Политические партии России в начале ХХ века 6 страница

И еще одно соображение. Кадеты считали, что с точки зрения организа­ции выборов, наибольшего охвата ими солдат, лучше всего провести их после войны, или, по крайней мере, в осеннее – зимний период, когда активность во­енных действий, как правило, снижалась.

И аграрную, и рабочую, и другие социальные и политические реформы кадеты проводить, безусловно, собирались. Но хотели это сделать постепенно, без резких скачков и только на законном основании, т.е. через Учредительное собрание. И, конечно, соблюдая интересы имущих классов, компенсируя в большей или меньшей степени их потери.

В этом как раз кадеты и просчитались. Они не учли, что революция сама творит законы, не ожидая их конституционного оформления. В период рево­люционных бурь народные массы не могут удовлетвориться постепенными и половинчатыми уступками в их пользу. Тем более, что в стране была партия, обещавшая радикальное и быстрое удовлетворение насущных нужд трудя­щихся – партия большевиков.

После крушения монархии, по сути, получилось так, что партия кадетов в политическом отношении стала самой правой. Их умеренная программа, предусматривавшая незыблемость принципа частной собственности, передачу крестьянам части помещичьей земли за выкуп, их призывы к войне до побед­ного конца привлекали теперь всех тех, кого страшила и отталкивала револю­ция. В ряды кадетской партии хлынули бывшие царские чиновники, крупные торговцы и промышленники. И даже черносотенцы, которые раньше видели в кадетах заклятых врагов, сплошь и рядом становились членами местных орга­низаций кадетской партии. К кадетам примкнули многие представители влия­тельных прежде партий октябристов и прогрессистов. Дело в том, что поводов для разногласий стало меньше, а страх перед набирающим силу большевизмом побуждал смыкать строй. В результате атмосфера в местных партийных орга­низациях становилась все более контрреволюционной.

Надо сказать, что в 1917 г. общее число кадетских организаций в стране заметно возросло. На конец мая их было 183, а к осени – уже не менее 370. [49.c.269].

Однако, хотя численность выросла, влияние же партия сохраняла среди буржуазии, помещиков, большей части интеллигенции и офицерства, чинов­ников и городских средних слоев. Эти городские слои были значительными, но на баррикады ради идеи не шли, предпочитая переждать, остаться в сто­роне.

Изменившийся состав кадетской партии, ее идейный облик, борьба про­тив Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, ее противостояние социалистической революции вызывали в народе открытую враждебность. Эти чувства еще более усилились, когда кадетское руководство во главе с Милю­ковым сделало ставку на установление в стране военной диктатуры и поддер­жало мятеж генерала Корнилова. В подготовке и осуществлении корнилов­ского мятежа кадеты фактически возглавляли весь буржуазно – помещичий лагерь. После подавления мятежа само название «кадет» стало в народе бран­ным словом.

Когда в Петрограде началось вооруженное восстание, Милюков спешно покинул столицу, чтобы организовать в Москве сопротивление большевист­ской партии. Однако предотвратить захват власти большевиками ни Милю­кову, ни кадетской партии, ни Временному правительству оказалось не под силу. В октябре 1917 г. Временное правительство, во всех четырех составах которого кадеты неизменно занимали важное место, было свергнуто.

В Москве Милюков пробыл недолго. После недели кровопролитных боев, завершившихся установлением в городе Советской власти, для лидера кадетов здесь стало не менее «горячо», чем в Питере. Его внешность была хо­рошо известна, т.к. в дни Февральской революции портреты членов Времен­ного правительства то и дело появлялись на страницах газет. Милюков был из наиболее примелькавшихся лиц.

Милюков перебирается в Новочеркасск, куда прибывают другие видные российские общественные деятели. Они хотят увидеть, как движется органи­зация Добровольческой армии, и принять участие в происходивших на Дону событиях. Перу Милюкова принадлежала декларация Добровольческой армии, формулировавшая ее цели и принципы. Организаторы Добровольческой армии не сомневались, что «Совдепии» скоро придет конец, и армия тогда будет ис­пользована для продолжения борьбы против германских войск.

