Глава III

В воскресенье за кофе, мармеладом и тостами разыгралась обычная утренняя баталия. В какой‑то жуткий миг Тому показалось, что верх на сей раз возьмет мама и в резервацию его не пустят. Но потом ссора угасла, как и всегда, отец запихнул Тома в машину вместе с клюшками для гольфа, и они отправились в путь.

«Придется пойти на эту авантюру и украсть укладку, – мрачно думал Том, засунув руки в карманы стеганой куртки. – Не только из‑за Пита, хотя это тоже важно. Но если я узнаю о себе правду и обо всем расскажу родителям, может, они не будут устраивать из меня поле битвы? Может быть…»

– Сынок, ты что сегодня такой тихий? У тебя все хорошо?

– Конечно, папа. Спасибо.

– В школе порядок?

– Конечно.

Только что сказать прадедушке про укладку? Как есть, что они собираются ее украсть? Неизвестно, как он к этому отнесется. Вдруг рассердится – мол, нельзя было ее брать? Нет, не должен. Ведь у него самого эту укладку украли, или почти украли. Белые поселенцы забрали все, прадедушка говорил об этом миллион раз. Он будет доволен… Что уж такого сложного – объяснить, как они собираются стибрить священную укладку с талисманами?

Прадедушка стоял на пороге своего дома. Стало холоднее, и поверх костюма из оленьей кожи он накинул старый красный шерстяной плед, затмевавший яркостью листву золотистых тополей и берез.

– Останься ненадолго, Марк, подыши свежим воздухом.

– Извини, дедушка, не могу. В десять у меня гольф.

В уютной тишине мальчик и старый вождь попили чай, потом зашагали вверх по холму, а дальше – через пролесок, к утесам над рекой. Какое‑то время они сидели молча, наслаждаясь теплом солнечных лучей на их лицах – все‑таки уже осень, и воздух попахивал морозцем.

– Ты чем‑то озабочен, сынок? – сказал прадедушка после долгого молчания.

– Прадедушка, а если достать укладку призраков, ты бы смог устроить танец?

– Смог. Только укладок больше нет.

– Есть. По крайней мере, одна. – Том искоса посмотрел на старого вождя: резкие линии челюсти, носа и скул, прямой как стрела взгляд, – и быстро решил, что сказать: – Я слышал о ней на этой неделе. Она принадлежала семье Стрэтморов, но они умерли, и я думаю… что она никому не нужна. Пит – мой друг Пит Каммингс, он как раз в курсе, – так вот, он говорит, что сможет достать ее для нас.

Прозвучало несколько слабовато, но все‑таки не откровенное вранье. Том робко посмотрел на прадедушку.

Глаза старого вождя затуманились – видимо, перед ними плыли картины прошлого. Он пошевелил шишковатыми пальцами рук, словно хотел взять что‑то очень ценное.

– Укладка? Ты вправду нашел священную укладку с талисманами?

– Да, прадедушка, вправду. Укладку призраков. Теперь ты устроишь для меня танец?

Старый вождь тихонько закачался взад‑вперед и тоненько, напевно затянул какую‑то мелодию – таких звуков Том в жизни не слышал.

– Да, если вспомню. Должен вспомнить. Укладка поможет. Если все в ней на месте… Она цела, нетронута? – Том кивнул, и старец продолжал: – Пригласи на обряд отца и мать. И друга. Этот Пит… он приедет, если ты его пригласишь?

– Конечно. С огромным удовольствием. А вот… Мама и папа? Ты хочешь, чтобы и они приехали? Боюсь, они не согласятся.

При мысли о том, что в церемонии будут участвовать родители, ему стало как‑то неловко, стыдно.

– Ты все же их пригласи. А друга привези обязательно. Без него нельзя. В воскресенье будет большое пиршество, а потом, когда сядет солнце, – танец призраков. Танец призраков, как в прежние времена.

И лицо старца расплылось в улыбке, теплой, чудесной.

Словно солнце, подумалось Тому, и вдруг вся авантюра, опасность, риск опозорить отца, если поймают, – все это померкло, отошло на второй план, зато какой подарок он сделает прадедушке!

– Мы забьем быка и сварим его язык – это нужно для церемонии, – размышлял вслух прадедушка. – Попрошу Джо Смолбранча, он поможет. А Амос построит парильню.

Они пошли домой обедать, и старец обнял Тома за плечи – рука была костистая, с годами ставшая легкой, будто перышко.

– Вы с другом сделаете мне и моему народу великий подарок – вернете нам наше достоинство. Обещаю тебе церемонию, которую никто из нас не забудет.

Том вдруг заметил, что ростом он почти не уступает старому вождю. Либо он здорово подрос за последнее время, либо прадедушка начал таять. «Почти мужчина» – вот что сказал о нем прадедушка. На душе у Тома потеплело – есть чем гордиться! – но не отпускала и какая‑то странная, щемящая грусть…

В понедельник его распирало от желания поговорить с Питом, но удобный момент представился лишь после уроков.

– Ну? – спросил Пит, поздоровавшись.

– Прадедушка на седьмом небе. Обещал подготовить танец к следующему воскресенью. И тебя пригласил. Поедешь? Родители отпустят?

– Ясное дело, отпустят. Значит, я увижу всю церемонию?

– Ну да, без тебя вроде и нельзя, ты как шафер на свадьбе или крестный отец.

– Вот это да! Не ожидал такой чести!

– Только вот что, – чуть помедлив, осторожно продолжал Том, – я не сказал прадедушке, как именно мы собираемся добыть укладку. Боялся – вдруг он рассердится, не разрешит нам ее трогать. Поэтому я просто сказал, что укладка принадлежала этой семье, Стрэтморам, помнишь? Они умерли, теперь она никому не нужна, и ты знаешь, как ее добыть.

Пит понимающе кивнул:

– Нормально. Годится.

Том с облегчением вздохнул. Он не знал, как отнесется к этому Пит, вдруг подумает, что он просто струсил?

– А как прошла твоя проверка с долларом? – Он был рад сменить тему.

– Блестяще. Как я и ожидал. Я положил этот доллар на пол за фигурами в типи, потом побродил по галерее до закрытия. Пришел охранник, сказал, что музей закрывается, пора уходить. Он даже в галерею не вошел. Так, в дверной проем сунулся, и все. Ну а когда вчера я пришел снова, доллар преспокойно лежал на месте. Так что наш план проходит, Том!

– Но ведь должны же они убирать помещение. Уборщики‑то почему доллар не заметили?

Пит пожал плечами.

– Я об этом думал. Значит, каждый день не убирают. Все равно это нам не помеха. Если и убирают, то не вечером, а утром, перед открытием. Вчера я пришел в музей совсем ранехонько и за углом видел мусорную машину.

Том глубоко втянул в себя воздух.

– Что же, значит, можно действовать? – Голос его слегка дрожал, только бы Пит не заметил.

– Именно. Предлагаю идти за укладкой в четверг вечером. – Пит чеканил слова уж слишком по‑деловому.

Тома вдруг охватила паника. Если Пит ведет речь о конкретном дне, стало быть, их авантюра уже никак не фантазия, а реальность.

– Почему в четверг? – уклонился он от прямого ответа. – В четверг все магазины допоздна работают. Везде будет полно народу.

– Это нам только на руку. В восемь уже темно. Берем укладку и вливаемся в толпу – народ идет по домам из магазинов. Музей закрывают в шесть. Так что ждать внутри нам придется всего два часа. Весь фокус – к закрытию оказаться у индейской галереи и не попасться на глаза охранникам. А то вдруг кто‑то из них нас заметит, а потом вспомнит, что мы вроде не выходили. Ну а когда телеглаз отвернется, мы ныряем в типи.

– Еще надо, чтобы повезло, твой план больно дерзкий.

– Конечно. Оттого и интересно. А бояться нечего. Если с первого захода укладку не заберем – что ж, у нас есть еще пятница и суббота.

«Неужели мне предстоит пережить все это дважды, – мелькнуло в мозгу у Тома. – Ведь никакие нервы не выдержат! И почему я не такой, как Пит! У него при разговоре об опасности даже глаза разгораются».

Началась томительная недоля, как перед экзаменом или визитом к зубному врачу. В четверг Том проснулся рано и почувствовал – побаливает желудок. Решил было, что это грипп, но тут же все вспомнил, застонал, зарылся лицом в подушку – лучше бы не просыпаться. Но от жизни под одеяло не спрячешься.

Вчера он предупредил маму, что ужинать будет с Питом. Что ж, это правда, только не дома у Пита, а в музейном кафетерии – пирожки с сосисками и жареная картошка. В школе он решил проверить, а что придумал Пит?

– Ты сказал родителям, что ужинать дома не будешь?

– Конечно. Сказал, что останусь на собрании в школьном клубе.

– Господи, в каком клубе? Ни один клуб еще не работает.

– Общество по охране индейской культуры, – без тени улыбки ответил Пит.

– Кончай дурака валять! Правда, что ли?

– Конечно.

– И они тебе поверили?

– Ясное дело, поверили. Почему нет? Они сами на такие дела подписываются. Мама даже сказала: здорово, что ваша школа ведет такую полезную работу.

– Пит, ты сумасшедший. Совсем чокнутый. Твое чувство юмора нам может дорого обойтись.

– В пять встречаемся в кафетерии, – только и ответил Пит. – Надень темную куртку и брюки, а обувь не скрипучую да не вздумай пижонить в белых кроссовках.

– В таких вещах разбираются не только резиденты, – огрызнулся Том. – Меня учили бесшумно идти по звериной тропе, когда ты еще лежал в колыбельке!

Когда Том появился в музейном кафетерии, Пит уже с жадностью доедал сосиски с картошкой. Лицо его раскраснелось, да и сам он выглядел странно, будто пополнел.

– Иди сюда, копуша. Вот, подкрепись.

– Пока не голодный. Что с тобой? Температура, что ли? Снял бы пиджак.

– Потом все объясню, – прошипел Пит сквозь зубы и последним кусочком картошки вытер с тарелки остатки кетчупа. – Если есть не хочешь, пошли поглядим на эти золотые побрякушки, время скоротаем.

На сей раз небольшой зальчик наверху для специальных выставок был почти пуст, и они как следует разглядели золотые статуэтки – вот оно какое, золото, желтое, как масло, и сияет, будто фигурки совсем новые, а ведь им сотни лет!

К ним подошел охранник.

– Что, ребята, в жизни небось так много золота не видали?

Они покачали головами.

– Тут, видать, целое состояние, – предположил Пит.

– Золото само по себе потянет на четверть миллиона. Так это еще произведения искусства, к тому же древние. В деньгах и не сосчитаешь!

– Да‑а, а с виду так, статуэточки. Ладно, Том, уже без десяти шесть. Пора по домам, уроки делать.

С шумом они сбежали по лестнице. В главном вестибюле два охранника разговаривали с парой туристов и смотрели в другую сторону. Том и Пит шмыгнули в галерею черноногих. Там никого не было, если не считать суровых фигур индейских вождей и воинов, неподвижно стоявших в стеклянных шкафах. Один из вождей немного похож на прадедушку, подумалось Тому. Томагавк его был поднят, а глаза смотрели с укоризной.

Пит толкнул его в бок.

– Давай спрячемся от телекамеры. Вон там, за тем стендом, – ниша. Только не смотри на камеру. Быстро! Видишь, здесь полно места. Только и есть витринка со старыми костями. – Он произнес эти слова со смаком и даже повторил их: – Старые кости. Высохшие, старые кости.

– Что?! – Том вдруг почувствовал, как у него мурашки бегут по коже, без особой охоты он глянул Питу через плечо. Действительно, в шкафчике, задвинутом в нишу, – он изображал как бы небольшую дыру в земле – скрючился настоящий скелет, кости побелели и были обсыпаны красной охрой.

– «Останки этой индианки были найдены при строительстве дороги возле Роки‑Маунтин‑Хаус, предположительно им более тысячи лет», – прочитал Пит. – Здорово! Только зачем такой шикарный экспонат прятать в нише?

Том, позабыв обо всем на свете, глядел на скелет. А череп таращился на него пустыми глазницами, зловеще ухмылялся зубами. Вдруг где‑то поблизости зажужжал сигнал, Том даже вскрикнул, на лбу выступил пот.

– Ш‑шшш! – Пит осторожно выглянул из‑за стеклянной витрины. В галерее никого не было. Телеглаз смотрел в противоположную сторону. – В типи! Быстро!

Внутри Пит расстегнул куртку, и Том понял, откуда взялась его непривычная полнота. Вокруг пояса Пита было намотано несколько ярдов темно‑коричневой мешочной ткани.

– Это еще зачем?

– Шевелись. Живо через ограждение, и за экспонатом ложись на пол. Прильни к нему всем телом.

Том выполнил приказ, и Пит накинул на него мешковину, разгладил складки, а потом и сам заполз под нее.

– Я это нашел у нас в чулане, – объяснил Пит. – Вообще‑то это штора, но я заметил, что здесь подстилка почти такая же. Охранник нас и с фонарем не увидит. Это уж так, подстраховаться.

Под мешковиной было душно и пыльно, хотя Том не мог не признать – идея отличная. Но вскоре у него защекотало в носу. Крепко прищемив его, Том стал дышать через рот, и неприятное ощущение прошло.

Вдруг раздался гулкий звук шагов. Кто‑то шел по мраморному полу коридора. Вот шаги приблизились, на паркете галереи они звучали глуше. Человек остановился. Близко ли от типи, с какой стороны от нее – Том сказать не мог. У него внезапно возникло безумное желание выскочить из типи и закричать: «Фу!» По лицу его струился пот, ногти вонзились в ладони. Сквозь ячейки мешковины он увидел какое‑то мерцание. Исчезло, вот снова появилось. Он попробовал дышать медленно и равномерно, но его трясло, будто в лихорадке. Снова звук шагов. Через несколько секунд они снова услышали гулкий стук кожаных подошв по мрамору. Завернутый в мешковину, весь дрожа, Том сел и уставился на неясные бугристые очертания лежащего Пита.

– У‑ххх! Вот это была минутка! – Пит тоже сел, весь всклокоченный, взъерошенный – эдакая отощавшая птица.

– Пит, я уж думал, не выдержу, выпрыгну наружу, и дело с концом. Надо же, прямо пот прошиб!

– Меня тоже. Да, резидентское дело непростое, без привычки тяжело. – Пит поднял руку с часами на уровень глаз. – Пять минут седьмого. Считай, еще два часа. Давай устроимся поудобнее под этой штуковиной – вдруг охраннику взбредет в голову зайти сюда еще раз. Только, ради бога, не засни, а то еще захрапишь!

Куда там! О каком сне могла идти речь? Полной темноты не было. Верхнее освещение в галерее отключили, но оставили тусклую подсветку, и через вход в типи проникал запыленный треугольник света. Он падал на фигуры мужчины и женщины, сидящих на корточках возле искусственного огня в центре типи. Будто и не фигуры, а тени. Может, именно так выглядят ночные странники? Если они вообще есть. Да откуда им быть? Как‑никак сейчас двадцатый век. Вся эта белиберда – удел прошлого. Но если все это в прошлом, значит, и духи‑помощники тоже исчезли? Если веришь в одно, надо верить и в другое. По частям этот товар не продается, только вместе.

Взять эту старуху в стеклянном шкафу. Тысяча лет, как она умерла. Возможно ли, что ее кости восстают и бродят по ночам? Том вдруг во всех жутких подробностях вспомнил историю, когда‑то рассказанную прадедушкой: о молодом воине, который однажды остановился на ночлег в какой‑то странной хижине, а посреди ночи проснулся и понял – она населена покойниками, и вот они, эти привидения, святые мощи, сидят в кружочке на корточках и играют в азартную игру под перестук собственных костей.

Том крепко зажмурил глаза, но так стало еще хуже.

Складки мешковины были сухими и шершавыми, словно костлявые пальцы. Глаза его раскрылись, и он уставился в темноту.

– Не ерзай, – прошептал Пит ему на ухо.

– Сколько сейчас?

– Двадцать минут седьмого.

– Всего двадцать? Должно быть, уже больше, Пит. У тебя, наверное, часы остановились.

– Да, как же. Знай да помалкивай.

Дважды до них доносился звук шагов по мраморному полу коридора, особенно громкий в окружавшей их тишине. Дважды они видели свет фонарика, совсем тусклый сквозь складки мешковины. Эти два часа показались Тому длиннее ночей, когда он, скрючившись, бодрствовал на чердаке. Будет ли этому конец? И когда Пит прошептал: «Ладно. Пора идти», до Тома не сразу дошел смысл этих слов, и Питу пришлось толкнуть его в бок.

Он поднялся на одеревеневшие ноги, а Пит уже аккуратно складывал мешковину и обертывал себя под курткой.

Потом Пит осторожно выглянул из типи.

– Погоди. Камера смотрит прямо на нас. Как только она отвернется, я бегу к нашему шкафчику. Ты – следом и медленно считаешь до сорока пяти. Это все наше время, потом камера повернется. Дальше несемся к запасному выходу и через него – на улицу, все строго по плану. Ясно?

– Да. – Том облизнул пересохшие губы.

– Отлично… приготовились… Вперед!

И они метнулись через всю галерею к затененному шкафчику, где были выставлены обрядовые укладки. Том начал считать и услышал легкое царапанье – Пит чем‑то орудовал в замке. Раздался резкий щелчок, и дверца распахнулась. Пит потянулся было к укладке, но тут же передумал.

– Лучше возьми сам, Том.

Какая‑то странная дрожь у него в голосе, отметил про себя Том и схватил маленькую кожаную укладку и карточку с надписью. Пит не мешкая подпихнул соседний экспонат, чтобы не было свободного места, и захлопнул шкафчик.

– Сорок два… сорок три… – произнес вслух Том.

– Бежим!

Вместе они бросились к широкой двери с красной перекладиной и предупреждающими знаками. Дверь легко распахнулась, и по потемневшей траве они помчались прочь – выносите, ноги! Пит споткнулся о бордюрный камень и растянулся прямо на дороге. Том услышал, как Пит хрюкнул, будто из его тела вышел весь воздух, и обернулся.

– Ты цел?

Сердце Тома бухало, как барабан. Он помог Питу подняться на ноги и потащил‑поволок его через живую изгородь в сторону кручи. Сердце бешено колотилось, кровь пульсировала в висках, и тут Том услышал сигнал тревоги. Казалось, звук заполнил собой все пространство ночи. А вместе с ним в мозгу звучало и другое: перестук костей, приглушенный смех ночных странников. Том снова схватил Пита за руку и потащил его вдоль кручи, к краю полумесяца. В одном из домов вдруг зажегся свет. Том сразу обмяк, приготовился задать стрекача.

– Без паники. – Голос Пита был спокоен. – Мы просто вышли погулять, забыл?

– Ты не ушибся? – еще раз спросил Том.

– Все нормально. Ничего умнее я, конечно, придумать не мог. Извини. Кожу на колене содрал, только и всего.

Он принялся стряхивать листья с волос и куртки, и Том последовал его примеру. Когда они свернули за изгиб полумесяца, из тени впереди появилась человеческая фигура. Мышцы Тома мгновенно напряглись. Нет, ничего страшного. Просто девочка с собакой.

– Привет, Мариан, вот это встреча. – Голос Пита звучал уж слишком невозмутимо, и Том понял: это и был обещанный маленький сюрприз. Он укоризненно взглянул на друга. Неужели Пит посвятил в их планы свою младшую сестру?

– Ты ведь помнишь Мариан, Том?

– Конечно. Привет.

– Здравствуй, Том. – В свете уличного фонаря засияли ее скобы для исправления зубов, засияли и глаза. Она смотрела на Тома с таким откровенным обожанием, что он вспыхнул. А собака Каммиигсов, рыжий сеттер, радостно прыгала, норовя лизнуть Пита в лицо.

– Успокойся, псина, сидеть. Ну что, Том, пойдем? Ты с нами, Мариан, или Рекс еще не нагулялся?

– Нагулялся предостаточно, – пролепетала она, крайне смущенная.

Тротуар был узкий, и идти пришлось друг за другом – Том подтолкнул Пита вперед, а Мариан с собакой замыкала шествие.

– Зачем ты ее сюда притащил? – зашипел Том на друга.

– Ч‑чч! Не бойся, она не в курсе. Я только сказал ей: будешь прогуливать Рекса где‑то здесь, можешь встретить нас, мы пойдем из парка. Она и ухватилась. – В голосе Пита слышался смех.

– Спасибо, друг. Век не забуду этой услуги, в долгу не останусь, вот увидишь. Только зачем все это? Тащить ее прямо к музею – к чему так рисковать? Вдруг она что‑то учует?

– Ни в коем случае. Старший брат пользуется безграничным уважением, а что касается тебя… тут вопрос особый. В общем, подстраховка – лучше не придумаешь, я же тебе сказал. Два мальчишки – это одно дело. Мало ли что у них на уме? А два мальчишки, девчонка да еще здоровенная шумливая псина – совсем другое, согласен?

Том умолк, Пит, как обычно, прав. И все же ему было неловко – спиной он ощущал восторженный взгляд Мариан. Переходя Вторую авеню, они услышали справа звук полицейской сирены. Том постарался не сбиться с шага, не обращать внимания на звук – мало ли что там гудит? На углу Пятой авеню они остановились.

– Ладно, Том, спокойной ночи. Надо этого барбоса домой тащить, пока весь квартал не перебудил.

– Точно. Хорошо, Пит, спокойной ночи. И еще… спасибо. До сих пор не верится.

– Порядок. Комар носа не подточит. Теперь будем ждать воскресенья.

– Ну, пока. До свидания, Мариан. Был рад тебя видеть.

Том шел домой, словно во сне. Итак, дело сделано. В последнюю минуту их едва не застукали, но все обошлось. И теперь у него под курткой, между свитером и рубашкой, лежит священная укладка. Телом он ощущал жесткое и чуть колючее прикосновение кожи.

Он проскользнул в дом незамеченным и тихонько пробрался в свою комнату. Осторожно вытащил укладку, положил ее на кровать.

Укладка была схвачена ремешком из сыромятной кожи, и Том с трудом удержался от соблазна развязать узел и посмотреть, что там внутри. Его рука уже лежала на узле, но он сказал себе – стоп. Завернув укладку в чистую майку, Том сунул ее в шкаф, за свое белье. До воскресенья.

А в воскресенье пусть прадедушка сам ее развяжет и посвятит Тома в ее тайну.

Голод, страх, удачно проведенная операция, свалившийся с души камень – все это смешалось, и голова у Тома кружилась, гудела. Он распахнул окно спальни и выглянул на улицу. Над крышами, серебря кроны деревьев и траву, плыла луна. Он с жадностью глотнул холодного ночного воздуха.

Ему вдруг безумно захотелось скинуть с себя одежду и голым пуститься в пляс на лужайке. Только… как к этому отнесутся соседи, не говоря уже о маме и папе? Хихикая, Том пошел в кухню – подкрепиться молоком и бутербродами с ореховым маслом. До чего же длинный был день!