Выбор критерия. Корни разногласий

Корень зла, по-моему, в том, что для многих археологов сохраняет полную силу подспудное убеждение: в археологическом материале возможна только одна периодизация, общеархеологическая, она же историческая вообще. Многие убеждены. что в нашей науке не может быть двух и более периодизаций широкого значения. Если же окажется несколько периодизаций первобытности, то либо они должны совпасть в своих звеньях, либо одна из них верная, а остальные — неверные.

Между тем, археологический материал не только фрагментарен и полисемичен, что делает единую верную трактовку труднодостижимой и разные трактовки — по крайней мере, на первых порах — правомерными. Предполагается, что позже в ходе конкурентной борьбы ложные должны отсеяться, а верная — выявиться и утвердиться. Археологический материал, оставшийся от древней культуры, характеризуется еще и сложностью, многоаспектностью, а это значит, что из разных его трактовок многие или, по меньшей мере, некоторые могут оказаться верными одновременно — каждая в своем аспекте.

Хилл и Эванс (Hill, Evans 1972) убедительно показали, что в вопросе о классификациях ситуация именно такова. А периодизация есть по своей структуре лишь разновидность классификации.

Значит, прав Даниел? Отчасти. За Даниелом и Пиготтом та заслуга, что они обратили внимание археологов на неправомерность погони за одной-единственной трактовкой и на наивность объявления ее (или какой-то другой) единственно верной. Но в их глазах всякая конкретная трактовка на этом основании теряла состоятельность и привлекательность. Споры о них утрачивали смысл. Что спорить, если все они одинаково верны и одинаково условны? Между тем, они не все одинаково верны, и многие вовсе не условны. В каждом аспекте возможна только одна верная трактовка, и если есть несколько, то это правомерно лишь поначалу, когда материала мало или борются несколько теоретических предпосылок. Спор должен решить, которая из нескольких трактовок верна.

Особенно остро положение об одной-единственной периодизации держалось среди археологов-марксистов — тем более, что оно соответствовало общей догме. что марксизм есть единственно верная доктрина, а всё остальное — не более, чем ересь. Единственно верной доктрине соответствовали избранные единственно верные положения, маленькие доктрины, во всех отраслях науки и во всех их разделах. В том числе и в вопросе о периодизации.

Считалось необходимым для марксистского археолога трактовать технологическую периодизацию как общеисторическую. Такое же значение придавалось и системе «трех революций», в еще большей мере — периодизациям по социоэкономической структуре, по видам собственности, организации труда и т.п. И тогда в конкуренции этих периодизаций должен был решаться вопрос, которая из них «более историческая», лучше соответствует развитию производственных отношений и т.п. Но так как социоисторические критерии звучали более по-марксистски, чем чисто технологические, то на деле необходимость избрать какую-то одну схему приводила к исключению технологической периодизации из археологии, что как раз не вяжется с исследовательскими установками и интересами марксизма в археологии.

Любопытно, как аттестуется «система трех веков» в учебнике Авдусина: «В книге принято обычное археологическое деление первобытной истории на каменный, бронзовый и железный века. С появлением письменных источников эта периодизация по материалу орудий труда перестает отражать главные исторические изменения, и далее изложение археологического материала по истории классовых обществ ведется по социально-экономическим формациям: рабовладельческой и феодальной» (Авдусин 1958: 5). Если иметь в виду под «главными историческими изменениями» этапы развития производственных отношений, то их «система трех/шести веков», как, впрочем, и «трех революций», ни при каких условиях не «перестает» отражать, так как никогда и не отражала. Если же иметь в виду значимость изменений в орудиях для всего исторического развития, то таковая с изобретением письменности и не была утрачена, по крайней мере, с точки зрения марксизма.

Равдоникас (1930: 19) предлагал расширительное понимание самого слова «технология» и считал возможным раскладывать по общественным формациям не только орудия труда, но и «предметы, не входящие в состав средств производства ... Возьмем историю жилища. Разве не запечатлелась история общественных формаций в следующих, например, последовательно возникавших типах жилища: 1) пещера, 2) свайная деревня... или славянское городище..., 3) феодальный замок в соединении с крестьянской избой, 4) современный городской буржуазный дом со множеством разобщенных квартир и со специальными подвальными и полуподвальными квартирами для рабочих, 5) один из домов-коммун, строящихся в СССР, рассчитанных на социализацию быта? То же можно проследить на истории поселения в целом, на истории одежды, на истории потребления пищи, на способах украшения тела и т.д. и т.п.... В основном, мне кажется, и данная категория явлений материальной культуры всесторонне охватывается технологией при широком толковании последней».

Между тем, периоды истории шляп вряд ли совпадут в количестве и хронологических рубежах с формациями. Первобытные люди жили не только в пещерах, но и в домах разного типа, а современные коммунальные квартиры оказались отнюдь не прогрессивнее «разобщенных». Развитие социально-экономических отношений отражалось в жилищах и одежде не так прямо и жестко, как это виделось Равдоникасу.

В позднейшей литературе теоретическое обоснование этого, так сказать, периодизационного монизма четче всего дано у Б.Б.Пиотровского. «Каждый общественный строй, — пишет он, — при всем многообразии сторон и процессов представляет собой единство явлений, связанных друг с другом и зависимых друг от друга... Определенная совокупность общественных элементов производительных сил, характеризующих уровень их развития, а также уровень соответствующих им производственных отношений, может рассматриваться как определенная ступень развития материальной культуры. Другими словами, определенный уровень развития производительных сил обязательно соответствует определенному характеру памятников культуры. Это соответствие распространяется и на характер идеологических представлений ... Связь характера материальной культуры с закономерным прогрессивным развитием производительных сил создает комплексы материальной культуры, одинаковые по характеру, но возникающие часто независимо друг от друга на различных территориях. Это особенно хорошо видно на примере энеолитических культур, распространенных на очень широкой территории в период от V до I тыс. до н.э.» (Пиотровский 1961: 17 — 18).

Такое прямолинейное и безоговорочное совмещение ступеней развития производительных сил со ступенями развития производственных отношений и распространение полученной схемы на всю историю культуры представляется этим авторам и некоторым другим археологам последовательной реализацией принципов марксизма. Так ли это? Не окажется ли, что в такой постановке, унаследованной от «теории стадиальности», вопрос чрезмерно упрощен? Здесь, возможно, и реализованы принципы марксизма, но голые принципы, без необходимых ограничений и оговорок. То есть скорее здесь реализован жесткий и непримиримый дух марксизма. Нужно было бы ввести принятую в историческом материализме поправку на запаздывание надстройки по отношению к базису и производственных отношений — к производительным силам. Нужно было бы, как это делалось в марксистской науке на ее позднем этапе, констатировать, что в культуре есть и разделы с преобладанием эволюционных тенденций развития (как в языке), со сквозным преемственным и постепенным накоплением и такой же заменой элементов. Но ограничиться этим недостаточно. Суть дела глубже.

Марксизму, конечно, чужд плюрализм, рассматривающий историю общества как следствие взаимодействия равноправных факторов. Но и марксизм постепенно отучался абсолютизировать принцип субординации факторов, с безусловным приматом производства. В ”Немецкой идеологии” Маркс и Энгельс еще писали: «...мораль, религия, метафизика и прочие виды идеологии и соответствующие им формы сознания утрачивают видимость самостоятельности. У них нет истории, у них нет развития...” (Маркс и Энгельс 1845-46/1955: 93-94).

Позже, однако, сами основоположники марксизма предупреждали против абсолютизации примата производства, говорили об обратных воздействиях надстроечных явлений на базисные (Маркс 1958: 736; Энгельс 1965: 394, 396 и др.). «Относительно искусства известно, — писал Маркс (1958: 736), — что определенные периоды его расцвета отнюдь не находятся в соответствии с общим развитием общества, а следовательно, также и с развитием материальной основы последнего...». Энгельс (1965: 415) писал, что «там, где существует разделение труда в общественном масштабе, отдельные процессы труда становятся самостоятельными по отношению друг к другу. Производство является в последнем счете решающим. Но как только торговля продуктами обособляется от производства в собственном смысле слова, она следует своему собственному движению ... Это движение имеет свои собственные фазы ...».

Положения об относительной самостоятельности развития надстроечных явлений давно вошли в учебники исторического материализма (Константинов 1951: 542-548, 556, 559; Келле, Ковальзон 1962: 110-118, 340-345). В послесталинские годы принципу относительной автономности и известной самодетерминированности различных сфер жизни общества уделялось особое внимание в работах советских историков и археологов (Журавлев 1961; Формозов 1966: 5, 13, 15-16, 28, 113-114; Гулыга 1969: 30-33; Гуревич 1969: 57-63) — именно в связи с тем, что незадолго до того нашей науке была свойственна явная недооценка этого принципа.

Сейчас марксизм уже не является господствующей идеологией в нашей стране, и его позиции в мире изрядно поколеблены. Можно бы и не останавливаться подробно на марксистской аргументации, не опровергать ее и уж во всяком случае не апеллировать для этого к марксистским же авторитетам. Но, во-первых, идеология далеко не изжита, немало людей ею еще руководствуется. Во-вторых, порожденные ею научные положения давно живут независимо от ее сохранения, сами по себе, и обнажить их корни достаточно важно. А в-третьих, разбирая марксистскую аргументацию, мы имеем дело не только с марксизмом. Вернемся к пассажу Пиотровского о связи всяческих компонентов в энеолите.

Поскольку нет общественного строя (в марксистском смысле, т. е. социально-экономической формации), который бы укладывался целиком в энеолит, то очевидно, что Пиотровский прилагает свои суждения и к более дробным периодам — этапам развития каждой социально-экономической формации. То есть что его аргументация имеет более общее значение, чем простая подстройка технологических периодов к пяти известным социально-экономическим формациям исторического материализма.

Более того, несмотря на марксистскую фразеологию этого пассажа, он вообще отражает не только марксистские представления об обязательных соответствиях. Стоит только подставить на место марксистских терминов («общественный строй», «производительные силы» и «производственные отношения») более обычные для западной науки выражения — «обеспечение пищей» (subsistence), «хозяйство», «социальная организация» и т.п., — как аргументация окажется пригодной и для эволюционистского позитивизма, и для функционализма или структурализма, и для системного подхода. Словом, для всех, кто грешил выдвижением одной-единственной схемы периодизации. Просто Пиотровский с марксистской прямотой говорил о закономерных связях, которые другие лишь молча подразумевали.

По учению марксизма, развитие различных сфер жизни общества обусловлено развитием производства и в конечном счете усовершенствованием орудий труда. Однако даже в марксизме оно отнюдь не сводится к прямолинейному непосредственному отражению воздействий производства на остальных сферах. Более того, не каждое усовершенствование орудий непременно рождает перестройку общественной структуры. Не каждое явление в той или иной сфере жизни общества непосредственно детерминировано определенным событием в сфере производства. Оно может быть попросту следствием другого явления в собственной сфере, в надстройке. Лишь в общем и целом, лишь в конечном счете ход развития всего общества обусловлен развитием производства. А, как съязвил известный марксист Эдуард Бернштейн, на практике этот конечный счет так никогда и не наступает.

К тому же, кроме ведущей детерминанты (производства) общественное развитие имеет и другие детерминанты (географическая среда, народонаселение). В каждой сфере кроме общих тенденций развития, обусловленных в значительной мере развитием производства, проявляются еще и собственные закономерности развития, собственные темп и ритм. Поэтому совпадение цезур, постулированное «теорией стадиальности», вовсе не является правилом общественного развития.

Мне уже приходилось отмечать, что по ряду положений «новая археология» (процессуалистская археология) повторила идейные установки «теории стадиальности» и раннего советского марксизма в археологии. Правда, у нее нет столь жесткого производственного детерминизма. Но в ее интерпретации системный подход предусматривает чрезвычайно жесткую взаимозависимость разных компонентов системы, от чего система изменяется вся сразу, а значит периодизация возможна только одна — для системы и для каждой ее части одна и та же. Опять же игнорируется тот факт, что на деле зависимость элементов в системе самая разная — от полной до нулевой.

Современная «пост-процессуалистская» археология включила в себя традиции западного марксизма в соединении с релятивизмом, идущим от Даниела. Однако эта «гремучая смесь» пока сказывается больше в теоретических декларациях, чем в практике исследований. Поскольку она сжимает перспективу времени, сливая прошлое с настоящим, периодизация вообще мало ее интересует. Однако пост-процессуализм очень эклектичен. От французской «школы Анналов», от Броделя пост-процессуалисты заимствовали идею разного ритма процессов в разных сферах культуры («перспективизм» Бэйли), а это скорее льет воду на мельницу множественности периодизаций.

Итак, для каждой сферы развития, представленной археологическими материалами, можно и должно строить свою собственную периодизацию, как и свою историю — историю техники, историю хозяйства, историю социальных структур, историю культуры. Говоря терминами марксизма — историю производительных сил, историю производственных отношений. Сравнительное значение этих периодизаций для истории общества в целом будет определяться тем местом, которое занимает данная сфера жизни в истории всего общества. Одна (развитие орудий) является важным фактором развития, по марксизму — главным, но сказывается в остальных сферах опосредствованно и не сразу. Другая (перестройка производственных отношений) бурно, непосредственно и далеко проникает в надстроечные сферы, но, к сожалению, труднее реконструируется по археологическим остаткам.

Из приведенных выше формулировок Черных относительно технически-хозяйственного характера традиционной археологической периодизации сам собой напрашивается вывод о возможности и необходимости также других археологических периодизаций, соответствующих другим сторонам развития культуры. Но такая оговорка, к сожалению, этим исследователем не была сделана. Системы «трех/шести веков» и «трех революций» всегда подаются как взаимоисключающие друг друга периодизации — недаром они претендуют на исключительное пользование одной и той же терминологией. На деле они просто отображают различные стороны развития культуры, различные сферы истории общества. Вероятно, к ним прибавится еще не одна.