УДК 7(075.8) ББК 85.1О0.62к73 12 страница

Паук замечает добычу по вибрации, по вибрации он выделяет и самку (Хольцапфель, 1935)12; достаточно снять возможность ощущения вибрации, чтобы соответствующая деятельность паука сделалась невозможной- Иначе у млекопитающих животных. Для них вещи тоже выступают в определенных доминирующих своих свойствах; однако для собаки имеют одинаковый инстинктивный смысл и раздавшееся завывание волка, и запах его следов, и показавшийся с подветренной стороны силуэт зверя. У млекопи­тающих объединение воздействующих свойств одной и той же вещи происходит иначе, чем ассоциация свойств, не связанных

Hotzapfel M. Experiment Me Untersuchung uber das Zusammenfinden der Geschlechter bei der Trichterspmne Agelena labirintica // Zeitschrift fur vergleichende Physiologic, XXII, 5, 1935. S. 656,

между собой в конкретное материальное единство. Это не требует новых доказательств: достаточно вспомнить общеизвестное разли­чие в протекании у высших позвоночных процесса образования связей в случае так называемых «натуральных» и «искус* ственныхя условных рефлексов. Так, например, нейтральный запах, примешиваемый непосредственно к самой вливаемой кислоте, может стать условным раздражителем даже после одного сочетания; тот же запах, подаваемый отдельно, с помощью особого прибора, вступает в условную связь с кислотой лишь после 10—20 сочетаний (опыты Нарбутович, по Павлову). Еще резче это различие выступает при сравнении образования условных рефлексов на искусственные комплексные раздражители {например, звук 4" мелькающий свет -|- форма) с образованием реакции животного на натуральный предмет, одновременно выступающий перед животным многими своими сторонами.

Переход к стадии перцептивной психики, как и вообще всякий межстадиальный переход, конечно, нельзя представить себе как простую смену структуры деятельности и формы психического отражения животными окружающей их внешней деятельности. С одной стороны, прежние формы удерживаются, хотя перестают быть единственными и подчиняются новым высшим формам; все же при известных условиях они могут быть отчетливо обнаруже­ны. Например, в классических опытах с образованием у собаки условных рефлексов именно изолированный раздражитель стано­вится тем, на что направлена ее деятельность в целом. Происхо­дит, по выражению И, П, Павлова, «чистая замена» этим раздра­жителем соответствующих воздействий со стороны предмета; жи­вотное в этом случае «может лизать вспыхивающую лампу, может как бы хватать ртом, есть сам звук, при этом облизываться, щел­кать зубами, как бы имея дело с самой пищей. Таким образом, собака обнаруживает здесь отношение, характерное для эле­ментарно-сенсорной стадии; но этим, конечно, мы обязаны особенным условиям эксперимента.

С другой стороны, новообразования этой новой стадии также и не исчезают вовсе в ходе последующего развития; например, операций, как и образное восприятие, конечно, сохраняются на всем протяжении дальнейшей эволюции, хотя н вступают в более сложное строение деятельности и в более высокоразвитые формы психического отражения действительности. Поэтому, переходя к рассмотрению некоторых специальных вопросов, возникающих в связи с характеристикой перцептивной психики, мы будем в некоторых случаях привлекать данные исследования также и таких животных, которых мы склонны рассматривать как стоящих на следующей, еще более высокой стадии развития.

Первая специальная проблема, с которой мы сталкиваемся, рассматривая факты поведения животных на стадии перцептивной психики,— это проблема навыков.

13 Павлов И. П. Двадцатилетний опыт. 5-е изд. 1932. С. 463.

Выделение операции, характеризующее эту стадию, дает начало развитию новой формы закрепления опыта животных,— закреплению в форме двигательных навыков в собственном, узком значении этого термина.

Нередко навыком называют любую двигательную связь, возникшую в процессе индивидуального опыта. Однако при таком расширенном понимании навыка это понятие становится крайне расплывчатым, охватывающим огромный круг совершенно раз­личных процессов, начиная от изменения реакций у инфузорий и кончая сложными действиями человека. В противоположность такому, ничем научно не оправданному расширению понятия навыка, мы называем навыками только закрепленные* фиксиро­ванные операции.

