Редуцированные.

В звуковой системе древнерусского языка начального периода (как и в старославянском языке) были редуцированные гласные, обозначавшиеся буквами ь и ъ. По своей длительности они были короче нормально кратких. В зависимости от дальнейшей судьбы этих гласных (их утраты или вокализации) принято различать две основные позиции, в которых редуцированные ко времени создания старейших текстов, видимо, характеризовались разной степенью редукции: слабую (ь, ъ) и сильную (ь, ъ). Слабыми были позиции: 1) в абсолютном конце неодносложной словоформы (независимо от реконструируемого ударения): ол'ен'ь, мьфт'ь, дбмъ, л'ьнъ, лъбъ, б'щемъ; 2) не под ударением перед слогом с гласным полного образования: б'ьрат'и, ж'ьну, съна; 3) не под ударением перед слогом с сильным редуцированным: ж'ьн'ьц'ь, гіъсыСь, ш'ьв'ьц'ь. Сильными были позиции: 1) под ударением (не в абсолютном конце словоформы): дъску, иіъпътъ; 2) независимо от ударения перед слогом со слабым редуцированным: ііьсъ, ильпътъ; мъхъ, съб1 ьрапг'и; 3) независимо от ударения перед плавным, в сочетании с ним между согласными: з'ьрно, кърм'ипг'и, мълва, търга. Мена слабых и сильных редуцированных была позиционной: д'ьн'ь/д'ьн'и, лъбъ/лъба. Наиболее слабой была позиция редуцированных вне позиционной мены с сильной: кънига, къто. В положении перед [j] редуцированные, не меняя длительности, становились напряженными, что в древних текстах обозначалось соответственно буквами и, ы, т. е. ь -\- j = и [и], ъ + / == ы [ы]: биемъ [6'ńjeMb], мыеть |мьг]ет'ь]. Редуцированный [ь] после [j], очевидно, изменялся в направлении к [й] в результате ассимиляции предшествующему согласному (они входили в один слог); на письме в этом случае также использовалась буква и; ср.: его [j-ero] — и [/-ь]. См. в образовании членных форм прилагательных: синь + и = синий [син'й-jb], слабъ + и = слабый [слабы-jb]. Напряженные редуцированные [и, ы] также могли быть в слабой или сильной позиции мы\еггіь, слабый, б'щемъ, nujý. Мена слабых и сильных редуцированных была позиционной меной параллельного типа. Позиционная мена звуков [ъ, ь] и [и, ы] перед [j] была меной перекрещивающегося типа, так как перед [j] становились напряженными и ненапряженные [и, ы].

Утрата редуцированных проходила как исчезновение гласных до звукового нуля — в слабых позициях и совпадение с гласными полного образования — в сильных позициях. Начало процесса, очевидно, относится ко времени до появления старейших письменных памятников, может быть, к рубежу X— XI вв., так как уже древнейшие тексты знают пропуск букв ь, ъ в случаях, где они некогда обозначали гласные в абсолютно слабой позиции: кто, князь, птица, книгамъ (вм. къто, кънязь, пътица, кънигамъ) в Остр. ев. Процесс падения редуцированных, безусловно, был длительным, охватывавшим значительный промежуток времени; при этом принято считать, что абсолютное совпадение сильных редуцированных с гласными полного образования (во всех без исключения восточнославянских диалектах изменение (ь > е), (ъ > о)) происходило позднее, чем исчезновение слабых. Случаи написания букв е, о в словоформах, некогда содержавших сильные редуцированные, в памятниках письменности встречаются только с XII в.; видимо, к этому времени и относится окончательная перестройка вокализма (полностью исчезли <ь, ъ) как самостоятельные фонемы) в живой восточнославянской речи.

