Сцена девятая

Генри и Анни.

Гостиная. Генри сидит в одиночестве, ничего не делает. Похоже на начало первой и третьей сцен.

Слышно, как снаружи открывают входную дверь. Из прихожей появляется Анни. На ней пальто, в руках чемодан и небольшая дорожная сумка.

Анни. Привет, я приехала. (Ставит чемодан и сумку на пол, подходит поцеловать Генри.)

Генри. Привет.

Анни снимает пальто.

Ну и как?

Анни. Финал удался – одной женщине в зале даже плохо стало. Билли вышел с моим сердцем, наколотым на клинок, и – ну, в общем, все ахнули! (Относит пальто в прихожую, возвращается, подходит к дорожной сумке.)

Генри. Я думал, ты сразу выехала.

Анни достает из сумки маленький яркий пакет – очевидно, подарок.

Анни. А ты чем занимался? Как сценарий? (Отдает Генри подарок, мимолетно целует.)

Генри. Думал, ты ночным поездом едешь.

Анни. А в чем дело?

Генри. Беспокоиться начал – не стряслось ли чего…

Анни. Ничего со мной не стряслось. Ты обедал?

Генри. Нет. Так ты, значит, только утренним поездом выехала?

Анни. Ага. Пойду обед на скорую руку сделаю. (Идет на кухню, но тут же возвращается.) Надо же такой кавардак устроить! Разве миссис Чемберлен не заходила?

Генри. Я звонил в гостиницу.

Анни. Когда!

Генри. Вчера вечером. Сказали – ты уехала.

Анни. Правда? (Несет чемодан в спальню.)

Генри сидит неподвижно. Анни, пятясь, без чемодана выходит в гостиную.

Боже мой. Генри! Нас что – обокрали? Что ты делал?

Генри. Где ты была?

Анни. В ночном поезде. Сама не знаю, зачем сказала про утренний. Как-то вырвалось. В гостинице меня правда не было, я сразу из театра – на вокзал.

Генри. Поезд опоздал?

Анни. Хочешь билет проверить?

Генри. Так, может, ты в зоопарк ходила?

Анни встречает его взгляд спокойно и безразлично.

С кем?

Анни. Генри, не надо. Ты не такой.

Генри. Нет, я – такой.

Анни. Но я не хочу. Это унизительно.

Генри. Я тебя унижать не собираюсь.

Анни. Ты себя унижаешь. Себя. (Пауза.) Я ехала с одним человеком из труппы. Позавтракали на Хьюстонском вокзале. Он поезда дожидался. Я осталась поговорить. А потом прихожу домой, и с меня требуют отчета, – где я да что я. Два с половиной года женаты – и вдруг такой допрос.

Генри. Ты приехала ночным поездом и все утро просидела на Хьюстонском вокзале?

Анни. Да.

Генри. С этим актером?

Анни. Да. Можно идти? (Отворачивается.)

Генри. Как поспали?

Анни поворачивается и смотрит на него пустым, невидящим взглядом.

Ты спала с ним?

Анни. Я – что? Какая разница? Ты тут же начнешь мучиться – вру я или не вру.

Генри. Ты бы соврала?

Анни. Возможно.

Генри. Ты спала?

Анни. Нет. Ну, поверил? Ладно, пойду убирать.

Генри. Знаешь, что я искал?

Анни. Нет. А нашел?

Генри. Нет.

Она поворачивается, чтобы идти в спальню.

Это Билли?

Анни. Почему Билли?

Генри. Это он, я знаю. Билли, Билли, Билли, то и дело вылетает – вроде б так, к слову, но сдержаться не можешь. Как компьютерный вирус. Бип-бип-Бил-ли-Билли. Ну, поговори со мной. А за погром прости.

Анни. Надо было тебе все на место вернуть, я бы и не заметила.