Это определение навыка совпадает с пониманием навыков, выдвигаемых у нас В. П. npoTononoBbiMt который эксперименталь­но показал, что двигательные навыки у животных формируются из двигательных элементов преодоления воспринимаемой преграды и что содержание навыков определяется характером самой преграды, стимул же (т. е, основное побуждающее воздействие) влияет на навык только динамически (на быстроту и прочность закрепления навыка), но на его содержании (форме) не отражается14.

Двигательные элементы, входящие в состав навыков жи­вотных, могут иметь различный характер: это могут быть как движения прежде приобретенные, так и движения, впервые в данной ситуации формирующиеся; наконец, это могут быть движения нижележащих уровней, которые участвуют в процессе осуществления закрепляющейся операции в качестве ее компо­нент. . .

Ясно выраженные навыки в собственном смысле наблюдаются впервые лишь у жкеотных, имеющих кору головного мозга. Поэтому анатомической основой образования навыков следует, по-видимому, считать механизм образования именно кортикаль­ных нервных связей.

Собственно навыки (skilled movements, Handfertigkeiten) — это не только сложившиеся, но и закрепленные операции, В чем же заключается самый процесс их закрепления? Он представляет собой не что иное, как процесс автоматизации, возникающий в результате передачи движений, их retombement (Бианки) на нижележащий неврологический уровень и, следовательно, необхо­димо связан с изменением их коррекционных механизмов — ведущей афферентации и эффекторных аппаратов. Этот нижеле­жащий уровень должен обладать следующими чертами: во-первых, иметь хотя и иную, но также обязательно внешне-обращенную, с участием дистантных рецепторов афферентацию, и, во-вторых, быть непосредственно независимым от общей ин-

Протопопов В. П. Условия образования моторных навыков и нх физиологи­ческая характеристика. Изд. УИЭМ, 1935.

стинктивно-биологической направленности деятельности животно* го, сохраняя иерархическую подчиненность ей лкшь через свою связь с высшим ведущим уровнем. .

Как указывает в своем специальном исследовании Н. А. Берн-штейн, автоматизация движений «предметного» уровня происхо­дит путем их передачи на уровень «пространственного поля», то есть навык реализуется либо премоторньши полями коры, либо яг другом подуровне — striatum'oM, т. е. в обоих случаях на основе афферентации со стороны воздействия внешней ситуации. (Хотя на более низких ступенях эволюции позвоночных анатоми­ческая локализация этих уровней, благодаря перемещению функций в процессе прогрессивной перебрацииз\ неизбежно будет иной, однако общая их характеристика, конечно, будет той же,) Это полностью согласуется с нашим положением» что навыки представляют собой одно из новообразований именно данной стадии развития. Действительно, у беспозвоночных и у низших позвоночных животных тот уровень, который Н. А. Бернштейн называет уровнем «пространственного поля», является, как мы видели, не только высшим, но и единственным дистантно афферентированным уровнем построения движений, ибо нижеле­жащий уровень является у них уже уровнем проприомоторики, уровнем синергии (соответствующим уровню паллидарных движе­ний у человека); поэтому единственно возможная у них автоматизация движений (образование квази-нъвыка) заключав ется в передаче их на проприоцепцию, что блестяще подтвержда­ется всей совокупностью известных нам экспериментальных фактов; достаточно вспомнить, например, насекомых» для которых научиться возвратному пути и значит научиться проделывать его, образно говоря, «вслепую» (опыты Бэте, Вагнера и др.).

Вторая выдвигаемая нами особенность навыков в собственном смысле, отграничивающая их от других динамических образов а* ний,— приобретаемая независимость от основного направления деятельности в целом — также находит свое подтверждение в неврофизиологических и невропатологических данных. Так, например, при деменции, шизофрении, поражении передних лобных долей, при идеаторной апраксии навыки, как известно, сохраняются. Характеризуя навыки по неврофизиологическим признакам, Н. А. Бернштейн прямо указывает, что сами они не включают в себя никакую определяющую смысловую компоненту, что в содержащихся в них уровнях построения движений и их ведущих афферентациях нет мотивов, т, е. воздействий, побужда­ющих деятельность. Таким образом, данные нашего генетического зоопсихологического исследования и в этом отношении полностью согласуются с современными научными физиологическими пред­ставлениями.

