Русский национальный характер по данным языка и истории

Национальный характер – это исторически сложившаяся совокупность наиболее типичных духовных, интеллектуальных, эмоциональных, волевых проявлений народа, отражающих и направляющих его взаимодействие с миром. Современная этнопсихология видит в национальном характере «вполне определенное, кристаллизованное психологическое свойство, сращенное с культурой, передаваемое из поколения в поколение» [Мнацаканян 2004, 195]. Национальный характер – продукт длительного исторического развития. На первой стадии этногенеза важнейшим средством его формирования является материальный фактор – климат, ландшафт, пища. Затем ведущая роль переходит к социокультурному влиянию – прежде всего к религии и языку. Поэтому роль языка и культуры в познании национальных особенностей трудно переоценить. Можно сказать, что язык и культура – объективированный национальный характер. Национальный характер, формирующийся деяниями пращуров, раскрывается в ходе исторической жизни народа, на каждом этапе своего развития объективируясь в новых, но порожденных тем же духом формах. Идентичность народа самому себе на протяжении веков аналогична идентичности человека в разные периоды его жизни. Изменяясь в новых исторических условиях, народ сохраняет стабильным определенный набор ментальных установок своеобразный геном нации. Его содержание определяет формы национальной жизни. Отказ от этого культурно-генетического наследства связан с риском необратимой метаморфозы и потери национальной самобытности.

Отношение к человеку, безусловно, является подлинным мерилом цивилизации, и должно быть решающим критерием при оценке как отдельной личности, так и соборной личности народа. Понятие социальной дистанции, введенное в научный оборот в 20-е гг. ХХ в. американским ученым Е. Богардусом, – универсальная категория, но выявление ее специфично для каждой культуры. Так, в Греции целесообразно выявлять согласие на включение иностранцев в парею (компанию друзей), а в США – согласие общаться с ними в клубе. В Индии для выявления социальной дистанции может быть использован тест «прикасаться к моей посуде», что совершенно бессмысленно в странах христианской культуры, где нет кастового членения общества и понятия ритуального осквернения от тактильного контакта с представителем других стран, классов общества, религий [Стефаненко 2003, 163-164].

Лингвистика помогает анализу и значительно упрощает его процедуру, одновремено повышая надежность полученных результатов. В. Гумбольдт утверждал: «Всякое изучение национального своеобразия, не использующее язык как вспомогательное средство, было бы напрасным, поскольку только в языке запечатлен весь национальный характер…» [Гумбольдт 2000, 303]. Осмысляя и озвучивая мир, народ фиксирует в имени главный признак предмета, что в равной степени характеризует как объект, так и субъект именования. В имени всегда заключена идея, служащая непогрешимым свидетельством о характере, складе ума и духовно-нравственном состоянии народа. В языковом факте всегда отражено согласие с ним большинства, поэтому в языке мы имеем наиболее беспристрастного очевидца, показания которого, правда, сами нуждаются в добросовестном интерпретаторе.

Знак, как представитель предмета в языке, не всегда отражает объективные свойства мира. Иногда заявленная в имени идея находится в противоречии с истинным положением вещей. Поэтому исследователь должен выявить соответствие внутренней формы и семантики слова объективным свойствам предмета или явления. Например, название ордена иезуитов восходит к имени Иисус, но деятельность иезуитов не имеет с реальным Христом ничего общего. В русском и многих других европейских языках иезуит перен. ‘о хитром, двуличном, коварном человеке’. А фамилия иезуита Эскобара, автора выражения «цель оправдывает средства», стала нарицательной в романских языках. В кубинском и мексиканском варианте испанского языка escobarse ‘жить на чужие средства (за чужой счёт)’. Фр. уст. escobar ‘лицемер; крючкотвор’, уст. escobarderie ‘лицемерие; двусмысленность’.

Второй важный методологический момент – необходимость сравнения с инокультурными реалиями. Для выяснения нашей национальной специфики сравним ее с романо-германским Западом.

Высшее достоинство человека – любовь к ближнему. Выяснив степень психологической близости людей (проксемику – лат. proximi ‘ближайшие соседи или друзья’), мы можем оценить главное качество национального характера. Весь закон Христос свел к двум заповедям, связанным причинно-следственной связью[30]: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22, 37-40). Религиозность русского народа никогда не ставилась под сомнение, что предельно емко выражено Ф.М. Достоевским: «Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос, и он любит образ Его по-своему, то есть до страдания» [Достоевский 1980, 38]. Остается поверить алгеброй лингвистики гармонию человеческих отношений.

Согласно семантическому закону немецкого лингвиста Г. Шпербера, слова, называющие особо значимые для народа понятия, становятся источником метафоризации при описании других явлений. Проксемика данного общества может определяться, например, зоной распространения метафоры «семья». Широта области переноса прямо пропорциональна силе родственной близости людей. В России живет семья народов, в США – community of nations букв. «сообщество народов»; за русскими больными ухаживает медсестра (сестра милосердия, медбрат), за американцами – nurse букв. «кормилица, сиделка»; в основе православных братств и сестричеств – духовное родство, католических орденов – иерархическая упорядоченность (лат. ordo ‘ряд’). Следует учитывать и характер метафоризации: девальвирует перенос старое понятие или повышает статус нового. Так, возрождение группового брака древних язычников пресыщенными варварами постиндустриального общества и появление понятия «шведская семья» говорит об утрате подлинной любви и родственных чувств[31].

Основы русского национального характера заложены в праславянскую эпоху. Религиозный культ и нравы славянства выгодно отличаются от других языческих племен. В пантеоне балтийских славян находился бог Радгост (др.-рус. радити ‘заботиться’), отвечавший за гостеприимство. Функции его усвоены христианскому Богу славян: имя Господь восходит к о.-с. * gospodь ‘гостеприимный, принимающий чужестранцев хозяин’ [Черных 1999]. Высокий этический идеал страннолюбия делал славянский ареал особенно привлекательным для путешественников, в один голос отмечающих справедливость, простоту и гостеприимство славян. Показательно отношение славян к самым бесправным членам коллектива – рабам. Сочувствие к маленькому человеку, любовь к «униженным и оскорбленным», желание лучше быть жертвой, чем палачом, – стали основными чертами русского национального характера. С.М. Соловьев указывает: «У народа, в простоте родового быта живущего, раб не имеет слишком большого различия от членов семьи, он бывает также младшим членом ее, малым, юным…» [Соловьев 1988, 98].

Язык подтверждает свидетельство историка. Славянское название раба не содержит уничижения пленника и обозначается через идею работы: о.-с. * оrbъ < и.-е. *оrbhos ‘беззащитный сирота, готовый даже на унизительный труд ради куска хлеба’ [Черных 1999]. Использование этнонима для обозначения раба – явный признак ксенофобии. Англосаксы делают именем раба имя покоренного народа – англ. wealh ‘раб’ букв. «кельт». На невольничьих рынках в древности преобладали рабы-славяне, что сделало апеллятив славянин созвучным названию раба в романо-германских языках: нем. Sklave ‘раб’ – Slawe ‘славянин’, ит. schiavo / slavo. У восточных славян названием рабов стало имя ближайших родственников: о.-с. *čеljadь ‘люди, составляющие нечто цельное, единое’, ‘семья’ > др.-рус. челядь ‘семья’ > ‘рабы’[Черных 1999]. В латыни наоборот: лат. familia – ‘рабы’, ‘дворня’ > ‘дом’, ‘домочадцы’ [Черных 1999].

Направление переноса имени показывает логику и психологическую установку говорящих. Славяне мыслили рабов как членов семьи, римляне – домочадцев как работников. Поэтому выслужившие свой срок славянские рабы иногда добровольно оставались в семье хозяина. Почти идиллическая картина патриархального славянского рабства в романо-германской Европе предстает в ином виде. Римское рабство было бессрочным, лишая человека, может быть, самого главного – надежды на лучшее. К. Тацит пишет о древних германцах: «Высечь раба или наказать его наложением оков и принудительною работой – такое у них случается редко, а вот убить его – дело обычное…» [Тацит 1993, 364].

