П.А. Столыпин. Аграрная реформа.

В начале ХХ века Россия оказалась в трудном положении. Быстро развивались промыш­ленность, транспорт и связь; расширялась сеть железных дорог; входили в строй крупные современные фабрики и заводы. По темпам промышленного производства Россия уверенно вышла на первое место в мире и продолжала наращивать промышленный потенциал.

В то же время развитие сельского хозяйства тормозилось наличием в деревне полу­феодальных отношений. В конце XIX – начале XX в. страну постигли крупные неурожаи и – как следствие – голод крестьян. Тяжелое экономическое и политическое положение сельских жителей усугубляло кризис в стране и вело к социальным потрясениям.

К тому времени явное неблагополучие в сельском хозяйстве стало ясно для всех, не исключая Николая II. Вопросы о крестьянах обсуждались в печати, были в центре внимания политических партий, Государственной думы. В конечном счете, все они упирались в судьбу общины. И правительство делало некоторые шаги, направленные на разрушение общины. Первым шагом стала отмена круговой поруки (12 марта 1903 г.). Указ предоставил крестья­нам большую самостоятельность и открыл дополнительные возможности для закрепления наделов в частную собственность. Затем власти облегчили условия переселения крестьян в Сибирь и Среднюю Азию (6 июня 1904 г.), и отменили телесные наказания крестьян (11 ав­густа 1904 г.). В 1905 г. появился Манифест о выкупных платежах, по которому с 1 января 1906 г. уменьшались наполовину выкупные платежи, а с 1 января 1907 г. взимание их пре­кращалось полностью. Одновременно был издан указ Правительствующему Сенату, со­гласно которому Крестьянский поземельный банк получал право выдавать ссуды малозе­мельным крестьянам. [70.с.203.] Но это были, в большей степени, подготовительные мероприятия, необходимые для будущих пре­образо­ваний.

Решающим моментом в судьбе новой аграрной политики явился приход в правитель­ство П.А. Столыпина.

Петр Аркадьевич Столыпин принадлежал к старинному дворянскому роду, извест­ному с ХVI в. Отец Столыпина был флигель-адъютантом Александра II, а затем свиты генерал-майором. Последние шесть лет жизни был комендантом Кремля. Но он не замыкался на военном деле, сочинял музыку, играл на скрипке, сам писал музыку, увлекался скульптурой, интересовался богословием и историей, был большой жизнелюб, кутила и картежник. Однажды он выиграл целое поместье – Колно­берже недалеко от Ковно. Оно настолько понравилось Столыпиным, что на долгие годы стало основным местом их жительства.

Петр Аркадьевич родился в 1862 г. в Дрездене, куда его мать ездила погостить к род­ственникам. Детство и раннюю юность он провел в основном в Литве. Летом семья жила в Колноберже или выезжала в Швейцарию. Когда детям пришла пора учиться, купили дом в Вильно. Столыпин окончил Виленскую гимназию и физико-математическое отделение есте­ственного факультета Санкт-Петербургского университета. Помимо физики и математики на факультете преподавали химию, геологию, ботанику, зоологию, агрономию. Именно эти науки и привлекали Столыпина. Однажды на экзамене у Д.И. Менделеева он попал в трудное положение. Профессор увлекся, слушая блестящие ответы студента, и стал задавать сложные вопросы, о которых не читали в университете, а над их решением работали ученые. Экзамен пере­шел в научный диспут. Наконец Менделеев спохватился: «Боже мой, что же это я? Ну, до­вольно, пять, пять, великолепно» [5.с.5].

Петр Аркадьевич не курил, редко употреблял спиртное, почти не играл в карты, был равнодушен к музыке. Но любил литературу и живопись. Он рано женился, был, чуть ли не единственным женатым студентом в университете. Его жена была прежде невестой старшего брата, убитого на дуэли. Столыпин стрелялся с убийцей брата и получил ранение в правую руку, которая с тех пор плохо действовала. Столыпин был неплохим рассказчиком и сочини­телем. Его дочери приходили в восторг от сказок, сочиняемых экспромтом каждый вечер.

После окончания университета он избрал чиновничью карьеру, поступив на службу в Министерство государственных имуществ. Затем служил в министерстве внутренних дел, был уездным и губернским предводителем дворянства. Одно из имений П.А. Столыпина на­ходилось в Ковенской губернии, на границе с Германией. Дороги российские всегда были плохими, поэтому самый удобный путь в это имение пролегал через Пруссию. Именно в этих путешествиях Столыпин познакомился с хуторами. Приезжая домой, он рассказывал не столько о своем имении, сколько об образцовых немецких хуторах. В 1902 г. его назначили гродненским губернатором. Именно здесь Столыпин впервые публично изложил свои взгляды, которые сводились к уничтожению крестьянской чересполосицы и расселению на хутора. При этом он считал, что народ тёмен, пользы своей не разумеет, а потому следует улучшать его быт, не спрашивая его мнения. Это убеждение Столыпин пронес через всю свою государственную деятельность.

В 1903 г он стал саратовским губернатором, где его и застала революция. Петр Ар­кадьевич был в принципе против нее, выступал за стабильность существующего строя, по­этому народные волнения в Саратовской губернии во время революции (1905-1907 гг.) не­редко подавлялись войсками. В докладах царю Столыпин утверждал, что главной причиной аграрных беспорядков является стремление крестьян получить землю в собственность. Если крестьяне станут мелкими собственниками, они перестанут бунтовать.

Кандидатура П.А. Столыпина дважды выдвигалась на пост министра внутренних дел. В апреле 1906 г., непосредственно перед созывом I Государственной думы, либерального Председателя правительства Витте заменили реакционным Горемыкиным. Это было вызо­вом общественному мнению. Тогда же было решено заменить прямолинейного карателя ми­нистра внутренних дел Дурного на более либерального министра. Выбор пал на Столыпина. Петру Аркадьевичу сразу повезло на новом посту. В конфликте между правительством и Думой он сумел выгодно отличиться на фоне других министров. Из всех министров не те­рялся в Думе только Столыпин. За два года службы в Саратовской губернии он познал, что такое стихия вышедшего из повиновения многотысячного крестьянского схода. Выступая в думе, Столыпин говорил твердо и корректно, хладнокровно отвечая на выпады. Это не очень нравилось Думе, зато нравилось царю, которого раздражала беспомощность его министров. Поле роспуска I Государственной думы потребовалась замена крайне непопулярного Горе­мыкина на какую-нибудь не столь одиозную фигуру. В 1906 г. председателем Совета Мини­стров стал Столыпин, при этом сохранивший за собой портфель министра внутренних дел.

12 августа 1906 г. в министерской даче на Аптекарском острове произошло покуше­ние, в результате которого было убито 27 человек, в том числе 2 террориста. Среди раненых оказались трехлетний сын Столыпина и 14-летняя дочь, у которой были раздроблены ноги, и она два года не могла ходить. Единственной комнатой, которая не пострадала, был кабинет Столыпина, где он в момент взрыва и находился. После взрыва по предложению царя пре­мьер с семьей переехал в Зимний дворец, охранявшийся более надежно. После этого события Столыпин очень изменился, подчеркивая всегда, что он стал другим человеком после бомбы на Аптекарском острове.

19 августа 1906 г., в чрезвычайном порядке, по 87-й статье Основных законов, был принят указ о военно-полевых судах. В законе говорилось, что рассмотрению этих судов подлежали такие дела, когда совершение преступления являлось очевидным, и не было на­добности в его расследовании. П.А. Столыпин считал, что эти суровые меры оправданы во имя общественной безопасности, подчеркивая, что смертный приговор можно применять только к убийцам. Но на практике военно-полевые суды действовали без особого разбора. Судопроизводство должно было завершиться в пределах 48 часов, а приговор исполнялся по распоряжению командующего округом в 24 часа. Официальных сведений о числе жертв во­енно-полевых судов нет. По подсчетам исследователей за 8 месяцев (с августа 1906 г. по ап­рель 1907 г.) суды вынесли смертные приговоры 1102 человекам. [58.С.58].

Оказавшись на посту председателя Совета министров, П.А. Столыпин затребовал из всех ведомств те первоочередные проекты, которые давно уже были разработаны, но лежали без движения вследствие бюрократической привычки откладывать любое крупное дело. В итоге Столыпину удалось составить более или менее целостную программу умеренных пре­образований. Реформистская деятельность правительства, заглохшая после отставки Витте, вновь оживилась.

В своей деятельности Столыпин стремился провести ряд реформ, способных разре­шить вопросы, поставленные революцией. Но, конечно, в духе, удобном для правящих кру­гов. Будучи уже председателем правительства он категорически заявлял: "Правительство бу­дет приветствовать всякое открытое разоблачение всякого неустройства… Но иначе должно правительство относиться к нападкам, ведущим к созданию настроения, в атмосфере кото­рого должно готовиться открытое выступление. Эти нападки рассчитаны на то, чтобы вы­звать у правительства, у власти паралич и воли, и мысли. Правительство может ответитьтолько двумя словами: «Не запугаете». Кредо Столыпина как государственного деятеля: ли­беральные реформы и сильная власть.

У него были твердые взгляды относительно общины, хуторов, отрубов и путей их на­саждения, что составляло стержень его аграрной политики. Столыпин считал, что круговая порука, коллективное владение землей, периодические переделы земли, чересполосица в крестьянской общине сдерживали развитие сельского хозяйства в стране.

Правительство начало реализацию своей программы, не дожидаясь созыва II Государ­ственной думы. Столыпин не был расположен к российскому парламентаризму. Он сказал однажды: «В России, слава богу, парламента нет!» Избегая говорильни, бесконечных споров, стремился проводить указы в чрезвычайном порядке, минуя Думу, чтобы выиграть время. Только с появлением мощного слоя крестьян-фермеров, считал П.А. Столыпин, в России появится настоящая демократия.

27 августа 1906 г. был принят указ о передаче Крестьянскому банку для продажи кре­стьянам части казенных земель. В октябре 1906 г. был издан указ об отмене ограничений в правах крестьян при поступлении на госу­дарственную службу, в учебные заведения, уходе в монастырь и т. д. Снимались также огра­ничения при семейных разделах крестьян и получе­нии ими паспортов. Эти вопросы они могли теперь решать самостоятельно, без вмешатель­ства сельского схода. [70.С.205]. Этим указом была также сделана попытка уменьшить произвол земских начальников и уездных властей, расширить права крестьян на земских выборах.

9 ноября 1906 г. был издан указ «О дополнении некоторых постановлений действую­щего закона, касающегося крестьянского землевладения и землепользования»». В дальней­шем дополненный и переработанный в III Думе, он стал действовать как закон 14 июня 1910 года. 29 мая 1911 г. был принят закон «О землеустройстве». Эти три акта составили юриди­ческую основу серии мероприятий, известных под названием «столыпинская аграрная ре­форма».

Целью реформы Столыпина было сделать Россию могучей, процветающей, великой державой. Чтобы достичь этой цели, надо было решить комплекс задач, которые он обозна­чил, выступая в Думе в ноябре 1907 г. Он говорил: «Не беспорядочная раздача земель, не ус­покоение бунта подачками – бунт погашается силою,- а признание неприкосновенности част­ной собственности и, как по следствие отсюда вытекающее, создание мелкой личной земельной собствен­ности, реальное право выхода из общины и разрешение вопросов улучшенного землепользо­вания – вот задачи, осуществление которых правительство считало и считает вопросами бы­тия русской державы».

После принятия указа 9 ноября 1906 г. правительство развернуло бурную деятель­ность по пропаганде новых начал в сельской жизни. Этим занимались центральные и мест­ные органы власти, официальные политические и общественные организации и учреждения, газеты и журналы. Главным пунктом агитационно-пропагандистской кампании являлся при­зыв к общинникам закреплять свои наделы в частную собственность, а затем сводить черес­полосные участки в один массив и выходить на хутора и отруба.

Кроме того, на Крестьянский банк возлагалась обязанность скупки имений, разбивки земли на мелкие участки и продажи крестьянам с выплатой весьма льготной стоимости земли на много лет. Чтобы подать пример помещикам, Столыпин первый продал свое Нижегородское имение Крестьянскому банку.

Предполагалось, что чересполосное укрепление наделов отдельными домохозяевами нарушит единство крестьянского мира. Крестьяне, имеющие земельные излишки против нормы, должны были заспешить с укреплением своих наделов и образовать группу, на кото­рую правительство рассчитывало опереться. Столыпин говорил, что таким образом он хочет «вбить клин» в общину. [58. С.60].

При обсуждении законопроекта в Думе, возник вопрос: укрепляемые участки должны были стать личной или семейной собственностью? Депутаты Думы имели многочисленные свидетельства о том, что некоторые домохозяева пропивают укрепленные наделы и пускают по миру свои семейства. Но создание семейной собственности вместо общинной не устраи­вало Столыпина, поскольку семья сильно напоминала ему общину. Столыпин полагал, что на месте разрушенной общины должен быть мелкий собственник.

Опорой в деревне должен был стать крестьянин-собственник, причем, правительство делало ставку не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных. Крепкий работящий собст­венник, по замыслу Столыпина, должен был формироваться на основе широких слоев зажи­точного и среднего крестьянства. Считалось, что дух предприимчивости, освобожденный от стеснений со стороны общины и семьи, в короткое время способен преобразить даже доста­точно хилое хозяйство середняка. Каждый должен был стать «кузнецом своего счастья». Но рассчитывать можно было лишь на крепость своих рук и рук своих ближних, ибо сколько-нибудь значительной помощи со стороны на переустройство хозяйства не предполагалось. (Финансовое обеспечение реформы было ее слабым местом).

После этого предполагалось приступить ко второму этапу – разбивке всего деревен­ского надела на отруба или хутора. Последние считались идеальной формой землевладения, ибо крестьянам, рассредоточенным по хуторам, очень трудно было бы поднимать мятежи. Этот подтекст реформы нельзя упускать из виду. Таким образом, каждый крестьянин, у ко­торого был в общине земельный надел, мог в любое время закрепить его за собой в личную частную собственность (хутор, отруб). Это можно было сделать, получив согласие общины на выдел. В противном случае, разрешение давалось царской администрацией. На практике только четвертая часть общинных дворов получила согласие общины, три четверти – от цар­ской администрации.

Что же должно было появиться на месте разрушенной общины? Узкий слой сельских капиталистов или широкие массы процветающих фермеров? Первое не предполагалось, а второе, увы, не получилось. Не получилось, поскольку перевод общинного крестьянства на фермерский путь развития предполагался при сохранении крупных помещичьих хозяйств.

Поскольку в общинной деревне было много безземельных крестьян, то разрабатыва­лась программа добровольного переселения крестьян на свободные земли в Сибири, на Ал­тае, в Казахстане, Дальнем Востоке с соответствующим финансированием из бюджета. Но переселенческая политика и продажа земель через Крестьянский банк не решали проблему крестьянского малоземелья. Сосредоточения земли в руках кулаков не хотело само прави­тельство, ибо в результате этого должна была разориться масса крестьян. Не имея средств пропитания в деревне, они неизбежно хлынули бы в город. Промышленность, до 1912 г. на­ходившаяся в депрессии, не смогла бы справиться с наплывом рабочей силы в таких масшта­бах. Это грозило новыми социальными потрясениями. Поэтому правительство дополнило свой указ, воспретив в пределах одного уезда сосредоточивать в одних руках более шести высших душевых наделов, определенных по реформе 1861 года. По разным губерниям это составляло от 12 до 18 десятин. Установленный для «крепких хозяев» потолок был весьма низким.

Реформа шла с трудом. В 1907-1908 гг. «укрепляли» землю в частную собственность полярно противоположные группы общинников – состоятельные хозяева, которым общин­ная регламентация стала ненужной, и самые бедные крестьяне, из которых многие постоянно проживали вне сел и деревень. Последние вспомнили, что в давно покинутой деревне у них есть надел, который теперь можно продать. Именно эти группы составили основную массу крестьян, воспользовавшихся указом 9 ноября, с той лишь разницей, что беднота покидала деревню, а зажиточные крестьяне закрепляли за собой лишние наделы и, скупая земли у бедноты, становились экономически более сильными. Благодаря устремлениям этих кре­стьян, количество дворов, вышедших из общины в 1909 г., оказалось самым большим за все годы проведения реформы. [70.С.212-213].