Генри. Ничего нельзя вернуть. Не вернешь. Давай поговорим. Я – такой же, как ты, и знаю, как это бывает. В любви ты сначала – точно гусеница, приникаешь к своему единственному, тебе предназначенному листку, жадно грызешь. А потом это проходит. Ты удивлен: тебе, вроде, больше никто не нужен, кроме той, единственной женщины, как вдруг встречается другая – не самая красивая и к тому же чья-то жена – но ясно, что, сложись жизнь по-иному, вы были бы вместе. Ведь так с каждым бывает, верно, Анни? Сердце застучит быстрее, войдешь в комнату, и что-то в ней откликнется, чуется какое-то движение, словно занавеска колыхнулась. Ничего между вами нет – даже в мыслях – но растворена в воздухе возможность, и нельзя не показать, что ты это уловил. Делаешь шаг навстречу, вполне невинный, однако таящий обещания. При встрече обнимаетесь, целуетесь – обычное дело, теперь иначе и не здороваются. А там и остается-то всего один шаг… Так что? Билли?

Анни. Да.

Генри. Я люблю тебя.

Анни. А я – тебя. Иначе меня бы тут не было.

Генри. Ну так скажи мне…

Анни. Я люблю тебя.

Генри. Не то.

Анни. Нет, то. Самое важное.

Генри. Другое тоже важно.

Анни. Нет.

Генри. Для меня важно. Было – значит, было. Чем мучиться, лучше знать правду. Иначе я не смогу работать.

Анни. Шантажист.

Генри. Ты бы меня тоже спросила.

Анни. Никогда не спрашивала.

Генри. А ничего и не было.

Анни. Еще как было…

Генри. В твоем воображении.

Анни. Какая разница? Весь первый год я боялась любой женщины младше пятидесяти, даже тех, с кем ты еще не знаком.

Генри. Но ты же одумалась.

Анни. Не одумалась, а перестала об этом думать. Решила, что раз ты со мной – значит, тебе самому так хочется, никто ведь не заставляет. А остальное мне безразлично.

Генри. А мне – нет.

Анни (тверже). Я уже сказала. Мы с Билли все утро просидели в привокзальном кафе, поэтому домой я пришла не сразу. А про поезд наврала, чтоб не говорить про разговор с Билли – ведь это тоже вроде неверности… Но тебе важно только одно: спала я с ним или нет.

Генри. Ну и?…

Анни. Нет.

Генри. А хотела?

Анни. Генри, Бога ради!

Генри. Спроси и ты меня.

Анни. Я твои тайны уважаю.

Генри. А у меня их нет. Отрекаюсь. Ты – хотела?

Анни. Но хоть чувство собственного достоинства у тебя есть?

Генри. Понятно. На моем месте ты бы повела себя иначе. А я не верю в достойное поведение, в милые беседы: «Аманда, как поживает твой любовник?» – «Сегодня был в ударе, Чарльз. А твоя любовница как?…» Нет, я верю в душевную смуту, слезы, боль, самозабвение, потерю собственного достоинства – в наготу верю. Не думать, жить без забот – все равно что не любить. Ну скажи – было? Ведь было?

Анни. Не думать, жить беззаботно – при чем тут это? Заведи я любовника, думать было бы уже не о чем. Не было б у меня ни вины, ни угрызений совести.

Генри. Не было бы?… А о чем вы говорили?

Анни. В основном, о Броуди.

Генри. Ну конечно. Я так и думал.

Анни. Билли хочет играть в его пьесе.

Генри. И когда же вы с Билли снова увидитесь?

Анни. Он уехал, у него договор на другой спектакль. Но я обещала с ним встретиться. Я хочу его видеть.

Генри. Отлично, когда? Я тоже поеду, ты не против?

Анни. Отчего же, поехали. Нужно же за мной присмотреть…

Генри. Так когда?

Анни. Наверно, на выходные.

Генри. А куда?

Анни. В Глазго.

Генри. Билли приехал с тобой из Глазго, а потом тут же отправился назад?

Анни. Да.

Генри. И я должен хранить собственное достоинство? Знаешь – не выходит. У меня появилась навязчивая идея. Я и думать-то ни о чем другом не смогу.

Анни. Так нельзя. Найди в себе какой-то уголок, где я ничего не значу. Зацепись. Иначе тебя не за что любить. А что ты сделал с вещами, с одеждой… И главное – с самим собой. Ужас!.. Это просто не ты. А люблю я – тебя.

Генри. Знаешь, в эти выходные я занят. Надеюсь, все будет хорошо.

Анни. Спасибо. (Идет в спальню.)

Генри. Что Билли говорит о пьесе?

Анни. Что Броуди писать не умеет. (Уходит.)

Генри вынимает из пакета подарок – шотландский клетчатый шарф.