История [ё] (ъ).

Как уже говорилось, в древний период истории русского языка существовала особая фонема средне-верхнего подъема нелабиализованная переднего образования [ё], реализовывавшаяся в речи как закрытый гласный [е] ([ё]) или, может быть, как дифтонг [ие]. На протяжении истории развития русского языка фонема [ё] в большинстве говоров была утрачена, совпав с [е] или с [и], но в некоторых диалектах она сохранилась.

Истории [ё|, по выражению А. А. Шахматова, одному „из самых интересных явлений истории русского языка", уделялось много внимания со стороны исследователей. Эта история, различная не только по судьбе данной фонемы, но и по направлению ее изменений, дает возможность понять пути развития отдельных русских говоров.

История [ё] восстанавливается исследователями путем изучения употребления буквы * в памятниках письменности: правильное или неправильное с этимологической точки зрения употребление этой буквы, последовательность ее употребления или смешение с другими буквами — вот то, что дает возможность изучающему этот вопрос установить судьбу [ё] в живом русском языке.

О том, что [ё) долгое время сохранялся в русском языке как особая, отличающаяся от других фонема, можно судить по тому, что во многих памятниках письменности буква 4 пишется этимологически правильно, не смешиваясь с другими буквами: этимологически правильное употребление t было возможно лишь в том случае, если она ассоциировалась для писца с особым звуком. Такое правильное употребление % характерно, например, для памятников Ростово-Суздальской земли XIV в., в частности для Лаврентьевской летописи.

Вместе с тем в письменных памятниках можно найти и отражение изменения |е], что выражается в смешении буквы % в том или ином памятнике с иными буквами. Однако не всегда смешение буквы -к с другими буквами свидетельствует о том, что в живом говоре писца, отразившемся в данном памятнике, произошла утрата особой фонемы [е], совпадение ее с какой-либо иной фонемой. Показания памятников всегда требуют коррективов со стороны данных живого языка в его говорах.

С одной стороны, например, в галицко-волынских памятниках XIII в, и в ряде северновеликорусских памятников, в частности новгородских, XIV в. наблюдается смешение букв 4 и и во всех положениях (ср. в Галицком евангелии 1283 г. пинлзь, искони, в Новгородском евангелии 1355 г. тило, колинома, ни-туть, к жени, в Новгородской летописи — невирно, медвидь, повисали, побиди, в городки, сгори, по дви и т. д.); сопоставляя эти факты с данными современных говоров, где на месте др.-русск. [ё] выступает [и], можно утверждать, что в говорах, получивших отражение в памятниках, уже в XIV в. (ё] совпала с [и]. Такому утверждению не противоречат какие-либо иные факты истории русского языка.

С другой стороны, некоторые древнерусские памятники обнаруживают смешение букв i и « лишь в положении между мягкими согласными под ударением, тогда как в этих же памятниках в ударном слоге после мягких согласных перед твердыми fc пишется этимологически правильно. Это наблюдается, например, в некоторых новгородских грамотах XIV в., двинских XV в. В них обнаруживаются такие, например, написания % вместо е: д&крь, дЬвлть, смерти, т±рпл,, правЪдень, вЪсь, конЬць и т. д. Однако утверждать на основании таких фактов, что в говорах, отразившихся в данных памятниках, фонемы [е] и [е] не различались, нельзя.

Дело в том, что для эпохи после падения редуцированных положение гласных между мягкими согласными не может считаться фонетически не обусловленным: в этой позиции непередние гласные продвигаются вперед, а передние становятся закрытыми, напряженными под воздействием как предшествующего, так и последующего согласного. Поэтому в положении между мягкими согласными [ё] и [е] после падения редуцированных равно стали выступать в аллофоне [ё]. Иначе говоря, в положении между мягкими согласными возникла нейтрализация фонем [ё| и [е], что и могло вести к появлению смешения на письме букв, обозначающих эти фонемы.

Точно так же, как видно, нужно трактовать явление смешения букв t к it, если оно наблюдается только в положении между мягкими согласными, отсутствуя вместе с тем перед твердыми. Такое смешение обнаруживается, например, уже в новгородской „Минее" 1096 г.: тьрьпиние, лицемирьствовавъ; ср. то же самое в псковском „Прологе" 1383 г.: свирилникъ, свирили, иминию; в Судебнике 1589 г., северодвинском по происхождению: увичье, повисит, сияно и т. д. Это также надо трактовать как явление, отражающее изменение характера аллофона фонемы [ё) лишь в определенном фонетическом положении, а не как совпадение |ё] и [и], т. е. не как утрату особой фонемы [ё].

Приблизительно так же обстоит дело н со смешением букв 4 и е в безударных слогах, что обнаруживается, например, в московских памятниках XVI—XVII вв., где одновременно в положении под ударением "к пишется этимологически правильно. Например, в Уложении 1649 г.: бежали, но бЪгати, крепостные, но крепости, стрелець, но стрЬляти, мешати, но подлегшивають, детей, но &Ъ.ти и т. д. Такое смешение букв, конечно, отражает фонетическое явление совпадения аллофонов фонем [ё] и [е], но совпадения опять-таки в определенной фонетической позиции. Другими словами, в связи с ослаблением произношения гласных в безударных слогах и отсюда потерей закрытости звук, выступавший на месте [е], рано совпал в произношении со звуком на месте [t\ в положении без ударения, хотя одновременно эти две фонемы продолжали различаться в ударном слоге.

Известно, что в современных русских говорах особое произношение старого [ё] (как |ё] или дифтонга [ие]) сохраняется только в слоге под ударением, тогда как в безударных слогах старый [ё] изменяется так же, как и остальные гласные неверхнего подъема.

Таким образом, основным положением при решении вопроса о судьбе [ё] в том или ином говоре является положение под ударением перед твердым согласным. Если в этом положении в памятниках наблюдается беспорядочное смешение букв 1н« или iuuH если это не противоречит фактам соответствующих современных говоров, то можно с достаточной долей вероятности говорить об утрате в говорах, отраженных в таких памятниках, особой фонемы [ё].

Следует иметь в виду, что в некоторых памятниках письменности наблюдается смешение букв "к и ы только на конце слова. Так, например, в некоторых двинских грамотах XV в. отмечаются написания на лукини береги, на островки, на томъ сели, на голови, на той сторони. В подобном орфографическом явлении, конечно, отражается определенный фонетический факт — произношение одного звука вместо другого, однако он не свидетельствует о каком-либо процессе, связанном с изменением [ё] и совпадением его в соответствующем говоре с [и]. Дело в том, что подобные факты сами по себе могут получить только морфологическую интерпретацию: появление it на месте и или и на месте -Ь в падежных окончаниях связано с явлением взаимовлияния твердой и мягкой разновидностей склонения имен с древней основой на о и а (см. § 185).

24. Истории звука о в его исторической соотнесенности с е

История развития гласного [о]. Некоторые современные русские говоры как северно-, так и южновеликорусского типа знают два звука [о]: одни обычный, краткий [о], такой же, как в литературном языке, а_другой —закрытый, произносящийся иногда как дифтонг [уо] (дифтонгичность может быть объяснена ранней долготой [oj, которая привела впоследствии к неоднородности артикуляции звука).

Таким образом, в говорах, где известно [о] и [6] или [уо], произносят, с одной стороны, например, [поле], [молодой] (имен. пад. ед. ч, муж. р.), [селом], [город], [год], а с другой — [вбля] или [вуоля], [молодой] (косвенные пад. ед. ч. жен. р.) или [молодубй], [село] или [селуб], [корова] или [коруова], [кот] или [куот] и т. д.