В России отношения между людьми осознавались в формах родства, что нашло выражение и в именовании государей (батюшка-матушка), и в обращении людей друг к другу. Использование метафор родства не сверху спущенная мифологема. Выстраивание государственных и межличностных отношений по модели семейных невозможно без опоры на реальные движения народного духа. В душе Ф.М. Достоевского отложился случай, когда его, девятилетнего мальчика, испугавшегося крика «Волк бежит!», успокоил крепостной мужик Марей: «Конечно, всякий бы ободрил ребенка, но тут в этой уединенной встрече случилось как бы что-то совсем другое, и если б я был собственным его сыном (выделено нами – С.П.), он не мог бы посмотреть на меня сияющим более светлою любовью взглядом…» («Мужик Марей»). Когда-то Д.С. Лихачев был вынужден объяснять французской переводчице, почему бабушка на улице назвала ее «доченькой». При сохранении современных тенденций в жизни русского общества в положении Франсуазы могут оказаться Иваны и Марьи первых поколений ХХI в.

Национальная политика дореволюционной России и СССР выразилась метафорой семья народов. И опять-таки это не просто клише языкового официоза, а имеющее опору на государственном и бытовом уровне братское отношение к другим народам. А.И. Солженицын пишет о России конца ХIХ в.: «Но странная это была империя. Во всех известных тогда империях метрополии жирно наживались за счет колоний, и нигде не было такого порядка, чтобы жители какой колонии имели больше прав и преимуществ, чем жители метрополии. А в России было – как раз все наоборот» [Солженицын 1995, 665]. Характерен рассказ эстонки, пережившей гитлеровскую и сталинскую оккупации: «Когда ко мне вселился герр офицер вермахта, он отослал меня жить на кухню. А когда вселился товарищ красный лейтенант, он оставил меня в комнате, а сам устроился ночевать в кухне. Так кого я буду больше уважать?» [Аннинский 2003, 200]. А вот выражение «братских народов союз вековой» в нашем гимне на фоне сепаратистских настроений российских нацменьшинств выглядит уже анахронизмом.

Идеологема «государство-семья» объединяет общество на недоступной утилитарной западной нравственности глубине, что особенно ощутимо в трагическое время народных бедствий. Через две недели после начала войны Сталин обратился к народу по радио: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои». По преданию, церковная форма обращения «братья и сестры» отнюдь не сентиментальному вождю была подсказана местоблюстителем патриаршего престола митрополитом Сергием. Тысячелетний пласт генетического Православия был поднят в душе русского человека забытой метафорой, положившей начало нашей победы. Корпоративное путинское «коллеги» при обращении к народу во время прямой линии с президентом выглядит в наши дни органичнее, чем обращение Сталина, даже в случае общей беды прозвучавшее бы сегодня фальшиво. Для сохранения традиционного речевого обычая, удерживающегося только в православной среде, не осталось духовно-нравственной основы.

Использование некоторых метафор родства западного происхождения не имеет соответствия называемым реалиям. Остановимся на антагонистичном русскому масонском «братстве». На Руси имя вольных каменщиков (фр. francs-maçons) стало ругательством фармазон и справедливо связывалось с неправославным поведением: «Фармазон, вошел в дом – не перекрестился, сейчас табак курить» (М. Горький. В людях, гл.7). Катехизис масона И.В. Лопухина отказывает народам в самоопределении: «Масонство видит во всех людях братьев, которым оно открывает свой храм, чтобы освободить их от предрассудков их родины и религиозных заблуждений их предков, побуждая людей к взаимной любви и помощи» [Цит. по: Ахиезер 1997, 194].

Живучесть национальных «предрассудков» и «религиозных заблуждений» заставляет искать радикальных средств к их искоренению. В «Декларации» (1993 г.) масонского Римского клуба излагаются перспективы хирургического вмешательства в сознание человека: «Тем не менее в стремительно изменяющейся Европе, в мире все еще функционируют архаичные институты управления, продолжают работать устаревшие экономические теории и политические структуры. Необходимы радикальные перемены, и касаться они должны не только этих структур, но духовной сферы, менталитета. Причем простых модификаций здесь будет явно недостаточно» [Римский клуб 1995, 67]. И далее: «Мы убеждены, что деятельность Римского клуба не должна опираться на активные формы борьбы. Наши задачи могут решаться даже более эффективно, если мы будем действовать как бы «за сценой» [Там же, 71].

Именно теневой деятельностью мировой закулисы объясняются сопровождающие глобализацию процессы – кризис национальной идентичности, эрозия государственных суверенитетов, культивирование беспринципного релятивизма ценностей. Когда-то «брат» Г. Трумэн (масон 33-го градуса шотландского обряда) воевал с мирными городами поверженной Японии атомными бомбами. Сегодня масонские структуры предпочитают информационное оружие, посредством которого устраиваются «бархатные» и «цветные» революции и осуществляется глобалистская стратегия нациостроительства – выращивания народов с нужными «братьям» характеристиками. Все эти тупиковые человеческие популяции типа homo ludens и homo economicus должны уступить место homo electronicus’у – управляемому компьютерным оператором киборгу.

Доктор политических наук С.В. Кортунов пишет, что глобализация перемолола культурные ядра национальных идентичностей Испании, Турции, Мексики, Аргентины и «оставила от этих ядер набор туристистических курьезов» [Кортунов 2007, 111]. Следом пошел регион Центральной и Восточной Европы. На очереди Великобритания, Франция и Германия. Дольше всех сопротивляются страны с тысячелетними традициями – Индия, Китай и Россия [Там же, 111]. Когда американцы для замены своего контингента в Ираке попробовали набрать наемников, Индия сказала твердое «нет», Китай отказался даже рассматривать это предложение. Научиться реагировать подобным образом надо и нам. И не только на явное приглашение к позорному сотрудничеству, но и на скрытые в манипулятивных технологиях соблазны информационного оружия, насаждающего американский образ жизни через постмодернисткую культуру и искусственно завышенные потребительские стандарты. И все-таки пока национальные и религиозные чувства слишком сильны, чтобы люди от них отказались. Член экстремистской масонской ложи «П-2» Пьер Карпи откровенничал: «Под англо-американским влиянием масонами выработан проект будущего. <…> Он предполагает ликвидацию национальных границ при сохранении этнических, религиозных и традиционных особенностей разных народов» [Замойский 1990, 285]. Именно это сейчас и происходит.

А что в России? Сознательно и неосознанно работаем на собственное уничтожение. В приложении к книге Э. Саттона «Власть доллара» утверждается, что А. Чубайс – единственный от России члент кабинета министров мирового правительства [Антонов 2007, 163]. Одни наши государственные лидеры, деятели науки и культуры – «братья» европейских и российских лож (см. [Платонов 2000]), другие – масоны по гуманистическим мировоззренческим идеалам. Вот, например, типично масонское мнение доктора филологических наук, постоянного автора респектабельного научного журнала: «России предстоит пережить самую драматическую эпоху своей многовековой истории – ломку архетипа, связанную с необходимостью отказа от устойчивых в течение сотен лет архетипических реакций» [Мильдон 2000, 11]. Результатом этой ломки стали ежегодные миллионные потери (за последние 14 лет – более 17,5 млн. человек, а с учетом абортированных младенцев – более 100 млн.). Однако мы никак не решаемся признать: масонство – инструмент в руках других «братьев», «которые говорят о себе, что они Иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское» (Откр. 2, 9) и о родстве которых Христос сказал: «Ваш отец диавол» (Ин. 8, 44)[32]. В результате нашего всеобщего стихийного «масонства» слово русский последовательно изгоняется изо всех официальных документов, начиная от Конституции и заканчивая паспортом, а иудаизм назван традиционной религией России!

