Возвращение в родительский дом

Настал день, когда я достаточно восстановилась, чтобы собирать яйца, вытирать пыль с мебели, мыть и сушить посуду. Врач связался со стариками и дал им чек, чтобы они купили мне чемодан и одежду. В назначенный день он пришел, чтобы отправить меня домой к моим родителям. Многие люди дали мне денег, которые были тщательно зашиты в моей одежде.

Когда мой благодетель посадил меня на поезд, он предупредил меня: «Шарлотта, не ешь ни кусочка пищи или конфет, не прикасайся ни к чему, кроме того, что этот человек даст тебе, потому что он будет заботиться о тебе». После езды на поезде я была доставлена на корабль и отдана под защиту другого человека с такими же строгими инструкциями и мерами предосторожности. Через две недели корабль пришвартовался в Соединенных Штатах. В порту меня встретили другие люди, которые посадили меня на поезд, под присмотр проводника. Он был очень добр ко мне и принес мне всю еду, которую я могла съесть. К тому времени у меня не было ни копейки, и он дал мне несколько серебряных долларов.

В поезде я провела три дня, и когда мы были за сорок или пятьдесят километров от дома моего отца, я была весьма взволнована. Проводник принес мне бутерброд, два серебряных доллара и помог мне сойти с поезда. Мой родной город был очень маленьким, но значительно вырос за двадцать четыре года. Поезд уехал, и я стояла на платформе совершенно нового вокзала, чувствуя огромное одиночество, страх и замешательство. Я сделала глубокий вдох, прошла внутрь и спросила у прохожего, как пройти к дому моего отца.

Я выросла в деревянном доме, но этот был новый из кирпича. Когда я позвонила в дверь, мое сердце билось очень быстро, и я тяжело дышала. Дверь открыл сгорбленный и морщинистый старый джентльмен с седыми волосами, и я спросила моего отца. Когда он спросил, кто я, я назвала ему свое реальное, а не монастырское имя. Слезы хлынули из его глаз, когда он удивленно и с трепетом сказал: «Хюки»? Это было прозвище, данное мне, когда я была маленькой девочкой. Мы обнялись и расплакались от радости нашей встречи. Когда я спросила о моей матери, он уклонился от ответа и стал задавать мне вопросы. Когда я продолжала нажимать на него, он сказал мне, что она очень больна и, наконец, привел меня в ее комнату.

Мой разум пошатнулся от шока, когда я увидела ее лежащую, полностью парализованную. Она зачахла до жалких тридцати одного килограмма, почти все ее прекрасные волосы уже выпали. Она была похожа на хрупкий скелет, и я едва могла поверить, что это бледное, изможденное существо — все, что осталось от моей красивой, сильной матери, какой я ее помнила.

Волны тошноты и тьмы охватили меня, и я чуть не рухнула в обморок. Мой папа нежно поддержал меня и помог перейти в соседнюю комнату, где я упала на кровать, рыдая, и вскоре провалилась в глубокий сон. Возбуждение от моего возвращения на родину в сочетании с шоком при виде родителей, разбитых возрастом и болезнью, было слишком большим для меня.

В 2:30 ночи я проснулась от сильной боли. Когда мой отец вызвал медсестру проверить меня, она посоветовала ему немедленно вызвать семейного врача. Он был моим крестным отцом и выпустил меня в мир, и он отказывался верить, что я действительно Шарлотта, пока не увидел родинку на спине. Меня сразу отвезли в больницу, где я пробыла четырнадцать недель. Мой отец был очень богатым человеком и оплатил все счета. Мой крестный отец возместил тем за границей, кто оказал поддержку и помог мне. В благодарность тем, кто спас мою жизнь, мой папа также послал им щедрые подарки.

В больнице я прошла вторую операцию на левом бедре из-за туберкулезного состояния костей. Когда скорая помощь привезла меня домой, меня положили в инвалидное кресло, и мой отец учил меня, что я должна есть, спать и восстановить силы. Мне дали книги для чтения, но как я ни старалась, я не могла запомнить ничего из прочитанного. Я стала чрезвычайно всполошенной, и через две недели мой лечащий врач вызвал семейного врача и сказал ему, что у меня полный нервный срыв, и меня следует поместить в санаторий. Мой отец отказался, не желая, чтобы я снова уехала после того, как так долго пробыла вдали от него.

Я была настолько худой, хрупкой и лысой, что мои родственники быстро перевезли меня в дальнюю комнату, с глаз долой, когда неожиданно к ним пришли друзья. Они стыдились того, как я выглядела, и это разбило мне сердце и было настоящим источником горя для меня. Из-за этого я была очень застенчива и очень замкнута в себе.

Все мои братья и сестры получили высшее образование в то время, как я была заперта в иноземном монастыре, молясь за потерянное человечество и проливая свою кровь за грехи мира. Как-то это не кажется справедливым.

Когда я смогла вставать с инвалидной коляски и понемногу ходить, одна из моих сестер назначила встречу с косметологом для лечения кожи головы. Однако, когда они они положили мне на голову теплые полотенца и масла, я потеряла сознание, потому что была очень больна. Месяцами продолжающееся лечение было успешным и, наконец, в один прекрасный день волосы снова начали расти. После того, как я стала более презентабельной, мои родственники начали покупать мне дорогую одежду, и я должна была учиться, как поступать, как носить одежду, и т.д., все снова и снова.

Когда мое состояние стало намного хуже, мой папа в конце концов дал согласие на то, чтобы я уехала за тысячу километров к моему дяде Джону. Я жила там в течение года, но на моей голове все еще было очень мало волос. Это было источником большого стыда и смущения, и я стала своего рода отшельником. Однажды мой дядя попросил меня посетить с ним нескольких соседей, но я кинулась в свою спальню, опасаясь быть рядом с другими людьми. Тем не менее, когда я поняла, что это причиняет ему боль, я передумала, оделась и пошла с ним. Несколько дней спустя он попросил меня забрать пакет у этих соседей, и это было в первый раз, когда я вышла одна.