Возникновение различия [о] и [б] в русских диалектах связывается с утратой древних акцентно-интонационных отношений, со сменой политонического ударения экспираторным, что относят к эпохе падения редуцированных. До этого времени во всем древнерусском языке существовал один звук, [о], который, однако, мог находиться под нисходящей или под восходящей, так называемой второй новоакутовой интонацией крат-костей (см. §94). В зависимости от того, какая интонация была на [о], могли возникать определенные фонетические различия в произношении этого звука; например, под новоакутовой интонацией (о] мог быть более долгим, чем [о] под интонацией нисходящей. Однако звук [о) под той и другой интонацией характеризовался одной и той же совокупностью постоянных, конститутивных признаков, т. е. этот звук был представителем одной и той же фонемы, и фонетические различия в произношении [о] под нисходящей или новоакутовой интонацией не играли фонологической роли. Иначе говоря, если полагать, что различия в качестве политонического ударения могли быть фонологически значимыми, т. е. играть роль в различении словоформ, и если, далее, считать, что в древнерусском языке могло осуществляться противопоставление двух тождественных по звуковому составу словоформ лишь характером интонации, то такое противопоставление носило просодический характер и не свидетельствовало о развитии различий в фонемном составе гласных, который оставался тождественным во всем древнерусском языке.

К тому же, как отмечалось, и нисходящая и вторая новоакутовая интонация могла оказаться на [о] лишь в позиции этого звука в начальном ударном слоге слова; в остальных ударных слогах исконный звук [о] был всегда под новоакутовой интонацией. Следовательно, противопоставление [о] под новым акутом и [о] вне новоакутовой интонации могло осуществляться лишь в одной фонетической позиции.

Так обстояло дело в древнерусском языке вплоть до эпохи, когда пали редуцированные и когда на смену политоническому ударению пришло ударение экспираторное.

Смена ударения повлекла за собой появление в древнерусском языке новой гласной фонемы [6] (напряженное, или закрытое, [о]). Эта фонема возникла как отличная от фонемы [о] (открытого), и тем самым древнее противопоставление [о] под новым акутом и [о] вне новоакутовой интонации преобразовалось в фонемное противопоставление [б] и [о]. Возникновение [6] на месте [о] под новым акутом означает, что различение фонем [о] и (6) могло осуществляться лишь там, где прежде различались [о] вне новоакутовой интонации и [о] под новым акутом, т. е. в начальном ударном слоге слова после твердых согласных. Во всех остальных позициях могла быть или только [о], или только [6].

Таким образом, учитывая, что в подударных неначальных слогах [о] до падения редуцированных было под новым акутом, можно говорить о большей распространенности [б] в положении под ударением и о большей распространенности [о] безударного в тех диалектах, где после падения редуцированных развилось это различие. Определенные изменения в эти отношения внесло прояснение [ъ] в [о], так как подударный [ъ] дал Jo], расширив тем самым его употребление даже в начальном ударном слоге.

Судя по диалектным данным, появление [6] характеризовало не все территории древнерусского языка, и здесь прежде всего важно, что его не было на тех территориях, где позже развились украинский язык и юго-западные белорусские говоры. Следовательно, это было такое новообразование, которое входило в состав особенностей, отделивших южные и юго-западные земли от северных и северо-восточных. С другой стороны, судя по тем же данным, [6] не развился и на западных русских территориях—в Смоленской и Полоцкой землях, где наряду с этим возникло и раннее изменение [ё] > [е]. Вся остальная территория будущих великорусских диалектов была охвачена этим новообразованием. Однако на протяжении истории русского языка в большинстве этих говоров фонема [6] была утрачена: она совпала с фонемой [о] из [о] исконного под нисходящей интонацией и [о] из [ъ]. Так произошло и в тех говорах, которые легли в основу литературного языка.

О том, что в ряде русских говоров, не знающих в современном состоянии двух звуков [о], в прошлые эпохи их развития (6] и [о] различались, свидетельствуют данные так называемого архаического типа диссимилятивного яканья (см. § 132 и след.), В этом типе яканья произношение в первом предударном слоге после мягких согласных на месте гласных неверхнего подъема одного гласного [а] или [е] ((и]) зависит, в частности, от того, выступает ли теперь или выступал в прошлом под ударением гласный [6] или [о]. Дело в том, что артикуляционные различия между (6J и [о] касаются прежде всего степени подъема языка при образовании того и другого звука: [б] — это гласный сред не-вер хне го подъема, а [о] — среднего подъема. В силу этого при диссимилятивном яканье [6] ведет себя как гласный верхнего подъема, т. е. при ударенном [6] в первом предударном слоге на месте [а], [о], [е] выступает [a], a [ol ведет себя как гласный нижнего подъема, т. е. при ударенном [о] в первом предударном— [е] или [и].

В архаическом типе диссимилятивного яканья при ударенном [о] из бывшего (б], восходящего к [о] исконному под новоакутовой интонацией, произносится в первом предударном [а]: [с'ало!, [в'адрр], (р'абой] (косв. над. жен. р.) (из [с'елб], [в'едро], [р'абой]) и т. д. При ударенном же [о] из (о), восходящего к [о] исконному под нисходящей интонацией и к [ъ{, произносится в этом же положении [е] или [и]: [с'илом], [в'идром], имен. пад. муж. р. [р'ибой], [с'идой] и т. д.

Следовательно, в момент возникновения диссимилятивного яканья архаического типа в этих говорах различались еще под ударением гласные [6j и [о]. И несмотря на то что различие этих гласных в говорах с архаическим типом яканья .уже утратилось, все же система безударного вокализма их свидетельствует о прошлом различении двух гласных [о].

Различие между двумя типами [о} возможно установить и по памятникам письменности, хотя оно получило в них недостаточное отражение. Это объясняется тем, что древнерусское письмо, по существу, не имело средств для обозначения [6]. Однако Л. Л. Васильев обнаружил два памятника русской письменности XVI в.— Псалтырь, хранящуюся в Ленинградской Публичной библиотеке, и Софийский сборник, в которых есть особый знак над буквой о, так называемая камора, дуга над гласной: оурддъ, закднъ, воли и др.

В дальнейшем были обнаружены и другие памятники, знающие постановку каморы над о; таков, например, Пролог 1519 г., где о наблюдается в неначальном слоге слова: оурбкъ, доловь, котбрш, того, ЧЬпадбша, рекдша, съвлекб-ша, вергдша. Шидбша, сподббихомсь, а также в начальном слоге, когда [о] был под новоакутовой интонацией: плддъ, носить, хдщете, по той, мои, промыслам. Вместе с тем, В. В. Колесов установил, что в ряде памятников проводится различие между о и <о, соответствующее различению оно. Таков, например, Карамзинский список IV Новгородской летописи; таково и Мерило праведное XIV в., где обнаруживается написание <о вместо о в неначальных слогах: исшчницЪ, лихык, боба>инъ, закшну, сирытъ, тог<л, ничего. оу нег<я. свонга», и в начальном слоге, где [о) был под новоакутовой интонацией: вшлъ, кшнь, мнызи, нинць, бырють, на лшвъ, стршить, евши, молвить, кьжго. Нетрудно заметить совпадение фактов написания ожив приведенных примерах, хотя, конечно, последовательного различения в написании о, с одной стороны, в соответствии с [ъ| или с [о] вне новоакутовой интонации ид, со — с другой, в соответствии с исконным [о] под такой интонацией в памятниках не проводится. И все же сопоставление этих фактов с данными живых говоров позволило В. Л. Васильеву и современным исследователям придти к выводу о том, что камора над о или написание со в определенных случаях обнаруживаются тогда, когда в живых говорах в этих словах или формах выступает [б] или [уо].

В тех говорах, которые знали или знают различение [6] и [о], оба этих гласных являются самостоятельными фонемами, так как они могут употребляться в тождественных фонетических условиях, противопоставляясь друг другу и служа средством различения словоформ: например, косдй (косв. пад. от коса) — косой (имен. пад. ед. ч. прилаг. муж. р.); седбй (косв. пад. прилаг. жен. р.) —седой (имен. пад. прилаг. муж. р.); мдлот (прнч. от молоть) —молот (существ.); [вон] (вон туда) — [вон] (пошел вон!), [мок] (от мочь) — (мок) (от мокнуть) и некот. др.

25.

§ 141.В истории категории твердости-мягкости согласных в русском языке сыграл роль не только процесс падения редуцированных, освободивший твердость-мягкость от позиционной обусловленности, но и такие явления, как функциональное объединение [и) и [ы], изменение [е] в [о], утрата особых фонем [ё] и [6] в ряде русских диалектов и развитие аканья.

Для того чтобы понять все те моменты, которыми характеризуется история категории твердости-мягкости согласных в русском языке, необходимо рассмотреть ее в связи с перечисленными явлениями.

§ 142.Прежде всего необходимо еще раз повторить, что до развития аканья категория твердости-мягкости согласных была одинаково выражена в русском языке как в ударном, так и в безударных слогах, т. е. система различения твердых и мягких согласных была одинаковой как перед ударными, так и перед безударными гласными.

После смягчения полумягких (см. § 104) твердые и мягкие согласные различались перед [а] и [у] и нейтрализовались в мягком согласном перед гласными переднего ряда. Это значит, что перед [а] и [у] могли выступать как твердые, так и мягкие согласные, а перед гласными переднего ряда выступали только мягкие (и на месте твердых, и на месте мягких). Перед остальными же гласными непереднего образования (т, е. перед [о], [ъ], [ы]) выступали только твердые согласные, и, таким образом, перед этими гласными не было противопоставления твердых и мягких согласных друг другу. Да и противопоставленность твердых-мягких перед [а] и [у| была сильно ограничена, ибо вторично-смягченные согласные выступали только перед тем [а], который возник из (а] (<[е|), а перед [у] вообще могли быть лишь исконно парные твердые-мягкие.

Начало расширения противопоставленности твердых-мягких согласных было положено, как видно, развитием процессов морфологической аналогии. Эти процессы, выразившиеся во взаимодействии твердых и мягких вариантов склонения с древней основой на б и о и во взаимодействии мягкой разновидности основ на б с основами на I, привели к расширению противопоставленности твердых и мягких согласных перед гласными. Так, например, если первоначально перед [у) по твердости-мягкости различались лишь исконно парные по этому признаку согласные, а мягкие, возникшие из полумягких, перед [у] никогда не выступали, то, следовательно, в эпоху после смягчения полумягких различались лишь пары [ру] — [p'yj, [лу] — [л'у], [ну] — [н'у], су] — [с'у]. |зу] — [з'у], но не различались [ту] — [т'у], ду1 — [Д'УЬ |пу] — [п*у], [бу] — [б'у], [му] — [м'у], [ву] — в'уЬ Такие противопоставления появились лишь в результате развития процессов морфологической аналогии — влияния склонения основ на б мягкой разновидности на основы на i муж. р, (т. е. тогда, когда, например, вместо формы дат. пад. ед. ч. [черв'и], голуб'и], [тест'и), [гвозд'и] и т. д. под влиянием дат, пад. ед. ч. кон'у], [княз'у], [муж'у] появились формы [чери'у], [голуб'у], тест'у], [гвозд'у] и т. д.), а позже также в результате проникновения в русский язык иноязычных слов типа бюст, пюре и т, п. Такого же рода аналогия вызвала и расширение противопоставленности твердых-мягких согласных перед [а). Появление форм типа [черв'а], [голуб'а], [тест'а], [гвозд'а] под влиянием кон'а], [ккяз'а], [муж'а] —вместо первоначальных [черв'и], голуб'и], [тест'и], [гвозд'и] обусловило более широкие пределы распространения противопоставленности твердых-мягких согласных перед [а].

Точно так же, по-видимому, в результате действия морфологической аналогии в суффиксах и окончаниях первоначально возникает противопоставленность твердых-мягких согласных и перед [о]: ср. [пилой] — [земл'ой], [дном] — [дн'ом], [колом] — [кул'ом], [котом] — [пут'ом] и т. д.

Таким образом, еще до эпохи падения редуцированных противопоставленность твердых и мягких согласных могла расширить свои границы и возникнуть там, где ее первоначально не было.

§ 143. Серьезные изменения в системе противопоставленности твердых и мягких согласных возникли в эпоху падения редуцированных, причем эти изменения коснулись как противопоставленности согласных перед гласными, так и противопоставленности их перед согласными.

Если обратиться к явлениям, связанным с противопоставленностью твердых-мягких согласных перед согласными, то здесь надо отметить сложные процессы, по-разному охватывающие различные категории согласных. Оказалось, что после падения редуцированных одни согласные стали противопоставляться по твердости-мягкости перед определенными согласными и не противопоставляться перед другими; другие — вообще не развили противопоставления по твердости-мягкости ни перед какими согласными; третьи — противопоставляться перед такими согласными, перед которыми другие согласные не противопоставляются, и т. д. Так, например, губные согласные перед твердыми и мягкими губными, зубными и заднеязычными не различаются по твердости-мягкости: они могут быть здесь или только твердыми, или только мягкими. Так, твердые губные выступают перед твердыми же губными, а мягкие — перед мягкими (ср. [фпал] и [в'б'ит], о(бвал] и [л'уб'в'й], о|бман] и о(б'м'ёр) и т. д.); перед мягкими зубными могут быть только твердые губные (ср. [мн'е], зе[мл'а], [nc'HHja, [вз'ат']), так же как и перед мягкими заднеязычными (ср. я(MK'HJ, тряп[к'и] и т. п.). Только в некоторых, очень немногих говорах есть частичное противопоставление твердых и мягких губных перед твердыми-мягкими зубными; это те говоры, которые сохраняют мягкость губного перед суффиксами, имевшими в истории русского языка в своем составе [ь| (например, -ьск-, -ьн-); в таких говорах произносят, скажем, мое\коф'с'к'и]й и [фска1чб, [зём'с'к'и]ы и код[са] и т. п, С другой стороны, твердые и мягкие зубные различаются перед твердыми губными и заднеязычными (причем иногда даже перед мягкими заднеязычными), но не различаются перед твердыми и мягкими зубными, перед шипящими и [ц[. Перед твердыми губными и заднеязычными наблюдается [верб)а — бо [р'ба], [космы] — пи [с*-мо], [изба] — ре[з'ба], [карман] — гю[р'ма], [тка]ть — дя [т'к]а, [банк]а — [бан'к]о, [горк]о — [гор'к]о и т. д. Но перед твердыми зубными произносятся лишь твердые зубные, а перед мягкими — мягкие: [здал] н [з'д'е]сь, [рост] и [рас'т'й], [сна] и [с'н'а]ть, [казна] и [каз'н'] и т. д. Перед [ш], [ж], [ч'], [ц] обнаруживается очень сложная картина в употреблении твердых и мягких согласных, подробное рассмотрение которой выходит за рамки задач исторической грамматики русского языка.

Все эти явления в своем возникновении связаны с тем, что после утраты слабых редуцированных твердые и мягкие согласные оказывались перед разными твердыми и мягкими согласными, в силу чего возникали процессы или утраты, или появления позиционной мягкости и твердости в зависимости от характера последующего согласного, и все они привели к укреплению непараллельных, пересекающихся рядов чередующихся твердых-мягких согласных в русском языке, начало развитию которых было положено процессом смягчения полумягких согласных.

§ 144. Что касается противопоставленности твердых-мягких

согласных перед гласными, то само падение редуцированных не внесло в нее принципиальных изменений, хотя и не прошло совершенно бесследно в этом отношении. Так, изменение [ъ] и [ь] в сильном положении в [о] и [е] привело к утрате одной позиции, в которой выступали только твердые согласные (перед [ъ]), и одной позиции нейтрализации твердых-мягких согласных (перед [ь]); однако за этот счет укрепилась позиция нейтрализации твердых-мягких перед [е], а вместе с тем твердые согласные шире стали употребляться перед [о].

Более важную роль в истории противопоставленности твердых-мягких согласных сыграли функциональное объединение [и] и (ы] и изменение [е] в [о].

После падения редуцированных, когда [и] и [ы] функционально объединились (см. § 129), позиция перед фонемой [и] стала позицией противопоставления парных твердых-мягких. В положении перед [и) стали различаться парные твердые-мягкие [п — n'j, [б - б'], [в — в'], (ф - ф'|, [м - м'], [т - т'1, [д - д'], [с — с'], [з — з'], [л — л'], [н — н*], [р — р'], при этом после твердых фонема [и] выступает в аллофоне [ы], а после мягких в аллофоне [и]. Позиция перед [и], таким образом, стала новой позицией противопоставления твердых-мягких.

Следует иметь в виду, что эта позиция противопоставления твердых-мягких есть во всех диалектах русского языка. В отличие от этого возникшая после падения редуцированных позиция противопоставления твердых-мягких перед [о] выступает лишь в тех диалектах, которые пережили процесс изменения [е] в [о]. В таких диалектах, при отсутствии [о] между мягкими согласными, твердость-мягкость различается лишь перед [о] после твердого перед любым согласным и перед [о] после мягкого перед твердым. Таким образом, в позиции перед [о] противопоставляются [т —т'], [д-д'], (с —с'1. [з —з"1, [л —л'], [н-н'], [р-р'], [п —п'1, [б —б'], [м — м'1, [в —в'], [ф — ф*1 (ср.: [тот| — т'бт) ка, (дом) — [д'орн], [сор] — [с'ол], [зор1кий— [з'бр]на, лом] — [л'ок], [нос] — [н'ос], [рот] — [вр'от], [пот] — [п'ос], вол] — [в'ол], [бог] — [гр'еб'от), [мок] — [м*6рт]вмй, [фб]-ка— [ф*6д]ор и т. д.).

Изменение [е] в [о], таким образом, обусловив возможность противопоставления парных твердых-мягких, перечисленных выше, перед [о], создало новую позицию такого противопоставления и ликвидировало еще одну позицию, в которой могли выступать только твердые согласные. В тех же диалектах, которые после падения редуцированных развили различие [о] и [6], может быть позиция, где выступают только твердые согласные — позиция перед [6]. Однако эти диалекты могут впоследствии утратить ее, так как в результате развития аналогического характера [6] могло начать появляться и после мягкого, в результате чего и эта позиция становилась позицией различения твердости-мягкости. Наконец, различия в области противопоставленности твердых-мягких согласных по русским диалектам связаны и с судьбой [ё[. После смягчения полумягких позиция перед [ё) являлась позицией нейтрализации твердых-мягких согласных, и она наряду с позицией перед [е] сохранилась в тех говорах, которые знают звук [ё] на месте старого [ё]. Наоборот, те говоры, в которых на месте [ё] произносится [е], утеряли эту позицию нейтрализации твердых-мягких согласных, и в них сохранилась только одна такая позиция — позиция перед [е].

Итак, после всех описанных изменений в русском языке сложились новые отношения в противопоставленности твердых-мягких согласных перед гласными. Твердые-мягкие согласные стали теперь противопоставляться перед [а], [о], [у], [и] и не противопоставляться перед [е]: в этой позиции твердость-мягкость согласных нейтрализуется, и здесь на месте твердых и мягких выступают мягкие согласные. Таким образом, если позиции перед (а], [о], [у] и (и] являются сильными позициями для твердых-мягких согласных, то позиция перед [е] оказывается слабой. Отсюда становится ясным, что и в области твердых-мягких согласных укрепляются непараллельные, пересекающиеся ряды позиционной мены.