Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


ПРИКЛЮЧЕНИЯ С ЛЮБИТЕЛЕМ ОПИУМА




 

В течение двенадцати месяцев я жил в Лондоне 1854 года. Подвигнул меня к этому Чарльз Дарвин. Ну или точнее – фильм о нем. Фильм назывался «Творение», и в нем рассказывалось о тяжелой работе Дарвина над его знаменитым произведением «О происхождении видов». Если вы относите себя к ортодоксальным христианам, вероятно, вы желали бы, чтобы он так и не закончил свой труд. Именно этого хотела жена Дарвина. Она твердо была уверена, что его теория эволюции богохульна, и всячески убеждала мужа прекратить работу. Одновременно сам Дарвин испытывал острое чувство вины, – возможно, он, пусть и неосознанно, был повинен в смерти любимой дочери. Дарвин дал добро врачам на терапевтическое вмешательство – гидротерапию, которая, похоже, ускорила неспешное течение болезни и приблизила развязку.

Все это, вместе взятое, вызвало у Дарвина хронические головные боли, учащенное сердцебиение и проблемы с желудком, так что он едва ли мог работать. И вот в этом‑то вся соль. Дарвин не осознавал свою вину ни в смерти дочери, ни во все ухудшающихся отношениях с супругой. Мы‑то, люди, знакомые с учением Фрейда, понимаем связь, существующую между разумом и телом, но для медицины викторианской Англии середины девятнадцатого века постоянные проблемы Дарвина со здоровьем являлись неразрешимой загадкой.

Кульминация фильма происходит, когда к Дарвину приходит его друг и говорит: «Чарльз, некоторые люди, скажем Де Квинси, придерживаются теории, что на нас влияют наши мысли и чувства, о которых сами мы даже и не знаем».

Мысли и чувства, о которых мы сами не знаем? Звучит совершенно по‑фрейдовски. Но работы Фрейда о подсознательном впервые были опубликованы только в девяностые годы, через сорок лет после описываемых событий. На самом же деле теория Де Квинси о том, что сам он именовал «отдельными камерами нашего сознания» (он изобрел и термин «подсознание»), впервые появилась в 1820‑е годы, то есть за семьдесят лет до Фрейда.

Эта фраза привлекла мое внимание. Де Квинси? Я припомнил прослушанный давным‑давно курс английской литературы девятнадцатого столетия и профессора, который упоминал имя Томаса Де Квинси, но не в качестве предшественника Фрейда, а как печально известного наркомана, который первым в мировой литературе посвятил этому запретному предмету свою скандальную книгу «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум». Профессор пренебрежительно отозвался о Де Квинси как о незначительной фигуре в истории литературы и переключился на повествование о всем известных шедеврах Романской и Викторианской эпох.

Любопытство побудило меня подойти к книжной полке, на которой я до сих пор хранил, подобно барахольщику, учебники за старшие курсы. С учетом того, что рассказывал нам профессор, я не удивился, обнаружив, что Де Квинси в тысячестраничной антологии уделили не более десяти страниц. А вот что меня действительно поразило, это то, что, хотя в издание была включена лишь часть его эссе «Английская почтовая карета», эти несколько страниц оказались полной противоположностью тому, чего следовало ожидать после слов профессора, – они полностью захватили мое внимание.

С исключительной достоверностью Де Квинси описывал путешествие в почтовой карете рядом с кучером. Они неслись по темной дороге. Оба заснули. Пробудившись, Де Квинси увидел, как что‑то движется им навстречу. Через пару секунд он четко различил легкую коляску, на большой скорости вылетевшую из‑за поворота. Мужчина правил, а сидевшая рядом женщина с интересом прислушивалась к его рассказу. Де Квинси попытался разбудить кучера, но безуспешно. Коляска быстро приближалась. Де Квинси хотел забрать у спящего кучера поводья, но не смог разжать его пальцы. Коляска была уже совсем близко. Габариты почтовой кареты не оставляли сомнений: при столкновении коляске не избежать падения, а ее пассажирам – гибели. В последнюю секунду Де Квинси удалось растолкать кучера. Тот ахнул от ужаса, но сумел отвернуть карету чуть в сторону, так что она лишь по касательной зацепила коляску. Тем не менее удар оказался чувствительным, и женщина, осознавшая, что только чудом избежала смерти, разинула рот в безмолвном крике.