Итак, рассматривая навык как специфическое новообразова­ние второй выбленкой нами стадии развития — стадии перцеп­тивной психикиГмы как бы возвращаемся к отвергнутой нами попытке видеть в способности образования навыков, в дрессуре

(Бголер) признак определенного генетического этапа. В действи­тельности мы, конечно, полностью сохраняем свои первоначаль­ные позиции: понятие навыка как формы, или механизма, любого изменения поведения под влиянием индивидуального опыта не имеет с развиваемым нами положением решительно ничего общего; это — одно из тех понятий, традиционное, чрезмерно широкое значение которых должно быть, с нашей точки зрения, вообще отброшено.

В предшествующем изложении мы имели возможность отгра­ничить истинные процессы образования истинного навыка с двоя* кой стороны: от процесса образования и изменения связей типа а — а и от образования проприомоторных связей типа «patterns. Нам остается выделить еще один род связей, которые отличаются от навыков тем, что они фиксируются не в результате автоматиза­ции, то есть перехода движения на нижележащий уровень из уровня ведущей афферентации, но с самого начала формируются на этом низшем уровне.

Мы снова воспользуемся для этого данными исследования воспитания двигательных навыков у человека со всеми теми, разумеется, оговорками, которые при этом надлежит сделать.

В опытах В. И, Ленина (1939) испытуемые ставились перед задачей образовать навык последовательных движений на многоклавишном аппарате, для чего первоначально испытуемый должен был руководствоваться последовательно зажигавшимися у каждого из клавишей лампочками; эти «обучающие» сигналы подавались автоматически и всегда в одном и том же порядке; в контрольных опытах сигнализация, конечно, выключалась. Однако с обычной инструкцией эти опыты проводились только с одной группой испытуемых. Другая же группа испытуемых ставилась перед задачей (в тех же объективных условиях) в ответ на вспыхивание лампочки нажимать возможно скорее на соответствующий клавиш. Таким образом, в первом случае последовательность движения входила в стоящую перед испытуе­мым задачу в качестве условия, во втором же случае она лишь фактически наличествовала в движении, но не составляла условия задачи. Соответственно в первом случае последовательность воспринималась испытуемым, и лишь затем движение начинало подчиняться ей автоматически, в то время как во втором случае последовательность с самого начала служила лишь «фоновым» компонентом движения и не участвовала в ведущей его аффе­рентации. В результате повторения опытов требуемые двигатель­ные связи образовались у обеих групп испытуемых, так что движение в целом могло быть воспроизведено ими и при условии выключения лампочек, то есть «наизусть».

Однако даже самый поверхностный анализ показывает полную несхожесть между собой тех процессов, которые сформировались в условиях эксперимента с первой и со второй группой испытуе­мых. В первом случае, то есть в случае образования собственно навыка, требовалось всего 10—25 повторений, во втором же

случае — иногда до 400 и даже до 500 повторений. В первом случае сформировавшийся навык обнаруживал при переучива­нии (введение новых элементов, устранение некоторых прежних)

обычную лабильность, во втором случае зафиксировавшиеся связи обладали крайней инертностью, ригидностью, они. почти н& поддавались видоизменению; обладающие этими свойствами двигательные связи, очевидно, вообще не могут иметь никакого значения в осуществлении поведения, протекающего в есте­ственных и, следовательно, всегда изменчивых условиях15.

