КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Особенности современных российских политических партий
Частично см. вопрос 17, лекцию Гельмана, описание партий Как мы видим, в современной России массовых партий пожалуй что и нет. Единая Россия – партия власти, скорее ближе к картельной. Среди российских партий лево-правый спектр очень плохо работает. Социал-демократии, в полном смысле этого слова, у нас нет. Правых – тоже. СПС только называлась «правой», но иногда использовала вполне себе «левые» лозунги. Однако в силу отсутствия гражданского общества, партии в России возникают не как каналы связи гражданского общества и власти, а как выражающие групповые интересы. Они представляют собой объединения сторонников вокруг политического деятеля. Эти сподвижники являются клиентами конкретного лидера, требования которых он представляет в структурах власти.
Для желающих – полный вариант описания Гельманом современных политических партий России. О «Единой России». Здесь очень важна специфика генезиса «партий власти» и «Единой России» в частности. Большинство партий в мире создаются политиками для того, чтобы посредством выборов завоевать офис в исполнительной власти. Отличие «партий власти» в том, что их генезис прямо противоположный. Это партии, которые создаются офисами исполнительной власти для того, чтобы лица, занимающие эти офисы, их сохранили посредством выборов вне зависимости от предпочтения избирателей. Такая особенность генезиса «партии власти» важна не только с точки зрения того, что многие скажут, какая «партия власти» у нас нехорошая, какие нехорошие чиновники, которые ее создают, оказывают ей прямую и косвенную поддержку. Понятно, что мы говорим о стране, где выборы носят несправедливый характер, где имеют место серьезные подозрения в фальсификации итогов голосования. Все это существует, я, естественно, не вывожу эти аспекты за скобки, но для нас важно понять, как функционирует «Единая Россия», как функционирует «партия власти», каковы ее особенности.
Владимир Гельман (фото Наташи Четвериковой) Итак, три важных момента. Первый – партийная организация, как устроена партия с организационной точки зрения. Понятно, что партию как организацию можно уподобить коммерческой фирме. Она приносит определенные выгоды, требует определенных издержек, но также нуждается в определенном менеджменте, как любая организация. Есть две стандартные модели того, как функционируют партийные организации. Одна из них похожа на фирму, в которой контроль над всеми основными решениями принадлежит менеджменту. В данном случае менеджерами партии выступает партийный аппарат, который контролирует принятие важнейших решений, выдвижение кандидатов на важнейшие посты, распределение ресурсов внутри партии и т.д. Такая модель была характерна для массовых партий во многих странах мира. Впервые ее описал выдающийся немецкий социолог Роберт Михельс на примере Социал-демократической партии Германии ни много ни мало как в 1911 году. Он называл эту систему «олигархией» и утверждал, что все партии и вообще все организации следуют такому «железному закону олигархии». Есть, однако, другая организационная модель, которую можно уподобить семейному бизнесу. Это клиентелистская модель, когда контроль над всеми решениями в партии принадлежит партийному лидеру и его или ее ближайшему окружению, причем очень часто эта группа партийных лидеров тесно связана, в том числе, и личными узами. Далеко ходить за примерами не надо. Случай Либерально-демократической партии России – это, безусловно, семейный бизнес, все мы об этом хорошо знаем. Такая модель клиентелистских партий очень характерна для многих посткоммунистических партий, в том числе в странах Восточной Европы, как показывают многочисленные исследования, и у нас в стране примеров такой клиентелистской модели партий хоть отбавляй. Так вот и у менеджериальной, и у клиентелистской модели есть масса недостатков, и их повсеместно критикуют. Однако надо сказать, что «Единая Россия» не попадает в категорию ни менеджериального управления, ни клиентелистского семейного бизнеса. Скорее, если уж проводить аналогию с компанией, эту организацию можно уподобить фирме, в которой есть наемный менеджмент, а 100% акций принадлежит внешнему по отношению к компании управляющему, такому крупному многоотраслевому холдингу. И в случае «Единой России» понятно, что менеджеры партии, ее партийный аппарат и ее лидеры – это не более, чем наемные работники. Более того, в истории «Единой России» известны случаи, когда партийный аппарат по воле Кремля подвергался радикальной перетряске, его состав менялся, его руководители менялись. Даже на последних думских выборах более 1/3 депутатов прежнего состава партийной фракции в Государственной Думе просто не были включены в партийные списки, причем даже не только и не столько по воле партийного аппарата, сколько по воле тех, кто формировал предвыборный список партии в президентской администрации. Эта модель более эффективна с точки зрения управления организацией. Мы знаем, что в корпоративном управлении внешний менеджмент, как правило, более эффективен, чем контроль со стороны менеджмента предприятия. Вот ровно так же обстоят дела и в партии. Мы видим, что в «Единой России» господствует лояльность, отсутствует какое-то несанкционированное поведение со стороны членов партии, в том числе и потому, что возможны очень серьезные санкции извне. И, в принципе, партия работает как слаженный и успешно действующий механизм. Вторая очень важная черта – это отсутствие идеологии или то, что я бы назвал «не-идеологией» «партии власти». Здесь надо представлять себе, для чего вообще партиям нужна идеология. На самом деле, идеология не только для партии, а для индивидов, для любых групп – это средство восприятия информации. Мы сталкиваемся с большой неопределенностью, и для того, чтобы нам понять, как себя вести, у нас есть некий нормативный идеал и средство, как сопоставить реальность с нормативным идеалом. Вот это средство и является идеологией. Соответственно, если мы говорим, что, условно, пиво – хороший напиток, а все остальные напитки плохие, то мы сопоставляем вкус любого напитка с напитком под названием «пиво» и говорим, что мы являемся сторонниками пивной идеологии. С этой точки зрения никакой разницы между пивной идеологией и социалистической, националистической, какой угодно другой не существует. Речь идет о наборе нормативных представлений, о том, что такое хорошо, и о способах сопоставления реальности с этими представлениями. С точки зрения идеологии для «Единой России» характерна промежуточная и неопределенная позиция по всем вопросам. Исследования, которые проводились в рамках анализе программной предвыборной риторики, показывают, что партия на выборах 2003 года, и я подозреваю, что и на думских выборах 2007 года также, по всем вопросам занимала позиции, близкие к так называемому положению «медианного» избирателя. Эта позиция – средняя точка на любой шкале по любому вопросу, будь то социальная, экономическая, внешняя политика. По всем вопросам партия занимает позицию, близкую к нулю по шкале от -100 до +100, от -1 до +1, как хотите. Хорошо это или плохо для партий? Вообще, все зависит от того, каков спрос на идеологии на политическом рынке. Высокий спрос на идеологии возникает только в условиях неопределенности. Когда неопределенность в стране большая, когда мы не знаем, как себя вести, соответственно, мы руководствуемся идеологией, как компасом, когда мы ищем правильную дорогу. А вот если уровень неопределенности в стране низкий, то особой потребности в идеологии в стране не существует. Но это краткосрочная перспектива. Есть и долгосрочная перспектива, потому что идеология расширяет горизонт времени, и понятно, что партия, не имеющая идеологии, может серьезно проигрывать в долгосрочной перспективе, даже выигрывая в краткосрочной. Тем не менее, на сегодняшний день можно сказать, что отсутствие идеологии или «не-идеология» для «Единой России» является, скорее, достоинством, а не недостатком. И третья очень важная особенность – это вторичная роль партии власти в подготовке и принятии политических решений. По сути, мы знаем, что «Единая Россия» очень часто голосовала в Государственной Думе за предложения, исходившие от правительства, от президентской администрации, не очень глубоко влезая в содержание этих предложений. Иногда такое некритическое или недостаточно критическое отношение к предложениям правительства оборачивалось против «Единой России», как произошло с монетизацией льгот. Однако и здесь для режима с доминирующей партией, в общем, нет ничего особенного. Поскольку такому режиму не нужна партия в качестве партнера, а, скорее, нужен лояльный проводник решений, в особенности, когда речь идет о сочетании президентской системы с доминирующей партией. Здесь важно провести различие. У нас очень часто уподобляют «Единую Россию» Коммунистической партии Советского Союза. На самом деле, советская система, которую возглавляла КПСС, предполагала, что партия контролирует государство. Здесь дело обстоит ровно наоборот, государство контролирует партию. И когда государство контролирует партию, ее роль в принятии политических решений является вторичной. Самый известный пример такого господства – это Мексика. Там на протяжении десятилетий правящая партия вела себя примерно так же, как «Единая Россия» в парламенте. То есть, все решения готовил президент и его кабинет министров, который подбирался президентом лично, а роль доминирующей партии в этих решениях и даже в кадровой политике была довольно незначительной. Таким образом, можно сказать, что нынешней российской «партии власти» присущи три важнейших характеристики. Это внешнее управление, «не-идеология» и вторичная роль в принятии решений. И все эти характеристики довольно успешно вписываются в формат государства-партии. Не партии-государства, каким был Советский Союз, а государства-партии.
Что же происходит на нижнем ярусе слоеного пирога российской партийной системы, что происходит с оппозицией? Опять мы видим, что в 1990-е годы оппозиции разных видов, и левые, и правые, и либеральные, и социалистические, играли довольно значительную роль в политическом процессе в стране, оказывали довольно серьезное влияние и на предпочтения избирателей, и на принятие некоторых политических решений. В 2000-е годы происходит процесс вымирания этой оппозиции. Почему? Собственно, из-за двух внешних по отношению к оппозиции факторов. Во-первых, это связано с президентской политической системой, которая крайне неблагоприятна для оппозиции по определению. То есть, оппозиция может добиться своих целей, только если получит главный приз. Главный приз – это пост президента, его завоевать довольно тяжело. Даже КПРФ, которая была достаточно сильна в 1996 году, это не удалось. И другой очень важный фактор – это структура элиты. В России в 1990-е годы элитная структура была чрезвычайно фрагментирована, это оставляло место для маневров оппозиции, для того, чтобы те политические группы, которые предлагали альтернативы правящему режиму, могли заручиться поддержкой союзников. В 2000-е годы это поле резко сузилось. Стало некому воплощать в жизнь альтернативы, в том числе и потому, что консолидации элит, своего рода навязанный консенсус в отношении всех альтернативных групп, оставил оппозиции чрезвычайно мало места для маневров, у нее не оказалось значимых союзников в элите. Проще говоря, никто просто не решался связываться с оппозиционными партиями, а те, кто связывались, получали от режима так, что им мало не показалось. И в этой ситуации возникает кризис, на который могут быть разные реакции. Известно, что есть три типа реакции на кризисы. Это уход (пассивное сопротивление), это протест (активное сопротивление), и лояльность, то есть принятие статус-кво «по умолчанию». Российские оппозиционные партии пытались использовать все три стратегии в разных комбинациях, ничего у них не получалось. Три оппозиционные организации: КПРФ, Союз Правых Сил (и всего его предшествующие реинкарнации, начиная с «Выбора России») и «Яблоко» - демонстрировали разные стратегии. КПРФ – это стратегия протеста на протяжении периода до 1996 года, когда коммунистам становится понятно, что протестуй – не протестуй, все равно… главного приза не добиться, президентские выборы проиграны. КПРФ меняет стратегию, переходит от протеста до лояльности, делается ставка на лозунг «врастания во власть», и надо сказать, что коммунисты на первых порах немало в этом преуспели. Однако по мере того, как в 2000-е годы происходила консолидация российской элиты, коммунисты все менее и менее оказывались влиятельны. В конце концов, после того, как в 2002 году в Государственной Думе происходит масштабный передел сфер влияния, масштабный передел постов, коммунисты оказываются на обочине политического процесса, и от стратегии лояльности происходит поворот в сторону стратегии ухода. Коммунисты ничего не меняли внутри партии существенно, и это было связано, прежде всего, с тем, что само партийное руководство больше заботилось о собственной судьбе, чем о судьбе партии. И такая стратегия пассивного сопротивления привела к тому, что коммунисты сохранились на политической арене, однако, вряд ли коммунистическая партия имеет, по крайней мере, в ближайшем будущем серьезные шансы на расширение своего влияния и своего политического представительства. Другая стратегия, другой эпизод – это СПС. СПС всегда играл роль полуоппозиции, то есть это была группа, не представленная в правительстве, но готовая туда войти без существенного изменения политического режима и его курса. Борис Долгин: Но иногда представленная в правительстве. Гельман: В правительстве были представлены отдельные персонажи, но не была представлена партия. Более того, практика показывает, что как только эти персонажи попадали в правительство (это относится не только к СПС, но ко всем партиям, наверно, в еще большей степени к «Яблоку», там тоже отдельные персонажи в правительство попадали), они в наименьшей степени делали что-то с точки зрения представления партии. Партия в целом занимала нишу лояльности на протяжении достаточно длительного времени. В определенный период это приносило плоды, до тех пор, пока режим нуждался в таких младших партнерах. Однако время шло, и по мере того, как нужда у Кремля в таких партнерах отпадала, эта стратегия оказалась проигрышной. Известно высказывание Суркова после выборов 2003 года о том, что историческая миссия либералов исчерпана. В данном случае речь шла, скорее, не об исчерпанной исторической миссии, а о том, что политической потребности в них больше не стало. СПС после выборов 2003 года принимал очень большие усилия по поиску альтернативной стратегии. Это были и поиски нового лидера, и поиски новых лозунгов, но успеха это не принесло. Причем не только потому, что СПС делал что-то неправильно. Можно предположить, что даже если бы СПС делал все правильно, успех был бы примерно таким же. Последним таким шагом отчаяния в ходе последних думских выборов был поворот от стратегии лояльности к стратегии протеста, когда лидеры СПС выходили на несанкционированные митинги, чего ранее за ними не наблюдалось. Трудно сказать, был ли этот шаг запоздалым или своевременным, тем не менее, большого успеха он не принес, более того, СПС оказался главной мишенью правящей группы. И, наконец, «Яблоко», которое следовало доминирующей стратегии ухода на протяжении и 1990-х гг., и 2000-х гг. Я подробнее не буду останавливаться на деталях, но факт тот, что и эта стратегия также оказалась проигрышной. То есть в условиях парламентской системы такая маленькая партия, может быть, могла бы быть каким-то партнером по коалиции, но в условиях президентской системы для нее все менее и менее находилось места в рамках российского политического режима. Думаю, что потенциал этой партии был исчерпан уже после 2003 года, и последний избирательный цикл в этом смысле мало что прибавил. Мы видим, что какие бы шаги оппозиция не предпринимала, какие бы стратегии не использовались, в общем, эффекты были во всех случаях негативными. Одним удавалось в лучшем случае сохранить свои позиции, другие несли тяжелые потери.
|