Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


I. Божественное происхождение христианской религии 3 страница




Еще Божественность Иисуса Христа доказывается Его воскресением. Что Иисус Христос умер, в том нет сомнения, ибо смерть Его совершилась не в каком-либо темном углу, но перед лицом всего Иерусалима; гроб Его запечатан печатью синедриона и стража приставлена Пилатом; а что Он вос­крес, о том свидетельствуют апостолы, люди добрые, наставленные Святым Духом. Но спросят: "Почему Иисус Христос не явился Иудеям по воскресе­нии Своем? Ему, кажется, надлежало бы явиться им, тем более, что они рас­пространили о Нем ложную молву по Иудее?" Но для чего бы Он явился? Для доказательства Своей Божественности? Она доказана чудесами, совер­шившимися во время Его страданий и воскресения, и теми, которые творили апостолы: таковы, например, исцеление хромого перед вратами храма, так­же обращение Павла, совершенное Самим Иисусом Христом, явившимся ему сперва в храме, а потом на пути. Доказательства эти равносильны явлению Самого Иисуса воскресшего и, может быть, еще действительнее. Итак, цель явления, предположенная нами, достигнута другими средствами; следова­тельно, самое явление Иисуса было не нужно. Между тем, были очень важ­ные причины, по которым воскресший Спаситель мира не должен был яв­ляться Иудеям. Ибо где, на сколько времени, с чем и в каком виде явился бы Он? Явился бы в Иерусалиме синедриону, фарисеям, саддукеям и народу: как бы они Его приняли? Сказали бы, что Он не умер, что украден, и попече­ниями друзей оживлен, тем более, что так думали некоторые даже из хри­стиан. Разве бы Он для доказательства и удостоверения их вознесся перед ними? Но это значило бы взгромождать чудо на чудо, и это походило бы на нечто декорационное. Притом, в последнем случае они могли бы сказать, что Ему помогает злой дух. Судя строго, надобно сказать, что явление в Иеруса­лиме Иисуса Христа было бы менее сильно, нежели явление двенадцати (а потом и более) учеников, вооруженных силою чудес. Первому явлению и апостолы, - люди добрые, и притом ожидающие сего, - не скоро поверили.

Есть, кроме того, внешние доказательства Божественности Иисуса Хри­ста. Они находятся в "деяниях Пилата", правителя Иудейского народа. Пи­лат доносит Тиверию, что в Иудее составилась новая религия и явился некто Иисус, человек необыкновенный. Тиверий посылает дело это в сенат, не утверждая мнения Пилата, который думал и предлагал включить Иисуса в число Римских богов, а ссылаясь на мнение сената. Сенат не подтверждает мнения Пилатова - или из угождения Тиверию, или желая выказать свою сво­боду. Эти деяния Пилата исчезли еще во II веке, но они были, ибо на них ссылаются апостолы, Тертуллиан и Иустин. Некоторые критики наводят на это сомнение. Говорят: "Поскольку Тиверий умер в тридцать девятом году нашей эры, а Пилат в это время сослан был в ссылку, то так как от смерти Иисуса до сего времени протекло не более четырех лет, невозможно было в столь короткое время распространиться христианству так, чтобы распро­странение это столько подействовало на Пилата". Еще говорят: "Как мог Пи­лат доносить таким образом об Иисусе, когда он предал Его смерти? Это значило бы доносить на самого себя". Но против первого должно сказать то, что слух о христианской религии мог распространиться в Риме весьма удоб­но. Апостол Петр первой проповедью собрал три, а второй - пять тысяч, боль­шей частью, пришельцев. Не могли ли эти пришельцы быть из Рима, и пото­му не могли ли об этом донести важнейшим Римлянам? Притом писаны были послания синагогам - Римской и другим. Что касается второго возражения, то в опровержение его можно сказать, что такое донесение об Иисусе для Пи­лата нимало не могло быть опасным. Ибо он мог сказать, что к обвинению се­го Праведника он был приведен необходимостью, опасаясь возмущения. Если у Иудеев был закон: «уне есть единому человеку умрети» (Ин. 18; 14), и Каиафа не стыдится произносить его, то тем более должно поверить существованию такого закона у Римлян. Притом, уверенность в Божественности Иисуса не тогда была сильна в Пилате, когда Иудеи привели Его связанного по рукам, а тогда, когда Он воскрес; следовательно, Пилат мог оправдаться неведением.

Божественность христианства по отношению к апостолам. Боже­ственность религии Иисуса Христа основывается на божественности Его учеников. В Евангелиях находим много такого, чего писатели сами не пони­мали, и поэтому весьма легко может родиться мысль: "Преподали ли апосто­лы религию как должно?" Как бы думал тот, кто, не зная совершенно книг христианской религии, прочитал бы одно наше Евангелие? Он сказал бы, что ученики Иисуса не все, нужное для них, знали, и даже сожалел бы о них. И действительно, ученики Иисуса заражены были некоторыми предрассуд­ками; следы оных видны даже и по воскресении Христовом. Так, они вопрошали у воскресшего своего Учителя: «Господи, аще в лето сие устрояеши царствие Израилево?» (Деян.1; 6). Не знали, принимать ли в христианство язычников, и столько в рассуждении сего недоумевали, что нужно было осо­бое откровение. Петр сперва переуверен был явившейся ему плащаницею с различными гадами, а потом, в доме Корнилия, явлением Святаго Духа, Который просветил умы язычествующего Корнилия и находящихся с ним (Деян. 10; 11-48). В первом, втором и третьем веках были христиане иудействующие, которые не принимали язычников. Судя по такому состоянию умов апостольских, мысль - изложили ль они верно то, что им преподал Спаси­тель, весьма естественно может родиться. Есть в других странах партии хри­стиан, которые даже держатся сей мысли и силятся распространить ее по­всюду. Но верность учения Апостольского и Божественность их самих видна, во-первых, из ниспослания и нисшествия на них Святаго Духа, и, во-вторых, из чудес, ими совершенных. Иисус Христос обещал дать силу творить чуде­са во имя Его, то есть для подтверждения истины; следовательно, если бы евангелисты изменили в истине, то сила чудес от них отступилась бы. При­том, в сем случае ручается за верность их учения и самое наставление их Иисусом Христом. Правда, апостолы, кажется, мало учились у Иисуса Хри­ста. Он не успехи истребить в них многих предрассудков национальных, веко­вых. Но этот догматический неуспех не важен. Во всех других отношениях Он успел весьма много, и особенно со стороны нравственной, что всего важ­нее. В Евангельской истории успех сей не виден. Ибо это было семя, имею­щее произрасти плод после.

Божественность апостола Павла. Иисус Христос учит три года в Иудее, не пишет Своего учения - оно остается в одних устах апостолов. Эти две­надцать проповедуют устно, или же и письменно, но не так, чтобы пропове­ди их излагали всю полноту религии. Нет, этого они не делают. На это при­зывается враг христианства - Савл. Вот, какой удивительный план Божия смотрения! Апостол Павел довершает все то, чего не сделали прочие учени­ки Христовы, так что учение теперешнее христианства есть, так сказать, уче­ние Павлово, ибо большая часть догматов христианских изложена Павлом. Божественность сего апостола доказывается тем же, чем доказана Божествен­ность прочих апостолов. Притом, апостол Павел сам оставил самые резкие черты своей Божественности; в целой всемирной истории нет человека, ко­торый бы оставил столь много полезного. Что значат те труды его, которые подъял он для основания стольких Церквей, которые и доселе прославляют преподавшего им Христа? Есть ли что-либо сему подобное? Как обратился он и какие творил чудеса, об этом можно узнать из его посланий.

Какие еще можно найти доказательства Божественности христианства? Еще может служить Божественности чудесное его распространение средствами естественными и сверхъестественными. В Риме была религия, любимая и ува­жаемая сенатом и народом; у Иудеев также была своя религия; у других народов тоже. Между тем, двенадцать выходцев из Иудеи обращают целый мир к пропо­ведуемой ими религии. Каково это? Даже ныне, когда фанатизм религиозный в меньшей силе, они не могли бы того сделать, без особенной на то воли Божией. В этом деле могло бы пособлять им оружие, но они его не употребляли; все оружие было обращено против них; могли бы быть отчасти действительны ми­стерии (таинства), посредством коих составились теперь многие тайные рели­гиозные общества, но это для них было чуждо. Слово и пример - вот их образ распространения! Этот путь нравственного убеждения может быть надежен у знатоков, глубоко знающих историю стран и народов, а они не знали этого. При­том, какое дело они предприняли? Всеобщее: переменить всех людей и граж­дан, и ученых и прочих, и переменить их по отношению к религии, что весьма трудно, ибо религия есть нечто вековое, принятое нами с молоком матери. Тре­буется, чтобы боги были попраны и идолы их были бы уничтожены; что же дается взамен сего? Что поставляется на месте величественного Юпитера? Крест, знак поносной смерти, на который Римляне смотрели так, как мы теперь смот­рим на виселицу. Требуется, чтобы роскошный Римлянин или какая-либо на­ложница кесаря не только оставили свою негу, но еще претерпели бы страдания и смерть. Видя таковые требования, и потом, через пятьдесят или же сто лет, видя исполнение всего этого, нельзя не видеть действия силы Божией на апосто­лов. Впрочем, не должно думать, что апостолы везде действовали чудесным об­разом. Допускать одни только сверхъестественные средства было бы излишним, так же как говорить, что религия христианская распространена средствами только естественными (сей последней мысли многие держатся в Англии). Одних есте­ственных средств было бы никак не недостаточно: Павел мог действовать сред­ствами естественными: мог действовать своим умом, своими знаниями, твердо­стью своей воли; но если бы при всем этом он не употреблял средств сверхъес­тественных, то в действиях его были бы такие промежутки, которых ничем нельзя наполнить.

К доказательствам Божественности христианской религии можно отне­сти еще нравственное действие - исправление жизни. Христианство пришло на помощь человечеству, и вот уже восемнадцать веков прошло со времени его появления; следовательно, благодетельное действие его должно быть заме­чено. Посему история всемирная должна быть спрошена: что христианская религия сделала доброго? Это самое верное доказательство ее Божествен­ности, и его можно рассматривать в двух отношениях: что сделала христиан­ская религия по отношению к человечеству и целым народам, и что по отношению к частным лицам? История лиц христианских весьма удовлетво­рительно доказывает благотворное действие христианства на жизнь лиц частных. Конечно, их подвиги зависели и от других причин, но важнейшее уча­стие имело в сем случае христианство. Оно произвело мучеников, подвиж­ников и пастырей Церкви. В приложении к народам это показать довольно затруднительно. Надобно обозреть состояния народов и различие этих со­стояний; надобно отделить то, что принадлежит христианству, от того, что произошло от других причин, и поскольку известное влияние простирается на несколько веков, то надобно, так сказать, следовать за ним: все это требу­ет большого труда; впрочем, общие черты понятны для всякого. Наконец, последним доказательством Божественности религии христианской может быть собственный опыт каждого. Ибо, если религия сия от Бога, то должна делать нас Божественными. Этого доказательства не столько мы требуем от нее, сколько она от нас. Кто, вполне удовлетворяя требованиям сей религии, не чувствует в себе никакой доброй перемены, тот пусть отстанет от нее. Но первое невозможно; следовательно и последнее. На это особенно должно обращать нам внимание. Прочие доказательства мы должны знать на слу­чай - для других, а это - единственно для себя. И кто не знает и не употреб­ляет его, тот чужд христианства, для того оно бесполезно.

