Процесс перехода е в о

Изменение [е] в [о] в русском языке. Явление изменения [е] в |о] было свойственно большинству русских говоров. Первоначально даже предполагалось, что это общерусский процесс, однако позднее диалектологические разыскания в области русских говоров показали, что среди этих последних есть такие, которые вообще не знали явления фонетического изменения [е] в [о]: такие говоры были обнаружены главным образом на территории рязанской мещеры и на основной рязанской территории к югу, юго-востоку и юго-западу от Рязани; кроме того, это явление известно некоторым средневеликорусским говорам.

Изменение [е] в [о] происходило в положении после мягких согласных перед твердыми, причем при таком изменении мягкость предшествующего согласного сохранялась: ср. [н'есу] — [н'ос], (в'еду) — [в'ол], [вес'ёл]ье— [вес'6л]ый, [с'елб] — [с*6л]а и т. д. Ср. еще; (св'бкл] а, [л'он], [n'ocj, [кл'он]. В положении перед мягким согласным, как правило, [е] сохраняется без изменения в [о]: [ден*], [вес'], [весёлое], [плет'], [печ*], [сёл'с]кий и т. д. Если произношение |о] вместо [е] и наблюдается перед мягкими согласными, то возникновение его не имеет фонетической причины.

Вместе с тем произношение [о] вместо [е] наблюдается, как известно, очень широко и в конце слов: (TBOJO] , [MOJO], B|C'O], жи [л'}6], [б'ел'|6], [зв'ер']6] и т. д. Однако в конце слов также никогда не было фонетического изменения [е] в [о], а наблюдается аналогическая замена звука [е] звуком [о]: в конце слов (е] вместо [о] возникает под влиянием твердых вариантов склонения существительных и местоимений на мягкие варианты. Иначе говоря, под влиянием форм имен. пад. ср. р. типа окно, село возникает произношение (бел'jo J, JcTap'jo] из [бел']ё], [старее]; под влиянием форм типа то, оно, само возникает [MOJO], (TBOJO), в[с'о] И Т. Д. Таким образом, если в каком-либо диалекте наблюдается произношение [о] вместо [е] в конце слов, то это еще не свидетельствует о наличии в нем в прошлом фонетического процесса изменения [е] в [о].

Процесс изменения [е] в [о] возник в древнерусском языке до разделения его на отдельные восточнославянские языки, но охватил диалекты этого языка не одновременно.

Возможно, что раньше всего этот процесс охватил древнеукра-инский язык и северновеликорусские говоры (это могло произойти в XII—ХШ вв.). В эту эпоху изменение [е] в [о] осуществлялось перед всеми твердыми согласными и независимо от ударности слога.

Надо иметь в виду, что если в современном русском литературном языке произношение [о] на месте [е} наблюдается лишь в ударном слоге, то исконно изменение [е] в [о], вероятно, не было связано с положением [е] по отношению к ударению. О процессах изменения безударного [е] в [о] свидетельствуют современные северновеликорусские ёкающие говоры с произношением типа [н'осу], |б'ору], [в'осна], [в'озу], [в л'осу] и т. д. Такие северновеликорусские говоры сохраняют наиболее ранние явления в изменении [е] в [о].

В украинском языке результаты этого процесса сохранились лишь после шипящих (например, чоловЫ, чотйр(, жона, жолудь, ждвтий), в положении же после других согласных [о] не наблюдается, так как он подвергся делабиализации и изменился в [е].

В южно вел и ко русских говорах изменение [е] в [о], вероятно, возникло позже, может быть, не раньше XIV в. Оно возникло здесь после развития аканья и осуществилось лишь в положении под ударением (ясно, что в акающих говорах безударного [о] вообще не могло быть).

