Информационно-культурное проявление наркотизма

Изначально культура понимается как степень общественного, умственного и нравственного развития [163]. Как информация культура передается в неизменном виде из поколения в поколение и может быть запечатлена в предметно-чувственных образованиях, в практике (материальной культуре), структурах обыденного или специализированного языка в художественных текстах (духовной культуре), традициях, духовных ценностях [149, 159, 255, др.].

Философ и богослов профессор В.В. Зеньковский (1993), рассуждая о роли культуры в жизни человека, отмечал, что современная культура развилась и живет своей собственной жизнью, мало зависит от людей, ее создающих, как бы движется своей собственной диалектикой – независимо от того, насколько ею владеет современный человек [92].

В этом вопросе созвучен с ним эволюционист Р. Докинз (1993), предложивший в качестве единицы передачи социально культурного наследия (или единицы имитации) использовать мим, показав его как устойчивый самовоспроизводящийся элемент человеческой культуры, передающийся по каналам лингвистической и семантической информации, обладающей большой психологической привлекательностью [76]. По мнению исследователя, в культурной среде в качестве мимов выступают идеи, модные слова и выражения, мелодии, стили искусств, манеры, традиции, ритуалы, способы и формы поведения. Мимы поселяются в умах людей и распространяются между ними с помощью имитации и репликации.

Ученый предполагает, что между мимами и генами имеется много общего. Тем и другим присущи репликация, имитация, мутация, адаптация, мимикрия, конкуренция, сотрудничество, эволюция и пр. Они подобны по фонду накопления (мимофонд-генофонд), эксплуатации среды, естественному отбору, долговечности, эгоистичности, слепому (бездумному) стремлению к цели. Однако полной аналогии между геном и мимом нет. На взгляд Р. Докинза, если ген это, прежде всего, некоторый минимально возможный участок системы биологического кодирования информации, то мим это просто сама функция передачи информации.

Основываясь на взглядах о миметике, доктор биологических наук Л.Н. Медведев (1998) сравнил характер движения культуры в человеческом обществе и эволюцию живой природы [139], что позволило ученому изобличить паранауку, как феномен культуры ХХ в. Относительно мимов ученый выделил ряд положений:

· Процесс передачи культурного наследия происходит дискретным образом, некоторыми долями, имеющими предел делимости, что соотносится с передачей биологической генетической информации.

· Мимы как дискретные культурные единицы существуют реально, поэтому, на примере эволюционного подхода, где в качестве основной единицы передачи наследственной информации выступает ген, вводится представление о миме, как единице передачи культурного наследия.

· Как и эволюционная теория, которая раскрывает законы развития всего живого, миметический подход объясняет особенности движения культуры объективными свойствами дискретных единиц – мимов, в отличие от других, исходящих из субъективного характера восприятия, то есть свойств.

Данные положения, вероятно, могут способствовать пониманию процессов распространения наркотизма как информационно-культурного явления и объяснить живучесть анахронизмов, связанных с употреблением ПАВ. Можно предположить, что трезвость и наркотизм имеют свои мимы, которые образуют конкурирующие между собой мимофонды, стремящиеся проникнуть в мозг человека и завладеть его сознанием. В зависимости от концентрации в сознании индивида социально культурных единиц наследия - мимов той или иной ориентации, у их носителя формируется отношение к ПАВ. Оно может быть как консервативного (трезвенного) содержания, базирующегося на полном неприятии их употребления, так и либерального (наркогенного) свойства, в основе которого положена разрешительная система «умеренно-культурного» потребления ПАВ. В качестве мимов здесь, так же как и в традиционных культурах, фигурируют слова, мелодии, традиции, стили и манеры поведения и прочие информационные единицы, связанные с жизнедеятельностью людей. По аналогии с культурными мимами, имеющими многовековые корни, без которых немыслима традиционная культура, мимы наркогенного содержания чрезвычайно живучи и имеют не менее древнюю историю. Чего стоят, например такие наркогенные мимы, как: «питие на Руси веселье есть», или «пьянство – извечная традиция русского народа». Поэтому, следуя логике, что мимы живут самостоятельно вне зависимости от их создателя или источника трансляции, не имеет смысла вести борьбу с наркогенными мимами, уподобляясь борцам с ветряными мельницами. Наркогенные мимы ради выживания будут адаптироваться к меняющимся условиям, подвергаться мутации, репликации и трансформации, принимать другие формы и виды, приспосабливаться, а то и внедряться, создавать коалиции с мимами здорового образа жизни.