В европейской России к январю 1916 г. выделились из общины и укрепили землю в личную собственность 27% всех общинных дворов. В то же время 52,2% выделившихся дво­ров укрепили надел в собственность, чтобы тут же его продать и уйти в город. Огромное ко­личество земель чересполосного укрепления шло в продажу. Покупателем земли иногда ока­зывалось крестьянское общество, и тогда она возвращалась в мирской котел. Чаще же поку­пали землю зажиточные крестьяне, которые сами не всегда спешили с выходом из общины. Покупали землю и другие крестьяне-общинники. В руках одного и того же хозяина оказыва­лись земли укрепленные и общественные.

Неправомерно утверждение, будто на хутора и отруба выходили только «крепкие му­жики», желавшие завести отдельное от общины хозяйство. Землеустроительные комиссии предпочитали не возиться с отдельными домохозяевами, а разбивать на хутора или отруба все селение. Чтобы добиться от крестьянского общества согласия на такую разбивку, власти, случалось, прибегали к самым бесцеремонным мерам давления. И крепкий хозяин долго мог ожидать, пока в соседней деревне выгонят на отруба всех бедняков.

Крестьянин сопротивлялся переходу на хутора и отруба не по темноте своей и неве­жеству, как считали власти, а исходя из здравых жизненных соображений. Крестьянское земледелие очень зависело от капризов погоды. Имея полосы в разных частях обществен­ного надела, крестьянин обеспечивал себе ежегодный средний урожай. В засушливый год выручали полосы в низинах, в дождливый год – на взгорках. Получив надел в одном отрубе, крестьянин оказывался во власти стихии. Только достаточно большой отруб, расположенный в разных рельефах, мог гарантировать ежегодный средний урожай. Позиция общинника была такова: «Как-никак без сенокосилки проживу, а надорвусь и помру – детишек община призреет. А на хуторе кто поможет?». Уже в 1909 г. стало заметным движение, когда кресть­яне – выделенцы все чаще ставили вопрос перед властями о том, каким образом они могли бы вернуться в общину.

Несмотря на то, что нигде в мире не наблюдалось практического опыта, который бы показал, что соединенные в одно целое поля принесли с собой агрикультурный прогресс, ху­тора и отруба рассматривались как единственное универсальное средство, способное под­нять крестьянскую агрикультуру. [58. С.63]. Власти не располагали возможностями, которые позволили бы приступить к реформе во всех сельских обществах и волостях одновременно. Поэтому земельное переустройство проводилось постепенно, во­влекая в свою сферу все новые территории страны. По инициативе Столыпина в районах ин­тенсивного выхода крестьян из общины расширилось обустройство отрубов и хуторов, вы­делялись дополнительные средства и материалы для возведения жилья и хозяйственных по­строек, улучшилась постановка агрономического и ветеринарного дела и т.д.

Однако, несмотря на все старания правительства, хутора приживались только в неко­торых западных губерниях, включая Псковскую и Смоленскую. Отруба, оказалось, подхо­дили лишь для губерний Северного Причерноморья, Северного Кавказа и степного Завол­жья. Отсутствие сильных общинных традиций здесь сочеталось с высоким уровнем развития аграрного капитализма, исключительным плодородием почвы, ее однородностью на боль­ших пространствах и весьма низким уровнем агрикультуры. Только при таких условиях пе­реход на отруба происходил более или менее безболезненно и быстро приносил пользу. Всего на хутора и отруба вышли 10,3% от общего числа крестьянских хозяйств. С одной сто­роны, это много, учитывая, что в России не было развитой мелкой частной собственности на землю. Но в масштабах страны этого было мало. Реформа Столыпина не успела создать раз­витого слоя мелких собственников.

Столыпин хотел изменить не просто основы землевладения, а весь строй жизни, пси­хологию общинного крестьянства. Столетиями утверждался общинный коллективизм, кор­поративность, уравнительные принципы. Теперь надо было перейти к индивидуализму, ча­стнособственнической психологии и соответствующему укладу жизни. Это означало рево­люцию в почвенном укладе.