То, что к концу XII в. редуцированных как самостоятельных гласных фонем в живой восточнославянской речи уже не было, доказывается массовыми случаями употребления букв ь/е (и ѣ) и ъ/о как графических дублетов, использовавшихся для обозначения (е, о) (независимо от их этимологии, т. е. не только из [ь, ъ], но и старых) и в собственно орфографических целях — в соответствии с ранними написаниями ь, ъ как знаков слабых редуцированных. С конца XII и на протяжении всего XIII в. подобная орфографическая «неупорядоченность» обычна для авторов частных писем на бересте: перьдо тобою, бѣлоки, во дворо, гъже, ко Фъмъ (вм. передъ тобою, бѣлъкы, въ дворъ, гоже къ Фомѣ); для писца Смол. гр. 1229: будѣте(вм. будешь), на берьго(вм. берегъ,) нальзлъ (вы. наліъзлъ),дъ вѣка(вм.довѣка);д,ля автора надписи первой половины X111 в. на стене Смоленского собора: игумьнмь (вм. игуменомь), великъму (вм. великому), кънца (ви.коньца)), помъзи (вм. помози) и других текстов, созданных авторами, не обладавшими традиционной орфографической выучкой и не списывавшими с оригиналов, созданных в более раннюю эпоху 1. Изредка встречаются такие написания и в текстах канонического содержания с более «строгой» орфографией. Отчасти это явление связано с нормами тогдашнего книжного чтения, в соответствии с которыми полагалось произносить [е, о] везде, где в старинных рукописях писалось ь, ъ —независимо от их позиции (сильной или слабой), актуальной для живого общения, а не для системы книжного языка. Именно по этому в словоформах, вошедших впоследствии в русский язык из книжно-литературного языка (а не из языка, использовавшегося в повседневном общении), !е, о] произносятся не только на месте сильных, но и на месте слабых редуцированных: греческий (<^грьчьскыи, ср. грецкий), отеческий (< отьчьскыи, ср. немецкий < нѣмьчьскьій), восход (< въсходъ, ср. всходы) и т. д. Однако сам факт книжного прочтения слов с ь, ъ как с гласными [е, о] говорит о том, что к XIII в. соответствующие буквы уже не связывались в сознании книжников с особыми фонемами, отличными от (е, о). 0 том, что совпадение редуцированных <ь, ъ) с (е, о) завершилось до прекращения общедревнерусских языковых изменений, свидетельствует и тот факт, что его результаты не дают изоглосс на территории распространения восточнославянских языков.

Диалектные различия, дающие изоглоссу, отделяющую русские говоры западной зоны от восточной (исторически — северо-восточной), возникают в связи с судьбой редуцированных, находившихся перед fj], т. е. с судьбой [и, ы]. В древнерусских говорах северо-востока,на базе которых впоследствии формировалось великорусское языковое единство, напряженные редуцированные изменялись так же, как и (ь, ъ), т. е. утратились в слабой позиции и совпали с <е, о) в сильной позиции: [б'Л&и <.\бЧ\')]емъ, свиЫ']]а < сви\н'щ]а, люю<с [Mbijy], рою < [pújy], слепой <слѣпъцъ] (в диалектах также новой — новай < нов[ъі]ь]), шея < [uťňja]. Лингвистическая география показывает, что этот результат изменения сильных напряженных редуцированных неуклонно распространяется в западном направлении со времени начала формирования языка великорусской народности. На большей части восточнославянской языковой территории напряженные редуцированные изменялись соответственно в Іи, ы] (полного образования); это отражается в украинских, белорусских и многих пограничных с ними великорусских говорах: укр. бий, йий, бел. бі/бій, ni/ пій, русск. юго-зап. бий, пий; укр. мию, рию, бел. мыю, рыю, русск. юго-зап. мыю, рыю; укр. сліпий, бел. сляпи/ сляпый. Вдоль северной границы между говорами с [и, ы] и te, о] расположены говоры, в которых на месте [ы] отражен более или менее последовательно [е] после твердого согласного (который в орфографической записи был бы обозначен буквой з): [Méjy], Ipéjy]. Особенно широко это явление представлено в окончании прилага- тельных мужского рода: молоідеЫ, сле[пё]й. Историческая интерпретация изоглосс позволила исследователям высказать предположение, что изменение [ы > е] (после твердого согласного) — отражение своеобразного результата этого процесса в северо-западных говорах на окраине ареала [ы > ы] (на территории Белоруссии есть говоры, в которых на месте любого ы произносят [э] или [эы]: б\э]к, б[эы]к или б[ыэ]/с).