25 ноября 1917 г. начались боевые действия на Дону. Военный удар было задумано подкрепить политической акцией в Петрограде. В свое время Временное правительство назначило созыв Учредительного собрания на 28 ноября 1917 г. Помешала революция. И в этот день перед Таврическим двор­цом собралась демонстрация чиновников, офицеров, студентов, просто обыва­телей. На зеленых кадетских знаменах был начертан лозунг «Вся власть Учре­дительному собранию!». Демонстрация была разогнана, члены руководящих учреждений партии кадетов подлежали аресту и преданию суду революцион­ных трибуналов.

Вскоре вооруженные действия против Советской власти были подав­лены. Попытка сделать ставку на мелкобуржуазные партии с тем, чтобы под­нять массы против советского правительства, не удалась. И надежды кадетов сосредоточились на военной помощи извне. В конце мая 1918 г. в Москве была созвана кадетская конференция, которая приняла решение о поддержке идеи союзнической интервенции. В это время П.Н. Милюков жил под Киевом под фамилией профессора Иванова и работал над «Историей второй русской рево­люции», в которой по свежим следам описывал события в России от Февраля до Октября. Когда ему сообщили о решении конференции, выяснилось, что лидер кадетов решительно отказался от идеи союзнической ориентации и вступил в контакт с командованием германских войск, оккупировавших Ук­раину после подписания Брестского мира.

Как же случилось, что неизменный поборник единения с союзниками, столько раз публично клявшийся в верности Антанте, внезапно ударился в прямо противоположную крайность? Историки считают, что в формировании этой позиции Милюкова играли не только реальные выгоды союза с кайзеров­ской Германией, но и горькое разочарование в союзниках, и личная обида, ко­гда в апреле 1917 г. союзники не оказали давления на Временное правитель­ство, чтобы сохранить за Милюковым портфель министра иностранных дел.

Позиция Милюкова не была поддержана, и он сложил с себя обязанности председателя ЦК кадетской партии.

Осенью 1918 г. стало ясно, что близится конец мировой войне. Германия капитулировала, и утратили почву разногласия в кадетской среде. В октябре 1918 г. произошло примирение пронемецкого и проантантовского течений. Милюкову пришлось заявить, что он ошибался, и что правы его противники. Но ему уже не удалось вернуть себе прежнюю руководящую роль в партии.

В ноябре 1918 г. в румынском городе Яссы состоялось совещание для оп­ределения путей дальнейшей борьбы против советской власти. Участники совещания с радостью приветствовали начавшуюся интервенцию, послали де­легацию в Париж для непосредственных связей с союзниками. В составе был и Милюков, что явилось причиной того, что делегацию в Париже не приняли. Французы не простили Милюкову его сотрудничества с германским командо­ванием летом 1918 г. Члены делегации переехали в Лондон. Здесь они много выступали в печати и перед различными аудиториями.

Павел Николаевич вошел в число руководителей созданного в Лондоне «Комитета освобождения России», получавшего регулярную материальную поддержку от колчаковского правительства, крупные ассигнования от Дени­кина.

Однако к концу 1919 г. исход гражданской войны и интервенции был пре­допределен. Жадно ловя сообщения из России в лондонских газетах, Ми­люков вновь и вновь искал истоки поражений. И в отличие от многих своих однопартийцев нашел в себе силы взглянуть правде в глаза. Помимо промахов военного командования он сформулировал четыре политические ошибки, ко­торые привели к трагическому финалу. Это попытка решить аграрный вопрос в интересах помещичьего дворянства; возвращение старого состава и старых злоупотреблений военно-чиновной бюрократии; узконационалистические тра­диции в решении национальных вопросов; преобладание военных и частных интересов.

К весне 1920 г. почти все активно действовавшие против Советской вла­сти кадеты перебрались за границу. Тогда же возникла парижская кадетская группа, которую возглавил переехавший туда из Англии Милюков.

