Глава 7. В предшествующих главах были вскрыты структурные зве­нья редакторского анализа в трех его разрезах

ОБЩАЯ СХЕМА РЕДАКТОРСКОГО АНАЛИЗА И РЕДАКТИРОВАНИЯ

В предшествующих главах были вскрыты структурные зве­нья редакторского анализа в трех его разрезах. Делалось это в значительной мере безотносительно к тому, как эти звенья реально, на практике, складываются в единый процесс ре­дакторского анализа, оценки и совершенствования текста, какова их последовательность, связь и взаимодействие. Ре­дактору же мало знать, какие аналитические действия он дол­жен предпринять для оценки и совершенствования рукопи­си и в чем они состоят — ему надо целесообразно связать их в единый процесс анализа и оценки.

Это по ряду причин необычайно сложная задача.

Во-первых, редактирование как практический процесс требует от исполнителя искусства перевоплощения, искус­ства применения общих положений к конкретному материа­лу. А любое искусство всегда субъективно и окрашено лич­ностью исполнителя.

Во-вторых, необходимость знать и выделять каждую цель, которую требуется достичь на пути к конечным целям редак­торского анализа, вовсе не означает, что при редактирова­нии рукописи редактору надо решать каждую из выделенных задач отдельно и в строгой последовательности. Виды ана­лиза на практике переплетаются, сливаются, объединяются. Например, приемы осмысления текста, с помощью которых редактор достигает глубокого его понимания, нередко позво­ляют сразу, в ходе этого процесса, установить несоответствие фактов текста фактам действительности, увидеть нарушение фактической достоверности текста, одного из важнейших требований к нему.

А. М. Горький, прочитав в рукописи повести С. Бонда- рина фразу: «Мама садилась, раскрыв веер, усыпанный че­шуйчатым бисером»,— подчеркнул слова чешуйчатый бисер и написал: «Нет такого бисера» (см.: Редактор и книга. 1963. Вып. 4. С. 192), т.е. оценил текст с точки зрения его факти­ческой достоверности. Горький пропустил бы такую мелочь, если бы не сопоставлял при чтении качество, характерис­тику бисера (чешуйчатый) со своими знаниями о внешнем виде бисера. Но ведь сопоставление почерпнутого в тексте со своими знаниями, включение его в систему своих зна­ний и есть один из приемов осмысления текста, описанный А. А. Смирновым. Именно так перед читателем раскрыва­ется значение слов текста. Читая слово чешуйчатый, Горь­кий, чтобы осознать его значение, должен был мысленно отметить что-нибудь вроде «из чешуи, пластинок», а читая дальше слово бисер подумать: «мелкие шарики», и коль ско­ро так происходило освоение текста, он уже не мог не заме­тить, что одно противоречит другому, и поэтому оценил текст как фактически неверный. Здесь анализ с целью по­нимания слился с анализом ради оценки текста с точки зре­ния фактической точности.

Происходит одна из тех трансформаций деятельности, о которых пишет А. Н. Леонтьев в книге «Деятельность, созна­ние, личность» (М., 1975):

«Подвижность отдельных „образующих" системы дея­тельности выражается... в том, что каждая из них может становиться либо более дробной или, наоборот, включать в себя единицы, прежде относительно самостоятельные. Так, в ходе достижения выделявшейся общей цели может происходить выделение промежуточных целей, в резуль­тате чего целостное действие дробится на ряд отдельных последовательных действий; это особенно характерно для случаев, когда действие протекает в условиях, затрудня­ющих его выполнение с помощью уже сформировавших­ся операций. Противоположный процесс состоит в укруп­нении выделяемых единиц деятельности. Это случай, ког­да объективно достигаемые промежуточные результаты сливаются между собой и перестают сознаваться субъек­том» (с. 110—111).