Русский национальный характер в православных своих чертах – суверенная зона, вторжение в которую является богоборчеством. Русскость – многовековое наследие славянских архетипов, получивших в крещенской купели 988 г. новое наполнение. Разрушение в русских людях тысячелетнего генетического Православия смерти подобно. Православие не исчерпывается обрядом и культурой. Это образ жизни, в котором должно быть место не только славянофильской историософии, Достоевскому и Рахманинову, но и Богу. Выход из современного кризиса – в обращении к «практическому» Православию, выковавшему наш национальный характер. В ХХI в. мы либо останемся православными, либо не останемся вовсе. Это и прогноз, и побуждение к деятельности всех, для кого Россия и русский не просто этно-географические понятия, а живая боль, любовь и ответственность.

Список литературы

Аннинский Л.А. Русские плюс… М., 2003.

Антонов М. От капитализма к тоталитаризму (Мир в ХХ в. и судьбы России) // Молодая гвардия, 2007, № 4.

Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. Т. 1. От прошлого к будущему. 2-е изд., перераб. и доп. Новосибирск, 1997.

Гумбольдт В. фон. Лаций и Эллада // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. 2-е изд. М., 2000.

Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1980. Т. 21.

Замойский Л.П. За фасадом масонского храма: Взгляд на проблему. М., 1990.

Кортунов С.В. Глобализация и национальная идентичность // Вестник аналитики, 2007, № 1.

Медведева И.Я., Шишова Т.Л. Потомки царя Ирода. М., 2003.

Мильдон В.И. Миллениумы русский и западный: образы эсхатологии // Вопросы философии, 2000, № 7.

Мнацаканян М.О. Нации и национализм. М., 2004.

Острецов В.М. Масонство, культура и русская история. Историко-критические очерки. Изд. 3-е, сокр. М., 2004.

Платонов О.А. Терновый венец России. Тайная история масонства 1731-2000. Изд. 3-е, испр. и доп. М., 2000.

Римский клуб: 25 лет со дня основания // Вопросы философии 1995, № 3.

Солженицын А.И. Русский вопрос к концу ХХ в. // Солженицын А.И. Публицистика в 3 тт. Ярославль, 1995. Т. 1. Статьи и речи.

Соловьев С.М. Соч. в 18 кн. М., 1988. Кн. 1. Т. 1-2.

Стефаненко Т.Г. Этнопсихология: Учебник для вузов. 3-е изд., испр. и доп. М., 2003.

Тацит К. Сочинения: В 2 т. М., 1993. Т. 1.

Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. – 3-е изд. стереотипное. М., 1999.

О целомудрии и не только…

Рассмотрим через призму языка и культуры крайне непопулярную и в той же мере актуальную тему целомудрия в более широком, чем личная нравственность контексте. По внутренней форме слово целомудрие – простая (цркв.-сл. корень цел- ‘простой’), т.е. цельная, беспримесная мудрость. Интересно, почему целомудрие, первоначально обозначающее ‘здравомыслие’, приобретает значение девственности и чистоты? Язык напоминает нам серьезность того, к чему так легкомысленно относится современное общество. Синоним целомудрия невинность букв. «невиновность, отсутствие вины». Тогда утрата не-винности – преступление! Перед Богом, людьми и самим собой: «Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят; а этот храм – вы» (1 Кор. 3, 17). Становится ясно, почему русский народ увидел в сохранении телесной и нравственной чистоты высшую мудрость. Воспитанные в нравственных устоях Православия, наши предки осознавали соблюдение девства как религиозное деяние по хранению телесного храма и потому придавали ему особую важность.

Русское выражение потерять невинность представляет эту трагедию бессознательным процессом[33]. Терять – нецелеполагаемое и неконтролируемое действие. Это перекликается с внутренней формой слова целомудрие. Сначала теряют голову, потом – невинность. С утратой здравомыслия человек становится невменяемым. Свою потерю он безрассудно считает приобретением. Об этом говорит циничный жаргонный глагол иметь, низводящий отношения «партнеров» на уровень «хозяин – вещь» и тем самым унижающий обоих. То, что раньше поощрялось, сейчас высмеивается и дискредитируется. Несколько лет демократические СМИ издевались над высказыванием русской женщины на советско-американском телемосте: «В СССР секса нет». Потерявшие целомудрие люди не поняли, что имелась в виду не физиология. Наша традиционная культура избегала публичности в вопросах, самим своим содержанием эту публичность исключающих. В СССР не было сладострастного смакования биологических функций телесного низа и действительно не было секса как разрекламированного объекта индустрии порнодельцов. На Руси была любовь – бескорыстная, жертвенная, беззаветная; несчастная, неразделенная, безответная. Разная. А если и продажная, то не культивируемая.

Словом любовь кодируется иной концепт, не эквивалентный, например, англ. love. По-русски в любви можно признаться и объясниться, по-английски – только объясниться (to declare) – declare one's love. Этот же глагол употребляется для объявления войны: declare war on. Общая сочетаемость отражает определенную психологическую общность состояния влюбленного и воина: оба готовятся героическим натиском сломить сопротивление обороняющихся. Самый знаменитый влюбленный западной литературы, Ромео, говоря о своей возлюбленной и при объяснении с ней, использует военные метафоры: У ней душа Дианы. Купидон / Не страшен девственнице и смешон. / Ее не взять словесною осадой, / Ни штурмом чувств, ни красноречьем взгляда (акт 1, сцена 1); Твой взгляд опасней двадцати кинжалов. / Взгляни с балкона дружелюбней вниз, / И это будет мне от них кольчугой (2, 2).Учитывая, что Ромео больше итальянец, чем англичанин, посмотрим итальянский язык. Здесь такая же картина: fare una dichiarazione (d'amore) ‘объясняться (в любви)’и dichiarazione di guerra ‘объявлять войну’. И вообще полезно задаться вопросом: а можно ли не проверенное временем чувство, приведшее к двум смертям, называть любовью?

Русские в любви признаются. Признаваться нужно только в том, что влечет нежелательное для человека обнаружение его поступков, вкусов, увлечений. Причем, признаваться можно какв преступлении, в ошибке и т.п., так и в добрых делах. Признание в этом случае – это как бы извинение за то, что теперь люди будут иметь обо мне неоправданно завышенное мнение. Признаваясь в своих чувствах, мы одновременно просим извинения за вторжение в интимное пространство дорогого нам человека и зачастую ожидаем заслуженного наказания отказа. Лаврецкий признается Лизе «с невольным ужасом» («Дворянское гнездо», ХХХIV). «Невольный ужас» – языковая транскрипция сложнейшей гаммы чувств, где нет места азартной страсти Ромео. Вспомним самое знаменитое признание русской литературы: Я к вам пишу – чего же боле? / Что я могу еще сказать? / Теперь, я знаю, в вашей воле / Меня презреньем наказать. Характерна и концовка письма: Я жду тебя: единым взором / Надежды сердца оживи / Иль сон тяжелый перерви, / Увы, заслуженным укором. Татьяна ждет «заслуженного укора» и потому, что добродетельная русская девушка не должна проявлять инициативу в подобных вещах, и потому, что считает себя недостойной Онегина. Признание в любви – это признание собственного недостоинства перед высотой любимого. Кодирование данной ситуации как «объяснения» свидетельствует о том, что объясняющийся чувствует себя равным своему потенциальному партнеру (англ. partner ‘супруг, сожитель’). Прививку данной семантической кальки на почве русского языка иначе, как болезнью, не назовешь.