После окончательного поражения Врангеля в Крыму Милюков первым в эмигрантских кругах констатировал провал белого движения и невозможность свержения большевиков вооруженным путем. Он предлагает «новую тактику», вызвавшую ожесточенные споры в среде белой эмиграции. В итоге споров произошел раскол в парижской группе эмигрантов. В июле 1921 г. меньшин­ство парижской группы отделилось, приняв за основу деятельности «новую тактику». Данная группа приняла название «демократической», а позднее «республиканско-демократической» группы партии народной свободы. Это объединение, пусть и малочисленное, оставалось единственным продолжате­лем либеральных традиций русской конституционно – демократической пар­тии. Старая же кадетская партия распалась вскоре после трагической смерти В.Д. Набокова, когда тот своим телом закрыл от пули Милюкова. Покушение на Милюкова было проведено двумя белыми офицерами в марте 1922 г. в бер­лине, где Милюков читал лекцию по случаю пятой годовщины Февральской революции. Офицеры посчитали Милюкова главным ответственным за свер­жение монархии в России. Безусловно, это был бред, ведь Милюков вошел в историю русской революции именно как последний защитник монархии. Рес­публиканские взгляды появились у него только в эмиграции и составили его «новую тактику».

Суть «новой тактики» Милюкова состояла в занятии средней позиции ме­жду крайне правыми представителями движения, отстаивавшими свои при­вилегии и монархические убеждения, и левыми, которые заявляли об ошибоч­ности своих прежних позиций, о необходимости идти на сближение с совет­ской властью и возвращаться на родину.

Милюков и его сторонники считали, что возврата к старому быть не мо­жет. Они убедились, что революция в России утвердилась, что республикан­ский строй близок народу, и Советская власть крепка. Поэтому следует реши­тельно отказаться от всяких новых попыток сломить ее силой оружия. Ставку надо делать не на военную интервенцию, а на стихийную внутреннюю эволю­цию советского общества в сторону демократии, на преодоление большевизма внутри вследствие развития социальной напряженности и недовольства. Ми­люков верил в перерождение советского общества в сторону демократии, но не верил в перерождение большевизма. Главные надежды Милюков возлагал на крестьянство, считая, что именно оно станет той силой, которая, в конце кон­цов, взорвет большевистский режим изнутри, путем «массовых бунтов». Од­нако надежды эти не оправдались.

Находясь в эмиграции, Милюков и его сторонники, как и ранее, исхо­дили из того, что оппозиция существующему режиму никоим образом не должна отразиться на целостности государства и незыблемости его границ. Правительство, политическая и социальная система могут измениться, но Рос­сия как государство должна оставаться единой и неделимой, каких бы челове­ческих и материальных жертв это ни стоило. Отсюда он приветствовал те меры Советского правительства, которые имели целью охранять русские гра­ницы и по возможности присоединять к России старую русскую землю, ото­бранную Версальским договором.

Милюков с первого же дня отмежевался от фашизма, сначала итальян­ского, а затем немецкого и японского. Он безоговорочно поддержал Советское правительство в 1939 г., когда началась японская агрессия в Маньчжурию, уг­рожавшая вторжением в СССР. Милюкову был непонятен аргумент правых кадетов, что всякое отторжение части территории СССР ослабило бы Совет­скую власть. Он опирался на уже известный тезис о том, что большевизм – все же явление преходящее, мимолетное, а Россия вечна.

С началом Великой Отечественной войны Милюков напряженно следил за положением на советско-германском фронте. С начала войны он занял твер­дую позицию, всей душой желая победы России, тяжело переживал поражения Красной Армии. Победа советских войск под Сталинградом стала его послед­ней радостью. Павел Николаевич открыто заявлял о своей солидарности с пра­вительством советской России в этот тяжелый для нее час. Кстати, в конце Ве­ликой Отечественной войны, 12 февраля 1945 г. В.А. Маклаков во главе группы русских эмигрантов пришел в посольство СССР в Париже (в свою бывшую резиденцию, когда был послом во Франции Временного правитель­ства), где через посла Богомолова передал поздравления и благодарность Со­ветскому правительству и поднял тост за победы Красной Армии.