Таким образом, мы можем дать характеристику навыка, как и самой операции, еще в одной, новой форме, которая была нам подсказана данными только что цитированного исследования: это — процессы, всегда отвечающие задаче, то есть направленные на воспринимаемые условия, в которых дан предмет деятельности и которые определяют ее способ. Наоборот, процессы, не отвечающие никакой задаче, не суть навыки и не могут служить ни их генетическим, ни их функциональным эквивалентом. {.„)

Вместе с изменением строения деятельности животных и со­ответствующим изменением формы отражения ими действительно­сти происходит перестройка также и их мнемической функции. Прежде, на стадии элементарной сенсорной психики, она выражалась в моторной сфере животных в форме изменения под влиянием внешних воздействий движений, связанных с побуждаю­щим животное воздействием, а в сенсорной сфере в закреплении и связи отдельных ощущений. Теперь на этой более высокой стадии развития мнемическая функция выступает в моторной сфере в форме двигательных навыков, а в сенсорной сфере — в форме примитивной образной памяти.

Еще большие изменения претерпевают при переходе к перцеп­тивной психике процессы дифференциации и обобщения впечатле­ний воздействующей на животных внешней среды.

Уже на первых ступенях развития психики можно наблюдать лроцессы дифференциации и объединения животными отдельных воздействий. Если, например, животное, прежде одинаково реагировавшее на различные звуки, поставить в такие условия, что только один из них будет связан с тем или иным биологически важным воздействием, то другой постепенно перестанет вызывать у него какую бы то ни было реакцию. Происходит дифференциа­ция этих звуков между собой; животное реагирует теперь избирательно. Наоборот, если с одним и тем же биологически важным воздействием связать целый ряд разных звуков, то животное будет одинаково отзываться на любой из них; они приобретут для него одинаковый биологический, инстинктивный смысл. Происходит их генерализация, примитивное их обобщение.

'5 Леши, В. //, «Своэр|дн|сть руховых навнчок залежно В1д умов ix утвореня*. Науч. зап. Харьк> пед. ин-та. Кафедра психологии, 1939, С- 37 (Укр.; на русск.: Ленин В. И. Своеобразие двигательных навыков в зависимости от условий нх образования).

Таким образом, в пределах стадии элементарной, сенсорной психики наблюдаются процессы как дифференциации, так и обоб­щения животными отдельных воздействий, отдельных воздейству­ющих свойств. При этом можно заметить, что эти процессы определяются не абстрактно взятым соотношением воздействий, но зависят и от самой деятельности животного. Поэтому то, будут ли животные легко дифференцировать между собой данные, объ­ективно различные воздействия или нет, произойдет и как скоро произойдет их генерализация, зависит не только от степени и характера их абстрактно взятого объективного сходства, но прежде всего от их конкретной биологической роли. Так, например, как известно, пчелы достаточно легко дифференцируют сложные формы, близкие к формам цветка, но гораздо хуже выделяют даже ясно различающиеся отвлеченные формы. Поэто­му абстрактное изучение так называемой «эквивалентности» стимулов, предложенное Клювером (1933), не представляет, с нашей точки зрения, сколько-нибудь серьезного психологическо­го интереса; в его теоретической основе лежит ложное представле­ние о том, что процессы генерализации или дифференциации впечатлений прежде всего зависят от неких имманентных самому восприятию животного особенностей16.

Главное изменение в процессе дифференциации и обобщения при переходе к перцептивной психике, выражается в томР что у животных возникает дифференциация и обобщение образов вещей.

Проблема возникновения и развития обобщенного отражения вещей представляет собой уже гораздо более сложный вопрос, на котором необходимо остановиться специально.

Образ вещи отнюдь не является простой суммой отдельных ощущений, механическим продуктом многих одновременно воздей­ствующих свойств, принадлежащих объективно разным вещам А и В:

Рис. 9

Для возникновения образа необходимо, чтобы воздействующие свойства а, 6, вл г,„ at et с, d~. выступили именно как образующие два различных единства (Л и В), т. е, необходимо, чтобы про­изошла дифференциация между ними именно в этом отношении. Это значит также, что при повторении данных воздействий в ряду других прежде выделенное единство их должно быть воспринято как та же самая вещь. Однако при неизбежной изменчивости

Klttver И. Behavior mechanisms in monkeys, 1933. 138

среды и условий самого восприятия это возможно лишь в том случае, если возникающий образ вещи является обобщенным.

Как мы уже видели, собака, действующая по отношению к рычагу, запирающему выход из клетки, при известных условиях выделяет его. Если перенести теперь рычаг в другую обстановку (ситуацию), тоже требующую преодоления преграды, то животное находит рычаг и осуществляет соответствующую операцию» то есть ударяет по нему лапой (Протопопов, опыты Хильченко, Харьков, 1931).

В опытах А. В, Запорожца (1939) с молодым котом на высокой, стоящей посередине комнаты, деревянной подставке помещалась приманка; к одной из ее сторон пододвигался стул. Животное безуспешно пробовало влезть на подставку прямо по ее вертикальной стенке, как бы не замечая стоящего вблизи стула. Этот предмет не выделен для нее. После этого стул пододвигался вплотную к окну и животное приучалось влезать по нему на подоконник/Спустя некоторое время, первый опыт снова повторя­ется; теперь животное для того чтобы достать с подставки приманку, безошибочно пользуется стоящим рядом с ним стулом17.

В описанных случаях мы наблюдаем двоякие взаимосвязанные процессы: процесс переноса операции из одной конкретной ситуации в другую, объективно сходную с ней, и процесс выделения, формирования обобщенного образа вещи. Возникая вместе с формированием операции по отношению к данной веши и на ее основе (ср, эксперимент с собакой, выделяющей рычаг), обобщенный образ этой вещи позволяет в дальнейшем осуще­ствиться переносу операции в новую ситуацию; в этом процессе, благодаря изменению объективно-предметных условий деятельно­сти, прежняя операция вступает в некоторое несоответствие, противоречие с ними и поэтому необходимо видоизменяется, перестраивается. Соответственно перестраивается, уточняется

и вбирает в себя новое содержание также и обобщенный образ данной вещи, что в свою очередь приводит в дальнейшем к возможности переноса операции в новые предметные условия, требующие еще более точного и правильного их отражения в психике животного, и т. д.

Таким образом, восприятие здесь еще полностью включено во внешние двигательные операции животного, в которых оно вступает в непосредственный контакт с вещами. Обобщение и дифференциация, синтез и анализ происходят при этом в одном и том же едином процессе, осуществляющем приспособление животного к сложной и изменчивой вещевой среде.

Развитие двигательных операций и восприятия вещной среды, окружающей животное, характеризующее стадию перцептивной психики, внутренне связано с возникновением на этой стадии

Запорожец А, В, Уч, зап. Харьк. лсд. ин-та. 1040.

Г 39

развития одного весьма своеобразного вида деятельности, а имен­но — игры.

В чем же заключается значение игры, впервые появляющейся на этой стадии развития психики? При каких условиях она возникает, чем она отличается от неигровой деятельности и почему ее появление связано именно с даннойчстадией развития? Если не ограничиваться рассмотрением домашних животных, но присмотреться к животным, живущим в естественных природных условиях, то нужно отметить прежде всего, что игра имеет место только у молодых животных. Что же представляет собой эта форма деятельности? Эта форма деятельности замечательна тем, что она не приводит к удовлетворению той или другой конкретной биологической потребности. Предмет, на который направлена игра, не является тем, что удовлетворяет потребности животного, например его потребности в пище. В то же время по своему содержанию' эта деятельность включает в себя такие черты, которые типичны для деятельности взрослых животных, направ­ленной именно на удовлетворение той или иной потребности. Молодое животное осуществляет движения преследования, но при этом не преследует никакой реальной добычи, осуществляет движения нападения н борьбы, но при этом никакого реального нападения не происходит. Мы в таких случаях говорим: животное не вступает в борьбу, но играет. Не ловит другое животное, но играет с этим животным, и т. д. Значит, в игре происходит своеобразное отделение процесса от обычных его результатов. Что же составляет содержание игровой деятельности животных, что побуждает и направляет ее? Оказывается, что игровая деятель­ность отвечает совершенно реальным условиям, воздействующим на животное, и имеет в себе нечто, совпадающее с тем, что мы наблюдаем в ненгровой деятельности того же самого рода. Эта та

система операций, навыков, которые очень близки друг к другу и в игровой, и в неигровой деятельности животного. Значит, в игре операция отделяется от деятельности и приобретает самостоятель­ный характер; Вот почему игра может впервые возникнуть только у тех животных, деятельность которых включает в себя операции, то есть только у животных, стоящих на стадии перцептивной психики; у нижестоящих животных никакой игры не существует.

В силу чего может возникнуть игровая деятельность? Она возникает в силу того, что молодые млекопитающие животные развиваются в условиях, при которых их естественные потребно­сти удовлетворяются безотносительно к успешности действия самого животного. Молодое животное накормлено животным-матерью и не нуждается в том, чтобы с первых дней своей жизни самостоятельно разыскивать, преследовать, схватывать и убивать добычу, Молодое животное защищено сильным старым животным и не испытывает необходимости в том, чтобы вступать в реальную борьбу с противником. Вмешательство в приспособительную деятельность молодых животных взрослого животного приводит к тому, что она развивается вне связи с ее непосредственными

результатами, то есть именно со стороны формирования тех операций и навыков, которые лишь затем выступят как способы биологически необходимой, определяемой ее реальным предметом, деятельности, В естественных условиях, вырастая, животное перестает играть. «Взрослые животные,— замечает Бойтендейк (1933),—воспринимают и делают только то, что необходимо, что определено жизненной необходимостью»18.

Мы специально отмечаем момент возникновения игры у жи­вотных, стоящих на стадии перцептивной психики, так как происходящее в игре отделение операции от деятельности, направленной на предмет, отвечающей определенной конкретной биологической потребности, является одной из важнейших предпосылок для перехода к новой, высшей стадии.

IV, ИНТЕЛЛЕКТ КАК ВЫСШАЯ СТУПЕНЬ РАЗВИТИЯ

психики животных

Большинство млекопитающих животных остаются, по-видимо­му, на стадии перцептивной психики, однако наиболее высокоорга­низованные из них поднимаются еще на одну ступень развития. Эту новую высшую ступень мы будем называть, вслед за другими авторами, стадией интеллекта.

В основе перехода к этой стадии лежит развитие главных особенностей, присущих животным, стоящим на стадии перцептив­ной психики. Вместе с совершающимся в ходе эволюции морфофизиологнческим прогрессом наблюдается огромное услож­нение и количественное развитие операций, приводящее ко все более полному и расчлененному восприятию животными окружаю­щей нх среды,—внешняя ситуация, в которой действует жи­вотное, все более и более заполняется для него выделяющимися в процессе его деятельности вещами.

Возникающая при переходе к стадии перцептивной психики интеграция воздействующих на животное свойств действительно­сти, первоначально приводящая к возникновению лишь немногих

образов отдельных вещей, образующих воспринимаемую жи­вотным предметную ситуацию, постепенно создает все более «многообразное» ее отражение. (..,)

Иначе говоря, деятельность животного протекает теперь не только по отношению к вещи, воспринимаемой в ее целостности, но и среди воспринимаемых им вещей, объективные отношения которых составляют данную ситуацию; вместе с тем сама деятельность животного продолжает по-прежнему определяться не этими отношениями, не ситуацией, но той или иной отдельной вещью, которая и выступает в качестве ее предмета, так что она полностью сохраняет свое прежнее принципиальное строение. Операция, как и раньше, не может отделиться в обычных случаях от той деятельности, в которой она сформировалась, и не может

Buytendiik F. Wesen imd Sinn des Spiels. 1933. S, 53.

быть перенесена в другую деятельность — по отношению к пред­мету, имеющему для животного другой инстинктивный смысл. Поэтому там, где объективные условия требуют такого переноса, животное обнаруживает иногда поразительную, на первый взгляд, «недогадливость».

Таким образом, на границе этой новой стадии1 так же, как и на границе стадии элементарно-сенсорной психики, мы наблюдаем появление известного несоответствия, известного противоречия между еще оставшимся относительно простым строением деятель­ности в целом, с одной стороны, и весьма усложнившимися, весьма развитыми процессами, составляющими ее внутренние компоненты,—с другой. И здесь, так же, как при переходе к стадии перцептивной психики, это несоответствие разрешается путем качественного изменения деятельности и связанной с ней формы психического отражения окружающей деятельности.

В чем же состоит это качественное изменение строения деятельности при переходе к стадии интеллекта? Для того чтобы ответить на этот вопрос, обратимся вновь к фактическим данным исследований.

Напомним один из наиболее сложных опытов, поставленных Кёлером с шимпанзе. - .

В вольере, где жили обезьяны, ставился ящик, который с одной

стороны представлял собой решетчатую клетку, а с другой стороны имел узкую продольную щель. У задней стенки этого ящика клался плод, ясно видимый и через решетку передней его стенки, и через щель сзади. Расстояние приманки от решетки было таким, что со стороны решетки рука обезьяны непосредственно дотянуться до нее не могла. Со стороны же задней стенки, то есть через щель, приманку также нельзя было достать, так как рука обезьяны равным образом не дотягивалась до плода. Вблизи задней стенки клетки в землю вбивался прочный кол, к которому с помощью не очень длинной цепи прикреплялась палка.

Единственная возможность решить эту задачу заключается в том, чтобы просунуть палку сквозь щель задней стенки ящика и оттолкнуть от него плод к передней решетке, через которую он может быть потом взят уже просто рукой.

Животное, приблизившись к клетке и заметивши плод, раньше пыталось достать его через решетку. Затем оно обходило ящик и пыталось вынуть плод через щель. Следующей попыткой было достать плод через щель с помощью палки. Наконец, животное

с помощью палки просунутой в щель, отталкивало плод от себя и делало обходное движение, чтобы взять его со стороны решетки1.

О чем же свидетельствует возможность решения человекопо­добными обезьянами задач этого типа?

Я. Исследование интеллекта человекопободных обезьян

Кёлер и идущие за ним авторы считают, что в его основе лежит сочетание обоих моментов: <кдогадки> животного и переноса найденного прежде решения. Таким образом, этот факт обычно рассматривается как не имеющий принципиального значения. С этой точки зрения для того чтобы понять все своеобразие интеллектуальной деятельности обезьян, достаточно объяснить главный факт: факт внезапного нахождения животным способа решения задачи.

В ходе дальнейших исследований эта проблема была пере­вернута. Была выдвинута другая и в известном смысле противопо­ложная точка зрения на значение обоих выделенных Кёлером основных фактов,

С этой точки зрения обезьяна не потому способна легко переносить в другие условия раз найденное решение, что она находит его внезапно, как бы по догадке, по «усмотрению», но наоборот: ее поведение потому и имеет иногда вид как бы руководимого внезапной догадкой, что обезьяна способна широко переносить свои видовые или индивидуально приобретенные способы деятельности в изменившиеся условия. Именно потому, что эти новые условия в опытах значительно отличаются от естественных условий, перенос способа действия обычно доста­точно затруднителен для обезьян и нужны особо благоприятные условия (например, нахождение плода и палки в едином поле зрения животного), чтобы он мог произойти. Однако, раз совершившись, ок обогащает соответствующее обобщение у жи­вотного и в дальнейшем перенос данной операции совершается уже гораздо легче. Значит, интеллектуальное «решение» пред­ставляет собой не что иное, как применение в измененных условиях прежде выработанного способа действия. Таной перенос способа действия отличается, следовательно, от обычного перено­са операций у многих животных только тем, что он происходит в очень широких границах.

Более пристальное наблюдение поведения животных в опытах Кёлера подтверждает это объяснение, Так, например, оказыва­ется, что обезьяна, впервые употребляющая палку для доставания плода, вовсе не с самого начала заводит палку за плод, но ограничивается простым приближением палки к плоду, как бы воспроизводя обычную связь ветки и плода. Остальное определя­ется случайным успехом движения при повторении этой попытки. Лишь впоследствии обезьяна переходит к уверенным движениям заведения палки за плод, то есть действительно научается употреблять палку как нечто, несвязанное механически с плодом. Другие факты еще более выразительно указывают на этот же самый момент. Так, если обезьяна располагает двумя или тремя палками, но каждая из них недостаточно длинна для того, чтобы" достать плод, то животное поступает следующим образом: она толкает сначала одну палку к дели, а затем вторую, пытаясь осуществить зрительно воспринимаемую связь между плодом и своей рукой.