УДК 7(075.8) ББК 85.1О0.62к73 20 страница

Конечно, наиболее простыми случаями будут деятельности примитивные, животного типа. Примером такого рода простой деятельности может служить: деятельность животного по овладе­нию добычей, служащей животному пищей. В какой-то момент существования животного возникают процессы, которые осуще­ствляют в целом обозначенный вид деятельности. Они возникают и в связи с какими-то внутренними, лежащими, так сказать, в самом животном, моментами — наличием известной потребно­сти и в связи вместе с тем с какими-то стимулами, раздражителя­ми, которые действуют извне. Эти процессы развертываются. Иногда они очень примитивны, иногда они развертываются в очень сложную, длинную цепь деятельности, которая в нормаль­ных условиях, конечно, далеко не всегда завершается тем, что добыча, служащая пищей животному, так сказать, достигнута; потребность в пище удовлетворена и этим цепь процессов, отображающих эту ясно очерченную деятельность, как бы завершается. Она может быть тотчас же снова воспроизведена, но ведь и всякий вообще жизненный процесс есть процесс воспро­изводящийся. Он может быть прерван, метафорически говоря, его могут перебить какие-то процессы, осуществляющие другие отношения животного и условия существования окружающей его среды, а затем вновь продолжен, но при всех этих условиях возможно выделить н очертить именно данные конкретные отношения животного к среде, именно данный конкретный вид деятельности, которая осуществляет эти отношения.

Уже на этом самом примитивном примере» который я нарочно взял для начала, можно увидеть некоторые черты того процесса, который мы обозначаем термином «деятельность».

Во-первых, эта та черта, которую я уже отметил только что: деятельность способна воспроизводиться. Далее: деятельности различны, образуют определенные виды, или роды деятельностей по степени существующей между ними общности. Б этом смысле можно говорить, например, об одном виде деятельности, который, скажем, отвечает потребности поддержания своего существова­ния, о другом виде деятельности, которая, скажем, осуществляет продолжение жизни вида, или о каком-нибудь другом виде, типе или роде деятельности.

Применительно к человеческой, деятельности мы обычно и употребляем также понятие деятельности не только для обозначения какой-нибудь конкретной деятельности, но для

обозначения вида или рода деятельности. Именно в этом значении выступает термин «деятельностью, когда мы говорим трудовая или игровая, эстетическая, учебная деятельность и т. д,*

Мы не указываем в данном случае на какую-то определенную деятельность, а указываем сразу на известный вид, род деятельно­сти, т, е. объединяем эти деятельности по признаку известного сходства, которое существует между ними, общности, которая существует между ними.

В-третьих, разные конкретные деятельности, понятно, не сосуществуют одни рядом с другими, наряду с другими: напротив, даже наблюдение над самыми простыми деятельностями жи­вотных, тем более наблюдения над тем, как развиваются, осуществляются деятельности людей, показывают, что отдельные конкретные деятельности выступают не рядом, не наряду одна с другой, а выступают в отношениях известной взаимной связи, соподчинения друг другу. Поэтому всегда могут быть выделены при анализе деятельности некоторые главные деятельности, которые могут быть также названы ведущими, и напротив — такие деятельности, которые имеют характер побочных, частных, я бы сказал, отдельных, подчиненных другим, занимающим это место ведущей или главной деятельности.

Так обстоит дело при первом подходе к анализу того, что такое деятельность. . .

Однако главная задача состоит в другом, а именно: что же специфическое характеризует различные конкретные деятельно­сти, что входит, так сказать, в их конкретную характеристику, чем отличаются одни от других и что позволяет, таким образом, выделить эти различные деятельности, обозначить, соотнести одну с другой, дать им психологическую характеристику и т. д,?

Ответить на этот вопрос — значит перейти к собственно психической характеристике процессов, которые мы определяем и обозначаем этим,термином — «деятельность»*

Характеристика деятельности, которую мы даем ей в психоло­гии, конечно, неисчерпаема в своем многообразии, но все же мы можем выделить некоторые наиболее существенные моменты, которые должны войти и входят в эту характеристику. В качестве первого такого момента я бы указал на связь деятельности и потребности.

Простое положение, которое выражает эту связь, состоит в том, что всякая деятельность отвечает определенной потребно­сти. Я вместе с тем не могу не напомнить слова Маркса: «Никто не может сделать что-нибудь, не делая этого ради какой-либо из своих потребностей и органа этой потребности»1.

Что же представляет собой потребность? Потребность может быть наиболее просто определена, как состояние испытываемой индивидуумом необходимости в чем-то, недостатка в чем-то. Но

1 Маркс К. Энгельс Ф. Соч. Т. TV. M., 1933. С. 235—236. 232

это определение, конечно, является отрицательным определением. Оно поэтому в каком-то смысле — пустое определение. Как же в этом случае можно определить, характеризовать потребность? Я думаю, что такое определение потребности может быть дано только через обозначение предмета этой потребности. Потребность есть всегда потребность в чем-то, и особенность потребности (значит, и ее характеристика) есть прежде всего характеристика состояния, — в чем именно эта потребность. Тот род деятельно­сти, с которым мы имеем дело, когда анализируем деятельность, необходимо связанную внутренне с явлениями психического отражения, которая опосредствована отражением» — этого рода потребность, естественно, так же, как и деятельность, которую она характеризует, предполагает не только наличие предмета этой потребности, предмета, который может удовлетворить потреб­ность, но, конечно, предполагает также и явление отражения этого

предмета.

Это положение также совпадает с известным марксистским

положением, гласящим, что удовлетворение потребности, т. е, по­требности как побуждения, объясняется предметом. Потребность, которая ощущается в нем, в этом предмете, создана восприятием последнего.

Таким образом, когда мы характеризуем потребность, то, во-первых, мы исходим из того, в чем эта потребность, каков предмет этой потребности, что отвечает этой потребности.

Далее: в психологии мы не можем не учитывать также того, как же отражается, как познается и отражается ли наличная возможность удовлетворения данной потребности, значит — то, в чем она удовлетворяется.

Я, наконец, должен специально подчеркнуть также и другое положение. Когда мы имеем дело с потребностью человека, то мы имеем дело не только с предметом, с отражением, с сознанием того, что удовлетворяет потребность (о форме знания этого отражения я буду говорить дальше), но мы имеем дело также с отражением наличия самой потребности, которое выступает у человека в форме различных переживаний, как, например, переживание влечения, желания, хотения и т. д.

Важнейший момент, или важнейшее положение, которое связывается с этим общим положением о предмете потребности, о предметном характере потребности человека, т, е. с тем положением, что потребность сама по себе, когда мы ее характери­зуем, всегда нуждается в характеристике того, чем она удовлетво­ряется, и заключается в том, что, собственно, только, образно выражаясь, находя тот предмет, который отвечает какой-то потребности, человек и конкретизирует свою потребность. Пока этот предмет потребности не найден, потребность выступает как нечто чрезвычайно еще абстрактное» способное, может быть, служить источником, точнее, предпосылкой какой-то активности. Но может ли она служить источником, предпосылкой опреде­ленной активности, определенным образом направленной? Нет,

пока не возникло то, что отвечает этой потребности, пока не стало тем, что отражается индивидуумом,"человеком и что способно опосредствовать процесс, определить его конкретную направлен­ность.

Нужно сказать, что в анализе потребности и деятельности, связанной с наличием этой потребности как со своей предпо­сылкой, мы обыкновенно и различаем эти две реальные возможно­сти; наличие потребности, не конкретизировавшей себя ни в чемт и наличие потребности, которая конкретизировалась, т, е. которая стала потребностью з чем-то определенном, что и отвечает этой потребности.