Группа бывших членов кадетской партии в Нью-Йорке, например, зая­вила, что она отказывается от революционной борьбы с Советской властью, но только на время войны. Надо сказать, что многие российские эмигранты стра­дали «головокружением от успеха» во время войны, благодаря блестящим ус­пехам Красной Армии. Однако через некоторое время после капитуляции Гер­мании большинство отказались от своих высказываний во время патриотиче­ского подъема. Другие умерли прежде. Среди них был и П.Н. Милюков. Он умер в 1943 году. И с ним умер русский либерализм начала ХХ века.

Партия «Союз 17 октября» (октябристы)

До начала первой буржуазной революции абсолютное большинство пред­ставителей торгово – промышленной буржуазии стояло на сугубо верно­подданнических позициях и уклонялось от политической деятельности. 1905 год стал в этом отношении переломным. Однако даже в то время российская буржуазия не отличалась особым радикализмом. Революция резко ускорила организационное оформление либеральных сил и их внутреннее размежевание.

Партия октябристов стояла на правом фланге либерально – монархического лагеря.

Создание партии октябристов совпало с периодом высшего подъема рево­люции. Ее предшественником был «Союз земцев – конституционалистов», возникший еще в 1903 г. Организационно «Союз 17 октября» оформился в но­ябре 1905 г. Была выработана программа, устав, созданы руководящие органы. Но основная масса октябристских организаций (260) возникла в период изби­рательной кампании в I Государственную думу, в январе – апреле 1906 г. [49.c.579].

Первый съезд «Союза 17 октября» прошел в феврале 1906 г. Были соз­даны московский и петербургский комитеты. Московский комитет возглавил действительный тайный советник и камер-юнкер императорского двора Д.Н. Шипов. Во главе петербургского комитета встал барон П.Л. Корф.

В конце октября 1906 г. председателем общего ЦК был избран Алек­сандр Иванович Гучков. По сути дела он вместе с Шиповым является основа­телем «Союза 17 октября», когда на ноябрьском земском съезде 1905 г. поры­вает с либералами – кадетами и их лидером П.Н. Милюковым.

А.И. Гучков – фигура яркая, страстная, порывистая, увлекающаяся. Чело­век, у которого слово и дело, идея и ее воплощение всегда шли рядом. Эти свойства личности Гучкова помогали ему жить и добиваться своих целей, но в то же время осложняли его отношения с политическими союзниками и друзьями.

Он был одним из немногих русских буржуазных деятелей, считавших своим долгом для спасения страны испробовать компромисс с исторической властью. Гучков в 1905-1917 гг. обладал сам по себе, пожалуй, не меньшим влиянием, чем вся партия октябристов. Его прадед был крепостным крестьянином, выкупившим на волю себя, свою семью, основавшим собственное ткацкое предприятие. Он был сыном московского купца – старооб­рядца, сам - крупный домовладелец и промышленник, директор мос­ковского учетного банка, член правления компании газеты «Новое время».

А.И. Гучков окончил историко-филологический факультет Москов­ского университета. Еще совсем молодым человеком совершил рискован­ное путешествие в Тибет, посетил Далай – Ламу. Служил в Забайкалье, в по­граничной страже, дрался на дуэли. Во время англо – бурской войны Гучков на юге Африки, где он сражается на стороне буров. В 1903 году Гучков был в Ма­кедонии, где вспыхнуло восстание против турок. Во время русско –японской войны он снаряжает санитарный поезд и отправляется на Дальний Восток в качестве уполномоченного Красного Креста, попадает в плен к японцам при Мукдене. После освобождения вернулся в Москву, когда страна приближалась к высшей точке революционного движения.

А.И. Гучков имел репутацию человека энергичного, не боящегося ответст­венности перед общественным мнением. Так, например, он взял под защиту такую непопулярную меру как введение военно – полевых судов. Это вызвало травлю в либеральной прессе, а Шипов после этого заявил об уходе из октябристской партии. Кстати, из-за этой поддержки Гучков не был избран в I Государственную думу.

Гучков внес свой вклад в усмирение России после первой революции. Но он же содействовал и тому, что в стране постепенно установилась полити­ческая стабильность, способствовавшая промышленному и экономическому подъему. Соблюдались скромные права человека, вошедшие в русскую дейст­вительность после первой революции.

