Раскопок 7 страница

Далее Городцов уделяет внимание и финансовым вопросам. Он полагает, что на «одного энергичного исследователя» необходимо 400-500 руб. в месяц. При этом Городцов большое значение придает ведению приходно-расходной тетради, которую он считал необходимой, даже если работы ведутся на собственные средства. Заранее следует побеспокоиться и о средствах передвижения – запастись земскими подорожными [Городцов, 1914; 9]. Кроме того, Городцов отмечает, что при планировании работ археолог обязан позаботиться о том, чтобы раскопки производились равномерно по всему району, а памятники исследовались либо наиболее типичные, либо наиболее важные. Как и Спицын, он подробно описывает необходимый инвентарь и называет три способа раскопок (на перевал, на выкид и на вывоз).

Особенно подробно Городцов останавливается на ведении экспедиционной документации. Черновые записи должны вестись непрерывно, ежедневно с утра до вечера: замечания, гипотезы, догадки («интимная отчетность, только для себя»). Беловые отчеты включают приходно-расходную тетрадь и дневник, где описывается внешний вид памятника, способ раскопок, устройство и содержание памятника, а также чертежи, рисунки и фотографии. Главный недостаток большинства дневников, отмечал археолог, – скудость наблюдений. С надписей и рисунков следует снимать эстампажи (из бумаги) [Городцов, 1914; 20-21].

К сожалению далеко не все полевые дневники и отчеты конца ХIХ – начала ХХ веков отвечают этим требованиям. Главным недостатком большинства из них было практически полное отсутствие рисунков. В лучшем случае в отчете имелся не слишком точный план местности, иногда рисунок кургана. Изображения находок часто отсутствуют практически полностью. Даже в отчете о раскопках профессионального художника Рериха нет ни одного рисунка, а находки из нескольких погребений перечислены общим списком, без каких-либо указаний на происхождение [Архив ИИМК РАН. Ф. 1. Д. № 86/1903].

Как и Спицын, Городцов дал в своей работе рекомендации по исследованию археологических памятников различных типов. Он детально рассмотрел раскопки погребений, причем не только в курганах, но и в грунтовых ямах. В Руководстве дан подробный план описания погребения: положение (вытянутое, согнутое, скорченное, сидячее), ориентация по сторонам света, возраст погребенного, который можно определить по степени сращения черепных швов, нижней челюсти и зубам, пол, который определяется по костям черепа и таза (хотя, как отмечал исследователь, признаки эти не совсем устойчивы и требуют осторожности), и, наконец, погребальный инвентарь. При зарисовке костяка Городцов рекомендовал пользоваться трафаретом из тонкого металлического листа с прорезанным изображением костей, которые будет нужно лишь «дополнить соответственно натуре» [Городцов, 1914; 32-33].

Несмотря на исследовательский опыт, совершенно справедливо замечал археолог, нередко случаются пропуски погребений, поэтому во избежание ошибок необходимо уметь отличать материк от рытой почвы, понимать значение трещин в насыпи, узнавать в насыпях выкинутую из могилы землю [Городцов, 1914; 52]. К сожалению, подобные умения приходят лишь с большим опытом, поэтому нередки случаи, когда курганы так и остаются недокопанными. Руководство Городцова было написано на более высоком уровне сравнительно с предшествующими, и помимо текста содержало большое количество иллюстраций.

Конечно, рекомендации и методики, созданные в XIX – начале XX века, имели на современный взгляд свои недостатки. Впрочем, вне зависимости от их несовершенства, при раскопках курганов траншеями или колодцем невозможно полностью восстановить особенности погребального обряда и обнаружить весь погребальный инвентарь. Это, кстати, было замечено уже в то время. Тихомиров писал, что «раскопки на снос показывают, что в полях курганов остаются вещи» [Архив ИИМК РАН. Ф.1. Д.187/1898. Л.30]. К сожалению, помимо Тихомирова и Городцова, которые и сами не всегда следовали собственным рекомендациям, раскопки курганов на снос «лопатами по пластам толщиной около 2-3 вершков», а то и вообще вручную производились редко. Например, учащимися ярославского кадетского корпуса, работавшими в 1913 году на Тимеревском могильнике под руководством действительного члена Петербургского археологического института подполковника И.М. Новицкого [Архив ИИМК РАН. Ф.1. Д.41/1913. Л. 5], который ранее - например, в 1904 году - работал вместе с Городцовым. Любопытно, что как писал директор Ярославского кадетского корпуса, раскопки эти были предприняты с целью «дать кадетам вверенного мне корпуса во время их пребывания на даче разумное занятие» [Архив ИИМК РАН. Ф.1. Д.117/1904. Л.1].

Еще одни минусом методики археологических исследований тех лет был недостаток внимания такому массовому археологическому материалу как керамика. В отчетах, как правило, лишь упоминаются найденные при раскопках фрагменты или целые керамические сосуды, но их описание, не говоря уже о рисунках или фотографиях, встречается крайне редко. Правда, Тихомиров на базе керамического материала из Михайловского могильника попытался, основываясь на составе теста, толщине стенок и качестве обжига, разработать его классификацию и даже высказал предположение, что керамика, найденная в курганах, никогда не использовалась для хозяйственных нужд и предназначалась непосредственно для погребения [Архив ИИМК РАН. Ф.1. Д. 52/1897. Л. 49,52]. В целом же этот вопрос для археологов того времени никогда не был особенно актуальным. Возможно, это объясняется тем, что курганные могильники давали не так уж много керамического материала, а раскопки поселений тогда практически не проводились.

Серьезной проблемой для археологов во все времена было финансирование работ. Иногда деньги на раскопки выделяла Императорская археологическая комиссия. Например, в 1902 году А.А.Спицын ходатайствовал о выдаче 800 рублей и открытых листов для четырех человек (в том числе Макаренко на раскопки в Угличском уезде). К отчету археолога помимо полевых дневников был приложен и авансовый отчет: Макаренко выдано 199 руб. 62 коп. (путевые расходы – 22, 9 руб., личные – 22,18 руб., сами раскопки (14-24 июня) – 36,80 рублей) [Архив ИИМК РАН. Ф.1. Д.96/1902]. В 1899 году ИАК перевела в ярославское казначейство 60 руб. на раскопки могильника у села Великое, причем оставшуюся неистраченной часть суммы (38 рублей) Городцов перевел в казну Министерства императорского двора [Архив ИИМК РАН. Ф.1. Д.84/1899. Л.22]. В 1900 году Тихомиров получил 48 рублей 25 копеек на раскопки Тимеревского могильника от Петербургского археологического института [Архив ИИМК РАН. Ф.1. Д.82/1900. Л.5].

Работы на территории Угличского Кремля в этом же году Тихомиров вел по инициативе и при участии хранителя Угличского музея древностей К.Н. Евреинова на средства этого музея [Тихомиров, 1904].

Рис. 22. Раскопки И.А. Тихомирова в Угличе в 1900 г.

Порой приходилось искать «спонсоров» на местах. Так, А.И. Кельсиев писал в отчете, что «мировой судья Корчевского уезда В.А. Чагин согласился самостоятельно вести разведки в своем уезде, я воспользовался его средствами и раскопал при его участии 42 кургана у деревни Заборье» [Антропологическая выставка, 1878-79; 296]. Тихомиров исследовал в 1896 году Михайловский курганный могильник на средства помещика А.А. Мирковича, на землях которого тот находился [Тихомиров, 1898; 1].

Первое десятилетие нового века стало последним периодом спокойного и относительно систематического изучения археологических памятников края. Надвигалась эпоха глобальных перемен и общественно-экономических потрясений, которые вскоре не оставят в мыслях людей места для археологии. Если в 1913 году, буквально накануне мировой войны отдельные случаи исследования археологических памятников в Ярославской губернии (например, работы Новицкого на Тимереве [Архив ИИМК РАН. Ф.1.Д.№41/1913] или Тихомирова в селе Кузьминском на территории современного Тутаевского района [Архив ИИМК РАН. Ф.1.Д.№351/1913] еще известны, то с ее началом и во время революционных событий полевая археология по понятным причинам прекращает свое существование. Правда, в 1916 году небольшие по объему работы раскопки курганов на территории Рыбинского уезда у д.Кстово проводил Н.В. Владимирский [Архив РИАХМ. РБМ-3886], а у д. Елохово – Л.А. Альбицкий [Золотарев, 1916]. В архиве ИИМК сохранился открытый лист на ведение археологических раскопок на территории Ярославской губернии в 1917 году, но отчета о проведенных исследованиях в деле уже нет [Архив ИИМК РАН. Ф.1. 37/1917].

Академическое преподавание археологии, впрочем, некоторое время еще ведется в середине и в конце десятых годов. Последний всплеск интереса к ней в эту эпоху наблюдается в связи с деятельностью в губернии Ярославского и Ростовского отделений Московского археологического института, продолжавшейся вплоть до середины двадцатых годов ХХ века. Как и в столице, археология как наука была одной из преподававшихся здесь дисциплин, которой при этом уделялось, по возможности, самое серьезное внимание. Так, известно, что в 1916 году первобытную археологию в Ярославле читал преподаватель Калитинский, в 1918 – профессор А.Г. Котельский [ГАЯО. Ф.2624. Оп. 1. Д.8. Л.1; Д.2. Л.1]. Это направление работы при организации филиалов тщательно планировалось. Практическая часть в работе отделений была связана с именем известного археолога Дмитрия Николаевича Эдинга, который долго работал в Ярославле и впоследствии, уже в двадцатые годы.

Завершая обзор археологического изучения ярославского края в конце XIX и начале XX века, важно отметить, что в течение этого длительного периода, несмотря на серьезные трудности в организации разведок и раскопок, был накоплен огромный фактический материал, открыты сотни неизвестных прежде археологических памятников, многие из которых спасены от окончательного разрушения. Основой научного подхода в археологии остается метод общего описания зафиксированных археологических явлений и выделения характерных особенностей исследуемых объектов, с последующей интерпретацией их на основании летописных сообщений.

Впрочем, в начале ХХ века уже появляются первые работы, в которых содержатся попытки серьезного анализа фактического материала, сочетающие критическое отношение к утверждениям предшественников с глубиной обобщений, вытекающих из изучения вещественного материала - а не наоборот, как нередко бывало ранее. Полевые исследования наиболее многочисленных памятников (курганов) проводятся в это время на достаточно высоком уровне. Вряд ли можно считать справедливым долго господствовавшее в советской историографии мнение, в соответствии с которым всем дореволюционным полевым исследованиям приписывался «несистематический и случайный характер», а старая методика автоматически «гарантировала» слабое прояснение основных черт погребального обряда [Кураев., 1999; 12].

Большой удачей для ярославской археологии была работа на территории края в этот период таких крупных ученых, как А.А. Спицын и В. А. Городцов. Несмотря на сложности, с которыми приходилось сталкиваться при организации и проведении раскопок из-за финансовых затруднений, запрета раскопок на частных землях, несовершенства технологии работ и т. д., во многом благодаря их энергии, энтузиазму, самоотверженной научной и организационной деятельности к началу ХХ века археология Центральной России выходит на качественно новый уровень.

На территории Ярославского края к этому времени были открыты первые памятники каменного века, крупнейших культур бронзового (фатьяновской) и раннего железного века (дьяковской), исследовались финно-угорские и древнерусские древности. И хотя археология иногда еще играет роль вспомогательной научной дисциплины, данные которой непременно должны опираться на летописные или филологические источники, именно она выходит теперь на первое место, в частности, при изучении древнейшего, первобытного периода в истории края.

Очевидны успехи и в других направлениях. На базе археологических данных ставятся и разрабатываются крупные теоретические проблемы. Сосредоточенность на анализе вещественных материалов привело к постепенному переходу от эпизодического, отрывочного изучения отдельных памятников, от коллекционирования предметов к постановке крупных комплексных задач – таких, как классификация курганов Ярославской губернии, колонизация территории Волго-Окского междуречья, проблема формирования русского народа и пр. Таким образом, результаты археологических исследований дали пищу для дискуссий общеисторического масштаба. Большую роль в развитии этих процессов сыграла деятельность таких учреждений, как губернский Статистический комитет и затем Губернская ученая архивная комиссия.

Если на начальном этапе в археологическом изучении территории края принимали участие, как правило, столичные исследователи, то к началу ХХ века на передний план все более выходят местные исследовательские кадры. Большое значение имеет также упорядочение практики выдачи оформления раскопок, усиление контроля за их проведением.

Значительных рубежей в своем развитии достигает и вырабатываемая уже на протяжении нескольких десятилетий методика проведения раскопок и полевых изысканий. Если в середине пятидесятых годов девятнадцатого века в этом направлении делались буквально первые шаги, то к концу его основные методические положения уже не только были сформулированы, но и прошли проверку временем и практикой, устоялись. Это создавало техническую базу методов проведения полевых работ, которая будет широко использоваться, при постоянном совершенствовании, исследователями последующих лет.

Далеко не все культуры, бытовавшие на территории края, были выявлены в ХIХ веке. Не был решен вопрос о времени заселения его территории, практически не исследовались памятники каменного века, не были пока известны памятники эпохи энеолита (волосовская культура). Многое было еще впереди. Тем не менее, именно во конце XIX – начале ХХ веков была заложена основа для развития Ярославской края археологии бронзового и раннего железного веков, и, несмотря на некоторые ошибки, определены характерные черты таких важных культур, как фатьяновская и дьяковская.