Знаковые для русской и европейской культур тексты – «Евгений Онегин», «Ромео и Джульетта» – высвечивают и другой существенный момент. Западный человек, будь то пылкий итальянец или флегматичный англосакс, не имеет застенчивой русской деликатности в вопросах пола, потому что чувствует себя в правах, делегируемых ему самой природой. Любовь взрослых Онегина и Татьяны абсолютно лишеначувственности, чего не скажешь о подростках Шекспира, целующихся уже при первом появлении на сцене. Цркв.-сл. целовать(ся) ‘приветствовать’, т.е. соединяться в целое не плотски, а в духе единомыслия и братства. Своим первоначальным значением слово целовать(ся) напоминает, что телесная сторона супружеской жизни не исключает целомудрия и не должна вытеснять духовную. Освященные законными узами церковного брака поцелуй и материнство отнюдь не препятствие целомудрию: «И не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление; Впрочем спасется чрез чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием» (1 Тим. 2, 14-15).

В свое время в высшем свете сложился двойной стандарт: блуд для мужчины – победа, а для женщины – грех. Мужчины составляют донжуанские списки, а женщины ходят по рукам. (С словаре Ожегова-Шведовой блудница есть, а блудника нет). В «Анне Карениной» показана глубина нравственного падения светского мужчины. Уличенный в связи с гувернанткой, Стива Облонский «не мог раскаиваться в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек, не был влюблен в жену, мать пяти живых и двух умерших детей, бывшую только годом моложе его. Он раскаивался только в том, что не умел лучше скрыть от жены» (Ч. 1, II). Негласно принятое мужчинами городской культуры понимание мужского блуда как доблести и подвига в начале ХХ в. распространяется и в крестьянской среде. Сегодня эта «привилегия» мужчин пала: право на блуд получает и женщина. Слова флирт и кокетство вполне сочетаются со словом невинный, одобряя игривое снисхождение к простительной, в глазах общества, женской слабости. Опоэтизирована древнейшая профессия («ночная бабочка» О. Газманова); девочек в школе учат не целомудрию, а способам предотвращения беременности; немолодая уже писательница Мария Арбатова вещает многомиллионной телеаудитории, как она «освежила брак», заведя любовника.

Опошлилось само понятие любви. Чистота пушкинских «любовников» Марьи Гавриловны и Владимира Николаевича воспринимается молодежью как безнадежный анахронизм и предрассудок: «Наши любовники были в переписке, и всякий день виделись наедине в сосновой роще или у старой часовни. Там они клялись друг другу в вечной любви, сетовали на судьбу и делали различные предположения» («Метель»). В одной из последних редакций словаря Ожегова-Шведовой значение слова любовь ‘интимные отношения’ сопровождается пометой «просторечное». Приводится пример – заниматься любовью. Это частотное современное выражение– западная калька. В письме к матери А. Блок, не имея возможности сказать об интимной жизни французов по-русски, употребляет варваризм faire l’amour букв. «делать любовь» [Блок 1983, 201]. Дореволюционная Россия не знала технологизма любовных отношений, а в русском языке и названия не было тому, чему отведена темная часть суток. В русской культуре физиологическая сторона человеческих взаимоотношений была табуирована. Еще относительно недавно говорить об этом считалось неприличным. В 90-е гг. русский народ наконец был «просвещен»: западные программы полового воспитания и «веселые картинки» теле-кино-печатной продукции растлили как школьников, так и их родителей. Аксиоматичность многих культурных требований стала проблематичной. То, что раньше воспринималось как само собой разумеющееся, стало предметом недоумений и протестов на уровне поведения. Социологический опрос московских студентов показал, что хранить целомудрие до брака не престижно.

Епископ Варнава (1887-1963) пишет о бесстыдстве «культурных людей, пришедших в состояние скотов, которые тоже, как известно, не стыдятся своей наготы и безнравственных поступков», и приводит выдержку из дневника К. Бальмонта, отдыхающего на островах Самоа: «Я просыпаюсь… надеваю на босые ноги туфли, а поверх ночной рубашки накидываю купальный халат, вздыхаю и в столь откровенном виде спускаюсь по главной лестнице. Иногда на ней стоят и разговаривают дамы и девицы. Что ж, немножко неловко, но в общем, по существу, мы все здесь дети солнца, и стыдиться благородного своего тела зачем же?» [Варнава, 452]. Видно, что естественная человеческая стыдливость Бальмонта дает о себе знать, но ее голос заглушается лукавым разумом, стирающим «письмо Христово, …написанное не чернилами, но Духом Бога Живаго … на плотяных скрижалях сердца» (2 Кор. 3, 3) и оправдывающим любую прихоть, связанную с телесным удовольствием. В советское время подобное поведение стало повсеместной нормой. К современной культуре вообще и к пляжам в частности подходят слова апостола Иоанна: «похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин. 2, 16). Апостол Павел назидает: «Чтобы также и жены, в приличном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, ни золотом, ни жемчугом, ни многоценною одеждою, но добрыми делами» (1 Тим. 2, 9-10). Но у нас другие понятия о приличиях, и слова стыдливость, целомудрие, добродетель у многих вызывают оскомину. Реалии жизни вытеснили из речи недавнюю присказку «стыдно, когда видно». Современная женская мода говорит об обратном: «стыдно» (т.е. старомодно, провинциально), когда не видно. «Обнаженщина», отбросив бабушкины предрассудки, вышла на улицы и, увы, воспринимается как норма.

На Руси женское целомудрие охранялось стыдом и мирским судом – что люди скажут. В обществе с традиционными ценностями – это великая сдерживающая сила. Стыд, в отличие от совести, которая обличает и при отсутствии свидетелей, связан с внешним наблюдателем. Совесть и честь универсальны: нет особой * девичьей совести, есть девичья честь и честь офицера и т.п. Девичий стыд уникален. Красна девица не просто красавица, которая может быть и «спортсменкой», в откровенной экипировке демонстрирующей себя миллионам телезрителей, и «комсомолкой», не стыдящейся почти в голом виде появляться на пляже. Красна девица – это целомудренная красавица. Мы до сих пор говорим краснеет как красна девица.Украшением ее была краска стыдливости, заливающая лицо от нескромных взглядов и слов. В сцене совращения бесом Марии А.С. Пушкин особо подчеркивает причину ее румянца: А между тем румянец нестыдливый На девственных ланитах заиграл («Гавриилиада»). М.Ю. Лермонтов: Люблю, когда, борясь с душою, Краснеет девица моя… Люблю и вздох, что ночью лунной В лесу из уст ее скользит… Но слаще встретить средь моленья Ее слезу очам моим, Так, зря Спасителя мученья, Невинный плакал херувим («Стансы»). На Руси говорили: «Убери у ангела крылья – получится девица. Приставь девице крылья – получится ангел».

Сейчас приставь среднестатистической девице крылья, получится самка в период гнездовья, у которой для привлечения самца изменяется расцветка. Глубоко-глубоко заглянув в свою совесть, пусть современная модница спросит себя: разве не эту функцию выполняет ее макияж? Закономерно, что рыцарство мужчин сменилось мачизмом. Испанизм мачо – одно из самых привлекательных словечек, определяющих имидж мужчины. Для сведения приведем несколько значений исп. macho: ‘самец’ (macho (de) cabrío ‘козёл’), ‘мул’ (macho romo, romo ‘тупой, тупоумный’) ‘растение мужской особи’, ‘дурак, глупец’. Мачо тоже воспевает свою даму сердца в стихах, но лучше бы он этого не делал. Уже давно перестав удивляться, все-таки каждый раз вздрагиваешь, когда слышишь подобное: Она так красива, как попа у Дженифер Лопес (песня из репертуара радио «Шансон»).