Это был принципиальный человек. Его связывала личная дружба с П.А. Столыпиным. Будучи председателем Государственной думы с 1910 года, Гуч­ков обеспечивал правительству Столыпина устойчивое большинство в Госу­дарственной думе. Но в 1911 г. Столыпин прибег к искусственному перерыву в работе законодательных учреждений, чтобы в порядке чрезвычайного прави­тельственного законодательства провести проваленный в Государственном Совете закон о земстве в западных губерниях. Тогда Гучков отказался в знак протеста от поста председателя Думы, отошел на время от политической дея­тельности и уехал на Дальний Восток. Однако он счел необходимым присутст­вовать на похоронах Столыпина, а в первую годовщину его убийства приехал в Киев, чтобы почтить его память.

Гучков первым разоблачил скандальную роль Григория Распутина при царском дворе, и сказал об этом с трибуны Государственной думы. Эти заслу­жил ненависть императорской четы. По указке правительства Гучков путем ряда махинаций не был допущен в IV Государственную думу.

Летний кризис 1915 г. вновь вывел Гучкова на авансцену политической борьбы. В июле этого года он становится председателем Центрального военно-промышленного комитета, затем избирается, вопреки давлению царской се­мьи, членом Государственного Совета. Осенью 1916 г. Гучков становится цен­тральной фигурой группы, планировавшей военный переворот. Но переворот запоздал.

Революция 23 февраля – 1 марта 1917 г. свергает царский строй. Именно Гучков вместе с Шульгиным вызывается поехать в Псков к царю, чтобы вырвать у Николая II акт отречения от престола.

В пер­вом составе Временного правительства Гучков получает пост военного и мор­ского министра. После апрельской демонстрации он предлагает вооруженным путем бороться с Петроградским Советом, но большинство министров отказы­вается от этого. Гучков выходит в отставку. И далее он уже на стороне про­тивников развивающейся революции, поддерживает выступление Корнилова, затем борется с советской властью, эмигрирует. В эмиграции Гучков продол­жал активно заниматься политической деятельностью. В 1935 г. у него обна­ружили рак кишечника, он перенес тяжелую операцию, верил в выздоровле­ние, но в 1936 г. умер.

Итак, 10 октября 1906 г. «Союз 17 октября» был официально зарегистриро­ван властями, т.е. признан легально действующей организацией.

Согласно Уставу, в него могли вступать как отдельные лица, так и целые партии и организации, признававшие необходимым преобразование политиче­ского строя России на основании Манифеста 17 октября 1917 г. Членство в «Союзе 17 октября», в отличие от большинства других партий, находившихся «справа» и «слева» от него, не было сопряжено с гонениями властей.

А.И. Гучков говорил: «Ядро октябристов, положивших в ноябре 1905 года начало Союзу 17-го октября, образовалось из того меньшинства общеземских съездов, которое примыкало к общим требованиям широких либеральных реформ во всех областях нашей жизни и перехода от переживших себя форм неограниченного самодержавия к конституционному строю, но в то же время боролось против увлечений безудержного радикализма и против социалистических экспериментов, которые грозили стране тяжелыми политическими и социальными потрясениями». [64.c.71].

Вступавшие в «Союз» партии сохраняли автономность, т.е. имели собст­венную программу, центральные органы, прессу, местные организации. Это придавало «Союзу 17 октября» некоторую политическую аморфность. Ряд примыкавших к нему организаций фактически смыкались с правыми черносо­тенцами, с силами, объединявшимися против революции. С другой стороны, левое крыло «Союза» было близко к кадетам. [50.c.111].

В 1905-1907 гг. было создано 220 отделов «Союза». В период подготовки и проведения выборов в I Госу­дарственную думу октябристские организации функционировали в 63 губер­ниях страны, большинство – в Европейской части России.

