Русская философия: философские взгляды Достоевского и Толстого.

Продолжая традиции славянофилов, но также привлекая и другие источники, Ф. М- Достоевский (1821-1881) сосредоточивается на дальнейшей позитивной разработке проблемы духовно-нравственной свободы человека как одной из принципиальных основ концепции гуманизма. Он не приемлет то причинное объяснение поведения людей, которое давалось в рамках «антропологического принципа». Оно, по Достоевскому, фактически отрицает свободу воли человека и тем самым снимает вопрос о его личной ответственности за содеянное, поскольку «виноватыми» сказываются лишь сами условия жизни. Возражение достаточно серьезное, оно вскрывает уязвимые места указанного учения, сводящиеся к его недиалектичности (хотя Чернышевский, опираясь на Гегеля, стремился быть диалектиком и не раз блестяще демонстрировал это, в целом его материализм остался метафизическим). Не учитывается, говоря современным языком, диалектика внешней и внутренней детерминации человеческого поведения. С позитивной же стороны Достоевский, как и другие русские религиозные мыслители, эту проблему в итоге решал так: человек - существо прежде всего духовное, воля его свободна, и если в душе его есть Бог, он не совершит «дурного» поступка, какими бы ни были внешние обстоятельства. Соответственно и единственно верный путь улучшения общества - непрерывное нравственное самосовершенствование каждого его члена, а не путь «внешнего устроения жизни" (т. е. сначала изменяются условия жизни людей, а потом и они сами), предлагавшийся революционными демократами. Рассуждая в русле этих идей, Достоевский подчеркивает, что зло коренится в самом человеке и покончить с ним можно лишь "внутренним путем» преодоления его в себе. Сложнейшая и драматичнейшая диалектика добра и зла в человеческой душе, условия победы в ней «ангельских» начал над началами «дьявольскими» - ядро концепции «человека в человеке», созданной этим мыслителем. Исходный пункт концепции - понимание свободы как последней, предельной сущности человека, его основной и главной характеристики, показатель его независимости от природы. Хотя, поясняет Достоевский, человек включен в «сеть» природы и подчинен ее законам, он сам определяет свое поведение в диапазоне добра и зла, и в этом смысле свободен. Т. е. свобода понимается как этическая категория, а человек как существо нравственное. Раскрытию содержания свободы не способствует взгляд на человека как существо рассудочное, а потому и благоразумное, действующее для собственной выгоды, ибо, пишет Достоевский в «Записках из подполья» (1864), «натура человеческая действует вся целиком», включая и сферу бессознательного, и выражает эту целостность «хотение", которое может совпадать с рассудком, «но очень часто и даже большей частью совершенно и упрямо разногласит с рассудком". Однако именно оно, по Достоевскому, руководит поведением человека и есть самое важное и дорогое для него, ибо только через "свое собственное, вольное и свободное хотение» («по своей глупой воле пожить") реализует человек жажду быть самим собой. Соотнесение свободы со «всей человеческой натурой», а не только с «голым разумом» позволяет Достоевскому глубже и всеохватнее поставить основную этическую проблему, заглянуть в самые потаенные уголки человеческой души. Человек, по Достоевскому, бесконечно сложен, загадочен, иррационален, непредсказуем, соткан из противоречий, заключает в себе бесценные богатства высокой нравственности и красоты и вместе с тем может быть источником самого низменного и постыдного. Он абсолютная ценность, главное для него - защитить себя как личность (не быть «безличностью»), ее самоценность Это возможно лишь на путях добра, путь же к добру не может быть прямым, ибо на нем человека постоянно подстерегают соблазны зла, рядящиеся, к тому же, в личину добра. Непрямой, ибо неизбежно пролегает, в силу этого, через страдания как единственный, по Достоевскому, но зато и самый надежный способ искупления зла. Так свобода оказывается одновременно и величайшим благом для человека (только она открывает ему дорогу к истинному добру) и тяжелейшим бременем для него: приходится постоянно делать свой, самостоятельный выбор между свободой как своеволием с его аморальным принципом «все позволено» и свободой творить добро, а это предполагает трудную работу души. С этих позиций Достоевский осуждал социализм и другие рационалистические теории с их умозрительными схемами и расчетами. Он усматривал в них тот самый «внешний путь устроения жизни», при котором добро уже не является предметом свободного и самостоятельного выбора человека, а насильно навязывается ему. Результатом этого, считал он, может быть лишь худший вид рабства - «всеобщее рабство», «муравейник», «крепостнический фаланстер». В "Легенде о Великом Инквизиторе» («Братья Карамазовы», 1879-1880) писатель высказал опасение: люди, даже целые народы могут ради материального благополучия (ради «хлебов») добровольно отказаться от бремени свободы и принять идею принудительного всеобщего счастья, воспринимая при этом своих поработителей как освободителей и благодетелей Как показал XX в., опасение это оказалось поистине провидческим. Этическая тема была в центре философских исканий и у Л. Н Толстого (1828-1910). Как и Достоевский, Толстой высшей нравственной ценностью считал братство людей, осуждал насилие, путь к совершенному обществу видел в самосовершенствовании каждого его члена. Но если Достоевский разрабатывал этическую тему в русле ценностей православия, то Толстой исходил из раннего и внецерковного христианства в соединении с восточными религиями и отдельными элементами западной философской