Не до конца ясен собственно фонетический результат изменения сильного редуцированного после fj], т. е. [jb]. В большинстве случаев русские говоры отражают здесь te]: боец <; бо\)ъ\ць, стоек < сто[]ъ]къ. Однако наличие в говорах случаев типа яиц - яичница дает основания считать, что фонетическим результатом был гласный [и]; а [е] в приведенных примерах — морфологического (аналогического) происхождения: боец/бойца (< бо[\ъ\ца), как отец/отца; стоек/стойкий, как крепок/крепкий и т. д. Впрочем, в говорах встречается и необъяснимое аналогией яешница, яешня.

В начале корней то же сочетание имело разную судьбу в восточнославянских говорах: диалекты русского языка отражают в этом случае [и]: игла < []ъ\гъла, играть <; \\ъ\грати\ украинские и белорусские говоры утратили начальный редуцированный: укр. голка, грати; бел. голка, граць. Возможно, что различия в результатах изменения начального и < \ь объясняются разным произношением сочетания еще до падения редуцированных с изменением его в гласный полного образования (отсюда и сохранение начального [и]) или с сохранением его как [й] (отсюда его дальнейшая утрата как слабого редуцированного). Следует, наконец, отметить, что русские литературные формы с [и] на месте не только сильного, но и слабого напряженного редуцированного — отражение традиции книжного произношения: обилие, учение (но разг. уче[\С\\е), воинственный, таинственный.

Одним из результатов падения редуцированных является так называемое второе полногласие — диалектное отражение прежних сочетаний типа *іъгі в виде *íoroí, т. е. как и полногласных, развившихся из праславянских сочетаний типа *tort. Особенностью «второго полногласия» является его позиционный характер: оно известно только перед бывшим слогом со слабым редуцированным, но отсутствует перед старым слогом с гласным полного образования или сильным редуцированным. Ср.: еерёх (< вьрхъ)— верха, верху (<Свьрха), гороб (<^гърбъ)—горбат (<^гърбатъ), столоб (<^стълбъ) — столба, столбу; в новгородских рукописях с XIII—XIV вв. постоянно: (на) Торожку (-< Тържьку), но только Торжок (< Тържькъ); череныщ (< чьрньци), но только чернец (<; чьрньць) в.Новг. кормч. В настоящее время явление это фиксируется более или менее последовательно только в северных говорах, прежде всего северо-западных, хотя в отдельных словах встречается в белорусских и украинских диалектах, в связи с чем А. А. Шахматов считал, что оно не было исключительно северным. В литературном языке оно известно лишь в словах, вошедших в него из диалектной речи: бестолочь (корень тълк-/тълч-), верёвка (■< вьрвъка; ср. книжн. ■сервие), остолоп (корень стълп-) и т. п.

Шахматов полагал, что явление это связано с вокализацией призвука, развивавшегося у слогового плавного в закрытом слоге: *fo-r:-t> *Еъ-гъ-і; это объяснение исходит из представления о сочетании типа *іъгі в древнерусском языке как сочетании с открытым слогом и предполагает наличие или отсутствие гласного после плавного в результате его прояснения или утраты в разных позиционных условиях: *-гъ-іъ >• -рот, но *-гъ-га> -рта. Однако такая интерпретация оставляет открытым вопрос о постоянном сохранении гласных перед плавными, если оказывается, что *(ъ-гъ-іъ> *torot (в то время как ожидается *trot).