Итак, начало изменения [е] в [о] может быть отнесено не ранее чем к XII в. Об этом говорит прежде всего то, что изменение [е] в [о] не могло развиться раньше, чем смягчились полумягкие согласные: если бы это было не так, то в современном русском языке не сохранялась бы мягкость предшествующего согласного перед новым [о] из [е]. Из [несъ] с [н] полумягким возникло бы [нос], а не (н'ос], потому что полумягкость согласного была полностью обусловлена следующим за согласным передним гласным и устранение этого гласного, т. е. появление [о] вместо [е], определило бы твердость предшествующего согласного. Поэтому, прежде чем возникло изменение [е] в [о], в древнерусском языке должно было пройти смягчение полумягких согласных.

Вместе с тем изменение [е] в [о] возникло после падения редуцированных, так как такому изменению подвергся и [е], развившийся из сильного [ь]. Более того, отнесение возникновения этого процесса к периоду после падения редуцированных обусловливается и тем обстоятельством, что само изменение (е] в [о] фонетически может быть объяснено лишь явлениями, связанными с утратой [ъ] и [ь]. Дело заключается в том, что изменение [ej в [о] представляет собой результат процесса уподобления звуков, а именно — уподобления гласного последующему твердому согласному. Твердые согласные в древнерусском языке были, по терминологии А. А. Шахматова, лабиовеляри-зованными, т. е. твердыми лабиализованными, если они находились перед гласными непереднего ряда, особенно перед лабиализованными [о], [у] и [ъ]. Под влиянием такого согласного произошла передвижка гласного переднего ряда [е] в непередний ряд, с приобретением этим согласным лабиализации. Воздействие же последующего согласного на предшествующий гласный могло быть наиболее интенсивным лишь после падения редуцированных, когда был нарушен закон открытого слога и возникла возможность воздействия последующего согласного на предшествующий гласный, ибо оба эти звука оказались в пределах одного слога ([н'е/съ] > [н'ес] > [н'ос]). При этом предполагается, что лабиовелярность конечного согласного сохранялась и после утраты [ъ].

После возникновения изменения [е] в [о] во всех словах, где был звук je] перед твердым согласным, на месте этого [е] стал произноситься [о]. Это же относилось и к вновь возникавшим в древнерусском языке словам с [е] перед твердым согласным. Следовательно, это был период, когда в древнерусском языке действовала живая норма изменения [е] в [о].

Однако надо сказать, что изменение [е] в [о] получило очень своеобразное отражение в памятниках письменности: оно достаточно хорошо отразилось в памятниках начиная с XII в. и особенно с XIII в. в положении после шипящих и [ц'), правда большей частью в окончаниях и суффиксах, где появление о на письме и [о] в произношении может объясняться не фонетическим процессом изменения [е] в [oj, а воздействием твердых основ: мужомъ, бывшомъ (Сл. Иппол. об антихр. XII в.), съвръшонъ, осужонъ, шьдъшомъ, врачомъ (Жит. Епнф. Кипр. XII в.), носящему, рекшому (Леств. XII в.), старцомъ, поживъшомъ (Триодь Моис. XII—XIII вв.), оумьршому (Жит. Ниф. 1219 г.), коупьцовъ (Новг. гр. 1392 г.), межою, сельцо (Рост.-Сузд. гр. XIV—XV вв.). Но написание о вместо е обнаруживается и в тех случаях, когда аналогичное воздействие должно быть исключено: жонъ, чоловЬки (Учит, ев, Конст, Болг. XII—XIII вв.), пришолъ (Сильвес. сб. XIV в.), въ чомъ, жонка, шолковой, решот, чорный, дошолъ (Волокол. гр. XV—XVI вв.), жогъ, шодни (Рост.-Сузд. гр. XIV—XV вв.) и т. д. В положении же после тех мягких, которые возникли из полумягких согласных, следы такого отражения появляются лишь с XIV в. На этом основании выдвигается предположение, что в восточнославянских языках было два периода в изменении [е] в [о]: один, охвативший все восточнославянские языки и развившийся до смягчения полумягких, и другой — более поздний, возникший после образования вторично-смягченных согласных и характерный для русского и белорусского языков. Однако относительная хронология фонетических процессов, осуществлявшихся в древнерусском языке, не позволяет принять такое предположение. Что же касается слабого отражения [о] на месте [е] не после шипящих в памятниках письменности, то это было связано с тем, что обозначение [о] после мягкого нешипящего представляло значительные трудности для писца: надо было одним знаком обозначить и мягкость предшествующего согласного, и произношение гласного непереднего образования [о]. Эти непреодолимые трудности, при отсутствии, например, такой буквы, как ё, получили определенное отражениев таких неуклюжих написаниях, как Семона (Полоц. гр. княг. Андреевой XIV в.), возмоть, померкноть (Перясл. ев. 1354 г.), тотради (Уст. кормч. XIII—XIV вв.), сола, в сом, оу Семонова (Моск. гр. XVI в.), рубло(в), Федор, Семон, поперо(г) (Волокол. гр. XVI в.), особенно часто в новгородских берестяных грамотах: беросто (№ 27), цоловекъ (№ 43), ог Потра (№ 53), Стопане (№ 169), нобомъ (№ 10), людомъ (№ 362), от ного (№ 370) и др. Явно искажающие орфографический и звуковой облик слов, такие написания не могли удержаться. И по-видимому, именно поэтому писцы предпочитали сохранять традиционные написания с е, хотя в живом их говоре на месте этого е мог произноситься [о].