культуры (Руссо, Шопенгауэр, Фейербах) В итоге создал деистический вариант «рациональной религии» (у Фейербаха - атеистический), отождествляемый с этикой. Главная проблема, занимавшая Толстого,- проблема смысла жизни. Какой смысл имеет мое конечное существование в этом бесконечном мире? - ставит он вопрос в «Исповеди» (1882} и, по-своему проанализировав содержание опытных и "умозрительных» (их «крайняя точка» - философия) наук, приходит к выводу, что рациональное знание здесь бессильно. Проблему же решать надо, ибо, по Толстому, не зная смысла жизни, нельзя и жить, поскольку она обессмысливается перед лицом неизбежной смерти и теряет всякую ценность. Но ведь, говорит Толстой, существует человечество, которое не сомневается в смысле жизни и живет, «творит жизнь» Причем, его интересуют не люди его круга, фактически «утратившие смысл жизни", а огромная масса умерших и ныне живущих «простых, не ученых и не богатых людей», «настоящий рабочий народ», прежде всего крестьяне. А ими, полагает Толстой, выработано за многие века иное, «неразумное» знание - вера, дающая им возможности жить и воплощающая в себе их «силу жизни». В ней полно суеверий, логических неурядиц, но есть и главное, раскрывающее «силу жизни»,- соединение конечного существования отдельного человека с бесконечным Богом, достигаемое праведной жизнью. Именно это объясняет, почему «простые люди» спокойно трудятся, переносят лишения и страдания, живут и умирают, видя во всем этом не бессмысленную суету, а истинное добро. Так за исходное берется народная религиозная вера, где знание, иррациональное в своей основе, рассматривается в теснейшей связи с практики жизни человека, а не отвлеченно от нее, т. е. то, что впоследствии будет развито в экзистенциализме и что по-своему реализовал Достоевский. И основа "рациональной религии» Толстого - указанное знание, подвергшееся логической обработке и освобожденное от наслоений невежества. Итог - «учение о жизни людей - о том, как надо жить каждому отдельно и всем вместе". Его стержень - заповеди Христа: чтобы люди любили друг друга, не платили злом за зло, не судили, не убивали друг друга. Каждый должен сосредоточиться на собственном спасении и совершенствовании, и это наилучший путь к «установлению в мире царства божия», такого строя жизни, при котором утвердится «свободное согласие», «правда" и «братская любовь людей между собой». В этом русле решалась Толстым и проблема смысла жизни, или нераздельности в человеке единичного и общего, конечного и бесконечного, временного и вечного, относительного и абсолютного. С одной стороны, Толстой настаивает на призрачности, обманчивости индивидуального своеобразия каждого человека, ибо оно связано лишь с фактом нашей «телесной отдельности», а все телесное тленно, преходяще и относительно. С другой же - как носитель «разумного сознания», человек, по Толстому, выражет свое, лишь ему свойственное отношение к миру, и это восстанавливает значимость индивидуального начала в нем, но только в духовном плане. А поскольку Толстой придает «разумному сознанию" свойства бесконечной и абсолютной сущности в ее неотрывности от сознания всех прежде живших и живущих ныне людей (это Бог в понимании Толстого), то, сливаясь с этим «всемирным сознанием», но не растворяясь в нем полностью, человек обретает в этом «всемирном сознании" свое собственное, индивидуально-личностное бессмертие. Так, полагает Толстой, жизни отдельного, «случайного" человека возвращается сознание ее оправданности и осмысленности, хотя она и прерывается неизбежной смертью. Ныне актуализировался такой аспект учения Толстого, как «непротивление злу насилием». «Непротивление" не только выводилось из заповедей Христа, но и подкреплялось жизненными наблюдениями Толстого о негативном влиянии насилия на нравственную жизнь людей, его твердым убеждением в том, что с помощью насилия зло не уничтожить и что насилие порождает лишь новое насилие. Надежды на насилие, по Толстому, возлагают лишь те, кто полагает, что жизнь человеческая совершенствуется исключительно путем изменения ее внешних форм, тогда как все дело во внутренней работе каждого человека над самим собой. Этим определялось отношение Толстого к революции и революционерам. Французская революция ставила цели истинные, а привела к «величайшему бедствию» (якобинский террор). Он считал, что царский режим в нашей стране изжил себя, но осуждал революционные методы его устранения, хотя и видел приближение революции. Ее специфику именно в России усматривал в том, что осуществлять ее будут не городские рабочие и городская интеллигенция, как на Западе, а главным образом многомиллионное крестьянство. Исходя же из развращающего действия власти на человека, полагал, что добиваться ее будут всегда не лучшие, а худшие люди, злые, склонные к насилию. Приходил к полному отрицанию власти /государства, но исключительно на путях непротивления, через мирное уклонение от участия в каких-либо государственных делах. И об «опрощении" Толстого, или отказе от современной ему цивилизации и культуры. Он был резким и полным, особенно в сфере искусства, науки и педагогики. Практически вся "городская» культура объявлялась ненужной и даже вредной народу, ибо "оторвалась от добра». Теоретически этот нигилизм восходил к Руссо с его культом «естественности" и несовместимостью цивилизации и добродетели, имелась и русская традиция (мысль Гоголя и особенно Достоевского о возможном антагонизме добра и красоты). Главное же - в российской действительности того времени с ее острейшим противоречием между назначением культуры (служить благу народа) и ее реальным положением (недоступность именно народу, элитарность).