Языковой иллюстрацией человеческого скотоподобия являются зооморфизмы кобель и его женский аналог. Правда, порицающее слово кобель уступило место плейбою (букв. «играющий молодой человек»). Но выражение любовные игры, которым оперируют современные сексопатологи и психоаналитики, в русском языке относится к поведению животных в брачный период. Удовольствие, к которому стремятся люди, играя в подобные игры, роднит их с представителями животного царства. И вообще, удовольствие не предполагает проявления специфических свойств человеческой природы – духа и взаимовыручки: удовольствием, в отличие от радости, нельзя поделиться; оно бывает телесным, но не духовным. От удовольствия люди мурлычут, жмурятся, а то и повизгивают, похрюкивают. Откликаясь на просьбу быть человеком, мы жертвуем именно удовольствием. Язык красноречиво утверждает: возведенный в ранг жизненных принципов гедонизм – это продажа за чечевичную похлебку первородства своего человеческого достоинства.

Для женщины главная опасность – «синдром стрекозы»: желание беззаботно порхать от удовольствия к удовольствию (как пелось в пошлой современной песенке-однодневке «Я, как бабочка порхаю, и все без проблем»). Легкомысленное общество, изъявшее слово грех из употребления, и не подозревает, что ежеминутно нарушает заповедь: «А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем» (Мф. 5, 28). В наших словах флирт и кокетство звучит игривое снисхождение к невинной человеческой слабости, и даже одобрение. Фр. flirter ‘кокетничать’ < ст.-фр. fleureter ‘порхать с цветка на цветок’; фр. coquette < coq ‘петух’, букв.«петушок», ‘женщина (иногда также о мужчине), стремящаяся своим поведением, нарядами и т. п. понравиться кому-н., заинтересовать собой’. В русской орфографии от кокетки до кокотки один шаг: фр. сосоttе букв.«курочка», ‘женщина легкого поведения, живущая на содержании у своего поклонника’.

Надо сказать, что в русском понимании красота не добродетель: «Красота «эгоистична». Она идет на пользу красавцам и красавицам. Добро идет на пользу другим. Оно приносит себя в жертву» [Арутюнова 2004, 15]. Вспомним, что красота сама требует жертв. И не только от красавицы, выщипывающей брови или калечащей голеностоп шпильками. Все знают, как сумасбродные ослепительные красавицы заставляют ослепших совершать роковые поступки.

Секс-символ 60-х Бриджит Бардо признавалась: «Нет тяжелее работы, чем стараться выглядеть красивой с восьми утра до полуночи». За эту «тяжелую работу» человека ждет наказание: «Восстал Господь на суд – и стоит, чтобы судить народы. <…> И сказал Господь: за то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею и обольщая взорами, и выступают величавою поступью и гремят цепочками на ногах,– оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их; в тот день отнимет Господь красивые цепочки на ногах и звездочки, и луночки, серьги, и ожерелья, и опахала, увясла и запястья, и пояса, и сосудцы с духами, и привески волшебные, перстни и кольца в носу, верхнюю одежду и нижнюю, и платки, и кошельки, светлые тонкие епанчи и повязки, и покрывала. И будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет веревка, и вместо завитых волос – плешь, и вместо широкой епанчи – узкое вретище, вместо красоты – клеймо» (Ис. 3, 13, 16-23).

Половая распущенность стала нормой жизни. Римская Венера – первоначально богиня весны и садов. Позднее ее культ сливается с оргиастическими культами Астарты, Исиды, Кибелы. В литературе Нового времени Венера стала символом красоты и любовной страсти. Кстати, в поэтическом английском планету Венеруназывают словом Lucifer ‘сатана’. От имени богини «любви» произошли названия венерических заболеваний: фр. venerien ‘венерический’ < лат. Venus ‘Венера’. К традиционным «стыдным» заболеваниям добавился в конце 70-х гг. ХХ в. СПИД. Энциклопедическая статья о нем включает меры профилактики: «правильное половое воспитание, ограничение числа половых партнеров, использование презервативов». На самом деле это не профилактика, а пропаганда блуда, убийства и самоубийства.

Традиционное русское общество не занималось половым просвещением, а воспитывало целомудрие. Противозачаточные средства не предохраняют ни от зачатия, ни от СПИДА, т.е. как бы совмещают убийство и самоубийство. Ведь нежелательная беременность – это чаще всего аборт. Согласно отчету американской федерации «Планирование семьи», 60 % делавших абортов женщин использовали противозачаточные средства [Уиллке Дж., Уиллке Б. 2003, 10]. Специалисты говорят о защите инфицирования ВИЧ с помощью того, что «проверено электроникой», как о 30-90 % гарантии. Дело в том, что «поры латексной резины в диаметре 50-кратно превышают вирус СПИДа. Да и для многих других вирусов они как решето» [Медведева, Шишова 2000, 204]. Так что безопасный секс (калька с англ. safe sex) не так уж безопасен в физиологическом смысле.

В духовном аспекте – это прямое нарушение заповеди «плодитесь и размножайтесь» (Быт. 1, 28), и как любой нераскаянный грех, может стать причиной вечной смерти. По 5-му правилу Отцов VII Вселенского Собора, «Грех к смерти есть, когда некие, согрешая, в неисправлении пребывают» [Правила…1877, 639]. Почитаемый в Греции богослов архимандрит Епифаний (1930-1989) в согласии со святоотеческой традицией говорил: «Супруги должны уклоняться не только от использования противозачаточных средств, но и от планирования рождения детей. Надо довериться Богу и считать рождение каждого ребенка великим Его даром. Дети не пирожки, чтобы их заказывать в булочной, когда и сколько хотим» [Заветы 2005, 224].

В социальной концепции Русской Православной Церкви грозно сказано: «Намеренный отказ от рождения детей из эгоистических побуждений обесценивает брак и является несомненным грехом» [Основы 2001, 227-228]. Однако, скорее идя на поводу у своей паствы, чем снисходя к ней, Архиерейский собор различает абортивные и неабортивные средства предохранения. Использование первых – убийство и безусловно запрещено, использование вторых нежелательно, но, как говорится, «если очень хочется, то можно»[34]. Только вот отвечать за то, эгоистичными или неэгоистичными были наши намерения не рожать, придется не перед иерархами, а перед Богом.

А у Него, кажется, другое мнение на данный счет. Римо-католическая церковь нашла иной способ удержать паству. В энциклике Павла VI «Humanae Vitaе» (1968) сформулирован запрет на искусственную контрацепцию и дано разрешение на «естественную» –женский месячный цикл. Скоро пришлось убедиться, что Господь не учел наших современных потребностей и не создал естественных механизмов предохранения. Раздосадованные тем, что зачатие часто происходило и в это время, католики прозвали «естественную» контрацепцию «ватиканской рулеткой».

Словосочетание предотвращение беременности скрывает не что иное, как убийство. Согласно учению Церкви, жизнь начинается с момента зачатия. Современная наука это подтверждает. Л.И. Корочкин, опираясь на тезис американского биолога и генетика Нобелевского лауреата Т.Х. Моргана подчеркивает, что «живая бластоциста (эмбрион на самой ранней стадии развития – С.П.) является полноценным зародышем человека, и экспериментальные манипуляции с ней означают убийство» [Геном... 2004, 73]. К 12-й неделе внутриутробного у младенца уже сформированы все органы. (На 12-й неделе появляются реснички). Человеческая жизнь человека начинает защищаться законом во Франции с 10 недель, в Дании – с 12, в Швеции – с 20, в Англии – с 28, в США – только после рождения [Уиллке Дж., Уиллке Б. 2003, 24]. Либерализация абортов, как и всей жизни, достигает максимума в англоязычных странах с протестантской, по преимуществу, этикой. Средний состав семьи в США 2,6 человека, Англии – 2,4. Меньше только в самых благополучных странах северной Европы: Швеция – 2,1; Норвегия, Финляндия, Дания – 2,2. (Данные статистики, приведенной в электронной Большой энциклопедии Кирилла и Мефодия 2003).

Аборт по социальным показаниям (на бытовом уровне: «зачем плодить нищету») – языковое прикрытие безнравственности. Даже если вопрос ставить экономически, следует сказать: плодить нищету лучше, чем убивать. Наверное, ни одна мать не решится собственноручно зарезать ребенка. Не каждая решится даже посмотреть на то, что из нее удалил врач. Когда человек не видит жертву, ему психологически легче совершить зло. Летчик, бомбящий города и деревни знает, что там гибнут дети, женщины и старики, но выполняет приказ. Однако далеко не всякий из них выполнил бы приказ в упор застрелить мирного обывателя. В семантике слов есть компонент смысла, отвечающий за степень наглядности обозначаемой реалии. Степень наглядности определяет интенсивность переживания и влияет на оценку говорящего. На шкале наглядности у абсолютных синонимов – разный индекс: прерывание беременности – удаление эмбриона – аборт – умерщвление плода – убийство ребенка. Назови услугу акушера, что называется, своими словами,и ужаснешься демократизму общества, узаконившего мерзкий грех – лишение жизни невинных и беззащитных.

Целомудрие – добродетель души и не утрачивается через рождение ребенка или причиненное насилие. Наоборот, нецеломудренны в этимологическом и сущностном смысле слова – отказ от рождения детей и собственная жестокость. Покровительница семьи, «монахиня в миру» праведная Иулиания Лазаревская (1535-1604), у которой было 13 детей (шесть умерло в младенчестве), но которая кормила всех окрестных нищих, целомудренна. А ее современница Елизавета I Тюдор (1533-1603) не может быть названа целомудренной. «Обручившаяся с нацией» королева-девственница отправила на виселицу 90 тыс. «бродяг». Все, наверное, помнят фразу из школьного учебника истории – «овцы пожирают людей». Эти слова написал Т. Мор в своей «Утопии» по поводу процесса огораживания. Когда выяснилось, что овцеводство экономически выгоднее земледелия, крестьян стали сгонять со своих земель. А чтобы они не были эсквайру живым укором совести, через парламент были проведены законы: попавшихся на дороге в первый раз клеймили, во второй – вешали. Не овцы, а люди пожирают людей. Аборт – это форма современного легализованного людоедства. Экономически невыгодный ребенок, претендующий на часть семейного дохода, требует еще и времени, и любви. Здесь у нас – жесткий дефицит, поэтому «нет человека – нет проблемы».

В рассказе В.Г. Распутина «Женский разговор» (1994) Вика, в 16 лет сделавшая аборт, учит несовременную бабушку: «Женщина теперь сильнее. Она вообще на первый план выходит». А бабушка в простоте мудрого женского сердца отвечает: «Да не надо сильнее. Надо любее». Параллельно идущие процессы маскулинизация женщин и феминизации мужчин привели к нарушению Богом установленной гармонии и глубочайшему кризису семьи. По статистике, в странах Европы, Сев. Америки и Японии: бездетных браков – до 50 %, браков, неоформленных ни граждански, ни церковно – 25 %, число внебрачных детей – до 49 %, неполные семьи – 25 %, семья из одного человека – до 30 % [Любимова 2001, 240-241]. Кроме того, существуют «альтернативные модели семьи». Каждому понятно, что стоит за лукавым эвфемизмом.

Укажем на одну их причин семейного кризиса. Доктор биологических наук И.В. Ермакова отмечает, что резко сократилось число генов в мужской половой хромосоме, которая является проводником информации в геном. Ее набор передается латинскими буквами ХY (женская хромосома – ХХ). Изначально в Y было 1,5 тыс. генов, сейчас – 26-33, и она стала похожа на v [Ермакова 2004, 300]. Человечество как биологический вид деградирует, и самое главное, что ему в этом помогают. В продукты во многих странах мира добавляют женские гормоны, что вызывает у мужчин гормональный дисбаланс и «женское поведение» [Там же, 302][35]. Его обнаруживают не только гомосексуалисты и женоподобные мужчины (1 на 3 тыс.), но и обычные парни. Например, многочисленные «пацифисты», избегающие призыва в армию, и курсанты, сидящие в переполненных маршрутках, когда женщины, которых они как бы готовятся защищать, стоят.

Русск. жена, женщина родственно с греч. gennaw ‘родить’, которое чаще употреблялось по отношению к отцу, чем к матери. Славяне называют рождающей жену, а не мужа, у которого другая задача. Именно в даровании жизни главное земное предназначение женщины. Первая женщина названа Ева (древнеер. хава ‘жизнь’): «И нарек Адам имя жене своей: Ева, ибо она стала матерью всех живущих» (Быт. 3, 20). В России, которую называли Домом Богородицы, ежедневно убивается 20 тыс. младенцев (1 младенец каждые две минуты), а средний состав семьи 3,2 человека. Еще точнее: современная русская семья – это два «неродителя» и 1,17 ребенка (при необходимом для воспроизводства населения минимуме 2,25) [Филиппова, Ильин 2007, 202]. По опросам, менее 10 % студенток-старшекурсниц имеет целью при создании семьи рождение детей [Там же, 208].

Просторечное ругательство ирод ‘изверг, мучитель’ восходит к имени иудейского царя Ирода, приказавшего убить в Вифлееме всех младенцев до двух лет, среди которых должен быть Христос. Извергом, избивающим младенцев, стала современная русская семья. В словаре Ожегова-Шведовой выражение избиение младенцев определятся ‘о чрезвычайных строгостях по отношению к кому-нибудь’ и имеет помету шутл. Беззаботное употребление слов, связанных с великой трагедией, показывает нашу оторванность от библейской традиции и является серьезным обвинением русскому народу.

При условии сохранения нынешних демографических тенденций Россия скоро потеряет возможность контролировать свои огромные территории, чем не преминут воспользоваться, как на Западе, так и на Востоке. Полезно вспомнить как Россия приросла Сибирью. Находившуюся под властью «безбожного салтана Кучюма» Сибирь завоевали 800 казаков Ермака, давших перед походом «обет доблести и целомудрия». Предоставим слово Н.М. Карамзину: «Пишут, что грозный, неумолимый Ермак, жалея воинов христианских в битве, не жалел их в случае преступления и казнил за всякое ослушание, за всякое дело студное (стыдное – С.П.), ибо требовал от дружины не только повиновения, но и чистоты душевной, чтобы угодить вместе и царю земному и Царю Небесному: он думал, что Бог даст ему победу скорее с малым числом добродетельных воинов, нежели с большим закоснелых грешников, и козаки его, по сказанию тобольского летописца, и в пути, и в столице Сибирской вели жизнь целомудренную: сражались и молились!» [Карамзин 2003, 762]. Не столько пищалям, копьям и саблям казацким покорилась Сибирь, сколько богоугодному целомудрию. На воинах Ермака исполнилось пророчество Давида: «Ибо они не мечем своим приобрели землю, и не их мышца спасла их, но Твоя десница и Твоя мышца и свет лица Твоего; ибо Ты благоволил к ним» (Пс. 43, 4).

Главная причина успеха русских в том, что они – православные, избранный народ. Карамзин, говоря о завоевании «действительно удивительном, если не чудесном», описывает эпизод решающей битвы при Иртыше: «Ермак, Иван Кольцо мужествовали впереди, повторяя громкое восклицание: «С нами Бог!» А слепой Кучюм, стоя на горе с имамами, с муллами своими, кликал Магомета для спасения правоверных» [Карамзин 2003, 761]. Не знал слепой Кучюм, как не ведают того и все духовно слепые люди, что православные – избранники Божии. Лишь за наши грехи попускает Господь еретикам и мусульманам торжествовать над греками, сербами и русскими. Разоряет Россию наше собственное нечестие. Внешний враг только слепое орудие Промысла, вразумляющего своих заблудших детей.

Устами пророка Исайи Господь предвозвещает приход Своего нового избранника: «Я воздвиг его от севера, и он придет; от восхода солнца будет призывать имя Мое и попирать владык, как грязь, и топтать как горшечник глину» (Ис. 42, 25). Избранник с севера (а по отношению к Иерусалиму православный регион – север) – это все будущие православные народы. И прежде всего – русский народ, который будет призывать имя Господне «от восхода солнца» и «попирать владык». Выражение «от восхода солнца» употреблено как обстоятельство места, а не времени, что видно из других употреблений этого словосочетания в Ветхом Завете: «Дабы узнали от восхода солнца и от запада, что нет кроме Меня; Я Господь, и нет иного» (Ис. 45, 6); «От восхода солнца до запада да будет прославлено имя Господне» (Пс. 112, 3); «Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами» (Мал. 1, 11). Пророчество Исайи о том, что под высокою рукою имеющего явиться избранника будут многие народы, а территория его раскинется от восточного края земли (Сахалин, Камчатка и Япония с Японской Автономной Церковью, воздвигнутой трудами русских миссионеров и находящейся в юрисдикции Русской Православной Церкви).

Сегодня наблюдается обратный процесс. От России отторгаются дарованные Богом земли. В ближайшей перспективе – потеря экономического, а следовательно, и политического суверенитета. При сохранении современных тенденций к 2050 г. Россия не сможет существовать как суверенное государственное образование в сегодняшних границах. К середине века в стране будет проживать 70-80 млн. человек, треть из которых будет нетрудоспособно. Оставшееся население просто физически не сможет контролировать такую территорию. По некоторым прогнозам это может случиться через 20 лет: «И если в ближайшие два десятилетия мы, русские, не восстановим демографию поколений, то через 20 лет Россию ждет судьба Византии» [Башлачев 2004, 281].

В 1910 г. президент США Т. Рузвельт заявил: «В один прекрасный день мы поймем, что непременная обязанность граждан правильного типа – оставить после себя в мире потомство и что нам не следует разрешать воспроизводить себя гражданам плохого типа» [Цит. по: Каримский 1984, 136]. Это не осталось только декларацией. К 30-м годам в 30 штатах были приняты законы о стерилизации умственно неполноценных и уже до 1929 г. было осуществлено 8500 операций [Там же, 136][36]. Президент Римского клуба[37] А. Печчеи писал: «Во многих странах и регионах часто … прямо ставится вопрос об оптимальном и максимальном уровне населения, который можно планировать для каждой конкретной части мира, и о жертвах, на которые придется пойти для достижения таких показателей» [Печчеи 1985, 280]. Жертвовать можно только собой, например, умеряя свои потребности. Жертвовать другими – значит обрекать их на смерть.

Объяснять, что русские в глаза мировых заправил не относятся к «правильному типу», думается, не надо. Вспомним хотя бы мнение М. Тэтчер, высказанное в конце 80-х гг.: «На территории СССР экономически оправдано проживание 15 миллионов человек» [Паршев 2002, 5]. «Железная леди» не принадлежит к числу политиков, бросающих слова на ветер. Запущенные в годы демократических реформ программы «полового воспитания» и «планирования семьи» в комплексе остальных экономических, политических и культурных мероприятий приводят к убеждению, что против России ведется необъявленная война. Без преувеличения можно сказать, что мы уже живем в оккупированной стране. И поведение должно быть адекватным сложившейся обстановке – возвращение к православной традиции, хранившей Россию на протяжении всей истории. Жить по законам времени, ценности которого импортируются нам для нашего уничтожения, самоубийственно.

Православная культура табуирует телесный низ, в отличие от скабрезной части фольклора и литературы. Всем известные частушки или «Заветные сказки» Афанасьева, творчество Венедикта Ерофеева или Юза Алешковского нельзя считать мейнстримом русской культуры. Это наш грех, а не достояние. А.С. Пушкин, и сам в юности употреблявший иногда «меткое русское слово», в 1828 г. пишет в альбом А.П. Керн: «Не смею вам стихи Баркова[38] Благопристойно перевесть, И даже имени такого Не смею громко произнесть!» Среди обвинений дореволюционной критики в адрес М. Горького можно встретить и довольно неожиданное для человека нашего времени: «Я смело, как гражданин земли русской, как член русского общества, как верноподданный русского Царя, как православный христианин, обвиняю Алексея Максимовича Пешкова… в том, что, злоупотребляя талантом писателя, ему от Бога данным, он в ряде сочинений, по заранее обдуманному плану, лично, или по поручению и подговору других лиц, последовательно развращал читателей. <…> В том, что в изящную российскую словесность он внес невиданные в ней картины человеческого падения и разврата, дойдя даже до мельчайшего в подробностях описания дома терпимости» [Стечкин 1997, 616].

Приостановить гибель вымирающего русского народа может только возращение к традиционному для России пониманию брака как церковного Таинства. Приходилось читать, что русский язык, в отличие от белорусского, отражает неравенство полов (в пользу мужчины) при заключении брака. Русск. жениться на (превосходство мужчины) – белорус. жанiцца з кiм-небудь (равенство мужчины и женщины). Здесь нет ничего унизительного для женщин, которая выходит замуж. С позиции женщины муж мыслится как защита – за ним, как за каменной стеной. Если жениться на и выражает идею превосходства, то это разумное и ответственное превосходство сильного мужского начала над женским, слабым и нуждающимся в защите. Социальные роли мужчины и женщины распределены неодинаково, но пред Богом они равны. Предложное управление творительным падежом во фразе обвенчаться с кем выражает идею равенства. Брачные венцы уравнивают супругов в их ответственности за рождение и воспитание детей.

Остается только верить, что на агрессивно осуществляемое растление народ ответит обострением воспитанного Православием национального самосознания. Иногда филологи по-настоящему радуют. Однажды, ожидая протестов и истерик, мы привели пятикурсникам слова митр. Антония (Храповицкого): «Куприн – порнограф». Но все, насколько можно было судить, согласились. Исход необъявленной информационной войны против России во многом зависит от мировоззрения и мастерства Учителя. В школьных классах и вузовских аудиториях решается будущее страны, поэтому уклонение гуманитариев от воспитательных функций науки является не просто педагогической ошибкой, а социальным дезертирством и требует немедленной профессиональной мобилизации. Следует вспомнить, что главное предназначение школы и вуза – формирование личности и что лингвистика, как гуманитарная наука, с необходимостью должна включать в свою методологию нравственные императивы. В условиях идеологической оккупации, переживаемой страной, особенно возрастает значимость факультативов и спецкурсов, в рамках которых Госстандарт допускает актуализацию национальной компоненты. Здесь необходимо апеллировать не столько к профессионализму, сколько к добродетелям воспитанников. Примерным научно-методическим и мировоззренческим каркасом могут служить следующие установки: осуществление межпредметных и межъязыковых связей; погружение языка в культурно-исторический контекст; ориентация на реальные проблемы современной молодежи; выводы не столько лингвистического, сколько мировоззренческого характера. Например, филолог должен усвоить, что девичий стыд не только уникальный концепт, но и хранитель генофонда нации и гарант будущего.

Список литературы

Арутюнова Н.Д. Истина. Добро. Красота: взаимодействие концептов // Логический анализ языка. Языки эстетики: концептуальные поля прекрасного и безобразного. М., 2004.

Башлачев В.А. Пора бить в набат – о пропасти осталось 10 лет // Безопасность России: Проблемы и пути решения. М., 2004, Т. 1.

Блок А.А. Собр. соч. в 6 тт. Т. 6. Письма 1898-1921. Л., 1983.

Варнава (Беляев), епископ. Основы искусства святости. Н. Новгород, 2002.

Геном, клонирование, происхождение человека / Под ред. ч.-к. РАН Л.И. Корочкина. Фрязино, 2004.

Ермакова И.В. Здоровье и репродуктивный потенциал нации – в опасности // Безопасность России: Проблемы и пути решения. М., 2004, Т. 1.

Заветы жизни. Из жизни и учения архимандрита Епифания Феодоропулоса. М., 2005.

Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. IХ. М., 2003.

Каримский А.М. Социальный биологизм: природа и идеологическая направленность. М., 1984.