П.А. Столыпин считал, что необходимо 20 лет, чтобы перейти от общины к фермер­скому строю жизни. При этом предполагалось, что государство не пустит этот процесс на самотек, а будет стимулировать разрушение общины. Трудность задачи осложнялась тем, что большинство крестьян были неграмотными.

Однако история не отпустила времени: в 1914 г. началась I мировая война, которая сказывалась на ходе земельного переустройства. Тысячи здоровых и наиболее толковых кре­стьян были поставлены под ружье. При этом продолжались насильственные методы земель­ного переустройства, что могло привести к большим неприятностям для государственной власти в целом. Оторванные от сельской жизни и поставленные под ружье крестьяне с на­пряженным вниманием следили за тем, что и как делали землеустроители в их родных мес­тах, и очень болезненно реагировали на любую несправедливость, вплоть до отказа воевать и сдачи в плен. [70.с.218]. Поэтому Главноуправляющий землеустройства и земле­делия Кривошеин в своем циркуляре от 29 апреля 1915 г. требовал учитывать интересы кре­стьян и особенно интересы тех семей, члены которых были на фронте. Поскольку в практике землеустройства преобладали дела, когда землеустройство проводилось по требованию меньшинства населения принудительным путем, этот циркуляр фактически свертывал ра­боты, сводил на нет всю аграрную реформу. [70.с.219)

Ход реформы показал, что крестьянство привержено коллективизму и не стремится к индивидуальному хозяйству. Но все же некоторые ее результаты оказались весьма сущест­венными. Реформа ускорила развитие капитализма в сельском хозяйстве. Как известно, но­вая аграрная политика не затронула помещичьего землевладения, однако развитие капита­лизма захватило в свою орбиту и дворянские имения.

Ускорился процесс урбанизации России. Увеличилось городское население. В города переселялись различные слои сельского населения – и богатые, и бедные. Первые – с тем, чтобы выгодно вложить деньги в торговое, трактирное, извозное дело и прочее, последние – чтобы пополнить ряды разнорабочих.

Реформа поменяла облик села. В 1913 г. появились первые тракторы, комбайны; для молодежи были созданы сельскохозяйственные курсы по овладению передовыми техноло­гиями. По мере разрастания слоя зажиточных крестьян, увеличивался спрос на сельскохозяй­ственную технику, удобрения, строительные материалы, различные промышленные товары. Рост доходов позволял состоятельным крестьянам покупать такие орудия и сельхозмашины, которые ранее использовались редко или вообще не применялись: зерносушилки, жмыход­робилки, льнотрепалки, нефтяные двигатели и даже тракторы.

Более широкое применение сельскохозяйственных орудий и машин и улучшение приемов агротехники привели к расширению посевных площадей, повышению урожайности и увеличению валовых сборов зерна. К 1914 г. фермеры обогнали общину по поставкам то­варной продукции в город и на экспорт. Зерновой экспорт России в 1912 г. почти на 30% превышал экспорт Аргентины, Канады и США вместе взятых. К началу I мировой войны страна имела большие запасы хлеба – 900 млн. пудов, что очень помогло в тяжелые времена. Личные денежные вклады фермеров к началу 1916 г. составляли 2 млрд. золотых рублей.

Интенсификация сельского хозяйства благоприятно сказывалась на развитии про­мышленности. По объему промышленной продукции Россия накануне первой мировой войны уверенно вышла на пятое место в мире.

Дала свой результат и переселенческая политика, несмотря на бюрократизм, воло­киту, казнокрадство чиновников. Столыпин придал процессу освоения новых земель харак­тер государственной политики. Он облегчил условия переселений и увеличил материальную поддержку новоселам. Переселенческая волна шла в нескольких направлениях. Часть кре­стьян, особенно западных губерний, отправлялась в Германию, США, Канаду, Латинскую Америку и даже Австралию. Одновременно переселения осуществлялись внутри Европей­ской России – с запада на восток и с севера на юг. Однако основной поток переселенцев на­правлялся за Урал: в Сибирь, Туркестан, на Дальний Восток. В местах переселений энер­гично шло землеустройство, прокладывались дороги, возводились жилые и хозяйственные постройки. Именно в те годы произошло заселение богатейших районов Сибири и Дальнего Востока. Разумеется, не все переселенцы прижились на новом месте; многие из них возвра­тились на родину.