Мы, например, говорим: у меня или у какого-то человека возникла, сформировалась потребность в чтении, допустим, художественной литературы, но зто общая характеристика потребности. Она указывает лишь на то, что при известных условиях эта потребность может конкретизировать себя в чем-то и тогда определится конкретная направленность данного процес­са, данной конкретной активности, данной конкретной деятельно­сти;

Напротив, когда мы имеем дело с какой-то конкретной деятельностью, с конкретным выражением этой потребности, с конкретным ее осуществлением, то нам недостаточно говорить о потребности в этом общем виде. Нам нужно учесть, в каких условиях выступает эта потребность, что в этих условиях может удовлетворить ее, что ее фактически удовлетворяет и таким образом прийти к пониманию того, почему человек действует в одном направлении, а не в другом, почему ан отправляется в библиотеку или открывает свой собственный книжный шкаф, почему он предпочитает одно илл другое и т. д.

Нужно сказать (хотя это и не составляет предмет прямого моего сегодняшнего изложения}, что, говоря о потребностях человека, следует иметь в в яду ряд очень существенных особенностей этих потребностей по сравнению с потребностями животных. Прежде всего потребности человека по своей природе являются потребностями общественными, историческими. Если у животных появление всякой новой потребности, существенное изменение в наличных потребностях связано с изменением органа потребности, организацией, то, как вы сами хорошо понимаете и знаете, у человека возникновение и развитие потребности идет существенно иначе.

Вы, конечно, помните известное положение Маркса, который говорит, что первое историческое дело и есть порождение нового типа потребности у человека.

Он пишет так: #Сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное орудие удовлетво­рения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей есть первое историческое делоз>2. Или в другом

3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. IV. М„ 1933. С. 18. 234

месте: «Производство [специфическая человеческая деятельность, тип деятельности] не только доставляет потребности материал, но оно доставляет и материалу потребность»*.

Эти положения, характеризующие особенность потребности человека, чрезвычайно важны во многих отношениях и прежде всего в том отношении, что они показывают на истинное соотношение потребности и деятельности человека.

Эти положения говорят, что не только потребность является источником деятельности, направленной на удовлетворение этих потребностей, но что потребности сами развиваются, видоизменя­ются и возникают новые потребности в связи с развитием, возникновением и появлением новых предметов, удовлетворяющих эти потребности. Таким образом, они определяют возможный предмет удовлетворения, но этот предмет, коим удовлетворяется потребность, как бы конкретизирует потребность и вместе с тем не только уточняет ее, но и двигает дальше, развивает и, что самое интересное,— оказывается способным> по существу, порождать

и новые потребности.

Поэтому когда мы говорим о потребностях человека, то нередко возникает потребность различить такого рода потребно­сти, которые общи человеку и животному и которые лишь меняются у человека по сравнению с животным, принимают новый вид, новый характер в связи с тем, что меняется то, в чем находит удовлетворение потребность, и потребности, которые не имеют аналогов в животном мире вообще, но неудовлетворение или удовлетворение которых связано с такими же переживаниями, с которыми связано удовлетворение или неудовлетворение любой другой потребности. Это, так сказать, высшие потребности.

Порой приходится встречаться с той мыслью (конечно, эта мысль особенно резко проводится в буржуазной психологии), что среди потребностей есть такое различение: одни потребности — биологические, а другие— социальные. По-моему, это различение лишнее, потому что, по сути дела, потребности, которые являются как бы биологическими, это лишь потребности, которые анало­гичны биологическим потребностям животных, но которые уже изменились в зависимости от общественных условий жизни человека, этими общественными обстоятельствами изменены, т. е. они также являются продуктом общественно-исторического

развития.

Нельзя не видеть того, что, конечно, «голод есть голод, однако голод, который удовлетворяется вареным мясом, поедаемым с помощью ножа и вилки, это иной голод, чем тот, который заставляет проглатывать сырое мясо с помощью рук, ногтей и зубов»4.

й Маркс К., Энгельс Ф, Соч. Т. XII. Ч. L М-, 1933, С. 182, А Там же.