Еще мы забыли сказать об одном доказательстве Божественности хри­стианское религии, именно о пророчествах Ветхозаветных. За пятьсот, по край­ней мере, лет до Рождества Христова начали существовать иудейские Свя­щенные книги, в которых предрекается о Христе. Это доказательство затруд­няется своими подробностями, но оно может быть представлено и без под­робностей - в общем итоге, и тогда оно будет легко идти к делу.

Посмотрим теперь кратко доказательства Божественности христианской религии. Какие они? Во-первых, отрицательные (от слова «отрицаюсь»). Разум требует, чтобы в от­кровении не было ничего не достойного Бога и несообразного со здравым умом. Это и есть в христианском откровении. Во-вторых, положительные. Оно дол­жно изъяснить, усилить и пополнить естественную религию. Христианство это сделало - оно пополнило естественную религию трактатом об искуплении рода человеческого ходатайством и смертью Сына Божия. В-третьих, внешние, открываемые в лицах и делах посланников. Что касается первого, то христи­анские посланники выдерживают в строгом смысле характер Божественных посланников как со стороны умозрительной, ибо были люди простые, неуче­ные, так и со стороны нравственной, ибо были люди добрые, бескорыстные. Что касается дел их, то и с этой стороны выполнены все требования ума: есть чудеса, есть пророчества, есть, наконец, благотворные плоды как по отноше­нию ко всему роду человеческому, так и по отношению к частным лицам.

Может ли учение о Божественности христианской религии иметь упот­ребление гомилетическое? Может. Но должно знать, как употреблять, ибо в этом случае возможны великие промахи. Мы сказали, что все эти доказа­тельства нужны нам на случай - в случае сомнений. Сомнения эти суще­ствуют между христианами Церквей иностранных; но они посредством книг могут вкрадываться и в наше общество. В таком случае пастырь Церкви дол­жен разогнать мрак сомнения светом доказательств. Но не могут ли и кроме этого истины сии являться на церковной кафедре? Могут. Но в таком случае должно говорить о них ограниченно и умеренно, и притом показывать толь­ко светлую их сторону, а не темную - опускать сомнения. Так излагали их Бурдалу, Соррень и многие английские проповедники. Христианину прият­но видеть твердость принимаемого им учения. Кроме того, у каждого могут быть минуты сомнения, не предполагающие никакой злости сердца. Кто чи­тал историю аскетов, тот найдет, что сии святые мужи часто сомневались даже о важнейших истинах. Это доказывает, что знание доказательств Боже­ственности христианской религии для всякого и всегда полезно. А лучшее средство у аскетов против сомнений было: бросать созерцания и обращаться к практике - к занятиям физическим; не тревожиться, а спокойно говорить самому себе: "Теперь я не вижу, но впоследствии я найду это, или в моем уме, или же в уме другого".

Мы доказывали Божественность христианской религии в частности; но к христианскому откровению вообще принадлежит и религия иудейская, ре­лигия патриархов и Моисея. Этих религий мы не касались, хотя и их Боже­ственность должна быть нами доказана. Она может быть доказана таким же образом, как и Божественность христианской религии. Так, характер Моисея и дела могут убедить нас, что преподанная им религия Божественна. Правда, древность иудейской религии затрудняет способ рассматривания ее; особен­но религию патриархальную трудно провести по всем признакам ума, ибо мы не имеем всех исторических памятников; но вместо всех доказательств для ума здравого в этом случае может служить одно следующее: "Возьмите реку времен и смотрите, как течет бытие народов; вы увидите там, что все народы в идолопоклонстве, и один только Израильский народ ведает Бога истинного - чтит Иегову. Естественно ли это? Можно ли не назвать сего чу­дом? И это неравенство народа Израильского в сравнении с другими, этот перевес представится вам еще чудеснее, когда вы увидите, что в граждан­ском быту прочие народы превышали народ Еврейский; не есть ли это силь­ное для ума здравомыслящего доказательство Божественности иудейской религии? И как теперь бедно то возражение, что Моисей заимствовал рели­гию у египтян! В египетской религии было многобожие, как же в занятой от них Моисеевой религии явилось единство Бога?