На наш взгляд, надлежит поступить просто: ограничить распространение наркогенных мимов через средства массовой информации и коммуникации. Одновременно с этим, вводить в обиход мимы трезвенного содержания, типа: «только трезвая Россия станет великой державой», «трезвость – национальная черта русского народа», «я сам в ответе за свой род, за жизнь потомства, за народ» и т.п., создавая этим мимам благоприятные условия выживания и размножения.

В работе «Наркотизм как социальное зло и пути его преодоления» [67] отмечается, что наркотизм – это сложное, взаимосвязанное многоплановое явление, имеющее биологический, информационный, психологические аспекты, связанные с массовым уходом индивидов от действительности и социальной активности в иллюзорный мир вследствие необоснованного употребления наркотических средств. Наркотизм выражается в индивидуальном или групповом поведении, которое не соответствует действующим на конкретно-историческом этапе развития общественным нормам. Авторы отмечают, что фундаментом для всех видов зависимостей от ПАВ служит психологическая зависимость. Она представлена в виде индивидуальной наркогенной программы, состоящей из информационно-культурного блока; некритического или положительного настроя в отношении наркотизма; проектирования и моделирования акта употребления наркогенных веществ; первой пробы.

Наркотизм - не болезнь и не случаи эпизодического или умеренного употребления ПАВ, а контркультурное инфекционное (информационное?) явление, где в роли болезнетворных агентов выступают не микроорганизмы, а вирусная наркогенная информация, которая поражает сознание и воображение человека. Она циркулирует в ментальном пространстве в виде образов, символов, знаков, для которых благоприятной средой служит молодежная среда. «Наркотизм можно представить в виде информационного колпака, под которым может оказаться как индивид, так и социальная группа или государство. Явление наркотизма широко распространено в современной России, и рядом ученых рассматривается как сознательно направляемый процесс» [67, c.25-26].

Ученые-юристы обратили внимание на то, что информация, транслируемая для российского обывателя, обладает не только наркотической, но и, одновременно, криминальной идеологией [184]. Кандидат психологических наук В.Ф. Пирожков, изучая психологию преступного мира, показал, что уголовники и наркоманы, имеют «свой» (общий) запас слов, насчитывающий около шестнадцати тысяч языковых единиц [177]. Этот речевой арсенал сравним с языковым резервом какой-нибудь малой народности Сибири.

В масштабах Российской Федерации миллионы людей хотя бы отчасти владеют или понимают уголовный жаргон, сотни тысяч в местах заключения ежедневно разговаривают на нем. Зачастую, после отбытия сроков наказания, бывшие заключенные вливаются в криминальные структуры российского общества. В их семьях растут дети, которые с рождения вынуждены находиться в особой субкультуре и, одновременно с тем, пребывать совместно со сверстниками из других субкультур или культурных сообществ в учебных заведениях. На одних партах они усваивают учебную программу, вместе проходят этапы возрастной социализации. Концепция толерантного отношения друг к другу не дает морального и законодательного права педагогам помещать учащихся из различных, порой антагонистичных социальных сред, в разные образовательные пространства, организовывать для них специальные педагогические условия, возможно коррекционного типа. Все это создает предпосылки для того, чтобы в информационное пространство учебного заведения, которое априори должно являться образцом культуры во всех ее проявлениях, проникали антикультурные, антисоциальные элементы, которые находят для себя наиболее благоприятную для размножения и мутирования детскую среду. Это служит предпосылкой для того, чтобы со школьной скамьи россияне виктимизировались и заражались преступной идеологией. Одновременно с тем, огромный запас слов криминального мира, параллельно существующего с «нормальным» миром, миллиарды неправедно добытых средств, позволяет уголовной субкультуре массово и агрессивно проникать в логосферу российского общества, навязывая ему криминальные ценности и нормы, корректируя законодательную политику государства «под себя».

Равнодушно относится к такой подмене ценностей нельзя. Непозволительно безучастно наблюдать, как русский язык, на котором говорили и писали А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, сотни других светочей мировой мысли и общечеловеческой культуры превращался в жаргонную речь. Это опасно во всех отношениях. Современный исследователь социальных процессов и роли культур в интеграции общества М. Шадсон заметил: «… язык не нейтральное средство коммуникации, а объект культуры, несущей исключительно мощный заряд» [263, c.89]. На наш взгляд, если великая русская культура будет замещена криминальной субкультурой, что реально при одновременной наркотизации и дебилизации подрастающего поколения, то через непродолжительное время русский народ перестанет существовать, выродившись в шайку отъявленных подлецов, преступников, наркоманов.