Сливаются, переплетаются не только виды анализа, но и анализ текста с его оценкой. Например, текст анализируется с целью сформулировать требования к нему — условия, при ко­торых он может решить поставленную перед ним задачу вооб­ще или более эффективно, чем в случае, когда эти условия не соблюдаются. В реальной практике не формулируют сначала все требования к тексту, а затем последовательно каждое из них соотносят с текстом, с воздействием его на читателя и на этой основе текст оценивают. На практике редактор, сформу­лировав очередное требование к тексту, оценивает, удовлет­воряет ли он этому требованию или нет. И так с каждым тре­бованием. Оценка, таким образом, вплетается в анализ, а не следует за ним, точнее за комплексом его видов.

Все эти соображения и замечания не отменяют, однако, целесообразности для каждого редактора (с учетом индиви­дуального своеобразия процесса редактирования) придержи­ваться рациональной общей схемы действий, позволяющей соблюдать общие условия процесса редакторского анализа и редактирования. Только пренебрегая этими условиями, мож­но провозглашать полную свободу действий для каждого ре­дактора. Считаться с ними — значит предпочитать некий об­щий порядок действий, не препятствующий творчеству и не замыкающий редакторское искусство в жесткие рамки не­подвижной схемы.

Как же увязать все многообразные действия и операции процесса редактирования в единую логичную и в то же вре­мя очень гибкую, подвижную схему?

Прежде всего, надо учитывать, что редактор, как правило, читает рукопись не один раз. Когда он получает рукопись, то знакомится с ней и после этого направляет на рецензию или сам рецензирует ее, читая повторно. Обычно автору прихо­дится исправлять рукопись по замечаниям рецензента и ре­дактора, после чего последнему предстоит оценить, насколько автор сумел выполнить редакционные требования, т.е. снова читать. И если рукопись одобрена, читать ее четвертый раз, чтобы окончательно подготовить к изданию.

И коль скоро редактор читает рукопись не один раз и каж­дое чтение преследует свои специфические цели, то, следо­вательно, можно и целесообразно рационально распределить решения разных редакционных задач между несколькими этими чтениями.

Опыт и наблюдения исследователей редактирования (на­пример, К. И. Былинского в «Литературном редактирова­нии», написанном совместно с Д. Э. Розенталем (2-е изд., перераб. и доп. М., 1961), показывают, что среди многих редак­торских чтений рукописи выделяются три основных: 1) озна­комительное; 2) рецензентское, оценочное; 3) шлифовочное, отделочное чтение.

1. Ознакомительное чтение. Его основная функция — общая познавательная ориентировка в содержании и форме произве­дения. Она позволяет понять его в целом и при дальнейшем, углубленном чтении осознавать место и роль каждой единицы текста в содержании всего редактируемого произведения. Она помогает построить общую модель читателя, определить глав­ное функциональное назначение издания, сформулировать важ­нейшие особенности произведения и автора.

2. Рецензентское, оценочное чтение. Его функции — углуб­ленное осознание, проработка, анализ, оценка и критика текстовых единиц (от малых до самых крупных) и всего тек­ста в целом по основным принципиальным вопросам содер­жания и формы редактируемого произведения.

3. Шлифовочное чтение. Его функции — анализ и оценка одобренного, признанного пригодным к изданию произве­дения, поиск средств устранения причин частных несовер­шенств, использование этих средств и контроль за их влия­нием на текст, на прогнозируемый результат чтения потен­циального читателя.

Рациональность такого деления очевидна, если учесть многосторонность и сложность стоящих перед редактором задач, решать которые за одно чтение (при сложности струк­туры и многоаспекгности содержания и формы текста) нео­бычайно трудно, а порой и просто невозможно.

На основе такого членения и всей структуры редакторс­кого анализа можно наметить общую схему редактирования и редакторского анализа, состоящую из трех схем: 1) схемы ознакомительного чтения; 2) схемы рецензентского, оценоч­ного чтения; 3) схемы шлифовочного чтения при непосред­ственной подготовке оригинала произведения к изданию.