Обратимся теперь к источникамхристианского откровения. Религия от­кровенная дана роду человеческому в известное время и в известном месте; время нисшествия ее с неба на землю продолжалось не более двадцати пяти или, по другим источникам, шестидесяти лет, начиная с того времени, как Иоанн Креститель отдан был под стражу, до смерти Иоанна евангелиста. Между тем она предназначена для всех времен. Теперь спрашивается: где и как она будет сохраняться? Откуда потомки узнают ее? Мы сказали, когда говорили об откровении вообще, что способы к сохранению его суть следу­ющие: 1) повторение каждому порознь; 2) восстановление по эпохам извест­ных мужей; 3) предание; 4) письмо; 5) сословие избранных лиц. Больше сих способов разум представить не может. Какие из этих путей избраны Про­мыслом для передачи христианского откровения? В рассуждении сего пред­мета существуют разные мнения. Начнем с мнений других Церквей и, нако­нец, изложим мнение нашей Церкви.

Католикидумают, что христианство должно сохраняться: во-первых, через предание, во-вторых, через письмо и, в-третьих, через известное со­словие лиц или через непогрешимость представителей Церкви; протестан­тыне принимают никаких других способов, кроме письма; некоторые мел­кие христианские обществаутверждают, что христианское откровение дол­жно повторяться каждому через Святаго Духа. Такова секта шведенбергетов, которые думали, что Шведенберг есть основатель Ветхого Завета. Наша Цер­ковьпринимает Писание и предание. В рассуждении предания наши бого­словские системы разногласят между собою. Одни, увлекаясь учением про­тестантов, почитают одно Писание источником религии христианской, а предания, по их мнению, служат только историческим пособием. Так дума­ют Прокопович, Ириней, Сильвестр. В других книгах, как например, в Кате­хизисе Петра Могилы, в "Камне веры" Яворского, в формуле проклятия в Неделю Торжества Православия, в архиерейской присяге, в чине принятия протестанта, и в прочих, содержащих в себе учение собственно Греко-Восточ­ной Церкви, предания принимаются за источник христианского откровения. В формуле Православия изрекается проклятие на не принимающих предания, согласные с Писанием. Церковь наша считает также необходимым способом к сохранению учения сословие пастырей Церкви. В сем случае она, согласно с Католической Церковью, думает, что условие сие установлено Самим Богом, что эта цепь простирается от апостолов, что действие Духа Святаго на них не прерывается. Но отличается от Католической Церкви тем, что не припи­сывает им дара непогрешимости. Наша Церковь думает, что дар сей должен быть во всей Церкви, но показать, сколько этого дара в такой-то Церкви или в таком-то ее представителе, невозможно: численная точность в этом случае не может быть указана. В Истории Церковной нет ясного учения касательно сего предмета. Есть нечто касательно Вселенских Соборов: "Камень веры" признает их непогрешительными. Но о прочих сословиях, о непогрешительности патриархов и о догматической важности нынешнего нашего Святей­шего Синода ничего не находится. Из соображений видно только то, что дар непогрешительности должен выражаться в пастырях тем более, чем важнее бывает их дело. В таком случае Дух Святый должен действовать в них яв­ственно. Устраняет ли Церковь наша те два способа, чтобы христианская религия повторялась каждому, и чтобы воздвигались по эпохам известные мужи? Строго судя, можно видеть, что она их не устраняет. Апостолы на­ставляли христиан обращать себя самих к Святому Духу. Это значит, что они не считали себя единственными органами откровения, а хотели всех сде­лать достойными принимателями его от Святаго Духа. Но касательно этих двух способов нет у нас общего учения, а есть только отдельные мнения у проповедников: Димитрия Ростовского, Тихона Воронежского, и других. По­верим их самым делом. Что в них есть истинное?