§ 127,В определенный период развития русского языка изменение [е] в [о] перестало быть живым процессом, причем возможно относительно точно определить время прекращения действия этого процесса.

Как известно, шипящие [ж] н [ш], а также аффриката [ц] были исконно мягкими звуками, и их отвердение относится к позднему времени. Если учесть, что изменение [е] в [о] осуществлялось лишь перед твердыми согласными, то важно обратить внимание на судьбу [е] перед [ш], [ж] и [ц].

В современном русском языке перед шипящими [ш] и [ж] наблюдается произношение [о] на месте [е]: [ид'ош], ве[д'6ш], МОАО [д'ош] и т. д. Если учесть, что [ш] и [ж] отвердели приблизительно в XIV в. (см. § 146), то можно утверждать, что в это время изменение [е] в [о] было еще живым процессом. Именно поэтому перед новыми твердыми согласными, шипящими [ш] и [ж], стало произноситься [о] вместо [е], как и перед исконно твердыми. Наоборот, перед звуком [ц] в русском языке [е] сохраняется без изменения в [о]:о[т'ёц], огу[р'ёц], ко[н'ёц], мола [д'ёц] и т. д. Отвердел же [ц'] только к XVI в. (см. § 146). Поэтому можно считать, что изменение [е] в [о] к XVI в. уже перестало быть живой нормой. Таким образом, намечается период XIV—XVI вв., когда изменение [е] в [о] перестало быть живым процессом в русском языке.

Это значит, что если в эпоху действия нормы изменения [ej в [о] произношение [е] перед твердым согласным было чуждо фонетической системе русского языка, то после прекращения этого живого процесса [е] вполне стал возможен как перед мягким, так и перед твердым согласным. Поэтому если в русский язык после этого времени попадали слова из других языков, в которых был звук [е] перед твердым согласным, то они, эти слова, укреплялись с [е], а не с [о]: ср. совр. патент, момент, газета, берёт, кассета и т. п.

Вместе с тем в современном русском языке есть и такие группы слов, которые произносятся с [е], а не с [о] перед твердым согласным, хотя и существуют издавна, и поэтому, как кажется, Должны были бы подпасть под влияние закономерности изменения [е] в [о]. Эти факты отступлений от описываемого процесса при ближайшем рассмотрении оказываются вполне объяснимыми.

1) Современный русский звук [е] восходит к трем звукам древнерусского языка: к [е] исконному, к [ь] и к [ё]: в сестра, жена, несу, веди и т. д. [е] исконное; в день, весь, темно, первый и т. д. [е] из [ь]; в зверь, месяц, летний и т. д. [е] из [е]. Изменению в [о] в русском языке подвергался тот звук [е], который восходил или к исконному [е], или к [ь], Тот же звук [е], который восходит к [ё|, сохраняется без изменения в [о). Это объясняется тем, что в ту эпоху, когда изменение [е] в [о] было живым процессом, звук [е] еще отличался по своему качеству от [е] и потому не испытал той судьбы, какую испытал звук [е] (см, § 129). Поэтому в таких словах, как лес, белый, хлеб, мел, нет, колено, полено, дело, свет и т. д. (из др.-русск. лЪсъ, бЪлый, ХА\6Ъ, А&ЛЪ, НЪТЪ, колено, пол-Ьно, CHLTIO, св-Ьт"&), произносится теперь [е], а не |о]. Эта первая большая группа слов в современном русском языке существует в целом еще с периода общеславянского единства.

2) Изменение [е] в [о] никогда не было известно ни старославянскому, ни церковнославянскому (русифицированному старославянскому) языку. Поэтому ряд слов, проникших в русский язык из старославянского через посредство церковнославянского языка, произносится также с (е), а не с |о]: крест, нёбо, жертва, плен, трезвый, скверный, вселённая, перст, пещера, надежда, прежде, падёж, совершённый, истёкший и др. Однако в ряде случаев эти же по происхождению праславянские слова или, точнее, корни слов в русском языке выступают и с [о] на месте [е]: пере[кр'ост]ок, [н'6б]о (во рту), все[л'6н]ная, мо[п'орст]ок, на[1х'6ж]ный, Пе[ч'6р]а (река), па[д,'о\ж (скота), совер[шон]-ный (поступок), о[д'6ж1а и т. д. Иначе говоря, слова небо, перст и т. п. нельзя считать старославянскими: это общеславянские слова, т, е. в равной мере как старославянские, так и древнерусские. Исконно их чуждость русскому языку не лексическая, а фонетическая: произношение этих слов с (е], а не с [о} обязано влиянию церковнославянского языка. Правда, теперь некоторые из этих слов (например, м^бо — нёбо, вселенная — вселённая, падеж — падёж, совершенный — совершённый) разошлись семантически, но с точки зрения исторической они восходят к одному и тому же слову праславянского языка. Надо сказать, что в поэтическом языке XIX в. было вообще широко известно произношение слов с [е], а не с [о}, т. е. на церковнославянский образец. Можно найти целый ряд доказательств такого произношения [е] в произведениях Пушкина (ср., например, его рифмы присмирев — рев, вдохновенный — усыпленный, вселенной — раскаленной), Крылова (рифмы нет — пойдет, бед -- взойдет), Жуковского (свет — полет, нет — зовет, небес — слез) и др.

3) В словах первый, зеркало, верба, смерть, четверг, верх, серп, коверкать, церковь и т. п. отсутствие результатов изменения [е] в [о] объясняется поздним отвердением звука [р]. В группе [tbrt], к которой восходят корневые [ер] во всех этих словах, [г] был не только слоговым, но и мягким. Мягкость этого согласного развилась под влиянием предшествующего переднего гласного [ь] (это один из редких случаев прогрессивной ассимиляции в древнерусском языке). В эпоху падения редуцированных в сочетании типа [tbr't] звук [г'], как уже говорилось утратил свою слоговость, однако мягкость этого звука сохранялась длительный период времени, а в ряде русских говоров она сохраняется и теперь. Мягкое качество [р'] в словах, имеющих в корнях исконное сочетание [tbrt], утрачивалось медленно и постепенно. Она была раньше утрачена в тех случаях, когда [р'1 находился перед твердым переднеязычным звуком, и поэтому в таких словах теперь произносится [о] вместо [е] из [ь]: [м'бртв] ый, [ч'орн] ый, [м'6рзн]уть, [з'6рн]а и т. д. Отвердение [р] в этих случаях, можно предполагать, относится к той эпохе, когда изменение [е] в [о] было еще живым процессом. В положении же перед губными и заднеязычными мягкость [р] держалась очень долго.

Иначе говоря, в течение длительного времени сохранялось произношение [п'ёр'в] ый, [в'ер'х], [з'ёр'к] ало, чет [в'ёр'к], [с'ер'п} и т. д. Свидетельством этому служит, например, надпись на памятнике Петру I (Медном всаднике) в Ленинграде: Петру Перьвому Екатерина Вторая, отражающая сохранение мягкости [р] в петербургском произношении еще в конце XVIII в. Такое произношение было свойственно и старомосковской речи, да и в наши дни его можно заметить у старшего поколения людей. Длительное сохранение мягкости [р] в словах с бывшим сочетанием типа [tbrt] обусловило отсутствие в них изменения [е] в [о].

Точно так же поздно отвердел и [н'] в положении перед древнерусским суффиксом -ьск-: [женьский] > [жён'с] кий, [дере-веньский] > [деревён'с]кий. Поэтому и здесь не наблюдается изменения [е] в [о].

§ 128. Вместе с тем в ряде случаев произношение [о] на месте [е] наблюдается там, где его не должно было бы быть. Во всех этих случаях речь может идти, вероятно, только об аналогических, а не фонетических процессах. Так, например, аналогия действует в том отношении, что если изменение [е] в [о] возникло перед твердым согласным, то [о] появился и в других формах того же слова перед мягким (см. выше, § 125, о появлении [о] вместо [е] в конце слова). Для примера можно привести следующие факты: по аналогии с бе[р'6з]а возникло на бе [р'6з'}е, с ве[сЪл]ый — ее[с'6л']е«ьким, с [кл'он] —на [кл'он'] е и т. д. Точно так же в глагольных формах ме[с'6т'е], ве[з'6т'е], ПАе[тЪт'е] и т. п. [о] возникло по аналогии с ме[с*6м], не[с'6ш], ее [з'ом], ее[з'6ш], пле[т'6м], /1ле[т'6ш) и т. п. В ряде случаев на появление [о] вместо [е] воздействовали родственные слова, где изменение [е] в [о] возникло перед твердым согласным: например, [т'6т*]я развилось под влиянием [т'6тк]а, гор[шо-ч'] ек — под влиянием гор [шок], ме [шбч'е] к — ме [шок] и т. п.

Подобного же образования (но и близкого к явлению возникновения [о] вместо [е] в конце слов) звук [о] в твор. пад. ед. ч. существительных старой основы на а мягкого варианта: в зем-[л*6й], све[ч'ой\, сви[н']о?\], С£/[д']6й] и т. п. [о] появился под влиянием [рукой], ре(кой], же [ной], сес[трой] и т. п.

Некоторые факты подобных отступлений в литературном языке объясняются диалектным влиянием. Так, например, произношение [т'ош'а] (с [о] перед [ш']) возникло, вероятно, под влиянием говоров, в которых долгое [ш] является твердым (т. е. там произносят [т'бша ]). С другой стороны, литературное [ш'ёпк'и] (с[е] перед твердым [п]) объясняется влиянием диалектов, в которых губные перед мягкими заднеязычными смягчаются (т. е. там произносят [ш'ёп'к'и]).

В результате подобной же аналогии произношение [о| на месте [е] иногда наблюдается и там, где [е] восходит к [ё]. Так, произношение [зв'6зд]ы, [гн'6зд]а, [с'6дл]а, л/жо[бр*6л] (из др.-русск. [звезды], [гн-Ьзда], [сЬдла], [приобр-Ьлъ]) развилось по аналогии с [в'осны], [с'ола], [прив'ол] и т. д. Иначе говоря, как существуют отношения [в'есна] — [в'осны], [с'ело] — [с'ола], так возникают и отношения [зв'езда] — [зв'озды], [гн'ездо] — [гн'озда] и т. д.