Любимова А.Б. Этнокультурное разнообразие мира и глобальный кризис семьи // Единство и этнокультурное разнообразие мира. Диалог мировоззрений. Материалы VI международного симпозиума. Н. Новгород, 2001.

Медведева И., Шишова Т. Наше новое образование (Уроки для взрослых) // Наш современник, 2000, № 8.

Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Сборник документов и материалов юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, Москва 13-16 августа 2000 г. Н. Новгород, 2001.

Паршев А.П. Почему Россия не Америка. М., 2002.

Печчеи А. Человеческие качества. М., 1985.

Правила Святых Вселенских Соборов с толкованиями. М., 1877. Репринт 2000.

Стечкин Н.Я. Максим Горький, его творчество и его значение в истории русской словесности и в жизни русского общества // Максим Горький: pro et contra. СПб., 1997.

Уиллке Дж., Уиллке Б. Мы можем любить их обоих. Аборт: вопросы и ответы. М., 2003.

Филиппова С.Н., Ильин А.Б. Семейные ценности и установки студентов на репродуктивное поведение // Вестник Российского гуманитарного научного фонда, 2007, № 3.

Россия как «духовная провинция»

(лингвофилософская реабилитация понятия)

Словарь В.И. Даля не отмечает у слова провинциал негативного значения. Во 2-й половине ХIХ в. слово обрастает уничижительными коннотациями, что фиксируют советские словари: ‘человек с привычками провинциала, а также с ограниченными интересами, с узким кругозором’ (Д.Н. Ушаков); ‘отсталый, наивный и простоватый’ (С.И. Ожегов) и т.п. Семантическое развитие слова провинциал показательно для уяснения тенденций, господствующих в русском обществе периода формирующегося капитализма. Патриархальный быт захудалых дворянских родов, мелкого купечества, мещан и крестьян определял отношение к провинции интеллигенции. Сторонникам традиционных русских ценностей эта несуетная жизнь казалась воплощением лучших качеств славянской души – добрососедства, хлебосольства, социальной непритязательности. Поборникам европейского просвещения провинциализм представлялся препятствием на пути России к процветанию и благоденствию. Возобладание сциентизма, либерально-буржуазных и социалистических тенденций обусловило появление у слова провинция и его производных отрицательного значения.

В переносном смысле под провинциализмом подразумевается равнодушие к производству духовных, интеллектуальных и материальных ценностей и ориентация на потребление последних. Однако интеллектуальные и материальные ценности относительны. Любовь, отзывчивость, милосердие отнюдь не возрастают от интеллектуальной состоятельности и социальной успешности человека. Исходя из непререкаемого главенства духовных ценностей, следует признать, что как раз провинция с ее православным крестьянством представляла собой максимально высокую степень духовности. О. Шпенглер писал: «Атеизм – принадлежность цивилизованного человека, поскольку цивилизация есть «бренные останки» угасшей культуры. <…> Атеизм принадлежит большому городу; он принадлежит «образованным кругам» больших городов, которые механически усваивают себе то, что их предки, создатели культуры, переживали органически» [Шпенглер 1993, 542]. Для Запада и доморощенных цивилизовавшихся интеллектуалов, Россия – страна с тысячелетней православной традицией – остается коснеющей в варварстве провинцией.

Младший современник и соотечественник Шпенглера В. Шубарт выделил в человечестве четыре ментальных архетипа – гармонический, героический, аскетический и мессианский: «Эти четыре архетипа можно определить следующими ключевыми положениями: согласие с миром, господство над миром, бегство от мира и освящение мира» [Шубарт 1997, 10-11]. К первому Шубарт отнес гомеровских греков и христиан времен готики (сер. ХII-ХVI вв.); ко второму – Древний Рим и романо-германцев Нового времени; к третьему – индусов, а к четвертому – первых христиан и большинство славян.

Остановимся на сопоставлении западного и славянского архетипов, условно обозначив их субъектов «героем» и «подвижником». «Герой» приходит в мир для его активного преобразования по своему хотению, «подвижник» старается быть проводником божественной воли. Эти стремления определяют характер и мотивацию всей человеческой деятельности. Двигатель «героического» человека – неукротимая жажда гарантированно оплаченной деятельности. Он желает иметь заработанное здесь и сейчас. «Подвижник» считает, что на земные труды сами по себе являются благом и верит, что за пределами земной жизни они вознаградятся венцами. Если «герою» для нравственного успокоения необходимо подтверждение собственной значимости со стороны окружающих, «подвижник» удовлетворяется голосом собственной совести, что емко выражено в высказывании свт. Тихона Задонского: «Пусть меня все хулят, только бы совесть хвалила» [Авдеев, Невярович 2001, 50]. Из различия архетипов вытекают тысячи следствий, определяющих познавательные, этические, эстетические ценности Запада и России.

«Героическая» этика освящает религиозным авторитетом плоды напряженного труда. Религиозные чаяния западного человека вполне земные. Греческое слово paraklhtoz, называющее Святого Духа, в славянском Евангелии – Утешитель, а в английском переводе Comforter букв. «Усилитель, Укрепитель» (лат. fortis ‘твёрдый, прочный, стойкий’, ‘мощный, могучий’, ‘укрепляющий, питательный’, ‘отважный, смелый, храбрый, мужественный’). Западному человеку более необходимы мужество и физические силы, чем душевная тишина. Симптоматично и то, что слово comfort приобрело в английском значение ‘удобство’. Запад хочет быть богатым по-королевски: лат. rex ‘царь’ > фр. riche, англ. rich, нем. reich ‘богатый’. Для него выражение нищетою богатая (т.е. стяжание посредством земной нищеты небесного богатства) из тропаря свт. Николаю Чудотворцу не более чем figura ornato. В православном сознании это не оксюморон: русский богат уподоблением Богу, на земле не имевшим, где голову приклонить (Мф. 8, 20).

Англ. save ‘спасать’ имеет значение ‘копить, экономить’, get a new lease of life ‘воспрянуть духом’ – букв. «получить новую аренду от жизни»; нем. Gut ‘добро, благо’, ‘имение’, ‘имущество’ (как разг. русск. добро), ‘товар, груз’; erlösen ‘спасать’, Erlöser ‘Спаситель’, но Erlös ‘выручка, прибыль’; лат. gratia ‘благодать’ > ‘безвозмездность’, откуда родство ит. gratis ‘бесплатно’ и grazie ‘спасибо’ (ср. русск. «спаси Бог»). Западноевропейский эквивалент фразеологизма блудный сын – «сын-расточитель»: фр. le fils prodique, англ. the prodigal son, исп. hijo prodigo. Русские на базаре отметили шум: русск. базар перен. ‘беспорядочный шум’. Перейдя французскую границу, слово, помимо нашего, приобретает меркантильное значение: фр. bazar перен. ‘беспорядочное нагромождение предметов’ [Гак 2000, 56].

Этимология слова спаситель обнаруживает, что в сознании европейцев изначально были сильны мотивы физического избавления от рабства ограниченной человеческой природы: греч. swthr ‘спаситель’ < «крепкий, здоровый телом», аналогично лат. salvator.Когда выяснилось, что приход Спасителя не облегчил жизни людей, западные христиане принялись освобождать себя сами путем усовершенствования технологий. Американский литературовед Ван Вик Брукс считает: «Америка – это просто Россия наоборот. Россия богаче всех других наций в том, что касается духовной энергии; мы всех беднее. Россия беднее всех других наций в том, что касается социальной механики; мы всех богаче» [Цит. по: Морозова 1998, 258].

С эпохи Возрождения гуманизированный «героизм» все больше склоняется к откровенному гедонизму. В наши дни аппетиты Запада, и прежде всего США, угрожают жизни всего человечества. Ученые уже давно бьют тревогу: «ХХ век выявил глубокую порочность технологического прогресса, по существу, непримиримость его с жизнью» [Жутиков 2001, 16