Начнем с первого способа: с откровения частного. Этого способа нельзя нам ожидать, ибо этим умножены должны быть без нужды чудеса; кроме того, христианство никому не обещает такого откровения, какое было апос­толам. Следовательно, этот способ, как несогласный с Промыслом и с высо­чайшей Премудростью, не достоин Бога. А посему те, кои водятся внутрен­ним откровением, суть мечтатели. Но часть этого способа обещана и упо­требляется в дело. Именно: религия христианская не может употреблять оного в целом составе своем; ибо для сего нужны были бы такие чудеса, какие происходили с апостолами. Но Дух Святый не перестает действовать в хри­стианстве умереннейшим образом и может делать откровение каждому так, что тот даже не христианин, если не видит благодатного действия Святаго Духа. Следовательно и сей источник, то есть внутреннее озарение Святаго Духа, существует в христианстве. Но что можно почерпать? То, что обеща­но. Не обещано, чтобы сие озарение было прямым руководителем: такой ру­ководитель есть Писание. Цель сего озарения есть практическая - исправле­ние себя, а может быть и других, но отнюдь не всего рода человеческого, так как это сделали апостолы. Поэтому, ежели бы кому представилось в уме, что он, по какому-то внутреннему откровению, должен сообщить новые истины религии всему роду человеческому, то он должен сказать себе и другим, что это ложь, обман. Впрочем, если бы было кому откровение частное, имеющее только цель практическую, то может ли он поверить, что это Дух Святый открывает ему? Может. Ибо такое откровение обещано, и, можно сказать, ни мало не отступая от истины, что этим собственно способом и сохраняется истинное практическое христианство; прочими способами сохраняется только христианство историческое. Итак, этот спорный для многих путь, с одной стороны, заключает в себе все, ибо кто не ощущает в себе действий Святаго Духа, тот не имеет христианства, но, с другой стороны, путь сей зыбок, не­постоянен, неопределен, ибо зависит от свойства и характера лиц.

Что сказать о втором способе? Не можно ли ожидать, что откровение по эпохам будет повторяться через людей необыкновенных так, как это было в религии патриархальной и Моисея? Во-первых, касательно сего должно сказать, что в таком повторении откровения нет нужды, ибо будь оно заклю­чено в письменах, тогда и сословие обыкновенных пастырей достаточно к сохранению. Во-вторых, должно заметить и то, что такое действие Святаго Духа нигде не обещано. Магомет ставил себя таким посланником, но он был лжец и обманщик. Итак, в строгом смысле, этого способа не существует; однако же часть его употребляется в дело. Нельзя сказать, чтобы христиане вовсе не пользовались сим способом.

Рассматривая историю святых лиц, видим, что они имели влияние на судьбу Христианской Церкви. Но судьба Церкви находится под особенным Промыслом Божиим; следовательно и сии лица находились под таким же Про­мыслом, а посему они походят на посланников, воздвигаемых Богом для со­вершения особенных дел. К таковым мужам смело можем отнести пастырей Церкви, и потому не напрасно Григорий Богослов, Василий Великий и Иоанн Златоуст назывались столпами ее. Сии лица в Новом Завете суть то же, что были пророки в Ветхом Завете. Их не должно поставлять в ряд с прочими людьми, а должно смотреть на них, как на людей особенных, как на верных делателей в доме Божием. Таким образом, и сей путь частью употребляется в христианстве; только здесь он не есть идеальный, ибо мужи сии образуются естественным образом; разве то только в них чудесно, что внутреннее обра­зование их - чистота сердца - есть дело Святаго Духа; и с этой стороны и всякий истинный христианин есть собственно творение Божие.