В. Н. Сидоров пытался выйти из этого затруднения, предположив заменительное удлинение плавного в процессе утраты слабого редуцированного и образования нового закрытого слога, что уже не могло оказать влияния на судьбу редуцированного перед плавным в старом закрытом слоге.

Судьба редуцированного после плавного перед согласным фонетически, видимо, была той же, что и во всех других случаях: он должен был утрачиваться в слабой позиции и совпасть с [е] или [о] в сильной. Диалекты русского языка отражают этот процесс повсеместно для сильного редуцированного: кр'ьсть > > кр'ест, сл'ьзъ > сл'ез (совр. слёз), глътъка > глотка, кръв'ь > > кров'; л'ьнъ> л'ен (совр .лён),ръж'ь > рож'. Что же касается слабой позиции,то в этом случае утратаредуцированного вела к появ-лению сочетания плавного с последующим шумным согласным, т. е. к появлению сочетаний, аналогичных тем, которые соответствовали сочетаниям типа *іъгі. Факты восточнославянских диалектов отражают стремление избегать этих сочетаний.

Внутри слов утрата слабых редуцированных вела к образованию сложного стечения согласных с пиком сонорности внутри сочетания: кр'ьст'ит'и > кр'ст'ити, сл'ьза > сл'за, глътат'и > > глтати, кръвавъ > крвав. В этих условиях оказывалось два пути ликвидации указанных сочетаний. Один из них — вокализация плавного. Этот путь, видимо, и отражен диалектами украинского языка, где при слоговом плавном развился призвук типа [ы]: кривав и киреав (при кров — на месте сильного редуцированного); слиза и силза (при слез), христити (при хрест); то же в белорусских говорах: крьшаеы (при кроу), крыщыць и т. д. Русские говоры, как известно, обычно отражают тот же гласный, что и на месте сильного редуцированного: крестить, слеза, глотать, кровавый. Судя по всему, такое произношение отражает аналогическое выравнивание корней (а сочетания указанного типа известны только в корнях слов!), т. е. крестить (как крест), слез-а (как слёз, слёз-ы), глот-ать (как глот-ка), кров-авый (как кровь). На то, что в таких случаях имело место именно аналогическое выравнивание при фонетически закономерном (если не происходит вокализации плавного) упрощении образовавшегося сочетания (т. е. при реализации второй возможности ликвидации пика звучности внутри стечения согласных), указывают случаи упрощения в словах, после падения редуцированных не связываемых в сознании говорящих с теми корнями, от которых они образованы: Крьсты > Кеты, Пльсковъ > Псков; ср. также разг. окстись от того же корня крьст-.

В начале корней ликвидация сочетания, как правило, осуществлялась за счет развития начального гласного: л'ьна > л'на > > ол'на (ал'на, ил'на), ръжи > ржи > иржи, ръжаньць > ржаной > аржаной. По памятникам отражение такого произношения встречается с XIV в., как в северновелнкорусских, так и в старобелорусских и староукраинских; с начала XVII в. аналогичные написания фиксируются и в южновеликорусских текстах: 12 холстоз олненых, иржи сто копен, хлѣб вѣсь аржанои перемалотили (Курск); две холстины алненых (Брянск).

Падение редуцированных оказалось важной вехой в перестройке не только фонологической системы, но и собственно фонетических особенностей русского языка, затронуло его грамматический строй, отразилось в словообразовательных средствах и лексике. Наиболее очевидно воздействие падения редуцированных на слоговую структуру слова. В частности, во всех случаях, где слабые редуцированные сократились до нуля звука, сократилось и число слогов в слове, при этом появлялись закрытые слоги: жь-нь-ць > жнец, го-ръ-ка > гор-ка, пло-дъ > плод, съ-бо-ръ > > сбор, сто-лъ > стол."Слог в этих случаях утратил свою автономность, а слоговая граница стала меняться при словоизменении и словообразовании; ср.: пло-дъ — пло-да > плод — пло-да, тър-гъ— тър-га > торг — тор-га. Возникли начальные и конечные слоги со сложным распределением сонорности, неизвестным до падения редуцированных. В частности, в словоформах с новым закрытым конечным слогом в подавляющем большинстве говоров наметилась тенденция к снижению звучности к концу словоформы, что имело ряд последствий, отразившихся на собственно фонетическом облике словоформ и на фонологических отношениях. Так, спад звучности к концу слова имел следствием так называемое оглушение конечных звонких согласных: возъ > воз > во[с1, плодъ > плод > /гло[т]. Сонорные сохраняли качество звонкого согласного в конце слова в том случае, если оказывались после гласных (столъ > стол); в положении же после согласных они также должны были оглушаться, что вело к упрощению конечного сочетания «согласный + сонорный»: журавл'ь > журавл' > диал. журав, рубл'ь > рубл1 > pyW\ (или руЫ], обычное в говорах и просторечии), неслъ> несл> нес, пеклъ> пекл > пек (совр. нёс, пёк), умьрлъ > умерл > умер. Впрочем, в тех случаях, когда упрощение такого сочетания, позиционно обусловленное, происходило в конце основы, сохранявшей сонорный в большинстве форм слово-изменения, аналогическое выравнивание основы вело к его «восстановлению» при помощи «вставочного» гласного: вѣтръ > ветр (вместо ожидаемого «eem» по аналогии с ѳетр-а, ветр-у) — вет-е-р; веслъ>весл (по аналогии с весл-о, весл-а)) — вес-е-л; ог[н'ь] > > ог[н'] (по аналогии с ог[н'-и])) — ог-о[н']; сестръ > сестр (по аналогии с сестр-а, сестр-ы) — сест-ё^р. (Ср. современное произношение аналогичных словоформ книжных слов или недавних заимствований: вепрь — <?е[п?р'], министр — минис[т*р], театр — теа[тъор], диал. тад[т'ер] — с характеристикой конечного сочетания «согласный + сонорный» как самостоятельного слога.) Утрата слабых редуцированных вела не просто к сокращению числа слогов, но и к появлению внутри слогов ранее невозможных сочетаний. Вновь появляются исчезнувшие еще в процессе развития праславянского языка сочетания типа *tor-t (в таких случаях, как вол-на < еълна, гор-ка < горъка, кор-мипгь <; кърмипги), внутрислоговые сочетания тл и дл (светло <; свѣтьло, ° седло <; <С.седьло), югі и гт" (локт'и < локъти, ногт'и <іногъти), сочетания' согласных с [j] (пла'[т']]е < пла[і'\\)]е, А сви[н']] < сѳи[н'й]}а).

Во'многих словах новые стечения согласных оказывались в противоречии с актуальными правилами сочетаемости, что вызывало к действию новые процессы ассимиляции, диссимиляции или упрощения групп согласных, которые должны быть охарактеризованы как последствия падения редуцированных, действовавшие на протяжении длительного времени и по-разному в диалектах формирующихся восточнославянских языков. «Инерция» внутрислогового движения от начала к концу определяла, как правило, регрессивный характер таких процессов — изменение предшествующего согласного под влиянием последующего. Так, появление сочетаний согласных, различавшихся по глухости ~ звонкости, по месту образования, в том числе и по твердости ~ мягкости, имело следствием ассимиляцию (уподобление по соответствующему признаку предшествующего согласного последующему): лодъка > лодка > ло[тк]а, сва[т'ъб]а > сва\т'б)а > сеа[д'б]а; съборъ>сбор>[зб]ор; съжечи>сжечи>[зж]ечь>[ж:]ечь;

съшипги > сшшпи > [ш:]шпь; вѣ[р'ън]ыи > въір'п]ой > >ве[рн)огі.

Впрочем, процессы смягчения по говорам часто осуществлялись в прогрессивном направлении. Так, если на северо-востоке (со временем и в говорах великорусского центра) обычно жеін'ь^кыіь^ же[н'с]кой > же[нс]кой, то на периферии (а также в будущих украинских диалектах) — же[н'с]кой > же[н'с']«:оь(, пе[н'ьк]а > /ге[н'к]а > яе[н'к']а. Сочетания двух одинаковых по способу образования смычных согласных преодолевались путем диссимиляции (изменения предшествующего смычного в фрикативный), а внутри стечения со- гласных — упрощением группы: молочьны\ь > молочной > моло[шн]ой, чыпо > что > [шт]о; мгьстьнщь > мѣстной > ме[сн]ой, поздьно > поздно > по[зн]о, сълньце > солнце > бо[нц]е.

Падение редуцированных существенно преобразовало состав фонем русского языка. В системе вокализма исчезли фонемы (ь, ъ), заметно расширилось употребление (е, о) (а в диалектах, изменивших [и > и] и [ы > ы], расширилось также функционирование (и, ы)), окончательно утратилась фонологическая значимость количественной характеристики гласных фонем. Некоторые изменения резко противопоставили диалекты юго-запада и северо-востока, что впоследствии отразилось на противопоставленности вокалических систем украинского и русского (вел-икорусского) языков.

На юго-западе в новых закрытых слогах возникло удлинение исконных гласных to, e]; новые [о:, е:] через стадию дифтонгов дали в конечном результате [и] со смягченным предшествующим согласным;, см. укр. [к'іт] из др.-русск. [котъ], [п'іп] из др.-русск. [попъ], [кінь] из др.-русск. [конь], [піч] из др.-русск. [печь]. Это удлинение отражено в галицко-волынских памятниках начиная со второй половины XII в., в написании ѣ вместо е и реже сю вместо о: кампнь, оучитѣль в Добр, ев.; воовьца в Гал. ев. 1266.

На северо-востоке, в диалектах древнего Новгорода и в близком к нему диалекте древнего Пскова, а также в ростово-суздальском диалекте лабиализованный гласный верхнесреднего подъема [о:] занимает в системе положение особой фонемы (о). С перестройкой вокалической системы связаны важные морфонологические изменения — возникновение регулярного чередования гласных (е, о) с нулем звука (ѳ) при слово-изменении (так называемые беглые гласные). В основе этого чередования лежит преобразование древних позиционных чередований [ъ/ъ] > е/0 и [ъ/ъ] >> о/0 в случаях типа л'ьнъ/.г'ьна (после падения редуцированных: л'ен/л'на, л'ну), отьць/отьца (> отец/отца), сънъ/съна (> сон/сна, сну), которые позднее были поддержаны случаями типа ветер/ветра {ветру), огонь/огня (огню), где [е] или [о] развился в конечном сочетании «согласный + сонорный». В ряде говоров (прежде всего северо-восточных) это чередование закрепилось в качестве морфонологического показателя — противопоставления основ прямого и косвенных падежей. В результате как собственно морфологические появляются чередования типа камень/камня (камню), л'ед/л'да (л'ду), ров/рва(рву), фонетически с падением редуцированных не связанные (др.-русск. камень/камене, ледъ/леда, ровъ/рова).

Значительно изменяется в результате падения редуцированных система консонантизма: завершается фонологическое противо-поставление твердых ~ мягких согласных (см. появление позиционно не обусловленных оппозиций типа ко[ц] ~ ко[н'] из ко\нъ] ~ ко[н'ь]), формируются соотносительные ряды согласных по твердости ~ мягкости и глухости ~ звонкости. В результате значительно изменяется соотношение вокализма и консонантизма. Именно в ходе этих процессов складываются наиболее яркие различия русского, украинского и белорусского языков на фонологическом уровне, а потому их рассмотрение связано с изложением истории собственно русского (великорусского) и соответственно украинского или белорусского языков.