Численность членов «Союза 17 октября» была примерно 75-77 тыс. чело­век. [45.c.181]. Социальную основу партии октябристов составляли крупная торгово – промышленная и финансовая буржуазия, обуржуазившиеся помещики, бур­жуазная интеллигенция. Довольно много было высокооплачиваемых торгово – промышленных служащих, чиновников самых разных рангов, отставных воен­ных. Входили в партию и средние городские слои, интеллигенция. В Петер­бурге, Екатеринославе и Сормове были сформированы даже «рабочие партии 17 октября». Некоторые владельцы предприятий занимались вербовкой в пар­тию собственных рабочих. Есть сведения о создании октябристских крестьян­ских организаций в Воронежской, Таврической, Московской, Тульской, Кост­ромской, Ярославской и Томской губерниях и Донской области. [49.c.579; 50.c.110-111].

Однако свыше 93 % всего руководящего состава партии были промышлен­ники, банкиры, торговцы, домовладельцы, помещики, высокоопла­чиваемая интеллигенция. Массовой опоры среди трудящихся у октябристов не было.

Программа октябристов во многом совпадала с правительственным кур­сом Столыпина и выражала интересы тех, кто был заинтересован в проведении умеренных реформ в рамках программы, намеченной в «Манифесте 17 ок­тября». Программа носила ярко выраженный консервативно – либеральный характер. Гучков говорил, что радикальным или социалистическим элементам легко в борьбе с существующим строем, потому что они штурмуют его цели­ком. А октябристам приходится бороться за монархию и против монарха, за армию и против ее военачальников, за церковь и против иерархов. [50.c.115].

Идеалом октябристов был союз самодержавия и буржуазии. Они отстаи­вали принцип наследственной конституционной монархии. Программа «Союза» объясняла необходимость сохранения монархии: «Прежний неогра­ниченный самодержец становится конституционным монархом, но в новых условиях государственного строя получает новую мощь и новую высокую за­дачу быть верховным вождем свободного народа. Возвышаясь над бесчислен­ными частными и местными интересами, над односторонними целями различ­ных классов, сословий, национальностей, партий, монархия именно при на­стоящих условиях призвана осуществить свое предназначение – явиться уми­ротворяющим началом в той резкой борьбе, борьбе политической, националь­ной и социальной, для которой открывается ныне широкий простор провоз­глашением политической и гражданской свободы. Только путем единения мо­нарха с народом может быть создана та сильная, уверенная в себе правитель­ственная власть, которая сумеет вернуть нам мир!». [54.c.343-344].

Но как тогда объяснить действия Гучкова, направленные на отречение Ни­колая II от престола? Дело в том, что Гучков отдавал себе отчет, что умиро­творение революционной стихии, возможно, было лишь при условии, что тот, кто являлся главным ответственным лицом, т.е. государь, должен был уйти. Но в то же время вопрос о режиме не стоял. Он должен был остаться монархиче­ским. Николай II должен был принести жертву на благо Отечества. Он должен был отказаться от престола в пользу своего сына. И личность маленького на­следника должна была бы обезоружить всех. В России отвращение и отчуж­дение создалось не по отношению к монархии и режиму, а к тем лицам, кото­рые были воплощением этого режима в тот период. Если бы государем стал Алексей (пусть и с регентом), то это могло бы спасти положение. Он был бы не только символом, но живой силой, для борьбы за которую можно было найти очень много людей, которые умерли бы за царя, даже маленького. Впо­следствии Гучков говорил: «Я был настолько убежден в этом средстве спасе­ния России, династии, что готов был спокойно судьбу поставить на карту и, если я говорил, что был монархистом и остался монархистом и умру монархи­стом, то должен сказать, что никогда за все время моей политической деятель­ности у меня не было сознания, что я совершаю столь необходимый для мо­нархии шаг, как в тот момент, когда я хотел оздоровить монархию».

Признавая единственно возможной формой правления в России самодер­жавие, октябристы считали возможным и желательным создание законосове­щательной Думы при царе, но не более того.

Однако сам Гучков весьма скептически относился к возможности созда­ния в России общественного или парламентского кабинета. Он весьма осто­рожно относился к проведению на верхи элементов общественности, а тем бо­лее создавать чисто общественный кабинет, поскольку все эти люди, особенно связанные с партиями, были связаны обещаниями, личными связями и т.д.

Гучкову казалось, что чувство презрения и гадливости, чувство злобы, ко­торое все больше нарастало по адресу верховной власти, все это было бы начисто смыто, разрушено тем, что в качестве носителя верховной власти поя­вится мальчик, по отношению к которому нельзя сказать дурного.

Среди вопросов, которые, по мнению октябристов, Государственная дума должна себе наметить для разработки и постепенного разрешения, опре­делялись: крестьянский вопрос, рабочий вопрос, развитие и укрепление начал местного самоуправления, заботы о народном образовании, реформы судебные и административные, экономические и финансовые меры.

Прежде всего, в своей программе октябристы высказывались за сохране­ние единства и нераздельности Российского государства. Они были противни­ками национальной автономии, за исключением Финляндии. Ей они предос­тавляли право на известное автономное государственное устройство при усло­вии сохранения государственной связи с империей. При этом октябристы при­знавали за отдельными национальностями самого широкого права на удовле­творение и защиту своих культурных нужд, в пределах, допустимых идеей го­сударственности и интересами других национальностей. [54.c.343; 49.c.579].

Вот какое отношение к еврейскому вопросу высказал Гучков Николаю II: «Я не охотник до евреев, лучше, если бы их у нас не было, но они у нас даны историей … Надо создать нормальные условия, как бы к ним ни отно­ситься, но надо сказать, что все мероприятия с еврейским засильем никуда не годятся. Есть цензовые ограничения в школах – это, казалось бы, должно было нас оградить от еврейского засилья в духовной области, а на самом деле по­смотрите: в области печати – евреи там всесильны; художественная, театраль­ная критика – в руках евреев. Это все ничего не дает, между тем озлобления без конца. Надо снять черту оседлости … Только в одном отношении я согла­сен сохранить ограничения в отношении к еврейству – не допускать евреев в состав офицерства (но они и не хотят) и ограничить их право в приобретении земель вне городов (их не тянет и на роль помещиков) …».

Гучков считал, что этим путем можно было избежать противодействия в тех кругах, которые были антисемитски настроены; сохранив эти ограничения, можно было бы еврейские реформы провести без потрясений.

Программа октябристов определяла общепринятый круг гражданских прав: свобода вероисповедания, свобода слова, собраний, союзов, передвиже­ния, выбора места жительства и рода занятий, свобода труда, промышленно­сти, торговли, распоряжения ею, неприкосновенность личности, жилища, пе­реписки, собственности граждан. Судебная ответственность должностных лиц, каково бы ни было их положение. [54.c.344-345, 348].

В аграрном вопросе сохранялось помещичье землевладение. Программа предусматривала право крестьянина на увеличение землевладения и возмож­ность капиталистического развития в деревне, но при сохранении интересов крупных землевладельцев – помещиков, перестраивающих свое хозяйство на капиталистический лад. [54.c.346; 49.c.580].

Относительно рабочих, помимо требований страхования, обеспечения ра­бочих и их семей в случае болезни, инвалидности и смерти, ограничения ра­бочего времени для женщин и детей и в особо вредных для здоровья производ­ствах, признавалась свобода профессиональных союзов, свобода стачек. Но при этом необходимость законодательным путем регулировать условия этой экономической борьбы. Речь шла о производствах, предприятиях, учрежде­ниях, «от коих зависит жизнь и здоровье населения, важные общественные и государственные интересы, безопасность государства, интересы обороны». [54.c.346-347].

Октябристы считали, что на первый план в деятельности Думы должно быть поставлено народное просвещение. Программа высказывалась за всеоб­щее начальное обучение, увеличение числа средних и высших учебных заве­дений, о необходимости самых широких ассигнований на просвещение. Кроме того, упрощение и приближение программ обучения к потребностям жизни. Октябристы считали, что нужна широкая свобода частной и обществен­ной инициативы в деле открытия и содержания учебных заведений.

Лучшей школой политической свободы для народа октябристы считали участие в обновленном самоуправлении.

Судебные и административные реформы предполагали бессословный, не­зависимый суд, расширение компетенции суда присяжных, строгую уголов­ную и гражданскую ответственность за нарушение властями законов и прав частных лиц.

Экономические и финансовые меры предполагали рациональную и спра­ведливую налоговую систему.