Таковые мужи были не в одной древности; в наше время есть, может быть, еще более людей, похожих на апостолов, когда повторяются действия апостолов - обращение язычников. Многие миссионеры, за проповедание учения Христова, претерпели такие же мучения, как апостолы; быть не мо­жет, чтобы не повторились над ними и чудеса благодатных действий Святаго Духа; мы увидели бы это, если бы имели полную о них историю.

Третий способ есть предание: Мы видели, что мнения в рассуждении сего способа колеблются. Протестанты не принимают преданий, а католики ставят их выше Писаний; наша Церковь в одних лицах принимает, а в других отвергает. Таковая неопределенность мнений требует точного исследования сего способа. Способ этот во всех науках есть самый употребительный; но может ли он быть употребителен в рассуждении христианства? Не только может быть употребителен, но даже не может не быть употребителен, ибо письмена и книги уже получили свое существование в конце первого века; до сего времени оно сохранилось единственно через предание. Но скажут, что способ сей был употребителен только до времени Писания. Против этого стоит то, что писатели святые и после появления Писаний не уничтожа­ли преданий, а заповедовали следовать Писанию и преданиям. Отцы I, II и III веков отдавали преданиям преимущество потому, что Писание не вдруг приведено было в один состав, надобно было собирать Писания, рассеянные по разным церквам, и совокуплять их в одно целое. В таком случае могли рождаться сомнения в рассуждении их подлинности и Божественного проис­хождения. Чем все это поверить? Преданием. Таким образом, предание, как судия, стало выше Писания, как подсудимого. Другая причина перевеса пре­даний над Писаниями зависела от еретиков. Они в подтверждение своих муд­рований, ссылались на места Писания, которым, с помощью диалектики, могли давать неправый толк. Поскольку же отцы Церкви были в то время слабы в диалектике, то вследствие сего они охотнее ссылались на предания, нежели на Писание, коего мертвые буквы можно извращать по произволу. Эти ссылки находим у Тертуллиана и Киприана. Последний»пишет против перекрещивания и, обращаясь к преданию, говорит, что он занял догмат крещения от такого-то, сей от другого, а тот от апостолов, которые ни в чем не противоречат самим себе. Для еретиков этот путь был неудобен, ибо ис­точник ересей было мудрование - восточная философия. Предание всегда служило в то время опорою для самого Писания, которому люди злонаме­ренные иногда придавали толкование неправое; хотя же, по мере удаления от источника, естественно было преданию изменяться и затрудняться, но это не исключает предания из числа источников христианской религии; оно было и всегда будет таковыми.

Какое же употребление предания? Где лежит сей источник? Положим, что кому-либо из нас захотелось бы собрать из преданий все учение Церк­ви; куда он должен будет обратиться? К I, II и III векам? Но кого он там спросит? Там он не найдет ни одного человека, который бы сказал ему: "Вот предания; их было ни более, ни менее, как сколько я тебе указываю!" По­ложим, что он начнет собирать предания со всех: опять результат будет невелик. Где же существуют предания? Их надобно составить таким обра­зом: 1) совокупить воедино свидетельства первых пяти веков; 2) собрать сви­детельства неправославных христиан или еретиков (ибо они ссылались на предания), разумеется, с критикой и поверкой; 3) не ограничиваясь этим, должно обратиться к некоторым церковным праздникам и обычаям. Ибо хотя мы не имеем предания об известном обычае, но не имеем ли права заклю­чить, что такое предание было? Мы имеем основание для такого заключения, ибо знаем, что в I веке Церковь имела обыкновение делать все по примеру апостолов. Исполнив все эти условия, можно составить полную систему пре­даний. Этой системы еще нет вполне; она существует только по частям и, можно сказать, уже недалеко от целой суммы. Поскольку же могут являться и ложные предания, то нужно иметь признаки, по которым можно было бы отличать ложные от истинных. Признаки сии суть те же, по которым узнает­ся истина откровения - отрицательные и положительные. Отрицательный (от слова «отрицаюсь») признак употреблен нашей Церковью. В Неделю Торжества Православия подвергаются анафеме непринимающие преданий, согласных с Писанием. Но на этой черте нельзя остановиться. Есть предания, согласные с Писани­ем, но вымышленные и потому неистинные. Какие же предания истинны? Для сего нужен критерий исторической достоверности. Если в каком-либо предании все согласны, или многие, или, по крайней мере, один добрый и честный человек, то оно должно быть истинно. Как велико употребление сего источника? Употребление его может быть очень великое, прежде всего герменевтическое (толкование текстов). Например, «сие есть Тело Мое» (Мф. 26; 26), по филоло­гии все равно, принимать ли это буквально или иначе: истинный смысл ука­зывает предание. Ибо Игнатий и Поликарп ясно говорят, в каком смысле пе­редали им апостолы. То же можно сказать и в рассуждении догматов. Писа­тели первых веков вернее могли передать нам смысл их и употребление.