Однако по-прежнему большинство крестьян было привержено общине. Бедные ви­дели в ней социальную защиту. Но и богатые не стремились уйти: во-первых, в общине легче и дешевле было решать хозяйственные вопросы, во-вторых, не хотелось быть предметом не­нависти. Ведь крестьяне-общинники громили и жгли хутора и отруба, преследовали собст­венников, боролись с выделом всеми доступными средствами. Отношения между общинни­ками и хуторянами были довольно сложными, несмотря на усилия правительства поддер­жать тех, кто объявил земельный надел своей собственностью. Дело в том, что в связи с ухо­дом значительной части зажиточных крестьян на хутора и отруба, община стала в большей степени бедняцкой, чем это было до первой русской революции. Общинники на собственном опыте убеждались, что реформа ухудшает их жизнь, и прямо связывали это с насаждением отрубов и хуторов. Они видели, что у них отнимают лучшие земельные наделы, выгоны, па­стбища, водоемы. Чувство самосохранения принуждало общинников бороться против поли­тики насаждения частного землевладения, и когда не удавалось сорвать земельное переуст­ройство, делали все, чтобы ликвидировать хутора и отруба.

Совершенно непредвиденными для властей оказались политические последствия ре­формы. Несмотря на значительные права вышедших из общины крестьян, закрепленных в целом ряде законодательных актов, правовое положение этих категорий крестьян фактиче­ски заметно ухудшилось. В частности, общинники, нередко при поддержке местных властей, лишали их права пользоваться общинными сенокосами, лесами, прогонами, выгонами, водо­поем, пастбищами и проч. [70.c.225]. Еще более решительно общинники лишали отрубщиков и хуторян права голоса на сходе. Нередко право голоса на сходе теряли даже те из выделенцев, которые только заявляли о своем желании укрепить землю в собственность. [70.с.228]. Выделенцам отказывалось в праве избираться в органы сельского само­управления, причем делалось это вопреки воле земских начальников и без их санкции. [70.С.230]. Выделенцы делали попытки созыва своих сходов, однако общинники обычно разгоняли их.

Если же оценивать результаты реформ не числом созданных хуторов и не увеличе­нием сельскохозяйственного производства, а числом крестьян, которые просили помощи у правительства в связи с преобразованиями, то надо сказать, что к началу 1916 г., около поло­вины крестьянских семей искало той или иной помощи правительства в реорганизации своих хозяйств. Это свидетельствует не только о том, что правительство начало завоевывать дове­рие крестьян, но также и о том, что новые формы организации сельского хозяйства посте­пенно складывались и встраивались в существующие порядки на селе, становясь естествен­ной составной частью деревенской жизни. Деревня, наконец, начала оживать и обнаружила невиданный ранее уровень личной и общественной инициативы. Но реформы подрывались недостатком средств и отсутствием должного содействия со стороны министра финансов.

Таким образом, кардинально реформировать «почву» не удалось, но было положено мощное начало в реорганизации крестьянских хозяйств.

Помимо аграрной реформы Столыпин задумал целый комплекс реформ, которые ка­сались следующего: политической сферы (неприкосновенность личности, гражданское рав­ноправие, пересмотр временных правил о печати и т.п.); социальной (социальная защита ра­бочих по инвалидности, старости, болезни); образовательной, медицинского обслуживания, духовной сфер (свобода вероисповедания), местного самоуправления и т.д.

На П.А. Столыпина было совершено 11 покушений. Он был смертельно ранен 1 сен­тября 1911 г. в киевской опере и 5 сентября скончался. Похоронен в Киево-Печерской лавре, поскольку просил, чтобы его похоронили в том городе, где он кончит свою жизнь.

Оценки деятельности Столыпина крайне противоречивы. Но нельзя не признать, что он видел все же дальше и глубже, чем царь и помещики. Столыпинские реформы, нацелен­ные на то, чтобы положить начало культурной революции в российской деревне, приблизили бы Россию к западной модели.