Глава 15. Если вы даете ребенку какую-то вещь, то она — его

«ЭТО —МОЕ»

Если вы даете ребенку какую-то вещь, то она — его. Она больше не ваша. Одежда, игрушки, жилье — все, что вы ему дали, должно остаться под его исключительным контролем, даже если он порвет свою рубашку, сломает кровать или разобьет пожарную машину. Это не ваше дело.

Как бы вам понравилось, если кто-нибудь дал вам новогодний подарок и на следующий день стал бы вам советовать, что необхо­димо делать с этим подарком и даже наказал бы вас за то, что вы не обращаетесь с подарком так, как хочет даритель.

Вы разорвали бы в клочья этого дарителя и сломали бы пода­рок. Вы знаете это. Ребенок разрушает ваши нервы, когда вы по­ступаете так с ним. Это месть. Он плачет. Он надоедает вам. Он ломает ваши вещи. Он «случайно» проливает молоко. И в резуль­тате он портит имущество, за которое его так часто наказывают.

Почему? Потому что он сражается за свое собственное само­определение, свое право владеть и оказывать влияние на свое ок­ружение.

«Собственность» — это еще один путь,

по которому его можно контролировать.

Поэтому он захочет избежать собственности

и контролера.

Л. Рон Хаббард, Саентология: Новый Взгляд на Жизнь)

Мы с подругой непринужденно болтали за чашкой кофе, пока дети играли наверху. Я показала ее сыну и дочке кладовку с иг­рушками и думала, что они играются там.

Когда они ушли, я поднялась наверх и обнаружила, что звуки детской игры раздавались из моей комнаты, которую они опусто­шили.

Я была потрясена, когда увидела, что ящики открыты, духи и косметика вывалены на туалетный столик и вся комната в беспо­рядке.

Когда я навела порядок, я задумалась, зачем четырехлетний мальчик и семилетняя девочка так навредили. Моим мальчикам никогда не пришло бы в голову поступить подобным образом с чьей-то собственностью.

С того времени, когда они были совсем крохами, я следовала советам Рона Хаббарда относительно собственности. Они владели своими собственными вещами, свободно и полностью и могли де­лать с ними все, что захотят.

Опыт с детьми моих друзей помог мне понять дополнительную пользу из следования этим советам — дети точно знали, что их ве­щи остаются нетронутыми. Они также приобретали уважение к собственности других.

Однажды Пол с друзьями решили устроить распродажу игру­шек в нашем дворе. Мне нужно было закрыть глаза и заткнуть кля­пом рот, когда дети вышли из комнаты Пола с его самыми лучши­ми игрушками. Торговля была закончена и половина соседских де­тей была вовлечена в обмен. Они были удовлетворены собой. К концу дня Пол заработал 18 центов и джип стоимостью около 10 долларов.

Тем не менее отец владельца джипа, пришел в тот вечер к нам со сверкающими глазами, таща сына под мышкой. Он потребовал немедленного возвращения джипа. Пол был озадачен родитель­ским вмешательством, но уступил. В итоге у него осталась сумма, равная стоимости трех леденцов, и половина его игрушек; но он был достаточно удовлетворен.

Для меня было очень трудно привыкнуть к одной из привычек Ли. Он любил разбирать игрушки на части. Он редко использовал игрушку по своему прямому назначению. Он обычно переделывал ее и заканчивал ничем, но повсюду в доме мы наступали на неко­торые неопределимые части или находили их в своих кроватях.

Из оставшихся деталей он мастерил что-то новенькое. В конце концов, я ли должна решать, что грузовик должен просто ездить по полу, вместо того, чтобы быть транспортером на горно-обогатительной фабрике. А самая веселая спортивная модель —• это старая коробка из под сыра, оборудованная блестящим штур­вальным колесом и четырьмя колесами от грузовика.

Я решила, что если я сильно расстраиваюсь из-за порчи какого-либо подарка, то это моя беда. Я тратила больше денег, чем готова была потратить.

Привычки детей к разбирательству меня кое-чему научили. Они предпочитали создавать свои собственные игрушки. Хотя ма­газины игрушек были наполнены сложными и дорогими саморегу­лирующимися, дистанционными, компьютерными, повторяющими слова и вытирающими себе носы игрушками — мои подарки детям с каждым годом упрощались- обычно только инструменты и мате­риалы для создания чего-нибудь. В конце концов я им стала давать деньги, чтобы они покупали игрушки на свой вкус.

Хотя собственность детей принадлежала только им, им не раз­решалось использовать ее, если это угрожало миру или безопасно­сти других людей. Они не пользовались луком и стрелами, нельзя было стрелять из пушек и реактивных орудий дома, на полирован­ных столах не разрешалось заниматься грязными работами. Эти правила были известны и они были незыблемы.

Важно, чтобы у каждого ребенка было его собственное про­странство. Если вы не можете предоставить ребенку целую комна­ту, отведите часть комнаты и пусть это место будет в его исключи­тельном пользовании. Нужно ему разрешить заботиться или не за­ботиться о своей комнате по его выбору.

Я поняла, что дети не считают настолько важными чистоту и аккуратность как считала я (это, вероятно, непонимание столетия).

Долгое время я настаивала, чтобы они убирали в своей комна­те, по крайней мере, раз в неделю. Но улучшений не происходило и мне это причиняло массу расстройств. Я решила изменить свой подход. Я заключила с ними сделку. Они убирают свой беспорядок в оставшейся части дома, но, если хотят, они могут не убирать свои комнаты.

Они так и сделали.

Через отрезок времени, гораздо больший, чем я надеялась, они стали проявлять интерес к чистоте. Однажды они организовали ге­неральную уборку в своих комнатах, иногда переставляли мебель. Я позволила им самим сделать эту работу.

Не могу сказать, что они достигли вершин совершенства по части чистоты, но у них есть улучшения. Они теперь замечают бес-п°рядок. Думаю, самая большая победа — это мое собственное спокойствие. Сейчас я способна терпеть состояние их комнат, я позволяю им убирать их по своему желанию. В качестве уступки моему самолюбию, они держат свои комнаты на замке, когда в до­ме гости.

Принимайте во внимание желание ребенка; это более благо­творно для него, чем любое количество снисхождения.

Самое большое беспокойство было связано с их одеждой. Бес­покоились не мальчики, а я. Потребовалось изрядное количество времени, чтобы мальчики стали заботиться о состоянии своей оде­жды, когда им перестали нравиться их школьные брюки с дырами на коленках. Они стали снимать после школы одежду и просить зашить разорванные вещи (они были вынуждены просить, так как не в моих привычках заниматься шитьем).

Когда Полу исполнилось двенадцать лет, он стал гордиться своим внешним видом. Он научился стирать и гладить (раньше он это не делал!!!); он стал выглядеть аккуратнее, стал чаще прини­мать душ и проводил полчаса у зеркала, создавая из своих волос подобие легкой небрежности.

Откровенно говоря, не думаю, что эта трансформация про­изошла по причине моего умного влияния на него. Я думаю, это случилось тогда, когда он понял, что девушки — это противопо­ложный пол.