Четвертый источник и способ сохранения откровения есть Писание. Мы видели, что разум находит его способнейшим и вернейшим к сохране­нию учения. И действительно, Промысл употребил его к сохранению хри­стианства. Ученики Иисуса Христа изложили в Писании все, разумея слово это ограниченно, и Писание появилось в конце I века.

Поэтому Писание должно признавать главным источником христианства, но не единственным. В отношении к сему источнику могут быть следующие вопросы: 1) Какие книги должно считать между священными? Но решение этого вопроса принадлежит введению в Священное Писание, ибо он имеет значение историческое. Поэтому мы опустим его. 2) Сохраняются ли эти книги и теперь во всей целости? Это также принадлежит критическому обозрению Писания, а потому и этот вопрос не нам решать. Нам принадлежит третий вопрос, собственно догматический: как должно смотреть на сей источник? какова его важность? должно ли сии книги поставить наряду с прочими или выше их, не по содержанию только, которое, без сомнения, выше содержа­ния всех человеческих книг, но и по форме и изложению?

Общее мнение в рассуждении сего есть следующее: книги, в которых содержится христианское учение, суть боговдохновенны. В этом все соглас­ны, но слово "вдохновение" различно толкуется; отсюда и учители христи­анские различно смотрят на боговдохновенных писателей, и в мыслях своих касательно сего предмета расходятся до противоречия. Наша Церковь, сколько нам известно, не изложила об этом решительного мнения. В церковных кни­гах наших нет ничего определенного, кроме некоторых метафорических вы­ражений, встречающихся в службах священных, где апостолы называются "органом Святаго Духа", "тростию", и подобное. В других местах тоже нет определенной мысли. Например, в Катехизисе говорится о писателях Свя­щенного Писания, что они боговдохновенны, но в чем состояла их боговдохновенность, не объясняется. В системах богословских тоже не говорится об этом. У других писателей встречаются определения, но неточные. У них вдох­новение берется за истину, то есть они хотят этим сказать, что Писания Свя­щенные истинны, а потому и вдохновенны. Это ограниченна? более практи­ческое, есть единственный признак боговдохновенности, который показыва­ет, что Дух Святый не допустил в Писании ничего ложного. Его можно видеть в проповедях, изданных по благословению Святейшего Синода, которые рас­положены так, что содержат в себе богословское учение, и которые разосланы по церквам для ежедневного, буде можно, проповедания и поучения народа. Оно же встречается у святителей Димитрия Ростовского и Тихона Воронеж­ского. Но это определение неопределенно; оно показывает только то, что писатели священные руководимы были Святым Духом так, что ничто лож­ное не могло вкрасться в их Писание; но из него не видно, в чем состояло сие руководство и какие (имело - ред.) степени. Вот учение Церкви о сем пред­мете. Она не сказала нам ничего определенного, предоставив это собствен­ному верованию и размышлению каждого.


Поделиться:

Дата добавления: 2015-04-16; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.01 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты