О трагедийном отсвете образа Фальстафа говорил А. Аникст,

заметивший, что, ≪начавшись очень весело, фальстафиада завершается

Почти трагически. Критики часто говорят, что предвестие

Трагизма Шекспира следует видеть в меланхолии Ж а к а

(≪Как вам это понравится≫) и шута Фесте (≪Двенадцатая

ночь≫). Я этого не нахожу. Предвестие шекспировского трагизма

в поражении и смерти Фальстафа≫.1

Товстоногов, как большой художник, никогда не строит

Конфликт своих спектаклей на прямолинейных сопоставлениях.

Он отлично знает (и это знание было принципиальным, ибо

Многими оспаривалось как эстетический принцип), что добро

Тем сильнее торжествует, чем сильнее то зло, с которым добро

Сражается.

Фальстафу противостоит отнюдь не заурядный принц Гарри.

Человек сильного ума, личность убежденная и умеющая, когда

Надо, идти против течения. Фальстаф торжествует над ним

Своей человечностью, в состав которой едва ли не главной краской

Входит художественная одаренность старого рыцаря. Товстоногов

Видел в его розыгрышах, перепалках, остротах проявление

Талантливой артистической натуры.

Гарри, как посредственный актер, способен только подыграть

Титану. Широты и великодушия таланта, способного

Встать выше предначертанных королевским этикетом правил,

А. А н и к с т. Творчество Шекспира. М., 1963, с. 254.

Гарри не дано: Фальстаф заканчивал спектакль талантливым

Актерским приспособлением —злая ирония заключалась в демонстративном

Жесте, с которым Фальстаф трогал алебарды

Стражников.

Требовать же от Фальстафа непременной жизнерадостности,

≪фальстафовского жизнелюбия≫ стало просто критическим

Штампом, настолько навязчивым, что его повторяет даже тот,

Кто точно угадывает замысел режиссера и исполнителя.

≪...Думающий, понимающий Фальстаф по-своему интересен,— пишет критик В. Неделин.—Он и трогателен, и беззащитен

У Лебедева —этот грустноватый апологет пьянства, обжорства,

Распутства. И все же очень не хватает ему фальстафовского

жизнелюбия, которого не истребят никакие предчувствия...≫ 1

≪Предчувствия≫ —это именно то, что придает сценическому пребыванию

Фальстафа смысл, внутреннее действие. Не может

Быть никакого жизнелюбия вообще, вне конкретных сценических

Задач. Жизнелюбие Фальстафа в этом спектакле, может

Быть, не слишком броское, но безусловно убедительное. Это не

Жизнерадостность от покоя и довольства, а мужественное жизнелюбие

На вулкане, под угрозой ежеминутной потери всего,

Может быть и жизни.

Д.-Б. Пристли писал о том, что Фальстаф обязан своим первенствующим

Положением среди комических персонажей тому,