Вторая черта, которая резко качественно отделяет человече­ские потребности от примитивных потребностей животных, заключается в том, что потребность человека осознается, как осознается и то, в чем потребность находит свое удовлетворение. Сознание своих интересов и есть, в известном смысле, типическая форма осознания человеком своих потребностей

Иногда вычленяют и другую еще черту, которую также выдвигают или отмечают, как черту специфическую для потребно­сти человека, Я имею в виду иногда встречающееся указание на то, что потребности, по крайней мере высшие, у человека как бы ненасыщаемы. Т, е. в отношении к человеческим потребностям нельзя говорить, что они находят свое удовлетворение. Значит, выходит, нельзя характеризовать и деятельность, как то, что способно завершаться и что, завершаясь, приводит к удовлетворе­нию, потому что у человека в большинстве случаев мы имеем дело как раз с этой категорией потребностей, с так называемыми высшими потребностями,

Я склонен выдвинуть и защищать ту мысль, что эта идея о как бы неисчерпаемости человеческих высших потребностей верно описывает некоторые факты и вместе с тем не вполне точно их характеризует. Ведь что реально мы имеем, когда говорим о таких потребностях, которые постоянно характеризуют человека и кото­рые, таким образом, постоянно накладывают свою печать, оказывают влияние на общее содержание человеческой деятельно­сти? Я говорил о потребности в чтении. Это как раз одна из тех потребностей, которая именно на той основе, что она долго, длительно, всю жизнь могла себя обнаруживать, выступает в качестве предпосылки, определяющей известную направляющую линию человеческой деятельности. Это и есть такой пример, который создает как бы впечатление неисчерпаемости потребно* сти, а значит — неисчерпаемости деятельности.

В чем здесь дело? Конечно, в этом явлении кроются два момента, которые должны быть поняты и которые свидетельству­ют о том, что, скажем наперед, и эти потребности могут быть удовлетворены, и удовлетворение их, в известной степени, заканчивает, завершает собой деятельность.

Хочу остановиться еще на последнем условии — на способно­сти воспроизведения потребности. Удовлетворяя потребность, мы не только гасим ее, но и создаем условия для ее воспроизведения. Таким образом, то, что кажется непрерывностью, в действительно­сти является удовлетворением и воспроизведением, воспроизвод­ством этой потребности.

И второе по поводу невозможности удовлетворить высшую потребность и этим, так сказать, завершить развитие потребности. Ведь все дело в том, что потребность сама по себе как состояние индивида, человека не прямо предопределяет то, в чем может найти свое удовлетворение данная потребность. Я уже этот момент отмечал.

Что же происходит в процессе удовлетворения потребности?

Собственно это и есть процесс деятельности, которая осуществля­ется, Эта деятельность как бы и связывает организм, с одной стороны, с тем, что способно отвечать, удовлетворять его потребность, но этот предмет (как я его назвал) потребности развивается, обогащается и таким образом развивается потреб­ность, Она каждый раз несколько другая. В процессе своего удовлетворения она видоизменяется.

Вернемся опять к тому простейшему примеру, который я привел, к примеру потребности в чтении или потребности художественной, эстетической- В самом процессе удовлетворения заключены условия развития того, в чем способна найти удовлетворение эта потребность, все большее обогащение предме­та потребности. Было бы нелепо в общем виде мыслить некоторую потребность, которая обречена на то, чтобы никогда не удовлетво­ряться. Конечно, существует удовлетворение любой потребности, в том числе и высшей потребности, и если говорить словами Маркса, то существует и действие такого удовлетворения. Я уже говорил, цитируя Маркса, что это действие состоит в том, что потребность удовлетворенная не угасает вовсе, а развивается, обогащается и воспроизводится а виде более развитой гютребно-сти.

Итак, я резюмирую первое положение: всякая деятельность связана с потребностью. Потребность и создает общую направлен­ность деятельности, причем конкретизация этой общей направлен­ности деятельности зависит от условий, в которых она протекает, иначе говоря, от того, что в данных условиях способно удовлетво­рить эти потребности.

Как происходит, в какой форме происходит эта конкретизация потребности, а вместе с тем и конкретизация направленности деятельности, которая зависит, как я сказал, от наличных условий, создается этими условиями? Эта конкретизация потреб­ности и вместе с тем направленности деятельности происходит в форме появления определенного конкретного побудителя деятельности или, как обычно говорят, в форме возникновения определенного мотива. Почему же мы различаем между собой понятие мотива и потребности? По-моему, это ясно из сказанного: потому что потребность выступает всегда как некоторая предпо­сылка, способная определить общее направление деятельности, а то, что реально, конкретно побуждает данный процесс — зто и есть мотив.

Таким образом, мотив соответствует потребности, но не совладает и не может совпадать с ней.

Позвольте рассмотреть тоже один простой пример, чтобы показать различие. У человека возникает потребность, которую мы правильно называем потребностью в труде,— типичная человеческая потребность. Спрашивается: из наличия этой потреб­ности может ли быть выведено то, какого рода трудовая деятельность будет удовлетворять этой потребности? Нет. Но мы можем легко представить себе, что у человека возникает, как

говорят, та или другая побудительная причина, какое-то побужде­ние, мотив, который отвечает этой потребности, потому что если этой потребности вовсе нет, так он и не в состоянии это обстоя­тельство выставить в качестве активности человека, направляемой как бы на себя. Но это весьма различно и зависит от обстоя­тельств, в каких реализуется данная потребность. Я не имею возможности по сложившимся условиям, скажем, в данный момент заниматься известным видом труда. Я могу удовлетворить эту потребность в труде, занимаясь другим видом труда. Таким образом, моя трудовая деятельность получает по своему содержа­нию уже несколько иной мотив.

Здесь я привел пример только с изменением фактического содержания трудовой деятельности. Дальше вы увидите, что гораздо более, пожалуй, значительным является и то, что меняет самый характер мотива, конкретно побуждающего деятельность.

Легко понять, что потребность в труде может быть удовлетво­рена и в таком процессе труда, который реально побуждается какими-то очень высокими, общественно значимыми мотивами, и в таком процессе труда, который побуждается мотивами, так сказать, личного, как бы индивидуалистического, а может быть, иногда и эгоистического характера. Сравните мотивацию труда в социалистическом обществе и мотивацию труда в условиях капитализма. Бросается в глаза различие этих мотиваций, Но, конечно, потребность в труде имеется, ведь фактически неверно, что потребность в труде возникла только в условиях нашей советской действительности, что она присуща только социалисти­ческому обществу. Нет, она, конечно, присуща людям, живущим в других условиях, в других странах, или по крайней мере многим людям, если не всем. Эту оговорку, это уточнение надо, конечно, внести. Но дело в том, что характер мотивации, т, е. как конкретизируется потребность, совершенно различен здесь и там.

Итак, наряду с понятием потребности, которое входит в характеристику деятельности, составляет ее характеристику, мы должны выдвинуть другое очень важное понятие — мотив дея­тельности, который также характеризует деятельность.

Важность характеристики мотива для психического раскрытия особенностей деятельности вытекает из того, что именно мотив, изменение мотива деятельности меняет как бы психологические отличия.

В одном из своих докладов Калинин писал так: «Когда в буржуазно-капиталистической стране сапожник подбивает подметку к сапогу, его единственное назначение — получить плату за эту подметку и жить на это. Сапожник, прошедший советскую школу, должен понимать, что каждый новый сделанный им сапог есть вклад в общее социалистическое имущество, и это сознание, что часть его работы вкладывается в общее социалистическое хозяйство, одухотворяет самую простую механическую работу».

Мне кажется, что в этой мысли Калинина заключена очень большая психологическая правда. Дело в том, что когда мы

пытаемся понять, что представляет собой психологически та или другая деятельность для данного человека,— а ведь мы в психоло­гии всегда ставим вопрос применительно к личности человека и при этом в конкретной форме,— то ответить на этот вопрос прежде всего приходится через указание на то, ради чего совершается эта деятельность, что ее побуждает. Одно дело, действительно, труд, единственным и главным мотивом которого является получаемое за него вознаграждение, другое дело, если мотивом трудовой деятельности является осознанное значение этой деятельности, общественное значение. При этом следует принять во внимание, что самого по себе осознания, знания того, какое общественное значение имеет, скажем, мой труд, еще недостаточно для того, чтобы этот труд приобрел соответствую­щую характеристику. Важно, чтобы это осознанное значение стало бы мотивом, а не просто предметом моего знания. Я могу отлично понимать, что выполнение известного вида труда имеет значение объективное, общественное. Но вместе с тем побуждени­ем к тому, чтобы осуществлять этот труд, может быть побуждение узко-личное, узко-эгоистическое.

Значит, когда мы говорим о том, в чем заключается мотив труда, то надо разуметь при этом то, что способно побудить труд, то, что действительно является мотивом, а не просто знание о том, какое это может иметь или имеет значение. Еще раз повторяю: я могу знать, но вместе с тем не это может практически, реально в жизни побудить. Нужно сказать, что всякое наличие психиче­ской деятельности, как -я только что говорил, обязательно предполагает мотив проникновения в эту деятельность. Если вы обратитесь к той области психологии, которая, к сожалению, официально не входит в область психологии, но которая представляет область практической психологии, то вы можете обнаружить, что хорошо построенный, такой практический психологический анализ заключается в проникновении в деятель­ность,— вопрос о том, ради чего осуществляется эта деятельность.

Существуют определенные правила в криминалистике. Таких же правил придерживаются в практическом общении с больными врачи, особенно врачи-психотерапевты. Практически этого поло­жения придерживаются и практикивоспитатели, педагоги. Когда я, например, подхожу к совершению какого-либо преступления, то, конечно, возникает сразу вопрос о мотиве. Когда я перехожу к анализу поведения человека, которое окружающим представля­ется странным, якобы необъяснимым за счет какой-то патологии, душевной болезни или даже неуравновешенности, то, вникая в то, что побуждает такое поведение, я иногда, напротив, убеждаюсь в том, что психологически это поведение оправдано.

Особо ярко это сказывается, конечно, в педагогике, в практике воспитания. Учащийся совершает какой-то проступок или пре­ступление, ведет себя определенным образом. Конечно, первый же вопрос, который возникает в практическом анализе, заключается в том, чтобы психологически изучить это поведение, т, е. вопрос

о -том, ради чего это делается, что побуждает. И педагогическая деятельность прямо вытекает из результатов анализа. Бесконечно часто встречаются такие случаи, которые вынуждают педагога идти на мероприятие очень известное, постоянно описываемое в нашей же педагогической литературе, Например, ребенок или подросток ведет себя в классе, в школе, скажем, недисциплиниро­ванно. Он с трудом поддается воздействию, которое нацелено на то, чтобы выправить его поведение в этом отношении. Воспита­тель, педагог, старший руководитель, пионервожатый иногда вступают на такой путь, часто вам известный: поручают этому школьнику выполнение общественно значимых функций, скажем, поручают ему пионерское звено и т. д. В ряде случаев это действенное мероприятие, поэтому оно пользуется такой популяр­ностью, известностью и приводит к такому эффекту. Но надо ска­зать, что в ряде случаев оно не приводит к полному эффекту. Дело заключается в том, что такого рода мероприятие может иметь положительный эффект только в том случае, если правильно разгадана причина этого поведения. Часто подросток начинает утверждать себя в глазах товарищей тем, что начинает занимать независимую позицию, осуществлять независимое поведение. Это один смысл его недостаточной дисциплинированности. Он не нашел своей почвы; надо создать ее, где он будет утверждать себя в правильных, разумных формах, а не в искривленных, как сказал Макаренко, дефективных формах. Совсем другое дело, если это поведение школьника мотивировано совершенно иначе, какими-то другими обстоятельствами; по-видимому, требуется другая моти­вация этого поведения. Всякий раз, когда воспитатель, педагог задумается над тем, что ему делать, он вынужден думать так: ради чего ведет себя так учащийся, что побуждает его так себя вести? Или, иначе говоря, чем это поведение оправдано в личности, какое оно имеет значение для личности или как я предпочитаю говорить, какой личностный смысл это поведение имеет для человека? .

Таким образом, коротко я могу формулировать развиваемое мною положение таким образом: мотивы деятельности суще­ственно характеризуют ее, так как они определяют значимость данной деятельности для личности, личностный смысл ее для самого человека. Если мотивом поцелуя являются тридцать сребреников, то это будет поцелуй Иуды. Дело не в формальном, так сказать, содержании процесса. Здесь мы подходим к психоло­гической характеристике, в частности, и того, чем мотивирован этот процесс, в силу какой потребности эта деятельность осуществляется. Только, я повторяю, приходится говорить о моти­вах, а не о потребности, потому что потребность — понятие слишком неопределенное, слишком общее, я бы сказал, аб­страктное. Словом, если вы спросите, какое значение имеет та или другая деятельность для человека, в чем заключается ее личностный смысл, то надо поставить вопрос о том, что побуждает к этой деятельности, т. е. вопрос о мотиве. Отвечая на вопрос

о мотиве, мы автоматически вскрываем значимость той или иной деятельности для личности человека.

Это положение дозволяет мне попутно в анализе выделить одно центральное положение для характеристики деятельности. Психологический анализ деятельности непременно потребует подхода и анализа, 'характеристики состояния личности, того места, которое данная деятельность занимает в жизни личности.

Таким образом, учение об отдельных психических явлениях и процессах включается в проблему личности, т. е, анализ деятельности, анализ ее психологических особенностей тем самым оказывается вместе с тем анализом конкретных особенностей личности, ибо, когда я характеризую деятельность, я тем самым перехожу к существенным особенностям личности, И когда я говорю: эта деятельность характеризуется определенным мотивом, то тем самым я характеризую деятельность, потому что когда я говорю, что главным, ведущим для человека являются такие-то и такие-то деятельности, в то время как остальные оказываются в положении подчиненном, или, когда я говорю, что эти ведущие деятельности мотивированы так-то и таким-то образом, подчиняются таким-то мотивам, тотем самым я характе­ризую не только деятельность, но и личность действующего человека.

Это третье значение, которое имеет введение этой проблемы в советскую психологическую науку. Понятно, что если своеобра­зие и особенности мотивации деятельности характеризуют эту деятельность психологически, со стороны того, что она есть для личности, то развитие мотивов характеризует, как протекает деятельность, ее течение и динамику. Поэтому опять в литературе не прямо психологической, не академической но отражающей опыт великих практиков-психологов и гуманистов (как, например, у Горького) постоянно встречаются указания на то, что самый процесс протекания деятельности связан с изменениями или с особенностями мотивации деятельности.

Когда мы встаем перед задачей как-то характеризовать через мотив деятельность, дать ее психическую характеристику, учиты­вая мотивацию деятельности, для этого надо разобраться, какими могут быть мотивы, какие они бывают, чем отличается один мотив от другого, т. е, уметь не только назвать мотив, но и как-то классифицировать, обобщить, проанализировать. Таким образом, рождается очень сложная проблема классификации мотивов. Конечно, решение этой задачи может составить лишь предмет специального изложения. Поэтому здесь я дам лишь самую грубую классификационную схему. Кроме того, классификация мотивов, как это видно из опыта такой классификации, который мы находим в советских исследованиях, прежде всего включает в себя представление о разной степени как бы отдаленности этих мотивов, этих побудительных целей деятельности/ Например, у Бориса Михайловича Теплова введено понятие «ближних и дальних целей&. Имеются в виду цели, побуждающие деятель-