Описание это напоминало сцену из триллера, но на самом деле являлось частью эссе, посвященного английской почтовой системе. В целом же эссе (как выяснилось, когда я смог раздобыть полный текст) постепенно выливалось в обсуждение вопросов подсознательного и природы сновидений.

Я оказался заинтригован и купил «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум». Когда я читал эти воспоминания, изданные в 1821 году, мне казалось, будто маленький джентльмен обращается прямо ко мне. Он с такой правдоподобностью описывал свое горе после смерти отца, усиленное безразличием матери и четверых опекунов, побег из школы, зиму, проведенную на суровых лондонских улицах, трогательные отношения с его возлюбленной Энн, их трагическое расставание, первый раз, когда он попробовал лауданум… Рассказ Де Квинси обо всех этих событиях целиком захватил меня.

Я узнал, что в дальнейшем он произвел настоящую сенсацию, написав эссе «Убийство как одно из изящных искусств». Третья его часть была признана самым кровавым и самым реалистичным описанием подлинного убийства, какие существовали на тот момент. В ней в деталях рассказывалось о знаменитых массовых убийствах на Рэтклифф‑хайвей, которые в 1811 году привели в ужас Лондон и всю Англию. При чтении у меня создавалось впечатление, будто Де Квинси присутствовал там лично. Вот тогда‑то мне в голову и пришла идея романа «Убийство как изящное искусство». Третья часть эссе была опубликована в 1854 году. В то время Де Квинси проживал в Эдинбурге. Но что, подумал я, если кто‑то выманил его в Лондон, пообещав рассказать о судьбе Энн? Что, если этот кто‑то вознамерился использовать третью часть эссе в качестве практического руководства для повторения ужасных убийств 1811 года? Что, если Де Квинси попадет под подозрение? Что, если…

Редко когда общий замысел произведения рождался у меня так быстро. Но, как известно любому романисту, замысел – это наиболее легкая часть. Важно то, как будет развиваться сама история, а в данном случае задача передо мной стояла грандиозная. Не хотелось создать очередную костюмированную драму с современными диалогами и прямолинейными персонажами.

Мой роман должен был в точности передавать дух того времени. Потому, перед тем как сесть и написать первое предложение, я поставил себе цель стать настоящим специалистом по Томасу Де Квинси, разузнать все‑все, как будто я собирался написать о нем докторскую диссертацию. Чтобы обеспечить жену и восьмерых детей, а также удовлетворить тягу к лаудануму, Де Квинси писал и писал без передышки. В его активе числится огромное число эссе, воспоминаний, книжных обзоров, переводов и художественных произведений. Собрание его сочинений насчитывает несколько тысяч страниц. Подобно актеру, вживающемуся в роль по системе Станиславского, я раз за разом перечитывал написанное Де Квинси и постоянно находил для себя что‑нибудь новое. Я решил, где только возможно, использовать в своем романе стиль прозы Де Квинси, и в особенности его диалогов. Как отмечал его американский издатель, Де Квинси «выражался с непревзойденным красноречием. Было бы преступлением не записывать его удивительные по красоте фразы».

Затем мне было необходимо узнать побольше о жизни этого неординарного человека и о тех событиях, которые не нашли отражения в его мемуарах. В этом неоценимую помощь мне оказала написанная Робертом Моррисоном биография Де Квинси «Англичанин, употреблявший опиум». После этого мы с профессором Моррисоном завязали оживленную переписку по электронной почте, и мне удалось выведать еще много нового. Настоящий роман посвящен Роберту Моррисону и другому биографу Де Квинси, Гревелу Линдопу, чей труд «Любитель опиума» также оказался мне очень полезен.

Следующим шагом я должен был узнать все о Лондоне 1854 года до таких мельчайших подробностей, будто я в действительности там побывал. Какими были тогда улицы? Какие деньги были в ходу? Какую одежду носили жители города? Чем они питались? Как принимали ванну?

На протяжении года я непрерывно путешествовал по прошлому, читал только то, что имело отношение к тому времени и месту. Среди прочитанного мною множества книг назову наиболее значительные: Ричард Д. Олтик «Люди и мысли Викторианской эпохи»; Хезер Криэйтон «Викторианские дневники: повседневная жизнь викторианских мужчин и женщин»; Орландо Фиджес «Крымская война»; Джудит Фландерс «Викторианский дом изнутри»; Элисон Гернсхайм «Мода времен Виктории и Эдуарда: фотообзор»; Джиллиан Джилл «Мы двое: Виктория и Альберт»; Генри Мейхью «Труженики и бедняки Лондона»; Салли Митчелл «Повседневная жизнь викторианской Англии»; Лайза Пикард «Викторианский Лондон»; Дэниел Пул «Что ела Джейн Остин и что знал Чарльз Диккенс»; Литтон Стрейчи «Королева Виктория»; Джудит Саммерс «Сохо: история самого колоритного района Лондона»; Кейт Саммерскейл «Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд‑хилл»; Ф. М. Л. Томпсон «Подъем респектабельного общества. История викторианской Британии в 1830–1900 годах»; Дж. Дж. Тобайас «Преступники и полицейские в Англии с 1700 по 1900 год». Также мне помог очерк Грегори Дарта «Кабинет ужасов», опубликованный в книге «Томас Де Квинси: новые теоретические и критические тенденции» (под редакцией Роберта Моррисона и Дэниела Санджива Робертса).

Некоторые книги заслуживают отдельного упоминания. Знаменитая вспышка холеры, случившаяся в Лондоне в 1854 году, лучше всего описана в работе Стивена Джонсона «Карта призраков. История самой страшной лондонской эпидемии». В ней автор повествует об отчаянных попытках доктора Джона Сноу отыскать источник заразы. Огромную помощь доктору оказал священник по имени Генри Уайтхед. К сожалению, в моем романе места преподобному Уайтхеду не нашлось, так что теперь я с радостью упоминаю его имя.

Наиболее полное описание убийств на Рэтклифф‑хайвей можно найти в книге «Колотушка и груша» известных авторов детективов Ф. Д. Джеймс и Т. А. Кричли. Один только нюанс не нашел отражения в этом захватывающем художественном произведении: удивительная схожесть имен предполагаемого убийцы, Джона Уильямса, и одной из его жертв, Джона Уильямсона. Когда я в первый раз прочел, что Джон Уильямс убил Джона Уильямсона, я решил, что столкнулся с банальной опечаткой. Судебные записи, относящиеся к 1811 году, не привлекли ничьего внимания к этому сходству. Только Г. К. Честертон (спустя сотню лет после убийств) счел сей факт заслуживающим следующего комментария: «Человек по фамилии Уильямс практически случайно убивает другого человека, чья фамилия – Уильямсон (Уильям‑сын). Смахивает на своего рода детоубийство». Поскольку Де Квинси первым заговорил о подсознательном, я решил, что в романе, излагающем новую версию знаменитых убийств, уделю серьезное внимание не только теме детоубийства, но и отцеубийства и массе прочих психоаналитических штучек.

Я изучал карты Лондона того времени. Из них я узнал о местонахождении тюрьмы «Колдбат филдз», а также доков Британской Ост‑Индской компании и Воксхолл‑Гарденс. Я значительно обогатил свой словарный запас за счет слов и выражений, давно уже вышедших из употребления, таких как: метельщик, бездомник, щипач, шмара, плотолюбец, шалман, зеленщик и многие другие.

Вся художественная литература, которую я тогда читал, также относилась к средневикторианскому периоду. В основном это были произведения Чарльза Диккенса, Энтони Троллопа и Уилки Коллинза, из которых я почерпнул мельчайшие подробности о быте того времени: что люди ели, что носили и тому подобное. К Коллинзу слава пришла на несколько лет позже, чем к Де Квинси. Ею он обязан двум романам – «Женщина в белом» (1860) и «Лунный камень» (1868). Между двумя авторами прослеживается тесная связь. Если Коллинза часто называют изобретателем жанра детективного романа, то благодаря постоянному упоминанию Де Квинси в своих книгах о наркотической зависимости и убийствах возникли предпосылки для повального увлечения детективами, а о самом писателе говорят как о человеке, оказавшем наибольшее влияние на этот литературный жанр. Признает этот факт и сам Коллинз: в «Лунном камне» герои горячо обсуждают «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», и в итоге это произведение Де Квинси дает им ключ к разгадке тайны.

Кроме того, Де Квинси оказал влияние и на Эдгара Аллана По, который, в свою очередь, вдохновил сэра Артура Конан Дойля на создание образа знаменитого Шерлока Холмса. Таким образом, в известной степени мир обязан Де Квинси появлением как детективного жанра в целом, так и самого известного в его истории сыщика.

«Убийство как изящное искусство» представляет собой мою версию романа девятнадцатого века. В то время как современные романы очень редко пишутся от третьего лица, авторы произведений девятнадцатого столетия любили именно эту форму изложения, когда беспристрастный рассказчик постепенно вводит нас в курс дела и разворачивает перед нами цепь событий. Я решил, что такой способ будет более подходящим для рассказа о различных аспектах жизни викторианской Англии. В противном случае этот мир показался бы современному читателю таким же непостижимым, как если бы я писал о чужой галактике. Я проигнорировал другую общепринятую среди нынешних писателей условность и смешал в одном произведении рассказ от первого и третьего лица, сделав вставки из дневника главной героини – прием, часто используемый в детективных романах. Вернувшись мысленно в девятнадцатое столетие, я мог позволить себе определенную свободу в своем повествовании.

Я провел серьезное и длительное исследование, но иногда мне приходилось отклоняться от фактов. Например, Эмили никогда не обращалась к Томасу «отец». Она называла его «папа» – именно так, с ударением на второй слог. В первоначальных набросках романа я использовал исторически более правильное «папа», но в устах Эмили такое обращение звучало слишком по‑детски, и я склонился к более, как мне показалось, подходящему слову «отец». Кроме того, в отдельных случаях я сокращал некоторые цитаты из Де Квинси и немного вольно обходился с происходившими в его жизни событиями.

И еще один момент. Ради стройности повествования мне пришлось ввести в текст одну историческую неточность. Я знал, что к 1854 году доктор Сноу уже переехал с расположенной в районе Сохо Фрит‑стрит (дом номер 54) в соседний район Мейфар на Сэквилл‑стрит в дом номер 18. Но я не мог не использовать в романе тот факт, что Фрит‑стрит находится совсем рядом (всего в одном квартале) с Греческой улицей, на которой в пустующем доме обитал некоторое время юный Де Квинси. В конце концов я решил, что в доме на Сэквилл‑стрит затеяли ремонт и доктор Сноу вынужден был вернуться на свое прежнее место жительства на Фрит‑стрит.

Во всем остальном я постарался сделать так, чтобы мой роман полностью соответствовал историческим реалиям. Целый год я получал удовольствие от того, что жил в Лондоне 1854 года. Надеюсь, вам тоже понравилось это маленькое приключение.

 


Поделиться:

Дата добавления: 2015-01-05; просмотров: 63; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.005 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты