Мировоззрение

Духовная жизнь средневековья отмечена тем же сочетанием единства и множественности, что и жизнь социально-политическая. Это была целостная культура, дробившаяся на разнообразные субкультуры, созданные различными сословиями и профессиональными группами, странами и народами.

Единство мировоззрения обеспечивалось христианством, и строилось на вере в то, что над несовершенным и тленным земным бытием возвышается бытие совершенное и вечное – Царствие Небесное. Соединение с Царствием Божием мыслилось как конечная цель истории человечества и отдельной человеческой жизни. Эта вера обесценивала земное существование, но в то же время (парадоксальная двойственность христианства!) она наделяла жизнь людей смыслом, указывая на ее главную цель – спасение души. Никто не мог быть уверен в спасении, но каждый надеялся на это и, во всяком случае, твердо знал, ради чего стоит жить добродетельно.

Характерной особенностью средневекового (да и всякого религиозного) мировосприятия является символизм. Люди этой эпохи усматривали в явлениях природы, общественной жизни и культуры не только непосредственные, очевидные, но и высшие символические значения. Зримые предметы выступали для них знаками скрытого он глаз мира, неустанным напоминанием о нем. Грецкий орех, например, обозначал Христа: сердцевина – его божественную природу, внешняя скорлупа – человеческую, а внутренняя древесная перегородка – крест. Подобная аналогия едва ли придет в голову нашему современнику, сосредоточенному на утилитарном значении вещей. Белая роза олицетворяла чистоту Девы Марии, а красная – ее милосердие. Яблоко было символом зла. Животные обычно символизировали пороки: козел – сластолюбие, скорпион, жалящий хвостом, - лживость и т.п. Свою символику имели оружие и орудия труда, одежда, различные цвета, числа, жесты и звуки…

Символизм определяет самобытность средневекового искусства, связанного с культом. Человеку, воспитанному на искусстве реалистическом, бывает трудно оценить его по достоинству. Кажется, что средневековый художник попросту не умел правдоподобно изобразить человеческое тело, предмет, движение. Но ведь он и не ставил перед собой такой задачи. Религиозное искусство отображает не тела и вещи, а идеи и смыслы. Архитектура храма и его убранство - скульптуры, иконы, витражи, звучавшие здесь мессы, хоралы, реквиемы, – все эти формы искусства, каждое своими средствами, созидали образ незримого мира.

Единая по своей сути идея храма воплощалась различными образными средствами в романской и готической архитектуре (это ведущие художественные стили средневековья). Для церквей романского стиля характерно использование самых простых геометрических форм, рациональность и суровое величие. Их стены, выложенные из необлицованного камня, толсты и прочны, как стены крепостей, а небольшие окна подняты высоко над землей, из-за чего внутри здания царит полумрак. В XII-XIII вв. сформировалась и расцвела готика– подлинный венец средневекового искусства. Готические соборы, которые должны были вмещать все население города, огромны (длина самого большого, Реймского – 150 м, а высота башен – 80 м). Выглядят же эти каменные громады невесомыми: готические мастера сумели перевоплотить тяжелый камень в легчайшее кружево. Зрительная доминанта готических соборов – вертикаль, увлекающая ввысь помыслы христианина: рвутся в небо иглы шпилей, нервюры, башни, стрельчатые арки и окна. Входя внутрь, видишь ряды уходящих вверх тонких колонн, над которыми парят ребра сводов. Стены не ограничивают пространства, поскольку все плоскости тщательно «замаскированы» причудливым орнаментом и многочисленными скульптурам (использование скульптуры, столь характерное для католического искусства, совершенно не характерно для православного). Кроме того, они прорезаны огромными окнами, пропускающими внутрь потоки света. «Бог есть свет», - эта ведущая идея христианского богословия по-разному реализовалась в восточном и западном искусстве. В Византийских церквях этот свет излучали мозаики и писавшиеся на золотом фоне иконы, а в готических свет лился через цветное стекло витражей.

О.Шпенглер считал готическую архитектуру одним из самых ярких воплощений «души западной культуры». Каждая из великих культур имеет свой «прасимвол». «Прасимвол» западной культуры - бесконечность. Свободолюбивая и мятежная «фаустова» душа Запада всегда стремится за пределы достигнутого, за границы видимого пространства и конечного времени. И все же в средние века неукротимая энергия «фаустовой» души была поставлена в рамки. Прежде всего – в рамки традиции. Люди средневековья жили с оглядкой назад, опираясь на опыт прошлого. Производственная, политическая, интеллектуальная, художественная деятельность ориентировалась на определенные «первообразы», каноны, идущие из глубины веков. В богословии, например, цитаты из древних авторов, служили наиболее ценными и убедительными аргументами обоснования собственных суждений мыслителя. Всякие новшества считались опасными и греховными, поскольку несли в себе угрозу сложившимся порядкам.

К авторитету прошлого добавлялся авторитет коллектива, того сообщества, к которому принадлежала личность. Всякое «я» отождествляло себя с «мы» – семьей, сословием, профессиональной корпорацией, сеньорией и т.п. Такое отождествление свойственно всем традиционным культурам.

В христианском средневековье обособление, индивидуализм расценивались как род гордыни – матери всех пороков.

Наиболее широким сообществом, к которому относил себя человек, было сообщество единоверцев-католиков. Христианское общество, от которого, казалось бы, можно было ожидать миролюбия, кротости, милосердия и любви, было чрезвычайно жестоким, нетерпимым и агрессивным. Это свойство всех закрытых социальных систем. Территориальная, экономическая, политическая и духовная обособленность Запада порождала страх перед неизвестным миром, который простирался за его пределами. Средневековье не знало абстрактного понятия «человечество». Были «свои» и были «чужие» – язычники, мусульмане, православные (после 1054 г. они считались христианами лишь по названию). К чужакам, естественно, относились и еретики.

Нормы христианской морали распространялись только на своих и не действовали в отношениях с чужими – врагами Господа.

Война между христианами считалась злом, но становилась священным долгом, когда ее вели против иноверцев. Такими священными войнами были крестовые походы в Палестину, предпринимавшиеся с 1096 г. до конца 13 в. ради освобождения Святых мест от мусульманского владычества.

Средневековый человек не знал свободы в ее современном индивидуалистическом значении. Свобода мыслилась как включенность в социальную иерархию, в систему зависимостей нижестоящих от вышестоящих. Каждый знал свое место в этой системе, меру причитавшейся ему вольности и не претендовал на большее. Каждый имел своего господина или нескольких господ, которые осуществляли принуждение, но в то же время оказывали ему защиту и покровительство.

Помимо социальной зависимости человек ощущал свою зависимость от сил незримого мира. Ни одно его начинание не могло совершиться, не будь на то воли Божьей, покровительства Девы Марии, помощи святого и ангела хранителя. Все скверное, даже собственные прегрешения, человек средневековья был склонен объяснять кознями дьявола, бесов, колдовских чар и разнообразной нечисти.