа избегают воспоминаний, потому что в их жизни было много неудач и трудностей. Они пассивны, не бунтуют против собственной старости, лишь безропотно принимают то, что посы­лает им судьба. Невозможность удовлетво­рить потребность в любви является причи­ной депрессий, претензий к себе и печали. С этими состояниями соединяются чувства одиночества и ненужности. Собственное старение оценивается достаточно реалис­тично: завершение жизни, смерть трактует­ся этими людьми как избавление от страда­ний [цит. по (17)].

К. Рощак (49) представил типологию старения, основываясь на эксперименталь­ном изучении потребностной сферы пожи­лых людей методом ГАТ и дополнительных исследованиях (анкеты, интервью, анализ биографических данных, экспертной оцен­ки, наблюдений) в домах-интернатах. Он выделил следующие типы старения.

Конструктивный тип

Этот тип характеризуется достаточно эффективной (конструктивной) стратегией приспособления пожилого человека к перио­ду старости. Для него характерны внутрен­няя интегрированность (нет показателей нервозных состояний и состояний страха, тревоги), сохраняется способность радо­ваться жизни, отношения с другими людь­ми преимущественно хорошие и характери­зуются теплыми чувствами. По нашим данным, это человек с чувством юмора, реа­листически оценивающий себя, свои дости­жения и ошибки, а также собственное буду­щее. Детство было хорошее, в течение своей зрелой жизни стрессовых ситуаций было немного, его отношение к работе характе­ризовала стабильность, в основном свобо­ден от материальных забот, супружество было благополучным, хотя может быть же­нат (замужем) не первый раз. История его жизни характеризуется постоянством и бес­прерывным развитием, нет в ней многих крутых поворотов и периодов застоя (стаг­нации). Его в принципе удовлетворяют соб­ственные достижения, уверен в себе, спосо­бен правильно выражать свои чувства, обычно не проявляет агрессии, затормо­женности, несдержанности. Толерантен по отношению к ошибкам, совершаемым дру­гими людьми. Внутренне согласился со своей ролью (пожилого человека), спокой­но и трезво относится к необходимости пре­кращения работы и ухода на пенсию, даже вероятность смерти воспринимает спокой­но, без особой тревоги. Имеет конструктив­ную, направленную на будущее жизненную установку. Продолжает планировать буду­щее, причем эти планы направлены как на осуществление собственных потребностей, так и потребностей близких. Справляется со своими проблемами без помощи других в рамках определенного состояния здоро­вья и условий, в которых живет. Умеет по­ступать согласно своим принципам и на их основе формулировать оценки и суждения. Проявляет ответственность за свои дейст-

вия и поступки, стремится осуществлять долговременные, перспективные цели, ради которых готов жертвовать мелкими удо­вольствиями, и спокойно относится к вре­менным трудностям и недостаткам. Спосо­бен радоваться вкусной еде, напиткам и развлечениям; может еще проявлять сексу­альную активность, по крайней мере спосо­бен радоваться присутствию представите­лей противоположного пола. На протяжении многих лет имеет увлечения. Интересуется политикой и общественной жизнью, а его политические взгляды довольно прогрес­сивны, хотя иногда присутствуют и элемен­ты консерватизма. Имеет много друзей, не испытывает ненависти и враждебности к людям, от которых ему пришлось страдать в своей жизни. Имеет довольно высокую само­оценку, что настраивает его оптимистично. Не потерял способности радоваться тому, что его еще ожидает в жизни, в будущем.

Защитный тип

Этот способ приспособления к старости является менее эффективным, некоторые особенности поведения похожи на легкое проявление невроза, встречающегося также у лиц более молодого возраста. Вместе с тем представители этого типа приспособляются к условиям жизни, хотя это требует боль­ших усилий как самого пожилого человека, так и его окружения. Хотя данная группа не является однородной, ее членов можно оха­рактеризовать как людей весьма сдержанных и чрезмерно скованных общеприняты­ми стандартами поведения, причем одно­временно они могут проявлять чрезмерную активность, что не приносит хороших ре­зультатов. В прошлом были хорошо при­способлены к выполнению профессиональ­ных обязанностей, занимались общественной работой. Накопили материальные средства на старость, и это, по нашим данным, был более значимый мотив их трудовой деятель­ности, нежели непосредственный интерес и удовольствие от труда. Они достаточно само­стоятельны и нередко отказываются от по­мощи других. Это связано с потребностью в укреплении чувства собственной независи­мости. Обычно высказывают общепринятые убеждения, считающиеся общепризнанны­ми и оцениваемые как полезные и правиль­ные с точки зрения общества. Не рискуют высказывать позиции личного плана. Пред­ставителей этой группы очень беспокоит перспектива оказаться в старости беспо­мощным и зависимым от других. Поэтому они отодвигают момент ухода с работы и так планируют день, чтобы не иметь време­ни думать о подобных проблемах. Более за­няты «внешней жизнью», чем размышле­ниями о собственных чувствах, мотивах по­ведения. Избегают анализа самооценки. Их взгляд на старость пессимистичный, не ви­дят в этом периоде ничего положительного и проявляют некоторую ревность по отно­шению к молодым людям. Возникающую и беспокоящую их мысль о старости стремят­ся заглушить постоянной активностью.

>

Агрессивно-активный тип

Представители этой группы испытуемых склонны всю вину за собственные ошибки, неудачи и трудности приписывать внешним факторам, другим людям. Они часто агрес­сивны, подозрительны, склонны к сопер­ничеству, недовольны характером своего об­щения с людьми. С этими болезненными чертами все-таки не связаны состояния деп­рессии. Подобно представителям предыду­щей группы, склонны к стереотипным мне­ниям, в своих установках и ценностях руко­водствуются общепринятыми стандартами. Малореалистичны в своем восприятии ок­ружающего мира и собственных возможнос­тей. Старость воспринимают как несчас­тье (этому способствует и снижение уровня жизни, сравнительно небольшие пенсии). Перспективу старения связывают исключи­тельно с ухудшением физических и умст­венных сил. Защита перед грустным буду­щим сводится (как и в предшествующей группе) к максимальному сосредоточению на любом виде активности, труда. Многие из них не относятся реалистически и кон­структивно к статусу пенсионера, к периоду снижения активности и ухудшения здоро­вья. Не анализируют собственных устано­вок, отталкивают любую мысль о бездейст­вии и зависимости от других, что может быть связано с их недоверчивостью. Разны­ми способами оправдывают свое отноше­ние к миру и неадекватное поведение. В от-

личие от выше представленных групп тру­довая биография «враждебных» не характе­ризовалась стабильностью и постоянством. С большим трудом они продвигались по служебной лестнице, нередко попадали в конфликтные ситуации с другими людьми, пытались противодействовать старости пу­тем увеличения собственной активности, работая без отдыха, соблюдая при этом ру­тинные способы действия и безукоснительно следуя приказам, подчиняясь дисципли­не. Свою нынешнюю ситуацию восприни­мают отрицательно, переживают резкие состояния страха, пессимизма. Не хотят рисковать, боятся совершить ошибку, поэ­тому избегают ситуаций, требующих про­верки своих возможностей. Плохо планиру­ют свои расходы, для них характерен дефицит реализма и целеустремленности. Недовер­чивы к людям, стремятся сохранить незави­симость. Воспитывались обычно в атмосфе­ре, лишенной семейной теплоты, и большой зависимости от отцовской власти. В зрелос­ти стали зависимыми от своих жен либо детей. Считают, что последние предъявля­ют завышенные требования к своим старым родителям. Характерные для них эмоции — смесь обиды и страха из-за угрожающего несчастья, трагедий (старость, смерть). За­видуют молодым людям и относятся к ним враждебно. Внутренне не согласны со своей старостью, в которой не видят никаких по­ложительных сторон.

>

Тип пассивного старения

От предыдущей группы отличаются на­правленностью агрессии. Свою враждеб­ность направляют не на окружающую сре­ду, а на самих себя. Критически относятся к истории собственной жизни, однако не выражают желания пережить ее иначе, бо­лее полноценно. Их жизнь — цепочка не­удач и несчастий, как объективно существу­ющих, так и субъективных, нереальных. Это люди пассивные, без инициативы, не спо­собные принять ответственность и обеспе­чить себе материальные средства. Не харак­теризуются целеустремленностью и в целом довольны уходом на пенсию, поскольку это означает для них освобождение от усилий и ответственности. Пассивность и присущее желание подчиняться приводят к тому, что в супружестве обычно занимают подчинен­ное положение. Жизненно непрактичны, опускают руки при первых признаках труд­ности. У них можно нередко наблюдать про­явления депрессии. Многие из них поздно создали семьи, при этом свои браки при­знают неудачными. Отношения с другими людьми у них затруднены, а если приходит­ся иметь с ними дело, то относятся к ним со смесью пассивной толерантности и по­дозрительности. Внутренне согласны с фак­том старости, но вместе с тем не способны выработать оптимистическую конструктив­ную установку, которая бы помогла более оптимально прожить этот период жизни. Характеризуются узкими интересами. Склонны преувеличивать свои физические и пси­хические недостатки. Являются пессимис­тами, не верят, что человек может влиять на свою судьбу, на ход своей жизни. Воспри­нимают себя как жертву неблагополучного стечения обстоятельств, причем направля­ют агрессию исключительно на самого себя. Для этого типа личности характерно отсут­ствие социальной солидарности, сочувст­вия и сопереживания с другими людьми. Испытывают одиночество и ненужность. Жизнь воспринимают как нечто не связан­ное со счастьем, поэтому она не представ­ляет для них особой ценности. В их чувст­вах преобладает грусть, жалость к самому себе, депрессия. Смерть воспринимают как освобождение от груза несчастной экзис­тенции.

Среди вышеописанных типов отношения к жизни и старости находится много общих черт. Самым ярким проявлением является тот факт, что большинство испытуемых не­возможно было отнести только к одной из четырех перечисленных установок (49).

Представленные основные типы старос­ти не исчерпывают всего многообразия проявлений поведения, общения, деятель­ности стареющего человека, многообразия индивидуальностей. Классификации носят ориентировочный характер, с тем чтобы со­ставить некоторую базу для конкретной (исследовательской или практической) ра­боты с людьми пожилого и старческого воз­раста (17).

>ГЛАВА> 4

>Эмоциональные >переживания> >в> >старости

>4.1. >Переживания>, >связанные с> >мыслями> >о> >смерти

Эмоциональные переживания прибли­жения смерти достаточно обширно пред­ставлены в философской и психологичес­кой литературе благодаря классическим тру­дам 3. Фрейда, К. Юнга, М. Хайдеггера, а также современным исследованиям С. Гро-фа и Д. Хэлифакса, Э. Кюблер-Росс, Р. Моу-ди, Л. Уотсона и других, однако мало из­вестно об этой сфере эмоционального бы­тия, когда смерть еще не «на пороге», но уже «не за горами».

Особый вклад 3. Фрейда и К. Юнга в та­натологию состоит в доказательстве того, насколько обширно представлены в подсо­знании мотивы, связанные со смертью, и как глубоко укоренились в эмоциональной сфе­ре воплощающие их переживания. Соглас­но К. Юнгу в нормальных условиях озабо­ченность проблемой смерти возникает в бо­лее поздние десятилетия жизненного пути. Становление индивидуальности, описанное К. Юнгом, приводит к психологической полноценности личности и включает в себя разрешение проблемы смерти (100).

Вопрос смерти занимал важное место в теориях экзистенциалистов, особенно в фи­лософии М. Хайдеггера: в проведенном им анализе существования кончина играет ключевую роль. Сознание бренности жизни и близости смерти неуловимо присутствует в каждом миге человеческого существования: жизнь — это «бытие, обращенное к смер­ти». Осознание смерти является постоян­ным источником напряженности и экзис-тенциональной тревоги, но оно также обра­зует фон, на котором само бытие и время приобретают более глубокий смысл. М. Хай-деггер считал смерть более важным явлени­ем, чем жизнь, ибо она, смерть, и дела­ет жизнь — жизнью, персонифицирует ее [цит. по (19)].

Согласно Э. Кюблер-Росс умирающие обычно проходят через пять стадий (45).

Первая из них — отрицание. Слова: «Нет, не я!» — самая обычная и нормальная реакция человека на объявление ему смер­тельного диагноза. В зависимости от того, насколько человек способен взять события под свой контроль и насколько сильную поддержку ему оказывают окружающие, он преодолевает эту стадию легче или тяжелее.

Гнев, охватывающий больного при во­просе «Почему именно я?», характеризует вторую стадию. Умирающий изливает этот гнев на заботящихся о нем людей и вообще на всякого здорового человека. Для завер­шения этой стадии важно, чтобы умираю-

щий получил возможность излить свои чув­ства вовне.

Затем начинается стадия «торга»: боль­ной вступает в переговоры за продление своей жизни, обещая, например, быть по­слушным пациентом или примерным веру­ющим.

Перечисленные три фазы составляют период кризиса и развиваются в описанном порядке или с частыми возвращениями на­зад.

После разрешения этого кризиса уми­рающий вступает в фазу депрессии. Вопро­сов он больше не задает. Он просто говорит себе: «Да, на этот раз умереть предстоит именно мне». Он замыкается в себе и часто испытывает потребность плакать при мыс­ли о тех, кого он вынужден оставить. Это стадия подготовительной печали, на кото­рой умирающий отрекается от жизни и го­товится встретить смерть, принимая ее как свой жизненный последний этап.

Это принятие смерти составляет финаль­ный этап жизни умирающего, когда он, как правило, смиренно ждет своего конца (45).

Можно предположить, что эти стадии проходит человек, которого смерть настига­ет внезапно, когда он еще полон жизненных сил и не готов к ней. В связи с проблемой старости возникает вопрос об универсаль­ности этих стадий (столь часто цитируемых в литературе о смерти и умирании). Суще­ствует немало свидетельств тому, что если пожилой человек имел достаточно времени для того, чтобы примириться с неизбежностью смерти, то мысли о кончине не нару­шают его душевного покоя (31, 54).

В своей знаменитой энциклопедии жиз­ни Г. Крайг (29) приводит многочисленные исследования, согласно которым пожилые люди испытывают меньшую тревогу при мысли о смерти, чем относительно моло­дые, что люди, имеющие ясную цель в жиз­ни, меньше боятся умереть и что, по словам пожилых людей, они думают о смерти часто, но с поразительным спокойствием. Однако Г. Крайг указывает на неоднозначность этих выводов: хотя многие пожилые люди обычно утверждают, что смерть не вызыва­ет у них большой тревоги, не все разделяют это отношение к смерти. Индивидуальные различия в отношении к смерти у пожилых людей обусловлены их жизненными цен­ностями, адаптированностью к жизни, со­стоянием здоровья. Смерти боятся люди, не принявшие старость как возраст жизни, не адаптированные к ней, боятся смерти лю­ди, мучимые тяжкими недугами, боятся умирания как периода усиления страданий и беспомощности. Крайг приводит также немногочисленные данные о том, что по­жилых людей, физически здоровых, имею­щих планы на будущее и чувствующих себя хозяевами собственной жизни, смерть все же беспокоит. Однако большинство данных свидетельствует о том, что люди, психоло­гически хорошо адаптированные и достиг­шие целостности личности (в понимании Э. Эриксона), сообщают о низкой тревоге смерти (29).

Здесь уместно вспомнить высказывания самого Э. Эриксона по поводу возможнос­ти страха смерти. В своей книге «Детство и общество» он писал: «Только в том, кто не­которым образом заботится о делах и людях и адаптировался к победам и поражениям, неизбежным на пути человека... постепенно вызревает плод всех предшествующих семи стадий» (65, с. 376). Эриксон назвал его выс­шим уровнем эго-интеграции. Для обсуж­даемой здесь темы важно, что для достиже­ния высшего уровня эго-интеграции необ­ходимо сознание того, что жизнь есть лишь случайное совпадение одного жизненного единственного цикла с одним и только одним отрезком истории — при такой завершаю­щей консолидации смерть теряет свою му­чительность (мы назвали бы это экзистен-циональными переживаниями). Отсутствие или утрата этой накопленной интеграции эго выражается в страхе смерти: единствен­ный и неповторимый жизненный цикл не принимается как завершение жизни. Отчая­ние выражает сознание того, что времени осталось мало, слишком мало, чтобы попы­таться начать новую жизнь и испытать иные пути к целостности (65).

Это очень важная мысль находит все больше подтверждений в современной та­натологии. Работы С. Грофа и Р. Моуди подтверждают, что принятие жизни и смер­ти в целом не только снимает страх смерти, но и украшает поздние годы жизни, прида­ет им особый смысл, особые краски. При­няв неизбежность смерти, люди становятся более сосредоточены на состоянии своего разума, чем физического тела, в связи с чем они сами могут оказывать умиротворяющее воздействие на окружающих. Мысли о смер­ти вызывают у них стремление завершить незаконченные дела, позаботиться о близ­ких (41).

Большую роль в оттеснении и полной утрате страха смерти играет обзор собствен­ной жизни, подведение ее итогов, извлече­ние смысла (19, 45). Гроф указал на экзис­тенциальную важность подобного обзора и подчеркнул значимость того уникального взгляда на жизнь, к которому он приво­дит, — существование индивида становится завершенной структурой, что дает возмож­ность обрести или защитить те цели, кото­рые мыслились как главные. Ссылаясь на многих исследователей, Гроф показал, что жизненный обзор как экзистенциальное переживание может вылиться в чувство единства и связи с другими людьми, приро­дой, миром в целом, а также в чувство без­условной реальности высшего сознания и бесконечности существования души. Много­летние исследования диалектики жизни и смерти привели С. Грофа и мысли о том, что причина психологического значения смерти кроется не в осознании интеллектом факта бренности жизни и неизбежности кончины, а в существовании значимых хра­нилищ переживаний смерти в нашем под­сознании. Важно не осознание, а пережива­ние смерти, и это переживание не может быть только страхом, оно всемогуще значимо для жизни. В завершение известного труда «Человек перед лицом смерти» авто­ры приводят изречение Леонардо да Винчи. В час наступления кончины Леонардо под­вел итог своему отношению и той богатой и плодотворной жизни, которую он прожил, сказав: «Я думал, что я живу, но я только готовился умереть» (19, с. 239).

Жизнь всегда мыслится в соответствии со смертью, но человек способен это под­линно осознать лишь в старости. И у неко­торых стариков, которых можно назвать мудрыми, существование выходит на доста­точно широкую грань, отделяющую жизнь от смерти. Это совсем не то состояние, ко­торое наполнено заботой о хлебе насущном, о работе и отдыхе. Здесь заново оцениваются приоритеты жизни, теряют значение мелочи, возникает чувство освобождения от «нуж­ных» дел, усиливается сиюминутное ощу­щение жизни. Выход на эти экзистенциаль­ные переживания доступен немногим — П.Балтес выявил, что среди пожилых людей существует не более пяти процентов по-на­стоящему мудрых.

Среди отечественных ученых наиболее полно Н.Ф. Шахматов описал переживания стариков, связанные со смертью. На осно­вании обзора многочисленных эксперимен­тальных исследований он показал, что в ос­новной своей части пожилые люди не боят­ся и не избегают разговоров о собственной смерти (63). Беседа с пожилым человеком на эту тему не носит для него травмирую­щего характера (конечно, при условии соблюдения такта и осторожности). Пожилые люди внешне не проявляли интереса к во­просам смерти. Обычными их ответами на вопросы соответствующего рода были: «ста­раюсь не думать о смерти, какой в этом прок», «зачем думать о ней, какой в этом прок», «если буду чувствовать себя, как чув­ствую физически сейчас, готов жить сколь­ко угодно», «боюсь не смерти, а физических страданий, которые могут им сопутство­вать». В высказываниях, отражающих отно­шение старых людей к смерти, можно уви­деть личное решение основного вопроса, определяющего их жизненную позицию, — «живи, пока живется». «Несмотря на, каза­лось бы, наивный философский характер заключения, его значение не может быть преуменьшено, так как именно в этом мож­но увидеть итог жизненного личного Опыта. Малую актуальность мыслей о смерти или вообще отсутствие страха перед завершением жизни у пожилых людей отмечал Д. Мей-сон. Отношение к смерти находит свое вы­ражение в форме ожидания времени физи­ческого дискомфорта, боязни болезненных ощущений и предпочтения в данном случае смерти физическим страданиям. Какой-ли­бо прямой зависимости мыслей о смерти от соматических болезней в старости как буд­то бы не отмечается. Относительный харак­тер жизненных основных ценностей, по­стигаемый к концу жизни, распространяет­ся и на саму жизнь. Страх смерти, сама смерть в глубокой старости как бы теряют свое значение. От очень пожилых людей

нередко можно услышать заявления, что они устали жить, жизнь стала им безразлич­на. И.И Мечников приводит слова 93-лет­ней женщины, которая сказала ему: «Если ты доживешь до моего возраста, то увидишь, что смерть становится такой же потребнос­тью, как и сон». По-видимому, близко к этому стоит так называемое отвращение к жизни, которое, как отмечает С.Г. Жислин, в редких случаях может наблюдаться в глу­бокой старости. Подобное чувство, по мне­нию автора, не может рассматриваться как аффективное нарушение. Если указанные формы отношения к жизни и смерти со­ставляют крайние случаи, то общей оказы­вается тенденция к ослаблению силы в по­добных переживаниях на заключительных этапах психического старения» (63, с. 59).